О'Нил вздохнул:
— Ладно, забудем. Не выношу этих сцен.
Луис бросила на него холодный взгляд.
— Кстати, для информации, — сказала она. — Я стою тут с Колли только потому, что он единственный, с кем можно говорить и не тревожиться о последствиях.
— Ты могла бы делать это с Джо Гэммони… или с собакой. — О'Нил усмехнулся. Но даже сквозь грохот дюз в его тихом смехе слышались злость и печаль. — Ладно, ребята, шутки в сторону. Я искал вас по делу. Шефу что-то не понравилось в вибрациях двигателя. Он не может уловить точную причину, но уверен, что есть какая-то неисправность.
— Все приборы в норме, — возразил Колли. — Конечно, при таком типе двигателя ни в чем нельзя быть уверенным, но… — Он замолчал, почувствовав холодную волну, которая прокатилась по спине.
Луис нахмурила брови.
— Я не совсем уверена, — смущенно сказала она, — но в шуме двигателя действительно появился какой-то новый рисунок. Он возник недавно, и мне трудно сказать, в чем причина. Первый раз я услышала его возле контрольного стенда. Мне показалось, что со стороны дюз доносится слабый ультразвуковой гул. Проверка показала норму, но гул стал громче, и сейчас к нему прибавилось резкое шипение…
— Мы первые в этом уголке космоса, — мягко ответил О'Нил. — Еще никто не забирался так далеко.
Колли судорожно сглотнул и, отогнав минутную слабость, торопливо заговорил:
— Я видел траекторию нашей орбиты. Если мы сейчас остановим двигатель, он нам больше не понадобится… Мы окажемся настолько близко к Солнцу, что уже никогда не вырвемся из его объятий. Пройдет несколько дней, и корабль сгорит в протуберанцах солнечной короны.
Они молча смотрели друг на друга. Вокруг вибрировали металлические стены, и сквозь фильтры обзорных экранов дышала огнем огромная звезда.
— Вэйн провел анализ звуков и сопоставил их с показаниями приборов, — мрачно сказал О'Нил. — Но его слух ограничен обычным диапазоном. Ему не хватает данных. А ты, Луис, можешь слышать все. Ты должна помочь ему и описать полную картину.
Она уныло взглянула на Колли и печально сказала:
— Я же говорила тебе. Вэйн использует нас вместо приборов и датчиков. Он считает нас частями своей машины, а мы люди. Люди!
— Ладно, Луис, — оборвал ее О'Нил. — Командиру требуется твое описание звукового спектра. И сейчас твой дар может выручить каждого из нас. Кстати, Колли, ты не мог бы поговорить с Эйбом? Возможно, он что-нибудь заметил.
Колли кивнул и отправился в заднюю надстройку. Пройдя узкий коридор, который напоминал ему крысиную нору, он вошел в небольшое машинное отделение, где находился пульт управления атомным двигателем. На задней стене мерцали созвездия приборов и индикаторов. Экраны мониторов выдавали текущую информацию. Эйб Фейнберг удивленно взглянул на вошедшего и со скрипом развернул вращающееся кресло.
— Что ты сюда приперся? — добродушно спросил он. — У тебя еще три часа до смены.
Колли объяснил ситуацию, и Фейнберг нахмурился.
— Мне тоже не понравился этот визг. Я думал, он идет из измерителя ионного потока. Но что бы там ни говорила Луис, потенциальные поля сохраняют стабильность, и причин для паники нет.
Он открыл ящик стола и вытащил схемы двигателя. В свое время Колли изучал их до рези в глазах и теперь без проблем разбирался в путанице сложнейших механизмов. Там, за бронированной плитой стены, в особом водяном кожухе, находился ядерный реактор. Из гигантских баков в пусковую камеру автоматически подавалась вода; она нагревалась и нагнеталась в струи, которые распылялись под воздействием мощного электрического поля. Положительные и отрицательные ионы, создавая модулированную волну, поступали в систему дюз, и их выброс регулировался потенциальными полями. Фактически каждую дюзу в каком-то отношении можно было считать линейным ускорителем. В принципе, конструкция не отличалась сложностью, но разветвленная система контроля и тысячи взаимосвязанных узлов делали ее сложной для понимания. И, пожалуй, только Вэйн мог судить о ситуации в целом.
— Знаешь, а ведь этот дребезг действительно идет от дюз. Фейнберг хмыкнул и покачал головой:
— Луис говорит, что он нарастает. Но я не могу понять причины. Что могло его вызвать? И к чему все это приведет?
