– Да, страхование сумасшествия. Вам приходилось о таком слышать?
– Вздорный вы болтун после этого!.. Да если бы вы не надули эту чушь ей в уши, ей бы в голову не пришла подобная глупость!
– Я… – забормотал он с видом полнейшего раскаяния, – я сказал об этом вашей супруге в шутку, просто так, мимоходом. Я вообразить не мог, что она примет все за чистую монету. Ваша супруга, видимо психоневротик. Простите за такой неожиданный вопрос, сэнсэй, но не доводилось ли вашей супруге быть свидетелем вашего особенно скандального поведения? Это могло бы пролить свет на причины ее беспокойства. Или, возможно, в ее жилах течет такая кровь…
– Можете болтать, что вам угодно. Как только жена вернется, вся ваша дешевая болтовня разлетится как карточный домик под порывом ветра!
– Да уж, ваша супруга – самый настоящий тайфун, – проговорил он, трясясь от смеха, словно бы припомнив что-то. – И то сказать, такие штучки, как одиночество и неутоленные желания, подобно тайфунам, опустошают человеческие души. Когда ваша супруга обратилась ко мне, я сразу подумал, что это никуда не годится, и попытался ее отговорить… Я, заявляет она, желаю застраховать своего мужа от сумасшествия. Да неужели, говорю я, вы настолько обеспокоены его психическим состоянием? Ну да, говорит она. Я, говорит, выразить этого толком не умею, но я чувствую, говорит, что есть в его характере какая-то неурядица, будто камешек в рисовой каше… Тут я ее мигом осадил: получилось, говорю, ужасно неудобно. Как вам известно, условием для страхования жизни является физическое здоровье. Аналогично для страхования от сумасшествия требуется здоровье психическое, то есть полностью здоровый разум. А вы мне сами, говорю, сейчас признались, что на этот счет у вас есть сомнения. И раз уж я слышал это из ваших собственных уст, то никуда не денешься, закрыть на это глаза было бы нелояльно по отношению к моей компании. Случись потом суд, что тогда будет? Не то что страховая премия, сами угодите в кутузку за мошенничество. Кувабара-кувабара[2]. Нет уж, давайте подождем, говорю, сначала удостоверьтесь, что у вашего мужа все в порядке.
– При такой внешности и такая честность!
– Честность проявила ваша супруга. Ну, а после этого разговора она, вероятно, изо дня в день ведет наблюдение за вашим психическим состоянием. Штудирует книги в библиотеке, посещает больницы, прислушивается к разговорам врачей-психиатров… а с недавнего времени заводит знакомства с приятелями душевнобольных. Но ведь чем ближе к горе, тем труднее целиком охватить ее взглядом. У меня, говорит, когда я наблюдаю за мужем, голова начинает кружиться, будто я смотрю на облако, уносимое ветром. Да, не так-то легко, наверное, определить границу между душевным здоровьем и сумасшествием… Впрочем, за себя я, вашими молитвами, не тревожусь, я – вне подозрений и могу теперь вздохнуть спокойно…
– Если все это правда, тогда скорее уж надо подвергнуть обследованию мою жену.
– Дело, конечно, ваше, но… Исходя из собственного опыта, я бы предпочел покориться обстоятельствам…
– А я вот не покорюсь! – вскричал я, ударив кулаком по столу. Нож от толчка свалился на пол, и я, вздрогнув от стука, продолжал: – Нет, не покорюсь, и это означает, что вы все здесь наврали. У вас особый талант делать людей несчастными. Знаете что, забирайте-ка вы свою карточку и давайте на этом кончим. Все равно жена ваша, в которую вы так верите, никогда сюда не придет. И чем больше вы будете ко мне приставать, тем глупее будете выглядеть.
Как я и ожидал, он смущенно забрал со стола свою визитную карточку и вдруг сказал:
– Моя-то жена – ладно. А вот что с вашей супругой, сэнсэй?
И тут мне стало не по себе. Прошло, вероятно, уже минут десять. Впрочем, сверлящие разговорчики моего гостя взвинтили меня настолько, что я совсем утратил ощущение времени. А теперь вдруг «уже» разом превратилось в «еще не». И сейчас же, подобно бактериям, начали стремительно множиться всевозможные тревоги и догадки. В питательной среде намеков, приготовленной моим гостем, выросли самые необузданные фантазии, и я уверовал, что это и есть действительный мир.
