Потому что, как вы, наверное, знаете, Земля имеет форму шара определенных размеров. Даже движение светил мы можем рассчитывать с большей точностью, чем это было под силу древним мудрецам. Ученые с помощью математических вычислений и формул постигают устройство мироздания, в их схемах нет места магии и колдовству. Взгляните. — Павел Шубич подошел к столу и взял в руки две тонкие линзы в проволочной оправе. — Это приспособление недавно изобрели в Италии.
Когда мне о нем рассказали, я послал туда нарочного, чтобы он мне его привез. С годами у меня стало слабеть зрение, вблизи я совсем ничего не вижу и до недавнего времени помог ни читать ни писать. Теперь надеваю эти стеклышки на нос — и будто двадцать лет с плеч долой. Вижу все четко и ясно, как в молодости.
Бан протянул диковинную вещицу Ванимену, а сам продолжал:
— Но все только начинается. Эти линзы — прообраз инструментов, с помощью которых люди обретут зрение более зоркое, чем у орла. Мои потомки устремят вооруженный приборами взгляд к небесные звездам и в глубины человеческого организма. Быть может, тогда по воле Господа настанет конец света, ибо люди не должны знать слишком многое о неисповедимых путях Господних. Но может быть, этого и не случится. Как бы то ни было, я уверен: со временем научное знание покончит с волшебством.
Ванимен держал очки кончиками пальцев, словно от них исходил леденящий холод.
— Итак, теперь вы имеете представление о том, что вас ждет. Вы должны либо смириться с такой судьбой, либо искать спасения в раю и благодарить Бога. Я не хочу оказывать на вас давление, но мне необходимо знать, что вы решите. Я должен знать это не позднее, чем через месяц, самое большее через два. Подумайте. Возвращайтесь в Скрадин и расскажите обо всем, что я сейчас говорил, вашим подданным.
Посоветуйтесь, кроме того, и со священником. С тем, который ведает приходом в лесной задруге и пользуется особым уважением Ивана.
Попросите, чтобы он за вас молился.
***
Отец Томислав опустился на колени. Он был один. Жестокий холод зимней ночи пронизывал до костей, колени старика стыли на каменном полу церкви. Над алтарем едва угадывались в полумраке очертания распятого Спасителя, слабо освещенного мерцающим огоньком свечи — Томислав зажег ее не перед распятием, а перед образом святого, во имя которого была воздвигнута церковь.
— Святой Андрей, — заговорил священник, подняв глаза к резной деревянной статуе святого, и голос старика был таким же слабым и робким, как огонек свечи. — Ты был рыбаком, когда Господь наш Иисус Христос призвал тебя последовать за Ним. И ты покинул озеро. Тосковал ли ты по родным просторам? Хотел ли — хоть изредка — вернуться на берег? Снова увидеть волны, вдохнуть свежий ветер, услышать крики чаек над водой? Ты понимаешь, что я хочу сказать. Ты не сожалел обо всем, что тебе пришлось покинуть ради служения Спасителю, конечно, нет. Но ведь ты иногда вспоминал свою прежнюю жизнь? Я и сам тоскую по гавани Задара, по ее блещущим водам, вспоминаю, как плавал на лодке — какой простор, какая свежая вольная сила!.. Я тогда не знал моря, новичком был, «пресноводным моряком». Ты, святой Андрей, должен понять, каково им сейчас. Ведь это не их вина, что души у них нет, что они поэтому не могут обрести спасение на небесах. Так ведь и люди, которые поклоняются языческим идолам, не пекутся о спасении души… Господь сотворил лири, чтобы жили дети этого племени в водах Его… По моему разумению, если они забудут о своем существе, которое сотворено Господом, если они погибнут и весь их род исчезнет с лица земли, то какое же в том будет благо? Вес равно что, если б люди вдруг забыли, как ходить по земле. А заново-то они разве смогут чему-нибудь научиться? Я думаю, вряд ли, по-настоящему-то не научатся… А море было для них жизнью, море — это их любовь. Даже собаки, и те любить умеют, а уж в детях племени лири доброты не меньше, чем в людях.
Неужели я согласился бы навсегда забыть мою Зену? Ни за что.
