Люди Диора грозили ножами в ее сторону и делали оскорбительные жесты.
— Что это за корабль? — спросил Рейд.
— Критское боевое судно, — ответил Диор. — Сторожевик.
— Помогает морякам, потерпевшим крушение, — заметила Эрисса. — И воюет в пиратами и варварами.
— Воюет с теми, кто стремится к свободе! — пылко воскликнул стоявший поблизости молодой ахеец.
— Прекратить разговорчики! — приказал Диор. Юноша поплелся на корму. Эрисса сжала губы и промолчала.
Сразу после наступления темноты ветер стих и корабль недвижно закачался под величественными звездами. Рейд подумал, что звезды ведь тоже не вечны.
— Скажи мне, — обратился он к Эриссе. — Какое созвездие открывает ваш Зодиак?
— Разумеется, Бык, Бык Астериона, когда весной он восстает от смертного сна! — ее резкий голос зазвучал почтительно, она поцеловала свой амулет, сделала знак, отгоняющий зло и крестное знамение — символ Солнца.
Точки равноденствия переместились, подумал он. Я вернулся назад на… две двенадцатых двадцатишеститысячелетнего цикла. Впрочем, вычислю потом. Он задрожал, хотя ночь и не была холодной, заполз под распорку и укрылся овчиной, которую дал ему Диор.
На рассвете мачту сняли и пошли на веслах под мерный напев рулевого: «Рипапай! Рипапай!» Хлюпая и скрипя, корабль двинулся по морю, бледно-голубой цвет которого постепенно переходил в индиго. Олег заявил, что хочет поразмяться, и сел за весло.
Поступок чужака помог морякам преодолеть боязнь. Когда подул ветер (не попутный, как вчера, и Рейд удивлялся, как такая неуклюжая посудина ловит любой ветер), они собрались вокруг русского, который сидел, свесив ноги, на фордеке. Матросы угостили его неразведенным вином и засыпали вопросами.
— Откуда ты, чужеземец?
— Где твоя родина?
— Где ты странствовал?
— Какие корабли строят в твоей земле?
— Твои доспехи в самом деле из железа?
— Железо ведь не годится, оно хрупкое, даже если выплавить его из руды, а это куда как трудно, я слыхал. В чем же секрет?
— Эй, а какие у вас бабы?
— А вино? Или вы пьете пиво, как египтяне?
Весело сверкали зубы на смуглых лицах, играли мышцы, смех и веселые разговоры уносились в голубой простор.
Неужели эти славные, откровенные ребята, мастера на все руки — варвары, как утверждает Эрисса?
Она в задумчивости сидела на скамье у кормы. Рядом был Ульдин. Они молчали. Попав на палубу, гунн первым делом перегнулся через перила, дивясь тошнотой. Ахейцы за его спиной посмеивались. После этого он не проронил ни слова. Морскую болезнь он преодолел, но тяжело переживал свой позор. А может, просто корчился от ужаса у себя за мачтой? Бесконечная вода — это не живая резвая лошадь!
Диор развалился на палубе рядом с Олегом, ковырял в зубах и разговаривал скупо. Рейд с волнением прислушивался к разговору. Он надеялся, что русский, даже изрядно выпив, не допустит промашки. Олег не дурак, но ведь и самому сильному человеку случается расслабиться…
— Коли хотите знать — я из руссов. — Олег осушил чашу и протянул ее за новой порцией. Его светлые волосы выбились из-за головной повязки, глаза сияли счастьем. Он почесался и рыгнул. — Про других не знаю. Расскажу вам о наших землях, они кому здесь знакомы — разберемся.