Мой дух бестолково отмахивался от него руками и ногами, словно сражался в тростниках с тучами москитов, и я упорно твердил про себя одну и ту же фразу: «Я верю… я верю… верю… Все остальное просто немыслимо…»
Гость щелкнул зажигалкой и поднес к ней что-то. В его пальцах вспыхнул красный язычок пламени. Это была пресловутая карточка с названием ассоциации «Марс». Когда огонь охватил ее, он бросил бумагу в пепельницу. Пламя ненадолго зачахло, затем разгорелось вновь, и вот уже от карточки остался только пепел.
– Уничтожаете вещественные доказательства?
– Вздорная игрушка, – отозвался он. Ничто не омрачало его лица, скорее, оно казалось просветленным. – Неужто вы принимали это всерьез, сэнсэй?
– Глупости болтаете. Это вы из кожи лезли, чтобы меня убедить.
Он не ответил. Словно закончивший выступление актер, он с улыбкой поклонился мне, а затем извлек из-за спины свой черный портфель и сунул его под мышку.
– Может быть, все-таки пойдем к нам? – спросил он. – Вы, вероятно, беспокоитесь о супруге.
– Свои недостатки мы, значит, будем замалчивать. Поразительная самоуверенность.
– Это уж как водится.
– Я не собираюсь состязаться с вами из-за жены.
– Это было неудачное выражение.
Он с серьезным видом кивнул, и я уже ожидал, что он встанет, но он только уселся поудобнее. Затем снова вытащил из портфеля пачку бумаги, выражение его физиономии вдруг изменилось, и он сурово уставился на меня.
Это была та самая рукопись. Роман «Совсем как человек», из-за которого меня вымотали и едва не довели до взрыва. Во рту у меня расплылся терпкий привкус незрелого мандарина. Надо было что-то сказать, и я сказал:
– С этой штукой нельзя, как с карточкой. Печи здесь нет, и получится не совсем удобно. Мы задохнемся от дыма.
– Чушь! – бодро произнес он и покачал рукопись на ладони. – Я тогда позволил себе неучтивость, виноват… Но вы будете поражены, сэнсэй, как только ознакомитесь с истинным содержанием рукописи. «Совсем как человек»… Конечно, это никакой не роман, и написано не от вашего имени. И название другое: «Топологическое исследование человеческой трагедии»… Итак, сэнсэй, теперь, когда ассоциация «Марс» обратилась в прах, будем считать, что вступление закончено, и перейдем к главному вопросу.
– Что такое? Есть еще главный вопрос?
– Ну, если «главный вопрос»– слишком ответственное название, то пусть будет «глава, где вопрос разрешается». Размеры ее определяются той частью рукописи, с которой мы успеем познакомиться до прибытия наших жен. – Он послюнявил палец и перевернул первую страницу. – Впрочем, для того, кто верит, время – всегда только мгновение. Неважно, займет ли это несколько лет или несколько десятков лет...

15

Удивительное пристрастие к плоским шуткам. Но я не успел придумать подходящий ответ. Мой гость уже начал читать.
Держа перед глазами рукопись, запрокинув голову, чтобы придать голосу выразительность, он напыщенно и гундосо провозгласил:
Тридцать два посланца,
Облеченных тайной миссией,
Не знают, как рассказать о себе,
И, осыпая насмешками,
Их загоняют в холодный
Могильник для умалишенных.
Он медленно повторил эти стихи дважды, а затем, испустив долгий театральный вздох, произнес:
– Это называется «Песнь посланца»… Автор неизвестен… И тем не менее, сэнсэй, понимающему человеку ясно, каков смысл этого стихотворения. Ключи к разгадке небрежно рассыпаны по строчкам… Тайнопись заключает в себе страшную истину… Хотите, расскажу, сэнсэй? Только вам, потихоньку… Понимаете, эти посланцы, – вы не удивляйтесь, – они марсиане. Оттуда, издалека, из черной пустыни космоса явились они на Землю, облеченные особой миссией…
– Если это о Марсе, то с меня довольно! – закричал я, давясь от подступившей тошноты, словно мне обманом сунули в рот печенье из пластмассы. – Вы же сами вставали здесь в позу, провозглашая, что ассоциация «Марс» обратилась в прах…
– Да, ассоциация «Марс» обратилась в прах… Но это не имеет к ней никакого отношения! – Он суетливо затряс пальцами перед лицом, как это делает малодушный учитель, которому озорные школьники обожгли ладони.– То, о чем я говорю, сэнсэй, это про настоящих марсиан! Тут недавно передавали по радио о мягкой посадке… Так вот я про тех настоящих марсиан, которые действительно обитают на этой планете!