Воспоминания причиняют боль, однако я лелею память о Зене. Ты, святой Андрей, знаешь, сколько раз служил я по ней заупокойную. Святой Андрей, попроси Господа, замолви слово, пусть Господь смилуется над этими несчастными. Объясни Господу — ну как же им принять крещение, если они вдруг лишатся всех своих воспоминаний? Они ведь не противники Господа, никакого зла не сотворят. Просто привыкли они жить на свой лад. Если они обретут бессмертную душу, то сразу изменятся. Зачем же отнимать у них прошлое, зачем лишать их всего, чем они были? Лучше пусть они рассказывают людям про морские чудеса, которые сотворил Всевышний, и все мы только еще больше будем почитать Создателя. Разве я не прав? Святой Андрей, если я прав, ниспошли мне в том знамение.
И дрогнула резная деревянная фигурка. Губы шевельнулись в улыбке, рука поднялась, как для благословения.
Томислав обмер. Спустит миг он опомнился и пал ниц.
— Слава, слава Тебе, Господи Боже наш! Слава Тебе, Милосердный! — пробормотал он сквозь слезы.
Наконец Томислав поднял лицо от земли. Все вокруг было как раньше: свеча догорела, стало еще холоднее. Над церковным куполом сияли в полночной тьме звезды.
— Спасибо тебе, Андрей, — взволнованно сказал Томислав. — Ты настоящий друг.
И тут он понял, что только что произошло.
— Чудо! Мне было явлено чудо! Мне — не достоин я, Господи!
Отец Томислав молился до самого рассвета.
— Отче наш, иже еси на небесех… Да святится имя Твое…
Под утро, когда старика одолела усталость, он снова поднял голову и робко поглядел на лик святого.
— Андрей, — прошептал он. — Про мою доченьку рассказывают ужасные, страшные вещи. Не пошлешь ли ты еще одно знамение? Я-то знаю, что все эти россказни — ложь. Нада сейчас там, где и ты, на небесах. Может быть, в эту минуту она подле тебя и смотрит с небес на старика-отца.
Если бы и люди в этом убедились… Не мог бы ты послать знамение, что она в раю?
Статуя была недвижной. Томислав понурился, капля крови со лба скатилась на его бороду.
Когда забрезжило утро, Томислав поднялся с колен, перекрестился пред алтарем и вышел из церкви.
***
Ванимен и Миива не спеша шли по проезжей дороге, которая вела через лес. Снег выпал той зимой поздно, он покрывал землю тонким, не толще двух дюймов слоем и таял, на дороге сквозь снег простукала темная грязь, однако чуть дальше, под деревьями снег сверкал чистотой. Голые сучья и ветви строго чернели в синеве неба. Ветра не было, воздух казался теплым.
— Его честность не подлежит сомнению, — сказал Ванимен. — И наверное, вечером, засыпая, он грезит, что его заветное желание исполнилось.
Миива поежилась — но не потому что ей было холодно.
— А вдруг этот умерший человек, к которому он взывал, просто сыграл с ним злую шутку? — предположила она.
— Вряд ли. Мне кажется. Всевышний этого не допустил бы. Он справедлив.
Миива в испуге обернулась к Ванимену.
— Ты еще никогда не говорил так, Ванимен.
— Среди нас еще никогда не было никого, кто пытался бы размышлять и говорить об этих вещах. Все это было для нас чем-то далеким, мы знали об этом столько же, сколько дельфины знают о том, для чего служат ножи, кинжалы и тому подобное. Мы знали одно: существует слепая судьба, удача, которая может сопутствовать тебе, а может вдруг и отвернуться. И в самом конце, для кого раньше, для кого позже, судьба настигает тебя — неумолимый рок. Богу нет до нас никакого дела — вот как мы рассуждали — а нам нет дела до Бога.
Они прошли еще около сотни ярдов, лишь тогда Ванимен насмешливо улыбнулся той улыбкой, которой была свойственна ему в минуты величайшей опасности, и снова заговорил:
— А сегодня я сомневаюсь: возможно лучше было бы, если бы я не начинал задумываться об этих вопросах.
— Ты в самом деле считаешь, что мы должны расстаться с миром волшебства?
Миива нервно теребила серое платье, которое раздражало кожу и не позволяло телу вольно дышать и жить одной жизнью со всей природой.
— В Волшебном мире мы свободны, как стая диких лебедей в небе, — сказала она.
— Боюсь, Павел Шубич прав, — уверенно ответил Ванимен. — Если не ради самих себя, то ради наших потомков мы должны принять его предложение.
— Так ли хороша будет жизнь, которая ждет наших детей, чтобы платить за нее столь высокую цену? Людям редко выпадает счастливый жребий.
