Они поднялись на самый верх сторожевой башни, откуда открывался великолепный вид на окрестности. Солнце уже опустилось за лес, за стеной которого лежало не видимое сейчас озеро. По темно-лиловому небу носились стрижи, со свистом рассекавшие крыльями воздух, и бесшумно кружили над башней летучие мыши. Над полями клубился редкий светлый туман. Под стенами поблескивала в сумраке река, на севере и северо-востоке поднимались к небу вершины горного кряжа Свилая Планина. Все дышало покоем и миром.
Обезображенные сабельным шрамом черты лица Ивана Шубича в вечерних сумерках казались более мягкими, но голос жупана бьлл зато твердым как сталь, когда, покончив с приветствиями и любезностями, он сказал:
— Господарь Бреде, я попросил отца Томислава приехать для встречи с вами, потому что он как никто другой хорошо знает водяных. Возможно, он узнал их даже лучше, чем они сами себя знают.
Из полученного мною письма я заключил, что вас чрезвычайно интересуют наши водяные.
— Весьма признателен вам за эту любезность, — непринужденно ответил Того в пригубил вина. — Но, помилуйте, стоило ли так беспокоиться и хлопотать из-за меня? Впрочем, примите мою глубочайшую благодарность.
— Нет такой услуги, которую я не оказал бы знатному чужеземному гостю, прибывшему в наше королевство, дабы установить с нами добрые отношения. Однако я надеюсь, господарь Бреде, что вы не скроете — если, конечно, это не нанесет ущерба вашим замыслам — почему вас так сильно занимают водяные? — И вдруг Иван словно рубанул саблей:
— Не сомневаюсь, что вы приехали в нашу глушь только из-за водяных.
Тоно неторопливо положил ладонь на рукоять своего кинжала.
— Дело в том, что в морях Севера, откуда я родом, обитают водяные, которые похожи на ваших.
— Ха! Перестаньте-ка болтать чепуху! — загремел бас Томислава. — Иван, ты ведешь себя отвратительно. Если подозреваешь, что гость — лазутчик венецианцев, то так и скажи напрямик, как подобает честному человеку.
— О нет, ничего подобного! — поспешно возразил жупан. — Видите ли, нынче у нас возобновилась война с Венецией. В последние два года мы нередко сталкивались с подобными незваными гостями. Долг повелевает мне соблюдать осторожность, господарь Бреде. А если уж говорить начистоту, то как из вашего письма, так и из ваших слов явствует, что раньше вы не были знакомы с вашей хорватской родней — тогда откуда же столь превосходное знание нашего языка?
— Неужто этого достаточно, чтобы видеть в госте врага? — снова вмешался священник. — Сам посуди, Иван, ведь никто из водяных не принес нам несчатья, напротив, они же нам служат! И Господь увидел, сколь многие в нашей земле обратились в истинную веру, и возрадовался, и одарил наш край Своею милостью…
Последние слова отец Томислав произнес тихо, почти шепотом, прерывающимся голосом, в котором слышались сдержанные слезы, Тоно заметил, что глаза старика повлажнели. Но спустя миг лицо священника снова посветлело от какой-то сокровенной радости, и он сказал:
— Иван, если желаешь иметь свидетельство Господней милости, вспомни о том, что вилия покинула наши края. Нынешней весной она не поднялась со дна озера, в лесу ее нет, никто и следа не видел. Если… Если только вилия… действительно была призраком… Призраком самоубийцы, осужденной Господом… Если это так, то, должно быть, Всевышний сжалился над нею и взял к Себе на небо, в рай. Ибо обращение морского народа в христианскую веру есть великая радость для Господа Бога нашего…
У Тоно сжалось сердце. С трудом переводя дыхание, он спросил:
— Стало быть, то, что я слышал от людей, правда? Водяные обратились в христианскую веру и полностью утратили память о своем прошлом?
— Не совсем так, — отаетил священник. — Они удостоились особой милости Всевышнего. У них остались воспоминания о прежней жизни, они сохранили все свои знания и навыки. Сегодня они применяют свои поистине удивятельнзые умения на благо земляков. Это долгая, но чудесная история.
— Я… хотел бы ее услышать.
Люди некоторое время молча глядели на своего гостя. Взгляд Ивана стал менее недоверчивым, глаза Томислава светились добротой. Молчание нарушил жупан:
— Хорошо. Мне кажется, нет причин держать в тайне от вас эту историю.
Я думаю, вы и сами уже о многом догадались. Кроме того, у вас, наверное, есть известные основания, побудившие вас приехать сюда. Вы не расположены о них говорить — это ваше право. Смею надеяться, ваши основания достаточно серьезны.