– Послушайте, я вижу, вы снова собираетесь плести здесь чушь о том, будто вы – марсианин. Бросьте… Марсиане – это уже устарело. Устарело, сгнило, высохло. О таких вещах с вами даже ребятишки говорить не станут.
– Но что же делать? Факты есть факты.
– Факты? Оставьте, не смешите меня. Вы же самый обыкновенный японец.
– Это не имеет значения. Таким я кажусь, и это естественно. Таким вы меня считаете, и никто не может вам помешать. Потому что топологически это именно так. Мы-то знаем это по своему горькому опыту. Топологическое тождество – вот что явилось той дьявольской ловушкой, в которую попались посланцы Марса. Мы стремились вырваться из этой ловушки, но так и не смогли. И пожалуйста, прошу вас, не верьте, что я – марсианин, сколько бы я ни настаивал…
– Можете не просить, я и так не верю.
– Честное слово, не верите?
– Конечно, не верю.
– А я все-таки настаиваю. Я – марсианин. Один из участников миссии, делегированной на Землю правительством Марсианского союза… Как же быть, сэнсэй?
– Так или иначе, я не верю. И вывод может быть только один. Именно вы, вы сами, поносивший и оскорблявший других, являетесь подлинным и несомненным сумасшедшим чистой воды. Простите за грубость.
– Ну еще бы… Сумасшедший… Ладно. Избрали участь благую, не так ли?
– Бросьте! Хватит с меня этого заколдованного круга! Нам же обоим ясно, что спорить можно до бесконечности, а результата никакого не будет.
– Послушайте, сэнсэй, не лишайте меня последней надежды. Для меня, например, уже то, что нет результата, является огромным достижением. Да, заставить поверить трудно и тяжело, когда это не удается, но топологическая любовь… Мы дошли до сомнений, а ведь именно сомнения – врата в истину. Так неужто мы не способны пройти сквозь эти врата и двинуться дальше? Нет никакого заколдованного круга, и вот вам тому доказательство, сэнсэй: вы только что назвали меня в лицо сумасшедшим, чего не было раньше и не будет впредь.
– Если речь об этом, то ничего здесь нового нет… Просто меня запугала по телефону ваша супруга.
– Э, нет, сэнсэй, такое смирение вам не к лицу. Запугала… Вот вам и заколдованный круг, сами его создаете. Ну, времени у нас мало, давайте бросим пустую болтовню. Прошу вас, сэнсэй, начинайте первым…
– Что начинать?
– Ну как же? Вы объявили меня сумасшедшим. Я со своей стороны продолжаю утверждать, что я марсианин. Таким образом, мы имеем точку приложения двух взаимопротивоположных векторов. Соответственно должна иметь место некая результирующая, которая и определит существо моей личности. Вам представляется, сэнсэй, продемонстрировать свое искусство в топологическом анализе…
Ничего не понимаю. Тон разговора ни с того, ни с сего изменился. Нарочито неумело, чтобы затянуть время, я стал раскуривать сигарету, потом смял ее. Я чувствовал, что меня обвели вокруг пальца, но как это случилось – понятия не имел. Мне было ужасно не по себе. Отвратительно робким, против воли заискивающим голосом я осведомился:
– Простите, а что это такое? Вы довольно часто употребляете слова «топология», «топологический»… Боюсь, я ничего не понимаю в этой области.
– Это то же самое, что фазовая геометрия.
– К сожалению, мои знания ограничиваются всего-навсего сферической геометрией.
– А, тогда простите… Принцип, видите ли, чрезвычайно прост… Говоря коротко, назовем это математикой «совсем как»… «Совсем как» из «совсем как человек». Старая математика и думать не могла поставить знак равенства между такими, например, предметами, как крикетная бита и крикетный мяч. А в топологии они определяются как гомеоморфные поверхности с одномерным числом Бетти, равным нулю, и между ними ставится знак равенства. Вероятно, вам это кажется несколько странным, но среди интуитивных формул у людей встречаются очень похожие. Возьмем другой пример. Калач и бублик. Для топологии это торы, поверхности с одномерным числом Бетти, равным двум. В глазах обычного человека бублик остается бубликом, круглый ли он или сплюснутый. Электронной машине анализировать формулу круглого бублика проще, нежели сплюснутого. А собаке, например, вообще наплевать, бублик ей дают или калач, целые они или ломаные, лишь бы были из одной и той же муки. Не правда ли, топологический подход весьма напоминает чисто человеческий… С другой стороны, благодаря топологии понятие «совсем как», которое прежде было чем-то двусмысленным, какой-то общей идеей, ныне обрело развитую и тонкую логическую структуру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16