— Наш народ обладает многими умениями. То, что мы умеем плавать под водой, открывает перед нами богатейшие возможности. Но главное, нас здесь любят. Наверное, ты заметила, что наши юноши ухаживают за смертными девушками, а наши девушки ходят с парнями из задруги, и у многих отношения серьезные, отцы уже подумывают о свадьбах, потому что выдать дочку за кого-нибудь из наших значит полностью обеспечить ее жизнь. Ведь у наших парней впереди блестящая будущность.
Миива кивнула:
— Да, конечно. У детей, которые родятся от таких браков, привязанность к суше будет уже гораздо сильнее, чем у нас. А в следующем поколении они станут почти совсем такими же, как настоящие люди. Внуки наших детей уже не смогут жить в воде, они будут тонуть, как все смертные.
Ведь наш народ приобрел свои свойства и умения не вдруг, а в течение многих столетий, правильно? И через сто или двести лет племя лири смешается с человеческим родом, растворится в нем и исчезнет без следа. Народ лири станет легендой, сказкой, которую не будет принимать всерьез ни один здравомыслящий человек.
— Но они будут жить на небесах, — напомнил Ванимен.
Громко закаркал ворон.
— Я хочу… — начал Ванимен и вдруг замолчал.
— Что, дорогой? — Миива ласково сжала его руку.
— Я хотел бы, чтобы этот шаг был сделан мной из искреннего глубочайшего желания обрести Бога. Никак иначе мне нельзя предстать пред Ним. Я не прошу милостыню.
— Ты, Ванимен?.. — прошептала Миива.
— Да.
Они остановились посреди дороги, Ванимен выпрямился и расправил плечи.
— Я буду первым. Пусть все остальные увидят, что со мною станется.
Тогда они смогут сделать свой выбор. Я — ваш царь.
***
Отец Петр, капеллан замка, чрезвычайно оскорбился, когда узнал, что крещение морского царя состоится в лесной глуши, в скромной сельской церквушке, и что совершит обряд Томислав. Жупан на это возразил, дескать, все должно происходить в строгом соответствии с повелением бана, да и простое благоразумие подсказывает, что не следует привлекать к событию внимание приезжих, и потому лучше совершить обряд не в многолюдном Шибенике, а в лесной задруге.
Получив от отца Томислава положенные наставления, Ванимен один уехал к морю. Так он провел весь день и всю ночь весеннего равноденствия. Что он делал, о чем размышлял, осталось неизвестным, ибо Ванимен навсегда сохранил это в тайне.
Вернулся он в задругу на закате в день святого архангела Гавриила. На следующее утро, после того как Томислав отслужил обедню, Ванимен переступил порог церкви. В ней собрались прихожане — жители задруги.
Ни святые образа, ни Спаситель не отвратили свои лики от Ванимена.
Шел проливной дождь. Перед церковью под деревьями, на которых уже проклюнулись почки, стояли в ожидании подданные морского царя.
Он вышел из церкви и, подняв руки к небу, воскликнул на языке своего народа:
— Не медлите, дети мои, ни минуты не медлите! Христос призывает вас под свое благословение!
6
Расставшись с Нильсом и Ингеборг, Тоно и Эяна покинули берега Дании и несколько месяцев скитались по морям северной Европы, прежде чем направились в Гренландию. Они обшарили все прибрежные воды, стараясь хоть что-нибудь узнать об отце, но собранные ими сведения были крайне скудными. В морях, омывающих северные и западные берега Европы, все племя лири не могло поселиться — ему пришлось бы разделиться на множество мелких групп, а это, безусловно, было исключено. На всем пространстве от мыса Нордкап до Фарерских островов, от Ботнического залива Балтики до пролива св. Георгия между Англией и Ирландией уже почти не осталось незанятых охотничьих угодий на морском дне, вся суша была населена людьми, если же какой-то берег и казался на первый взгляд пустынным, то выяснялось, что люди более или менее часто приплывали туда на своих кораблях. Всюду здесь уже господствовала христианская церковь, всюду хозяйничали христианские священники.
Кое-где уцелели пока что не захваченные людьми уголки, но они были заняты: там жили разнообразные племена и народы Волшебного мира, которых было так много, что им самим уже едва хватало места.
