Я прислонился к стволу и сунул руки в карманы.
— Недаром же ваша цивилизация старше нашей. Хотя некоторые называют ее загнивающей.
Ответ получился немного грубым. В глазах марсианина сверкнули ледяные искорки. Он поклонился и повернулся, чтобы уйти.
— Нет, постойте… — Я импульсивно устремился за ним и даже взял под руку. — Прошу прощения, севни. Судя по тому, как вы утерли нам нос на Юноне, слухи о загнивании преждевременны.
— Я признателен вам за проявленную тактичность, — ответил он.
Эта традиционная марсианская фраза всегда сопровождала принятие извинений.
— Если вы не спешите, мы могли бы присесть, — предложил я, опускаясь на упавший ствол.
Немного подумав, он присоединился ко мне. Мы молча сидели в тени, испятнанной солнечными бликами, а затем он, глядя куда-то вдаль, тихо произнес:
— Да, сорок тысячелетий документально подтвержденной истории — это долгий срок. До вашего появления мы никогда не покидали пределов своей планеты и не имели склонности к техническому прогрессу. Когда вы прилетели к нам, марсианская цивилизация переживала расцвет феодальных отношений. Вы научили нас создавать машины, извлекать энергию из атома; ваши призывы и опыт сплотили нас в Таркет дзу Зантеву, или то, что вы теперь называете Архатом Марса. У нас появились новые цели и новая сила. Наши взгляды устремились к звездам. Юное племя дарило знание своим старшим братьям. Марс многим обязан Земле.
— А теперь вы истребляете нас, — отозвался я. Внезапно злость оставила меня. Казалось, что время остановило бег, и мы, словно старые товарищи, вспоминали о далеких днях, подернутых дымкой минувших столетий.
— Это вынужденная мера в целях самообороны, — сказал он со вздохом. — Вы первые объявили нам войну.
— После того, как ваш флот захватил Геру.
— Да, мы заняли ее. Мы давно претендовали на эту группу астероидов, с которых получали большую часть тория. Нам пришлось захватить ее. Мы нуждались в опорной базе для защиты своего пространства.
— Давайте не будем ворошить старое, — сказал я. — Это длинная и мерзкая история торговых споров, имперских противоречий и гонки вооружения. В конце концов, нас просто столкнули лбами.
Реджелин покачал головой. Свет дня превращался в его глазах в расплавленное золото.
— Я не могу вот так все взять и забыть, — сказал он. — Я не политик Законодательного собрания и не член Совета лордов. Я боевой командир и, возможно, чего-то не понимаю. Но почему началось это противостояние? Почему отношения между нашими планетами отягощались серией нелепых инцидентов? Неужели нам не хватило бы пространства?
— Не знаю, — ответил я. — Меня это тоже часто сбивало с толку. Конечно, нам говорили, будто все началось из-за агрессивности марсиан, а вам, наверное, твердили что-то похожее о нас. Но потом занавес лжи и пропаганды стал настолько плотным, что, боюсь, мы никогда не узнаем истины.
— И даже при всей этой лжи война могла бы стать короткой, — сказал он. — Почему нельзя было решить все проблемы в одном-единственном сражении, как вы, земляне, делали это в пятнадцатом и восемнадцатом веках?
Я заморгал, удивляясь тому, что он так много знает о нашей истории; мне вдруг стало до смешного ясно, насколько слепо мы отвергали историю марсиан.
— Война оказалась слишком затянутой, зловещей и роковой, — со вздохом добавил Реджелин.
— Да, — согласился я. — Но ведь и пространство велико. Вначале, я помню, происходило не больше одной стычки в год.
— И одной стычки могло быть достаточно, если бы каждая из сторон имела по-настоящему компетентных командиров. Не в моих правилах критиковать начальство, мистер Арнфельд, но вы и сами знаете, как часто наши армии упускали возможность одержать решительную победу. Да если бы мы пошли в атаку после победы на Юноне, а не вернулись домой… — Его кулаки сжались, голос зазвенел. — О, пылающие небеса! Я находился тогда в нашем разведцентре. И мы знали, что можем настичь вашу Третью штурмовую бригаду по ту сторону Венеры. Мы могли бы искромсать ее на куски. И тогда войне пришел бы конец. Но нет, нас вернули на Марс!