Все уселись вокруг него. Пригубив из наполненной чаши, Олег начал:
— Сперва о севере. Вам интересно будет послушать. Леса и леса тянутся на много миль. Есть, конечно, и селенья, но можно целую жизнь прожить, а из леса так и не выйти. Так со мной в детстве чуть и не случилось. Отец мой торговал, а когда Новгород взяли поляки, пришлось бежать. Потом город отвоевал Ярослав, а потом он затеял долгую войну с братом, и нашу торговлю с югом пришлось свернуть. Мы ушли в леса, стали охотиться и ловить зверя. Могу сказать — научился я ходить по лесу. У финнов есть такие… лыжи называются, чтобы бегать по снегу. Финны все колдуны. Научили меня вызывать попутный ветер, хоть и не всегда получается… Это понятно, я ведь в Христа верую.
«Христос» по-гречески — «помазанник», и моряки удивились, решив, что рассказчик исповедует какую-то тайную веру.
— Наконец мы вернулись и снова начали торговать. Дела пошли неплохо. В те же времена получил я еще один урок, — Олег хохотнул, отхлебнул вина и погрозил пальцем. — Но тут началась война с Константинополем, и снова торговля прекратилась на несколько лет. Эти годы в провел в Норвегии. Тамошний король русским друг, он служил одно время у Ярослава, женился на его дочери… Много мехов приобрел я в этой стране. А после того, вернувшись в Константинополь, в первый раз убил человека.
— Ты рассказывал о своей земле, — напомнил кто-то.
— А! Да. Рассказывал. Значит, Новгород. Хотите верьте, хотите — нет, а Новгород, хоть и далеко от побережья, а самый что ни на есть морской порт. Идешь на веслах из Финского залива по Неве, пересекаешь Ладожское озеро, потом вверх по Волхову до озера Ильмень. Тут водный путь кончается, до Днепра добираешься по суше, зато потом — прямиком по Днепру, если не считать порогов. Благодаря этому водному пути, скажу я вам, и разбогател Киев. Но я верен Новгороду. Там янтарь и меха дешевле. Так вот, добираешься до Черного моря и вдоль южного побережья до самого Константинополя. Вот это город, ребята, всем городам город!
— Подожди, — тягуче сказал Диор. — Чтобы попасть через него в эти воды, нужно пройти еще два пролива и небольшое море?
— Угадал! На мысе северного пролива и стоит Константинополь!
— Там нет никакого города! — возразило один один из моряков.
— Ты, должно быть, просто не разбираешься! — высокомерно ответил Олег.
— Разрази меня Зевс, зато я разбираюсь! — воскликнул Диор и все притихли. Слышался только плеск волн да жалобное блеяние овец под палубой.
— Я много раз ходил в этих водах. Добрался однажды даже до Колхиды на Кавказе. И я не единственный ахеец, бывавший там.
— И вы осмеливаетесь плавать туда на таких скорлупках? — воскликнул Олег. — Да я такой борт пробью кулаком!
— Гостю не пристало лгать, — сказал Диор.
— Погоди, — сказал Рейд, протягивая руку.
Олег покачал головой.
— Виноват. Перебрал, — он посмотрел на свою чашу. — Я забыл. Мы же перенеслись во времени. Значит, Константинополь еще не построен. Но он будет, говорю вам, будет! Я там был. Я знаю…
Диор застыл. Лицо его окаменело. Слушатели зашевелились и загудели. Нашаривали бронзовые ножи, складывали пальцы в оберегающий знак.
— Олег, — сказал Рейд. — Хватит.
— Почему? — обиделся Олег. — Ведь это правда. Начнем пророчествовать…
— Хватит, — сказал Рейд. — Я ведь объяснил, откуда я. Так поддерживай меня.
Олег прикусил язык. Рейд повернулся к Диору. Подавляя тревогу, от которой мороз бежал по коже, он выдавил из себя извинительную улыбку:
— Сказки рассказывает мой товарищ. Впрочем, то, что с нами случилось, любого собьет с толку.
— Лучше нам воздержаться от подобных разговоров, — предложил Диор. — Пока не доберемся до дворца в Афинах. Так?