— Более чем серьезны, — добавил отец Томислав. — Андрей — раньше его звала Ванименом — рассказывал мне о своих детях, которые отстали в пути… Карл, вам незачем говорить нам более того, что вы сочтете нужным. Позвольте вас заверить, мы ваши друзья. Выслушайте мой рассказ и спрашивайте о чем только пожелаете.
***
На суше, как и в воде, Тоно, когда было нужно, умел двигаться легко и совершенно бесшумно. Никто не слышал и не видел, как он выскользнул из комнаты, которую предоставил ему хозяин замка, прошел через галерею, спустился по лестнице, пересек дремавший в ночной темноте двор и вышел через незапертые ворота, возле которых, опершись на свои копья, спали два стражника. Лишь очутившись за пределами Скрадина, Тоно выпрямился во весь рост. Когда он шел по улице, в домах никто не проснулся, и ни один дворовый пес не посмел залаять, учуяв необычный запах позднего прохожего. Небо было чистое, усыпанное звездами. Ночная свежесть и прохлада прогнали запахи человеческого жилья, и Тоно жадно вдыхал запах, которого ему давно не, хватало — запах чистых незамутненных вод, более просторных и глубоких, чем любая церковная купель.
Многие из его сородичей жили теперь в домах людей. Он прошел мимо этих домов не задерживаясь. Не зашел он и в маленький поселок на берегу реки, где жили те соплеменники, которые стали рыбаками и обзавелись семьями, породнившись с детьми праотца Адама. На дальней окраине Скрадина стояло несколько маленьких домиков с желтыми стенами из свежих бревен. Эти дома недавно построили для тех новообращенных христиан, которые предпочли берегу реки поселок. Здесь жили в основном… да, женщины, разумеется, теперь они смертные женщины, которые помня о добродетели, не должны позволять себе никаких любовных приключений.
Внимание Тоно привлек знакомый запах чистого юного тела. Он поскучал в дверь, Те, кто жили в доме, сохранили чуткий слух, свойственный волшебным существам. Раздался голос;
— Кто там? Что нужно?
— Тоно. Сын Ванимена. Впусти меня, Рэкси. В Лири мы любили друг друга.
За дверью послышался шепот, шорохи, шлепанье босых ног по полу. Время тянулось бесконечно долго, но наконец щелкнула щеколда, отодвинулся засов — дверь растворилась. На пороге стояли двое. На них были ночные сорочки, и все же Тоно сразу узнал обеих. Это были Рэкси, самая легкомысленная девушка во всем племени лири, и худенькая Миива с голубыми волосами, верная подруга отца.
Тоно улыбнулся и шагнул вперед, чтобы обнять их. Девушка ахнула и в страхе отшатнулась, закрыв лицо руками. Старшая держалась спокойно, однако обратилась к Тоно, словно бы преодолевая какое-то внутреннее сопротивление:
— Добро пожаловать, Тоно. Мы рады, что вы с Эяной живы и наконец нашли нас… Но ты должен прикрыть наготу.
Встав среди ночи с постели, Тоно и не подумал, что надо одеться. Он, как раньше, только перепоясался поясом с кинжалом, да еще амулет — костяной кружок на шнурке висел у него на шее. Слова Миивы смутили и испугали Тоно.
— Зачем? Мы же одни, Миива. А вы не раз видели меня голым.
— Я больше не Миива. И она, моя сестра во Христе, уже не Рэкси. Я теперь Елена, она — Бисерка. — Женщина отвернулась. — Подожди здесь.
Дам тебе что-нибудь из одежды. — Дверь заклопнулась.
Спустя недолгое время дверь чуть приоткрылась, и сквозь щель женщина протянула ему какие-то тряпки Тоно обернул их вокруг бедер и вдруг с ужасом узнал их запах: эти вещи носил его отец. Затем Миива-Елена впустила его в дом. Потолок был таким низким, что Тоно пришлось нагнуться, иначе он ударился бы головой о притолоку. От слабо теплившегося в очаге огня Миива зажгла светильник — глиняную плошку, наполненную маслом.
— Так-то лучше, — сказала она, потрепав Тоно по плечу. — Не огорчайся, с кем не бывает? Ты теперь всему должен учиться заново. Садись, друг мой, позволь поднести тебе чарку.
Все еще не пришедший в себя от изумления Тоно опустился на деревянную лавку. Бисерка забилась в дальний угол горницы и смотрела на Тоно — как? со страхом? с грустью? Он не мог понять, какие чувства девушка испытывала в эту минуту, но слышал ее взволнованное дыхание.
— Почему ты поселилась вместе с нею? — спросил он Елену.