— Не у одних вас бывали такие просчеты, — ответил я. — Мы чуть не подняли бунт, когда вашим кораблям позволили уйти со Второй орбиты. И если бы наш адмирал не запаниковал около Марса и не вернул нас назад, если бы мы продолжали бомбардировки ваших городов…
— Кстати, вашей самой ужасной ошибкой стало разрушение Зунета, — мрачно произнес он. — До этого момента мы довольно умеренно выражали свое недовольство и даже смирились бы с полным поражением. Но когда вы превратили в пустыню наш величайший и древний город — гордость всего Марса, — столь отвратительная жестокость заставила нас возжелать крови. После этого Архон и Законодательное собрание единогласно проголосовали за то, чтобы покончить с Землей как угрозой в пространстве.
— Да, нам не стоило разрушать Зунет, — пробормотал я, заподозрив, что ему известно о моем участии в этой операции. — Если бы велась повсеместная бомбардировка городов, то я бы еще понял, а так… одна огромная ошибка.
— К тому же, учтите, — напомнил Реджелин, — мы не склонны к мести. И я думаю, в самом начале мы могли бы остановиться на вашем полном разоружении и каких-нибудь гарантиях возмещения ущерба. Но ваши политики и адмиралы оказались слишком безрассудными. Когда мы прорвали оборону Земли и взяли Луну, они, видимо, поняли, что игра подошла к концу. Они могли бы тут же признать поражение. Но нет, им удалось скрыть истинное положение дел от своего народа, иначе земляне подняли бы мятеж. Ваш Генштаб приказал остаткам флота собраться на земной орбите, чтобы дать последний бой. И тогда у нас просто не осталось другого выбора. Мы захватили ракетные базы ООН и уничтожили вашу оборону. А теперь Марс намерен навсегда подрезать вам крылья.
— Это мне уже известно, — ответил я.
— Четверть нашего небольшого населения погибла, — мрачно продолжал он. — Экономика трещит по швам и стонет под бременем налогов. Народ доведен до нищеты, а развитие расы отброшено в прошлое. Нам потребуются сотни лет, чтобы восстановить былую мощь. О, какая это холодная победа!
Мы долго сидели, не говоря ни слова. Я думаю, нас донимали почти одни и те же мысли. Получалось так, будто против Земли и Марса восстали орды злых гениев и словно какая-то неведомая сила столкнула два наших несчастных мира, вопреки смыслу, желаниям и порядочности. Нас подтолкнули к никому не нужной войне, которая принесла лишь горе и разруху. Впрочем, нечего валить на чертей и дьяволов. Во всем виновата наша собственная глупость, и любые другие домыслы — чистая паранойя. Но разве война не является безумием?
— Как долго вы собираетесь оставаться у нас, севни? — спросил я его в конце концов.
— На Земле? Не знаю. Боюсь, что несколько лет. Реорганизация вашей планеты будет длительным и трудным делом. — Реджелин криво усмехнулся. — И все же вы, побежденные, находитесь у себя дома — вам удобно, вы в безопасности. Вы снова можете начать мирную жизнь по своему собственному усмотрению. А мы, победители, привязали себя к миру, в котором не можем жить. Какая странная война! Какая странная победа!
— Они могли бы прислать сюда и вашу семью, — с сочувствием произнес я.
— О, только не это. Я никогда бы не пожелал такого. Пусть уж они остаются в старом замке на краю Пурпурной Бездны. Пусть они дышат воздухом, который чист и прохладен, пусть собирают колючие соцветия и слушают на закате кристальные колокола далеких песчаных равнин.
Я не видел ничего привлекательного в его мрачном и бесплодном мире, но на всякий случай кивнул.
Он неторопливо начал нащупывать что-то в кармане кителя.
— Ага, вот! Позвольте мне вам их показать. На этой фотографии моя жена и трое детей…
Марсианские женщины похожи на людей еще меньше, чем мужчины, но я постарался выразить восхищение.
— У вас тоже очень привлекательная молодая женщина, — застенчиво произнес он.
— Она не моя, — ответил я и поднялся. — Мне пора возвращаться домой.
Мы медленно шли по тропе, болтая о всяких мелочах. Оказалось, что Реджелину нравилась наша классическая музыка, но при своей занятости он не мог посещать концерты в Олбани. Прежде марсианин пользовался моими дисками, но с тех пор как я вернулся, ему пришлось отказаться от этого удовольствия.
— Так в чем же дело? Можете брать все, что захотите.
— Вы очень любезны, командор, — ответил он. Я достаточно хорошо знал кодекс чести марсиан, до странности схожий с рыцарскими манерами, и понимал, что он, незаконно называя меня старым воинским званием, выказывает мне значительное уважение.
