Я влез в машину, захлопнул дверцы, наружную и внутреннюю, проверил
герметичность кабины, запасы энергии, пищи, воды, воздуха, мельком глянул
на карту, лежавшую на операторском столике. Вольнов действительно вычертил
спираль. Только... Только он, кажется, исследовал совсем не тот квадрат,
который ему полагался по программе. Странно... Ну это Вольнов сам объяснит
в отделе обработки информации, поступающей с модели.
Я дал сигнал о том, что готов к работе. Дисплей высветил программу
работ на смену и предполагаемый район поиска. Но я и так знал программу
работ на целый месяц вперед.
Зажглось табло: "Выход разрешаю"... Я нажал кнопку пуска.
И ангар мгновенно, превратился в "подопечную". Вездеход дернулся.
Гусеницы его врезались в "песок". Машина "прошла" метров сто, и я
остановил ее.
В кабине было прохладно. А вот там, за стеклом... Десятидневные по
земным меркам сутки "подопечной"! И вот ведь что интересно: когда
создавали программу нашей седьмой модели, машина никак не хотела понизить
температуру на поверхности "подопечной" ниже +53 градусов по Цельсию.
Солнце поднялось уже высоко и раскалило песок. Программа работ
сегодня не предусматривала выхода наружу, хотя в комбинезоне и кислородной
маске это можно было сделать.
Сейчас я должен был задать программу авторулевому. Но чаще испытатели
сами вели машину. Все-таки какое-то действие, какая-то работа, а
авторулевой только выдавал поправки, если машина чуть сбивалась с курса.
Еще в ангаре я почему-то почувствовал, что мой сегодняшний маршрут не
совпадет с запрограммированным. Это правилами работ разрешалось.
Испытатель волен был импровизировать. Но сегодня здесь было что-то другое.
Ведь Крестьянчиков в вечернюю смену вместо круга шел по прямой,
возвращаясь тем же самым путем. Вольнов в ночную смену сделал сходящуюся
спираль.
И вот ведь что странно... Вольнов сразу же вышел из своего сектора.
Он месил гусеницами вездехода песок в исследованном уже квадрате. Стоп! А
ведь точка схождения спирали совпала с тем местом, где у Крестьянчикова
сначала участился, а на обратном пути замедлился пульс. Но ведь ни тот, ни
другой не заметили ничего странного... Ну, участился пульс у
Крестьянчикова... Да только что из этого следует? Пустяк... А вот зачем
Вольнов покатил туда? Ведь он даже не знал, что в этой точке с
Крестьянчиковым что-то произошло.
Так... Но ведь я-то уже кое-что знаю. Машина, конечно, все обработает
и выдаст результаты. Но только это все будет лишь через восемь часов.
Запланированный сектор может и подождать. А вот эта странная точка...
Посоветоваться я здесь мог только со Строкиным, испытателем второго
вездехода, который находился где-то километрах в двухстах от меня. Я
включил передатчик.
- Курилов Строкину. Намерен исследовать вчерашний квадрат
Крестьянчикова.
- Строкин Курилову. Что там?
- Не знаю. Но Вольнова из ночной смены почему-то понесло туда, хотя
он ничего особенного и не заметил. Как у тебя?
- Я в квадрате по программе. Связь постоянная.
- Хорошо. Только тебе придется что-нибудь рассказывать. "Подопечная"
дает для разговоров слишком мало информации.
- Я буду петь. Мурлыкать то есть. Знаешь, Алексей, когда я здесь, мне
все время приходят в голову джазовые мелодии. И я исполняю, мысленно,
конечно, все партии: трубы, банджо, саксофона, барабана. Усложняю
обработку, создаю вариации. Даже самому нравится. А вот там, у себя в
городе, в институте, такое и в голову не приходит.
- Это потому, что у тебя здесь сенсорный голод. Ощущений не хватает.
Песок. Все один и тот же песок с самого начала и до самого конца... Так я,
Валерий, в квадрате Крестьянчикова.
Строкин в ответ что-то замурлыкал.
Я развернул машину и на предельной скорости повел ее в точку, где у
Крестьянчикова что-то произошло с пульсом. Я-то делал это вполне
сознательно, а вот что повлекло туда Вольнова?
Вездеход шел легко, без натуги, как всегда. Да и местность была
совершенно ровная. Песок. Один песок? Через определенные программой
промежутки времени исследовательский комплекс вездехода автоматически
производил самые разнообразные замеры. Но все это, как я был уверен,
впустую, все для того, чтобы лишь что-то делать, чтобы выполнять
программу, для очистки совести, словом.