8
Обстановка на корабле не стала менее дружественной. Моряки, очевидно, пропустили мимо ушей слова насчет путешествия во времени — чего не наговоришь, когда речь идет о таких отдаленных землях, как Россия и Византийская империя. Помогло и то, что всю дорогу дул попутный ветер. Рейд подумывал, не отнести ли такую удачу на счет новгородца или гунна, который тоже понемногу разговорился — добрая беседа все по душе. Да и сами моряки были рады свежим слушателям: рассказывали, как торговали в областях, охраняемых флотом Миноса, о набегах за рабами в другие земли, об охоте на оленей, медведей, кабанов, зубров и даже львов, которые все еще встречались в Египте, рассказывали о стычках с дикими горцами и жителями других ахейских полисов, вспоминали драки, выпивки, обменивались воспоминаниями о портовых гетерах и храмах в Азии, где девушки, прежде чем выйти замуж, обязаны были отдаться первому встречному мужчине, говорили о богах, привидениях и чудовищах…
Рейд уклонялся от бесед о своей эпохе и предпочитал изучать нынешнюю. Ему поведали, что ахейцы — народ хозяйственный: даже цари пахали землю и умели столярничать. У беднейших граждан были свои права, ревниво охраняемые. В сословии воинственных знатных мужей (то есть тех, кто мог купить себе полное вооружение и стать непобедимым для простого воина) царь был лишь первым среди равных. Женщины не пользовались таким равноправием, как их сестры на Крите, но в семье их было принято уважать.
Немногие ахейцы отваживались пока выходить в море. А Диор был одним из немногих, плававших в открытых водах, что для кефту было обычным делом. Зато ахейцы были превосходными скотоводами и колесничими; все они отлично разбирались в лошадях, и по многу часов толковали на эту тему с Ульдином.
Незыблемыми были для них понятия семьи и вождя. Мужчине полагалось быть гостеприимным в пределах, допускаемых его богатством, содержать свое тело в чистоте, знать предания и законы, ценить искусство сказителей, танцоров и художников и глядеть беде и смерти прямо в глаза.
Но не укрылась от Рейда и гордыня этих людей, которая в любую минуту могла вызвать вспышку убийственного гнева, и полное отсутствие сострадания к людям низшего сословия (если ты не свободнорожденный ахеец или могущественный чужеземец, ты — никто), и сварливость, дробившая этот народ на крошечные царства, которые, в свою очередь, дробились в гражданских войнах.
— Знаешь, отчего критяне верховенствуют над нами? — спросил Диор, стоя рядом с Рейдом на носу и следя за полетом выпущенного голубя. — Назову главную причину. Мы не можем объединиться. И Лабиринт этого не допускает. Большие города на материке — Микены, Тиринф — все они подкуплены. Критские товары. Критские манеры, Критские обряды. Критское то, критское се. Аж тошнит. Хотел бы я, чтобы Минос полностью подчинил их! Но нет, он слишком умен для этого. Верные ему цари заседают с нашими в совете, устраивают заговоры, подкупают и натравливают ахейцев друг на друга. А если кто и попытается стать свободным, как мой царь Эгей, будь уверен: шпион из Микен или Тиринфа пронюхает и донесет в Кносс.
— И что тогда? — спросил Рейд.
— Тогда Минос собирает свой флот, блокирует все порты и захватывает корабли своих данников и — тьфу! — и союзников, которые не прислали ему войска на подмогу. Ничего не поделаешь — приходиться слать. Вот почему на будущий год еще семь юношей и семь девушек поплывут из Афин к Минотавру.
Диор замолчал и стал вглядываться в даль из-под руки:
— А, вот она! Сейчас мы увидим то, что углядела птица. Во-он там, на краю земли. Видишь? Это самая высокая гора на Крите. Клянусь пузом Афродиты!
До заката они обогнули огромный остров. Из воды поднимались белые береговые утесы, над ними круто вверх уходили зеленые склоны. Кораблей в море было, что чаек в небе. Эрисса стояла у борта. В последние дни она не тревожилась, разговоры вели лишь самые необходимые и все время погружена была в раздумья.
Какие страхи и желания хранит в себе этот гордый профиль? Словно прочитав мысли Рейда, Эрисса тихо сказала:
— Не волнуйся за меня, Дункан. Годы научили меня ждать.