— Очень жаль, что вы не можете услышать нашей народной музыки. Но я как-то на досуге развлекался тем, что транспонировал некоторые мелодии в ваш диапазон слышимости, и если нам это интересно…
— О, конечно! В доме есть прекрасное фортепиано, к тому же я сам неплохо играю на скрипке. Давайте как-нибудь попробуем.
Беседа перешла на новую тему. Меня поражала его осведомленность в области нашей литературы. Многие книги ставили марсианина в тупик, но он упорно пытался представить себя образе человека. Я предложил ему несколько книг, а он подсказал мне наиболее удачные переводы марсианской классики, выполненные на английском и португальском языках.
Вскоре мы вышли к лужайке перед домом. Крис играла с малышкой на траве; свет и тени подчеркивали все изгибы ее тела.
Она подняла голову и заметила нас. Реджелин поклонился, но она смотрела только на меня, и в ее глазах появился такой лютый холод, которого я никогда не видел прежде.
— Ну что ты делаешь? — закричала она. — Ее голос переполняла обида.
— А что такого? — запинаясь, спросил я. — Мы просто поговорили. Я встретил севни Реджелина, и он…
— Я это вижу. — Она произносила каждое слово отдельно, с подчеркнутым презрением. — Теперь мне все ясно. Всего хорошего, мистер Арнфельд. Завтра же ноги моей здесь не будет. Благодарю вас за гостеприимство.
— Но послушай, подожди!
Я схватил ее за руку. Она яростно оттолкнула меня.
— Крис! Киска, ты же не можешь так…
Ее губы задрожали, и я увидел в глазах у нее слезы.
— Оставь меня в покое, — произнесла она чуть ли не по слогам.
Реджелин превратился в колонну из черной стали; его длинная тень пролегла между нами темной и узкой полосой. Взглянув ему в лицо, я увидел, что оно стало холодным и невозмутимым. Голос марсианина наполнился сухим треском и походил на щелканье спускового крючка.
— Мистер Арнфельд, примите мои извинения за то, что я. побеспокоил вас, но меня к этому побудили служебные обязанности. Что касается записей, о которых мы говорили, не беспокойтесь, я не буду требовать их от вас. Надеюсь, мне больше не придется нарушать покой вашей семьи.
Он поклонился, зашагал прочь и, пройдя мимо отсалютовавшего часового, уединился в своем кабинете. После этого я не видел его несколько дней.
Крис вытерла слезы, извинилась и вошла вместе со мной в дом. В тот же вечер я отправился в поселок и напился до потери пульса.
Глава 4
Не всегда события, меняющие в корне жизнь людей, отмечены особыми приметами. Цепочка бед, которая ныне привела нас к беспомощному ожиданию гибели, началась через пару недель после моей беседы с Реджелином. Как-то раз он сообщил, что у нас будут гости. Марсианин сказал мне это вежливым и холодным тоном, который вошел у нас в привычку. Третьи веки скрывали от меня его глаза.
— Завтра к нам приедут двое гостей. Они пробудут здесь три-четыре дня. Одного из них зовут Дзуга ай Замудринг, он инспектор комендатуры Северной Америки. Второй — какой-то землянин, выполняющий обязанности офицера связи. Поскольку помещения в нашем крыле переполнены, а в вашей части есть свободная спальная, я прошу вас предоставить им эту комнату.
— Но наш договор не содержит подобного пункта, — ответил я таким же натянутым тоном.
— Вам будет выплачена значительная сумма. И я предпочел бы не переносить эту просьбу в разряд требований, мистер Арнфельд.
Конечно, мой голос здесь ничего не решал. В случае отказа он просто приказал бы мне подготовить комнату для приезжих, а это еще больше подорвало бы те тонкие узы взаимной симпатии, которые и без того вот-вот могли порваться. Любезным тоном я. выразил согласие и пошел искать Киску. На втором этаже нашего крыла располагались три спальни — моя, ее и одна пустая, которая находилась в конце коридора. Услышав новость, Крис состроила гримасу.
— Прямо у меня под боком, — возмущалась она. — Я бы еще могла согласиться жить рядом с марсианином, но с предателем…
— Некоторым людям приходится сотрудничать с ними, чтобы сохранить на Земле хоть какие-то остатки самоуправления, — устало ответил я. — Если хочешь, мы можем поменяться комнатами.
— Мм-м… хорошо.
Крис потерла подбородок рукой, и по ее глазам я понял, что она о чем-то задумалась.
— А что представляют из себя эти гости?
— Пара инспекторов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18