— К довольно забавной смерти, — прошептал Колли. — К маленькой вспышке на Солнце или чему-то в этом роде. — Он печально улыбнулся. — А мне бы этого очень не хотелось.
Фейнберг бросил на него сердитый взгляд.
— Хватит хныкать. Колли, — сказал он. — Я понимаю, что иногда неприятности могут довести человека до предела, но давай лучше вспомним, что мы люди. Мы люди — а значит, надо бороться до конца и не забивать себе голову дурными мыслями о смерти.
Колли задержал дыхание и прислушался к равномерному пыхтению дюз. Из-за переборки доносились шумы, монотонный гул и потрескивание разрядов. В какой-то миг ему показалось, что он услышал жалобный скрежещущий вой. Нет, это просто игра воображения, сказал он себе. А если вой все же есть? Что он мог бы означать?
Люди и корабль. Они стали частью друг друга — тем неразрывным единством, которое требовало наличия всех и каждого из них. Они мчались к звездам на маленькой шаровой молнии, и на далекой Земле уже никто не различит в вечернем небе живую затерянную искорку с восемью мутантами на борту. Колли впервые понял, на какой огромный риск пошел Аларик Вэйн. Он понял, каким диким и безрассудным трюком оказался полет на Марс. Но почему на эту авантюру согласились правители Америки? Неужели они сошли с ума и перепутали Вэйна с Богом?
Да, их миссия важна для страны, но идти на такой риск… Колли почувствовал гнев на этого молчаливого человека, который беспечно забросил их к самому Солнцу. А если он сумасшедший? Если его вообще не волнует то, что может случиться с ними?
И тут Колли неожиданно понял, что Вэйн действительно ни о чем не беспокоился. Вернее, почти ни о чем.
Это объясняло многое. Но в душе остался неприятный осадок.
В тревожных раздумьях прошел час, за ним еще один. А потом спокойный голос капитана попросил всех собраться в комнату отдыха. На борту назревала критическая ситуация.
Они в шутку окрестили это помещение салуном. Прижимаясь к вибрирующим стенам и вдыхая пот друг друга, экипаж с трудом разместился в небольшой, скромно обставленной комнате. Аларик Вэйн стоял у дальнего входа, а у его ног лежала огромная черная собака. Мрачное лицо капитана стало бледнее обычного. Под спутанной челкой каштановых волос сияли большие глаза, которые смотрели куда-то за спины подчиненных. Вэйн заговорил. Слова лились торопливым потоком:
— Мисс Гренфил описала мне образ сверхзвуковых вибраций, вызванных неисправностью двигателя. Звуки быстро изменяются, но собранные данные позволяют прояснить характер проблемы. При расчете орбиты мы не учли подобной ситуации, но я напомню вам, что никто не пролетал так близко от Солнца. «Да, — подумал Колли, — мы оказались здесь первыми». В комнате было жарко и душно. Его рубашка стала мокрой от пота и прилипла к спине.
— Астрономы давно предполагали, что излучаемая Солнцем энергия имеет резкие пики на определенных участках спектра. — Сухой и бесстрастный голос капитана напоминал о лекциях в тихих аудиториях колледжа. — Именно эти пики интенсивности и стали причиной неполадок двигателя. Активность Солнца вызывает сильную эмиссию заряженных частиц, которые, вылетая на значительное расстояние, чуть позже вновь возвращаются в корону звезды. Они оказывают непрерывное воздействие на корпус корабля, в результате чего происходит вторичная эмиссия. Уровень ее невелик, механический ущерб минимален, но частицы влияют на электронные поля, управляющие потоками ионов. Отклонения незначительные, и все же небольшой процент положительных ионов бомбардирует стенки дюз. Некоторые из них, потеряв на теневой стороне энергию и скорость, присоединяют к себе электроны потоков солнечной радиации. Это приводит к налипанию, и на отражателях дюз образуется ледяная корка. Дальнейшее испарение уменьшает тягу, и мы теряем скорость. Но главная беда в том, что дюзы могут скоро прогореть.
Комнату заполнила тревожная тишина.
Я… Я…
Вэйн отвернулся и откашлялся.
— Я прошу прощения у вас за то, что не учел подобного хода событий.
— Все нормально, капитан, — сказал Иванович. — Вы сами говорить — всего знать нельзя.
— Вопрос в другом, — добавил Аракелян. — Что нам теперь делать?
— Что бы мы ни придумали, действовать надо быстро, — хрипло затараторил Фейнберг. — В этом секторе пространства нам не обойтись без постоянного ускорения. Если скорость снизится, силы инерции будет недостаточно, и мы свалимся на Солнце.