К следующему вечернему приливу из лиловых вод поднялись скалы Пелопоннеса. Всего, что помнил в этих местах Рейд, не было, — ни холмов с насаженными деревьями, ни множества судов и суденышек на воде. Были только зеленые леса, море, небо и тишина, которую нарушал только плеск весел. Даже напев рулевого стал тише. Воздух был свеж, высоко в небе отливали золотом крылья пары журавлей.
Диор показал на остров Киферу в нескольких милях от берега.
— До Пирея осталось два дня ходу, а то и меньше, — сказал он. — Но мы останемся здесь на ночь и принесем жертву богам за благополучное плавание. И на славу выспимся: тут можно и на другой бок повернуться, и ноги вытянуть.
На берегу небольшой бухты были видны следы многочисленных стоянок: выгоревшие круги от костров, обрывки веревок и прочий хлам, могильный каменный столб напротив изображения неведомого божка, наиболее выдающимся достоинством которого был фаллос. В рощу уходила тропинка. Диор сказал, что там ручей. Моряки бросили камень-якорь и вброд перешли на берег, волоча за собой причальный канат.
Ульдина закачало.
— Злые здесь духи! — завопил он, выхватив саблю и огляделся. — Земля ходуном ходит!
— Это пройдет, — улыбнулся Олег. — Вот как оно лечится!
И присоединился к морякам, которые принялись бегать, прыгать и бороться, испуская воинственные вопли. Диор дал им побеситься с полчаса, а потом велел разбивать лагерь и собирать хворост для костра.
Эрисса увидела могилу, обвязала плащ, как юбку, обнажила грудь, опустилась на колени и, сжимая амулет, сделала молитвенный поклон. Диор поглядел на нее с неудовольствием.
— Надо было ее остановить, — пробормотал он, обращаясь к Рейде. — Да я не углядел вовремя.
— Что она делает?
— Молится, должно быть, о ниспослании вещего сна. Я сам собирался это сделать. Говорят, что тот, кто здесь похоронен, обладал могучей силой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
— Что это за корабль? — спросил Рейд.
— Критское боевое судно, — ответил Диор. — Сторожевик.
— Помогает морякам, потерпевшим крушение, — заметила Эрисса. — И воюет в пиратами и варварами.
— Воюет с теми, кто стремится к свободе! — пылко воскликнул стоявший поблизости молодой ахеец.
— Прекратить разговорчики! — приказал Диор. Юноша поплелся на корму. Эрисса сжала губы и промолчала.
Сразу после наступления темноты ветер стих и корабль недвижно закачался под величественными звездами. Рейд подумал, что звезды ведь тоже не вечны.
— Скажи мне, — обратился он к Эриссе. — Какое созвездие открывает ваш Зодиак?
— Разумеется, Бык, Бык Астериона, когда весной он восстает от смертного сна! — ее резкий голос зазвучал почтительно, она поцеловала свой амулет, сделала знак, отгоняющий зло и крестное знамение — символ Солнца.
Точки равноденствия переместились, подумал он. Я вернулся назад на… две двенадцатых двадцатишеститысячелетнего цикла. Впрочем, вычислю потом. Он задрожал, хотя ночь и не была холодной, заполз под распорку и укрылся овчиной, которую дал ему Диор.
На рассвете мачту сняли и пошли на веслах под мерный напев рулевого: «Рипапай! Рипапай!» Хлюпая и скрипя, корабль двинулся по морю, бледно-голубой цвет которого постепенно переходил в индиго. Олег заявил, что хочет поразмяться, и сел за весло.
Поступок чужака помог морякам преодолеть боязнь. Когда подул ветер (не попутный, как вчера, и Рейд удивлялся, как такая неуклюжая посудина ловит любой ветер), они собрались вокруг русского, который сидел, свесив ноги, на фордеке. Матросы угостили его неразведенным вином и засыпали вопросами.
— Откуда ты, чужеземец?
— Где твоя родина?
— Где ты странствовал?
— Какие корабли строят в твоей земле?