Здешние обитатели морских глубин встретили Тоно и Эяну дружелюбно, но никто из них не имел ни малейшего представления о том, где могут сейчас находиться изгнанники лири, никто даже не слышал, куда они уплыли. Это было очень странно, потому что дельфины и водяные, которые живут по одиночке или отдельными семьями, обычно знают обо всем, что происходит вокруг, и любят распространять всевозможные слухи и новости. Лишь немногие что-то слышали про какое-то племя, которое, как говорили, ушло на северо-запад через проливы Каттегат и Скагеррак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Когда мне о нем рассказали, я послал туда нарочного, чтобы он мне его привез. С годами у меня стало слабеть зрение, вблизи я совсем ничего не вижу и до недавнего времени помог ни читать ни писать. Теперь надеваю эти стеклышки на нос — и будто двадцать лет с плеч долой. Вижу все четко и ясно, как в молодости.
Бан протянул диковинную вещицу Ванимену, а сам продолжал:
— Но все только начинается. Эти линзы — прообраз инструментов, с помощью которых люди обретут зрение более зоркое, чем у орла. Мои потомки устремят вооруженный приборами взгляд к небесные звездам и в глубины человеческого организма. Быть может, тогда по воле Господа настанет конец света, ибо люди не должны знать слишком многое о неисповедимых путях Господних. Но может быть, этого и не случится. Как бы то ни было, я уверен: со временем научное знание покончит с волшебством.
Ванимен держал очки кончиками пальцев, словно от них исходил леденящий холод.
— Итак, теперь вы имеете представление о том, что вас ждет. Вы должны либо смириться с такой судьбой, либо искать спасения в раю и благодарить Бога. Я не хочу оказывать на вас давление, но мне необходимо знать, что вы решите. Я должен знать это не позднее, чем через месяц, самое большее через два. Подумайте. Возвращайтесь в Скрадин и расскажите обо всем, что я сейчас говорил, вашим подданным.
Посоветуйтесь, кроме того, и со священником. С тем, который ведает приходом в лесной задруге и пользуется особым уважением Ивана.
Попросите, чтобы он за вас молился.
***
Отец Томислав опустился на колени. Он был один. Жестокий холод зимней ночи пронизывал до костей, колени старика стыли на каменном полу церкви. Над алтарем едва угадывались в полумраке очертания распятого Спасителя, слабо освещенного мерцающим огоньком свечи — Томислав зажег ее не перед распятием, а перед образом святого, во имя которого была воздвигнута церковь.
— Святой Андрей, — заговорил священник, подняв глаза к резной деревянной статуе святого, и голос старика был таким же слабым и робким, как огонек свечи. — Ты был рыбаком, когда Господь наш Иисус Христос призвал тебя последовать за Ним. И ты покинул озеро. Тосковал ли ты по родным просторам? Хотел ли — хоть изредка — вернуться на берег? Снова увидеть волны, вдохнуть свежий ветер, услышать крики чаек над водой? Ты понимаешь, что я хочу сказать. Ты не сожалел обо всем, что тебе пришлось покинуть ради служения Спасителю, конечно, нет. Но ведь ты иногда вспоминал свою прежнюю жизнь? Я и сам тоскую по гавани Задара, по ее блещущим водам, вспоминаю, как плавал на лодке — какой простор, какая свежая вольная сила!.. Я тогда не знал моря, новичком был, «пресноводным моряком». Ты, святой Андрей, должен понять, каково им сейчас. Ведь это не их вина, что души у них нет, что они поэтому не могут обрести спасение на небесах. Так ведь и люди, которые поклоняются языческим идолам, не пекутся о спасении души… Господь сотворил лири, чтобы жили дети этого племени в водах Его… По моему разумению, если они забудут о своем существе, которое сотворено Господом, если они погибнут и весь их род исчезнет с лица земли, то какое же в том будет благо? Вес равно что, если б люди вдруг забыли, как ходить по земле. А заново-то они разве смогут чему-нибудь научиться? Я думаю, вряд ли, по-настоящему-то не научатся… А море было для них жизнью, море — это их любовь. Даже собаки, и те любить умеют, а уж в детях племени лири доброты не меньше, чем в людях.
Неужели я согласился бы навсегда забыть мою Зену? Ни за что.
Воспоминания причиняют боль, однако я лелею память о Зене. Ты, святой Андрей, знаешь, сколько раз служил я по ней заупокойную. Святой Андрей, попроси Господа, замолви слово, пусть Господь смилуется над этими несчастными. Объясни Господу — ну как же им принять крещение, если они вдруг лишатся всех своих воспоминаний? Они ведь не противники Господа, никакого зла не сотворят. Просто привыкли они жить на свой лад. Если они обретут бессмертную душу, то сразу изменятся. Зачем же отнимать у них прошлое, зачем лишать их всего, чем они были? Лучше пусть они рассказывают людям про морские чудеса, которые сотворил Всевышний, и все мы только еще больше будем почитать Создателя. Разве я не прав? Святой Андрей, если я прав, ниспошли мне в том знамение.