— А если вращать корабль? — предложил Гэммони. — Развернемся по оси, подставим дюзы Солнцу, и лед растает.
— Этого не сделать при включенном двигателе, — возразил Аракелян. — Нам придется останавливать реактор и проводить сложные маневры с лазерными пушками. Разворот туда, разворот обратно, и еще неизвестно, как быстро растает лед. Мы потеряем огромное количество времени.
— Я продумал этот вопрос, — сказал Вэйн. — Нам надо остановить двигатель и очистить дюзы от налипшей корки. На теневой стороне мы закрепим соленоид, который будет изменять направление солнечных ионов. Работа простая, но ее требуется сделать очень быстро. При значительной потере ускорения мы начнем приближаться к Солнцу. По предварительным данным, мы можем отключить двигатель только на двадцать четыре часа.
И снова наступило молчание.
— Ладно, парни! — рявкнул Гэммони. — Надо спешить. И нечего тут сидеть с открытыми ртами.
В группу по очистке дюз назначили Колли, Аракеляна и О'Нила. Остальная часть экипажа занималась установкой отклоняющего соленоида. Проклиная себя за медлительность. Колли влез в узкий и неуклюжий скафандр. На Марсе предполагалось использовать более простые костюмы, но вблизи Солнца требовалась толстая броня из особых тяжелых сплавов. Когда щелкнули замки шлема, он пережил краткий приступ клаустрофобии. Паника быстро утихла, но чувство тревоги осталось. Ноздри заполнил запах масла и резины.
Тонкие руки Фейнберга пробежали по соединениям и зажимам. Он тщательно проверил баллоны, помпы и системы охлаждения.
— Надо спешить, — заворчал Аракелян. — Черт с ней, с этой проверкой.
В наушниках шлема его голос казался резким и металлическим.
Фейнберг поднес ко рту запястье, на котором крепился микрофон, и хладнокровно ответил:
— Успокойся, парень. Вы идете в ад. Зачем же искушать судьбу?
Они вышли в воздушный шлюз и подождали, пока помпы не откачали воздух. Над головой светилась лампа индикатора, которая указывала на наличие кислорода, и Колли смотрел, как убывает ее свет. Дверь открылась, за силуэтами его спутников разверзлась звездная тьма.
— Норма, — сказал О'Нил. — Все чисто.
Когда они выбрались на корпус, двигатель отключили. Желудок полетел куда-то в газовую область. Колли судорожно сглотнул, и ему пришлось закусить губу, чтобы преодолеть накатившую тошноту. Он начал падать, и это было бесконечное падение в черное и ужасное небо, которое простерлось вверху и внизу, которое навалилось на него со всех сторон, пытаясь оторвать беззащитное тело от корпуса корабля. Колли рухнул на колени, вцепился в гладкий металл и со всхлипом втянул воздух в легкие.
— Спокойно, — произнес Аракелян, похлопав его по плечу. — Не дрейфь, приятель. Все это ерунда.
Колли проглотил набежавшую слюну. В ушах отдавался стук сердца. Вокруг него сияла безбрежная пучина звезд. Все трое перебрались на теневую сторону, но за круглым боком корабля по-прежнему взмывали вверх огненные языки красно-белого пламени. Они рвались из пекла, в которое падал их корабль. Они слепили глаза. Колли покачнулся и крепко прижал магнитные подошвы к корпусу. Пальцы на ногах импульсивно подогнулись. Яркие отблески мешали смотреть. Он различал лишь очертания скафандров и узкую полосу корпуса, которая казалась дорожкой пылавшего белого огня.
— Все нормально, парни, — сказал Аракелян. В его голосе чувствовалось напряженное спокойствие. Да и как же иначе? У него был опыт полета на Луну. — Теперь медленнее, ребята. Держите корпус между собой и Солнцем. Если понадобится заглянуть за край, опускайте светофильтры. Иначе ослепнете на неделю, а то и навсегда. При ходьбе прочно ставьте ногу на корпус и только потом поднимайте вторую. Если вы сделаете прыжок и оторветесь от корпуса, вас не вернет даже Господь Бог — так и улетите в открытый космос. Поэтому без спешки, парни. У нас в запасе есть несколько часов, а это куча времени. Теперь за мной и следите за каждым шагом.
Взявшись за руки и шаркая подошвами, они побрели к корме. Колли покачивало при ходьбе, но он этого не чувствовал — просто на смотровой пластине шлема раскачивались звезды. При отсутствии притяжения жидкость в каналах полушарий мозга начинает вести себя по другим законам, поэтому головокружение может вызвать даже самое небольшое движение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32