— Твои доспехи в самом деле из железа?
— Железо ведь не годится, оно хрупкое, даже если выплавить его из руды, а это куда как трудно, я слыхал. В чем же секрет?
— Эй, а какие у вас бабы?
— А вино? Или вы пьете пиво, как египтяне?
Весело сверкали зубы на смуглых лицах, играли мышцы, смех и веселые разговоры уносились в голубой простор.
Неужели эти славные, откровенные ребята, мастера на все руки — варвары, как утверждает Эрисса?
Она в задумчивости сидела на скамье у кормы. Рядом был Ульдин. Они молчали. Попав на палубу, гунн первым делом перегнулся через перила, дивясь тошнотой. Ахейцы за его спиной посмеивались. После этого он не проронил ни слова. Морскую болезнь он преодолел, но тяжело переживал свой позор. А может, просто корчился от ужаса у себя за мачтой? Бесконечная вода — это не живая резвая лошадь!
Диор развалился на палубе рядом с Олегом, ковырял в зубах и разговаривал скупо. Рейд с волнением прислушивался к разговору. Он надеялся, что русский, даже изрядно выпив, не допустит промашки. Олег не дурак, но ведь и самому сильному человеку случается расслабиться…
— Коли хотите знать — я из руссов. — Олег осушил чашу и протянул ее за новой порцией. Его светлые волосы выбились из-за головной повязки, глаза сияли счастьем. Он почесался и рыгнул. — Про других не знаю. Расскажу вам о наших землях, они кому здесь знакомы — разберемся.
Все уселись вокруг него. Пригубив из наполненной чаши, Олег начал:
— Сперва о севере. Вам интересно будет послушать. Леса и леса тянутся на много миль. Есть, конечно, и селенья, но можно целую жизнь прожить, а из леса так и не выйти. Так со мной в детстве чуть и не случилось. Отец мой торговал, а когда Новгород взяли поляки, пришлось бежать. Потом город отвоевал Ярослав, а потом он затеял долгую войну с братом, и нашу торговлю с югом пришлось свернуть. Мы ушли в леса, стали охотиться и ловить зверя. Могу сказать — научился я ходить по лесу. У финнов есть такие… лыжи называются, чтобы бегать по снегу. Финны все колдуны. Научили меня вызывать попутный ветер, хоть и не всегда получается… Это понятно, я ведь в Христа верую.
«Христос» по-гречески — «помазанник», и моряки удивились, решив, что рассказчик исповедует какую-то тайную веру.
— Наконец мы вернулись и снова начали торговать. Дела пошли неплохо. В те же времена получил я еще один урок, — Олег хохотнул, отхлебнул вина и погрозил пальцем. — Но тут началась война с Константинополем, и снова торговля прекратилась на несколько лет. Эти годы в провел в Норвегии. Тамошний король русским друг, он служил одно время у Ярослава, женился на его дочери… Много мехов приобрел я в этой стране. А после того, вернувшись в Константинополь, в первый раз убил человека.
— Ты рассказывал о своей земле, — напомнил кто-то.
— А! Да. Рассказывал. Значит, Новгород. Хотите верьте, хотите — нет, а Новгород, хоть и далеко от побережья, а самый что ни на есть морской порт. Идешь на веслах из Финского залива по Неве, пересекаешь Ладожское озеро, потом вверх по Волхову до озера Ильмень. Тут водный путь кончается, до Днепра добираешься по суше, зато потом — прямиком по Днепру, если не считать порогов. Благодаря этому водному пути, скажу я вам, и разбогател Киев. Но я верен Новгороду. Там янтарь и меха дешевле. Так вот, добираешься до Черного моря и вдоль южного побережья до самого Константинополя. Вот это город, ребята, всем городам город!
— Подожди, — тягуче сказал Диор. — Чтобы попасть через него в эти воды, нужно пройти еще два пролива и небольшое море?
— Угадал! На мысе северного пролива и стоит Константинополь!
— Там нет никакого города! — возразило один один из моряков.