Ведь седьмая модель пуста! Только вот такую простенькую планетку и
смог сфантазировать электронный мозг нашего института. Фантазии, что ли,
мало у машины? Или мощности не хватает? Конечно, когда-нибудь смогут
моделировать сложные миры. Когда-нибудь смогут... А сейчас вот приходится
месить гусеницами сыпучий песок. И так до тех пор, пока всем не станет
ясно, что на "подопечной" делать нечего и ее просто-напросто прикроют, как
уже было не раз. Потом смоделируют другую, тоже наверняка пустую. Вначале
будет некоторый интерес, все будут ждать чего-то, надеяться.
И вот ведь на каком чувстве внезапно поймал я себя: мне стало жаль
седьмую модель, у которой до сих пор не было даже названия. Жаль, что за
ненадобностью она будет пылиться в виде программы на бобинах с магнитной
лентой где-нибудь на складе неудачных научных проектов. Жаль... Ну хорошо!
"Подопечная" никому скоро не будет нужна. Исследователям, то есть
операторам, испытателям. Да разве нельзя ее приспособить для каких-нибудь
других целей? Отдать ее ученым, физикам, химикам или биологам. Пусть
строят здесь свои научные центры. А ведь действительно! Физикам-ядерщикам,
например. Соорудят они здесь какой-нибудь сногсшибательный синхрофазотрон
и будут потихонечку сидеть и радоваться. А разные промышленные
производства с вредными отходами? Ведь и их можно вынести вот на такие
смоделированные планетки. Да и мало ли что еще...
А что это за пространственно-временные парадоксы в третьей модели? Да
ведь это, наверное, не ошибка в моделировании, а именно очень сложная
модель с заранее запрограммированными парадоксами! И там, наверное, будут
изучать не саму "подопечную", а строить какой-нибудь Институт Пространства
и Времени.
Четвертый месяц я работаю испытателем, а только сейчас пришел к мысли
о том, что возможности "подопечных" гораздо шире, чем мне это казалось
ранее. Но кто-то наверняка знал это с самого начала.
Я чуть было не запел, но сдержался. Пусть уж лучше мурлычет Строкин.
А ведь работа мгновенно стала интересной. Ай да красавица! Красавица!
Конечно, красавица! А то - "подопечная". С тоски можно умереть!
"Красавица"!

4
Ничто не изменилось в песках. Да и что тут могло измениться? Яркий
свет с неба да желтое море без конца и края.
И вот я уже был примерно в том месте, где сошлась спираль Вольнова,
где то убыстрялся, то замедлялся пульс Крестьянчикова. Координаты я мог
определить с точностью в сто метров, не меньше. Ничего интересного я тут
не заметил. Но ощущение чего-то таинственного, значительного и тревожного
во мне нарастало. Я уже не сомневался, что встречу здесь нечто. Ведь
недаром Крестьянчиков пересек эту точку дважды, Вольнова влекло сюда по
сходящейся спирали, а я мчал напрямик, хотя мне сейчас нужно находиться
совсем в другом квадрате.
Песок и солнце. Но я был уверен. Пусть я пока ничего не увидел, не
услышал, но это где-то здесь. Вездеход начал утюжить квадрат. За двадцать
минут я изъездил его вдоль и поперек.
И ничего...
Тогда я изменил тактику. Раз оно влечет меня, так пусть же само и
укажет дорогу. Я закрыл глаза, полагаясь только на чутье. Штурвал в моих
руках крутился то влево, то вправо. Вездеход шел медленно, как бы на
ощупь, впотьмах.
И вдруг, сам того не сознавая, я резко нажал на тормоза. Открыл
глаза... Прямо передо мной, метрах в двадцати, возвышалась какая-то
странная конструкция. А ведь еще минуту назад ее здесь не было. Сооружение
было непонятным для меня, я не видел в нем ни смысла, ни цели. И в то же
время это было явное творение разума, а не природы.
Внутренне я был подготовлен к чему-то неожиданному. И все же... И все
же я был поражен. Но мозг работал спокойно, только пульс участился да
кровь прилила к лицу. Я это чувствовал.
По инструкции нужно было заснять все достойное внимания на
кинопленку. Потом в институте сравнят кадры кинопленки с моделью
вычислительной машины. В ста случаях из ста изображения должны совпасть.