И дрогнула резная деревянная фигурка. Губы шевельнулись в улыбке, рука поднялась, как для благословения.
Томислав обмер. Спустит миг он опомнился и пал ниц.
— Слава, слава Тебе, Господи Боже наш! Слава Тебе, Милосердный! — пробормотал он сквозь слезы.
Наконец Томислав поднял лицо от земли. Все вокруг было как раньше: свеча догорела, стало еще холоднее. Над церковным куполом сияли в полночной тьме звезды.
— Спасибо тебе, Андрей, — взволнованно сказал Томислав. — Ты настоящий друг.
И тут он понял, что только что произошло.
— Чудо! Мне было явлено чудо! Мне — не достоин я, Господи!
Отец Томислав молился до самого рассвета.
— Отче наш, иже еси на небесех… Да святится имя Твое…
Под утро, когда старика одолела усталость, он снова поднял голову и робко поглядел на лик святого.
— Андрей, — прошептал он. — Про мою доченьку рассказывают ужасные, страшные вещи. Не пошлешь ли ты еще одно знамение? Я-то знаю, что все эти россказни — ложь. Нада сейчас там, где и ты, на небесах. Может быть, в эту минуту она подле тебя и смотрит с небес на старика-отца.
Если бы и люди в этом убедились… Не мог бы ты послать знамение, что она в раю?
Статуя была недвижной. Томислав понурился, капля крови со лба скатилась на его бороду.
Когда забрезжило утро, Томислав поднялся с колен, перекрестился пред алтарем и вышел из церкви.
***
Ванимен и Миива не спеша шли по проезжей дороге, которая вела через лес. Снег выпал той зимой поздно, он покрывал землю тонким, не толще двух дюймов слоем и таял, на дороге сквозь снег простукала темная грязь, однако чуть дальше, под деревьями снег сверкал чистотой. Голые сучья и ветви строго чернели в синеве неба. Ветра не было, воздух казался теплым.
— Его честность не подлежит сомнению, — сказал Ванимен. — И наверное, вечером, засыпая, он грезит, что его заветное желание исполнилось.
Миива поежилась — но не потому что ей было холодно.
— А вдруг этот умерший человек, к которому он взывал, просто сыграл с ним злую шутку? — предположила она.
— Вряд ли. Мне кажется. Всевышний этого не допустил бы. Он справедлив.
Миива в испуге обернулась к Ванимену.
— Ты еще никогда не говорил так, Ванимен.
— Среди нас еще никогда не было никого, кто пытался бы размышлять и говорить об этих вещах. Все это было для нас чем-то далеким, мы знали об этом столько же, сколько дельфины знают о том, для чего служат ножи, кинжалы и тому подобное. Мы знали одно: существует слепая судьба, удача, которая может сопутствовать тебе, а может вдруг и отвернуться. И в самом конце, для кого раньше, для кого позже, судьба настигает тебя — неумолимый рок. Богу нет до нас никакого дела — вот как мы рассуждали — а нам нет дела до Бога.
Они прошли еще около сотни ярдов, лишь тогда Ванимен насмешливо улыбнулся той улыбкой, которой была свойственна ему в минуты величайшей опасности, и снова заговорил:
— А сегодня я сомневаюсь: возможно лучше было бы, если бы я не начинал задумываться об этих вопросах.
— Ты в самом деле считаешь, что мы должны расстаться с миром волшебства?
Миива нервно теребила серое платье, которое раздражало кожу и не позволяло телу вольно дышать и жить одной жизнью со всей природой.
— В Волшебном мире мы свободны, как стая диких лебедей в небе, — сказала она.
— Боюсь, Павел Шубич прав, — уверенно ответил Ванимен. — Если не ради самих себя, то ради наших потомков мы должны принять его предложение.
— Так ли хороша будет жизнь, которая ждет наших детей, чтобы платить за нее столь высокую цену? Людям редко выпадает счастливый жребий.
— Наш народ обладает многими умениями. То, что мы умеем плавать под водой, открывает перед нами богатейшие возможности. Но главное, нас здесь любят. Наверное, ты заметила, что наши юноши ухаживают за смертными девушками, а наши девушки ходят с парнями из задруги, и у многих отношения серьезные, отцы уже подумывают о свадьбах, потому что выдать дочку за кого-нибудь из наших значит полностью обеспечить ее жизнь. Ведь у наших парней впереди блестящая будущность.