— Ты, должно быть, просто не разбираешься! — высокомерно ответил Олег.
— Разрази меня Зевс, зато я разбираюсь! — воскликнул Диор и все притихли. Слышался только плеск волн да жалобное блеяние овец под палубой.
— Я много раз ходил в этих водах. Добрался однажды даже до Колхиды на Кавказе. И я не единственный ахеец, бывавший там.
— И вы осмеливаетесь плавать туда на таких скорлупках? — воскликнул Олег. — Да я такой борт пробью кулаком!
— Гостю не пристало лгать, — сказал Диор.
— Погоди, — сказал Рейд, протягивая руку.
Олег покачал головой.
— Виноват. Перебрал, — он посмотрел на свою чашу. — Я забыл. Мы же перенеслись во времени. Значит, Константинополь еще не построен. Но он будет, говорю вам, будет! Я там был. Я знаю…
Диор застыл. Лицо его окаменело. Слушатели зашевелились и загудели. Нашаривали бронзовые ножи, складывали пальцы в оберегающий знак.
— Олег, — сказал Рейд. — Хватит.
— Почему? — обиделся Олег. — Ведь это правда. Начнем пророчествовать…
— Хватит, — сказал Рейд. — Я ведь объяснил, откуда я. Так поддерживай меня.
Олег прикусил язык. Рейд повернулся к Диору. Подавляя тревогу, от которой мороз бежал по коже, он выдавил из себя извинительную улыбку:
— Сказки рассказывает мой товарищ. Впрочем, то, что с нами случилось, любого собьет с толку.
— Лучше нам воздержаться от подобных разговоров, — предложил Диор. — Пока не доберемся до дворца в Афинах. Так?
8
Обстановка на корабле не стала менее дружественной. Моряки, очевидно, пропустили мимо ушей слова насчет путешествия во времени — чего не наговоришь, когда речь идет о таких отдаленных землях, как Россия и Византийская империя. Помогло и то, что всю дорогу дул попутный ветер. Рейд подумывал, не отнести ли такую удачу на счет новгородца или гунна, который тоже понемногу разговорился — добрая беседа все по душе. Да и сами моряки были рады свежим слушателям: рассказывали, как торговали в областях, охраняемых флотом Миноса, о набегах за рабами в другие земли, об охоте на оленей, медведей, кабанов, зубров и даже львов, которые все еще встречались в Египте, рассказывали о стычках с дикими горцами и жителями других ахейских полисов, вспоминали драки, выпивки, обменивались воспоминаниями о портовых гетерах и храмах в Азии, где девушки, прежде чем выйти замуж, обязаны были отдаться первому встречному мужчине, говорили о богах, привидениях и чудовищах…
Рейд уклонялся от бесед о своей эпохе и предпочитал изучать нынешнюю. Ему поведали, что ахейцы — народ хозяйственный: даже цари пахали землю и умели столярничать. У беднейших граждан были свои права, ревниво охраняемые. В сословии воинственных знатных мужей (то есть тех, кто мог купить себе полное вооружение и стать непобедимым для простого воина) царь был лишь первым среди равных. Женщины не пользовались таким равноправием, как их сестры на Крите, но в семье их было принято уважать.
Немногие ахейцы отваживались пока выходить в море. А Диор был одним из немногих, плававших в открытых водах, что для кефту было обычным делом. Зато ахейцы были превосходными скотоводами и колесничими; все они отлично разбирались в лошадях, и по многу часов толковали на эту тему с Ульдином.
Незыблемыми были для них понятия семьи и вождя. Мужчине полагалось быть гостеприимным в пределах, допускаемых его богатством, содержать свое тело в чистоте, знать предания и законы, ценить искусство сказителей, танцоров и художников и глядеть беде и смерти прямо в глаза.
Но не укрылась от Рейда и гордыня этих людей, которая в любую минуту могла вызвать вспышку убийственного гнева, и полное отсутствие сострадания к людям низшего сословия (если ты не свободнорожденный ахеец или могущественный чужеземец, ты — никто), и сварливость, дробившая этот народ на крошечные царства, которые, в свою очередь, дробились в гражданских войнах.