Ну это их дело... Я включил кинокамеру, установленную на крыше вездехода.
Теперь нужно было убедиться, что оно не опасно для человека. Я это
чувствовал, но объяснить не мог. Оно не только не было опасным для меня,
оно просило о помощи! Так мне показалось. Я пристегнул кислородную маску,
скользнул в шлюз и через минуту оказался в песках.
Так что же это? Машина нашего института смоделировала какую-то
конструкцию? Специально, чтобы удивить меня? Или они там придумали новые
испытания? Или что-то в самой вычислительной машине сломалось, произошел
какой-то сбой, и она теперь будет моделировать черт знает что?! Сейчас
погасит солнце или разверзнет передо мной пучину океана? Да нет. На такое
моделирование она не способна. А вот сбой... Даже если и сбой (хотя такое
предположить трудно), то ведь должно было появиться нечто
нецелесообразное, уродливое. И хотя мгновение назад я не видел в странной
конструкции ни цели, ни смысла, мне вдруг показалось, что смысл в ней
есть.
Она была похожа на каравай хлеба. На ту самую "булку", которую
Вольнов увидел в кошмарном сне!.. Не во сне он ее увидел! Не во сне! Все
это было наяву.
Я зашагал, тяжело вытаскивая ноги из песка. Мне попался
полузасыпанный след гусеницы. Да, я тут порядочно перемешал песок своим
вездеходом.
И тут до меня дошло, что в последние несколько минут я не слышу
мурлыканья Строкина. Более того, я даже не передал ему, что встретил нечто
странное. Ну да ладно, две минуты подождет еще. Я только мельком взгляну
на сооружение, возвышающееся передо мной, и вернусь в вездеход.
А конструкция действительно возвышалась передо мной метров на
семь-восемь. Какая-то полусфера из металлических, кажется, ребер с
выступами и углублениями. Я подошел ближе и прикоснулся к сооружению
рукой. Поверхность была более прохладной, чем можно было ожидать на таком
солнцепеке. Тогда я двинулся по окружности, старательно обходя выступы и
не рискуя пока даже заглядывать в непонятные мне углубления. Я вернулся к
тому месту, откуда начал обход. Следы от моих ног были еще видны.
Непонятно... Что же это все-таки такое?
Я влез в машину, вызвал Строкина. Мой напарник по смене мне не
ответил. И автоматический радиопередатчик его вездехода тоже молчал.
Строкин, в принципе, мог просто уснуть, что, конечно, было очень
маловероятно. Но датчику положено было бодрствовать все время, пока машина
находилась на "Красавице". Причин для волнения было уже предостаточно. И
по крайней мере в одном я был виноват: перед тем как выйти из вездехода, я
не сообщил Строкину о странной конструкции, не поставил его в известность
о своих предполагаемых действиях. И все из-за того, что работа в модели
была какой-то обыденной. Кончится смена, и я сразу домой. А вот на
настоящей планете я бы так не поступил.
Связь между вездеходами на "Красавице" еще никогда не прерывалась,
никогда не было и помех радиоприему. Возможно, и это как-то усыпило мою
бдительность. Спокойствие и однообразие, песок и солнце.
Неужели со Строкиным что-то случилось? Да что здесь может произойти?
И эта конструкция? А странные маршруты Крестьянчикова и Вольнова? Значит,
что-то может!
Я еще колебался, хотя алгоритм моего поведения в данной ситуации был
однозначным. Пусть "Красавица" хоть на голове пляшет, но самое главное -
это жизнь человека.
Чтобы не объезжать непонятную конструкцию, я дал задний ход и проехал
метров пятьдесят.
Все так же мурлыкал Строкин, ничего странного не было видно до самого
горизонта, след от вездехода обрывался метрах в пяти-семи передо мной. Все
это я воспринял мгновенно.
- Курилов Строкину! Курилов Строкину! Ты слышишь меня? Прием! Прием!
- Строкин Курилову. Слышу тебя прекрасно. Что произошло? Почему ты
так кричишь?
- Я вызывал тебя, но ты не ответил. Минуту назад...
- Никакого вызова не было.
- И радиодатчик твоего вездехода не отвечал.
- А сейчас?
- Сейчас все нормально. Отвечает. Но сейчас и ты меня слышишь. Тут
странное дело...
- Красавицу в песках увидел?
- Красавицу? Да, да, именно "Красавица"!
1 2 3 4