— Андрей, твой отец и мой муж, ушел на войну. Вот я и пригласила Бисерку пожить в нашем доме, чтобы соблюсти приличия, да и помогать друг другу нужно. Она не замужем и… — Былая искренность между ними исчезла, и потому Елена не без смущения призналась, в чем было дело:
— Она живет в хорошей семье, здесь по соседству. Но старший сын хозяина начал на нее заглядываться, а это до добра не доводит.
— Рэкси, и это — ты? — невольно вырвалось у Тоно. — Вот тебе раз, а я-то к тебе первой решил прийти нынче ночью.
Елена вздохнула. Даже в тусклом желтоватом свете масляной лампы было видно, что она густо покраснела.
— Понимаю… Да помогут мне святые угодники не забывать, кто ты, и не стыдить тебя, но попытаться наставить на праведный путь.
Елена разлила мед по чаркам и поднесла одну из них Тоно.
— Отвергни плотские вожделения, Тоно, — сказала она, оставшись стоять.
— Здесь не Лири, и мы, слава Богу, уже не те, что были когда-то.
— О, здесь есть блудницы, — прошептала Бисерка, перекрестившись. И тут же снова сжалась в комок и быстро добавила:
— Не спрашивай, где они живут.
— Но среди нас, тех, кто был народом лири, ты не найдешь ни одной недостойной женщины, — сказала Елена, гордо вскинув голову. — Мы заново родились на свет. О, как я молилась, чтобы никогда никто из нашего рода не осквернил бы чистоту своей души, которую даровал нам Господь!
Елена помолчала, задумчиво глядя на Тоно, и добавила:
— Боюсь, это может случиться. Быть уверенным, что ведешь жизнь праведника — уже само по себе смертный грех, гордыня. Но с нами милость Господня, мы можем покаяться и искупить наши прегрешения. — Взгляд Елены вдруг стал острым и больно кольнул Тоно. — Тот, кому вздумается соблазнять нас, должен помнить, что мы прекрасно владеем оружием.
— Значит, вы помните свою прежнюю жизнь?
Елена кивнула.
— Помним, хотя все как бы окутано туманом, все — чужое, будто сон, долгий и яркий, но бессвязный. Теперь мы пробудились, пойми, Тоно.
Приняв крещение мы пробудились от наполовину животного существования к новой жизни, вечной жизни. — И вдруг она, когда-то такая же сильная, как Ванимен, заплакала:
— Это мгновенье, самое первое мгновенье обретения Бога… Только об одном я мечтаю, только одного хочу — чтобы этот миг вернулся ко мне на Небесах и длился вечно…
***
Полная луна уже озаряла небосвод на востоке, когда Тоно достиг леса.
Он быстро добрался до опушки, так как бежал кратчайшим путем через возделанные поля. Колосья хлестали его в отместку за то, что он топтал ниву. Стоял поздний ночной час, когда он наконец вырвался на свободу, сбросил у дверей дома Елены одежду, принадлежащую отцу, и побежал прочь не разбирая дороги.
Нет, женщины его не прокляли. В их мольбах была любовь и горячее желание, чтобы и он принял в дар бессмертную душу. И дело было не в том, что с Миивой и Рэкси произошла столь разительная перемена, и не в том, что их плоть, когда-то дарившая радость, теперь заключала в себе нечто более чуждое, чем то, что разделяло его и людей, кровных детей рода человеческого. "Нет, — в смятении думал Тоно, — дело в другом.
Они теперь несут гибель. Им принадлежит будущее, в котором нет места волшебству". Бросившись бежать, он даже не пытался преодолеть охватившее его чувство безнадежного поражения. Он хотел одного — скрыться. Но звезды холодно глядели с неба и злобно шипели: «Бежишь, уходишь? Не уйдешь, вон следы, по ним тебя разыщут?»
Он задыхался, в горле пересохло. Но вот наконец убежище. Могучий старый дуб с густой темной кроной. На его ветвях повисла, омела.
Отдышавшись под прикрытием темной дубовой листвы, он двинулся дальше, спеша скорей выйти к озеру, которое почуял еще издалека. Скорей бы окунуться в его воды, наполнить чистой озерной водой легкие, сосуды, все тело, поймать, если повезет, рыбу и съесть ее сырой, как едят моржи и тюлени. И тогда он снова обретет силы, которые нужны ему чтобы вернуться в замок и вытерпеть все, что еще ожидает его среди людей.
Деревья стояли черные в ночной тьме. По обеим сторонам тропинки притаились темные тени. Тусклые блики лунного света падали сквозь листву, и в них белели волны тумана, который плыл над самой землей.
Здесь, под пологом дремучего леса, было немного теплее, чем в открытых полях, от земли и травы поднималось влажное тепло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54