Миива кивнула:
— Да, конечно. У детей, которые родятся от таких браков, привязанность к суше будет уже гораздо сильнее, чем у нас. А в следующем поколении они станут почти совсем такими же, как настоящие люди. Внуки наших детей уже не смогут жить в воде, они будут тонуть, как все смертные.
Ведь наш народ приобрел свои свойства и умения не вдруг, а в течение многих столетий, правильно? И через сто или двести лет племя лири смешается с человеческим родом, растворится в нем и исчезнет без следа. Народ лири станет легендой, сказкой, которую не будет принимать всерьез ни один здравомыслящий человек.
— Но они будут жить на небесах, — напомнил Ванимен.
Громко закаркал ворон.
— Я хочу… — начал Ванимен и вдруг замолчал.
— Что, дорогой? — Миива ласково сжала его руку.
— Я хотел бы, чтобы этот шаг был сделан мной из искреннего глубочайшего желания обрести Бога. Никак иначе мне нельзя предстать пред Ним. Я не прошу милостыню.
— Ты, Ванимен?.. — прошептала Миива.
— Да.
Они остановились посреди дороги, Ванимен выпрямился и расправил плечи.
— Я буду первым. Пусть все остальные увидят, что со мною станется.
Тогда они смогут сделать свой выбор. Я — ваш царь.
***
Отец Петр, капеллан замка, чрезвычайно оскорбился, когда узнал, что крещение морского царя состоится в лесной глуши, в скромной сельской церквушке, и что совершит обряд Томислав. Жупан на это возразил, дескать, все должно происходить в строгом соответствии с повелением бана, да и простое благоразумие подсказывает, что не следует привлекать к событию внимание приезжих, и потому лучше совершить обряд не в многолюдном Шибенике, а в лесной задруге.
Получив от отца Томислава положенные наставления, Ванимен один уехал к морю. Так он провел весь день и всю ночь весеннего равноденствия. Что он делал, о чем размышлял, осталось неизвестным, ибо Ванимен навсегда сохранил это в тайне.
Вернулся он в задругу на закате в день святого архангела Гавриила. На следующее утро, после того как Томислав отслужил обедню, Ванимен переступил порог церкви. В ней собрались прихожане — жители задруги.
Ни святые образа, ни Спаситель не отвратили свои лики от Ванимена.
Шел проливной дождь. Перед церковью под деревьями, на которых уже проклюнулись почки, стояли в ожидании подданные морского царя.
Он вышел из церкви и, подняв руки к небу, воскликнул на языке своего народа:
— Не медлите, дети мои, ни минуты не медлите! Христос призывает вас под свое благословение!
6
Расставшись с Нильсом и Ингеборг, Тоно и Эяна покинули берега Дании и несколько месяцев скитались по морям северной Европы, прежде чем направились в Гренландию. Они обшарили все прибрежные воды, стараясь хоть что-нибудь узнать об отце, но собранные ими сведения были крайне скудными. В морях, омывающих северные и западные берега Европы, все племя лири не могло поселиться — ему пришлось бы разделиться на множество мелких групп, а это, безусловно, было исключено. На всем пространстве от мыса Нордкап до Фарерских островов, от Ботнического залива Балтики до пролива св. Георгия между Англией и Ирландией уже почти не осталось незанятых охотничьих угодий на морском дне, вся суша была населена людьми, если же какой-то берег и казался на первый взгляд пустынным, то выяснялось, что люди более или менее часто приплывали туда на своих кораблях. Всюду здесь уже господствовала христианская церковь, всюду хозяйничали христианские священники.
Кое-где уцелели пока что не захваченные людьми уголки, но они были заняты: там жили разнообразные племена и народы Волшебного мира, которых было так много, что им самим уже едва хватало места.
Здешние обитатели морских глубин встретили Тоно и Эяну дружелюбно, но никто из них не имел ни малейшего представления о том, где могут сейчас находиться изгнанники лири, никто даже не слышал, куда они уплыли. Это было очень странно, потому что дельфины и водяные, которые живут по одиночке или отдельными семьями, обычно знают обо всем, что происходит вокруг, и любят распространять всевозможные слухи и новости. Лишь немногие что-то слышали про какое-то племя, которое, как говорили, ушло на северо-запад через проливы Каттегат и Скагеррак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54