— Знаешь, отчего критяне верховенствуют над нами? — спросил Диор, стоя рядом с Рейдом на носу и следя за полетом выпущенного голубя. — Назову главную причину. Мы не можем объединиться. И Лабиринт этого не допускает. Большие города на материке — Микены, Тиринф — все они подкуплены. Критские товары. Критские манеры, Критские обряды. Критское то, критское се. Аж тошнит. Хотел бы я, чтобы Минос полностью подчинил их! Но нет, он слишком умен для этого. Верные ему цари заседают с нашими в совете, устраивают заговоры, подкупают и натравливают ахейцев друг на друга. А если кто и попытается стать свободным, как мой царь Эгей, будь уверен: шпион из Микен или Тиринфа пронюхает и донесет в Кносс.
— И что тогда? — спросил Рейд.
— Тогда Минос собирает свой флот, блокирует все порты и захватывает корабли своих данников и — тьфу! — и союзников, которые не прислали ему войска на подмогу. Ничего не поделаешь — приходиться слать. Вот почему на будущий год еще семь юношей и семь девушек поплывут из Афин к Минотавру.
Диор замолчал и стал вглядываться в даль из-под руки:
— А, вот она! Сейчас мы увидим то, что углядела птица. Во-он там, на краю земли. Видишь? Это самая высокая гора на Крите. Клянусь пузом Афродиты!
До заката они обогнули огромный остров. Из воды поднимались белые береговые утесы, над ними круто вверх уходили зеленые склоны. Кораблей в море было, что чаек в небе. Эрисса стояла у борта. В последние дни она не тревожилась, разговоры вели лишь самые необходимые и все время погружена была в раздумья.
Какие страхи и желания хранит в себе этот гордый профиль? Словно прочитав мысли Рейда, Эрисса тихо сказала:
— Не волнуйся за меня, Дункан. Годы научили меня ждать.
К следующему вечернему приливу из лиловых вод поднялись скалы Пелопоннеса. Всего, что помнил в этих местах Рейд, не было, — ни холмов с насаженными деревьями, ни множества судов и суденышек на воде. Были только зеленые леса, море, небо и тишина, которую нарушал только плеск весел. Даже напев рулевого стал тише. Воздух был свеж, высоко в небе отливали золотом крылья пары журавлей.
Диор показал на остров Киферу в нескольких милях от берега.
— До Пирея осталось два дня ходу, а то и меньше, — сказал он. — Но мы останемся здесь на ночь и принесем жертву богам за благополучное плавание. И на славу выспимся: тут можно и на другой бок повернуться, и ноги вытянуть.
На берегу небольшой бухты были видны следы многочисленных стоянок: выгоревшие круги от костров, обрывки веревок и прочий хлам, могильный каменный столб напротив изображения неведомого божка, наиболее выдающимся достоинством которого был фаллос. В рощу уходила тропинка. Диор сказал, что там ручей. Моряки бросили камень-якорь и вброд перешли на берег, волоча за собой причальный канат.
Ульдина закачало.
— Злые здесь духи! — завопил он, выхватив саблю и огляделся. — Земля ходуном ходит!
— Это пройдет, — улыбнулся Олег. — Вот как оно лечится!
И присоединился к морякам, которые принялись бегать, прыгать и бороться, испуская воинственные вопли. Диор дал им побеситься с полчаса, а потом велел разбивать лагерь и собирать хворост для костра.
Эрисса увидела могилу, обвязала плащ, как юбку, обнажила грудь, опустилась на колени и, сжимая амулет, сделала молитвенный поклон. Диор поглядел на нее с неудовольствием.
— Надо было ее остановить, — пробормотал он, обращаясь к Рейде. — Да я не углядел вовремя.
— Что она делает?
— Молится, должно быть, о ниспослании вещего сна. Я сам собирался это сделать. Говорят, что тот, кто здесь похоронен, обладал могучей силой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23