Никто не шевелился.
— Так он вернулся? — прошептал Селар. — Вы уверены?
— Я не видел его собственными глазами, но сообщение из Элайты достоверно. У меня нет причин думать, что все остальное — выдумка.
Вогн рванулся вперед:
— Мы должны что-то предпринять, сир. Вы же не можете позволить ему…
— Я могу позволить все, что пожелаю, проктор, — перебил его Селар, потом снова повернулся к Хильдерику. — Вы знаете, где сейчас может быть Данлорн? Он направляется сюда, в Марсэй?
— Я знаю только то, что уже рассказал, сир.
— Не могу поверить, — снова не выдержал Вогн, — что он настолько глуп, чтобы вернуться! После такого долгого отсутствия! Чего он может хотеть? Каковы его планы? Он явился один или с армией? Его необходимо схватить!
— По обвинению в чем, проктор? — Голос Селара стал ледяным. — До сих пор он не совершил никакого преступления, насколько нам известно.
— Никакого преступления! — Голос Вогна стал визгливым, а лицо побагровело. — Должен ли я напоминать вам, сир, о тех преступлениях, которые он совершил перед своим бегством?
Селар поднял руку:
— С теми преступлениями тогда и было покончено. Можете, конечно, найти его, но никто не смеет и пальцем его тронуть без моего позволения. Это понятно?
Губы Вогна сжались в тонкую линию, однако он покорно поклонился.
— Вполне, сир.
Селар оглядел собравшихся в зале, задержав взгляд на Хильдерике и наконец на Наше.
Потом его глаза сузились, и король снова отвернулся к окну. Он сделал было жест, чтобы отпустить придворных, но передумал:
— Ичерн!
— Да, сир?
— Возьмите дюжину солдат и отправляйтесь в базилику. Арестуйте епископа МакКоули по обвинению в государственной измене. Приведите его в замок и держите в одиночном заключении.
— Сир! — Хильдерик кинулся вперед, но его опередил Кандар, загоррдив от старика короля.
— Да, архидьякон, — улыбнулся Селар, — мне следовало бы сказать вам раньше, что мне донесли о весьма неприятных вещах касательно этого вашего МакКоули. Я не собирался судить его, но теперь, в свете последних событий, я считаю это своим долгом. А вы тем временем вернитесь в базилику и приготовьте все, что нужно, для посвящения Энтони Брома в сан епископа. Я хочу, чтобы он к вечеру был возведен в звание.
— Но, сир!.. Я не могу этого сделать. Епископ МакКоули…
— Архидьякон МакКоули — предатель, — бросил Селар, и в голосе его зазвучала сталь. — Подумайте о собственных прегрешениях, а то не пришлось бы мне обвинить вас в таком же преступлении.
— Если вам угодно заточить кого-нибудь, сир, возьмите меня. Но вы не должны, вы не можете так поступить! Церковь не станет…
— Не станет чего? — Селар двигался вокруг стола до тех пор, пока не оказался перед стариком. — Если вы и ваши братья хоть сколько-нибудь цените жизнь МакКоули, вы сделаете, как я сказал. Мне не хотелось бы казнить МакКоули так скоро после его помазания — это было бы нарушением благочестия. Отправляйтесь и сделайте приготовления быстро, архидьякон. Вы обнаружите, что не все так уж плохо. — Селар положил руку на плечо Хильдерика, наклонился и прошептал: — Вы должны научиться верить мне, брат мой. Я делаю это для блага церкви и всей страны. Ведь нехорошо бы было иметь епископом предателя, правда?
Селар выпрямился и кивнул Ичерну. Подхватив Хильдерика с двух сторон, Ичерн и Кандар увели архидьякона; Годфри кинулся следом. Когда дверь за ними закрылась, Селар повернулся к Вогну.
— Как я понимаю, вы явились сюда так поспешно, чтобы предупредить меня, проктор? Удивительно, как это вы не сообщили мне заодно и о возвращении Данлорна. Впрочем, может быть, вы не знали?
— Нет, сир, не знал. Если бы знал, то принял бы меры, чтобы этому воспрепятствовать.
— Что ж, возможно, — спокойно ответил Селар, направляясь к двери. — Но помните о том, что я сказал. Оставьте Данлорна в покое.
Положив руку на дверную ручку, Селар помедлил и оглянулся на Нэша.
— А это, как я понимаю, ваш шпион в синоде? Вы молодец, Наш, что не позволили себя разоблачить. Скажите мне, как получилось, что синод сделал такую глупость — избрал епископом не того человека? Они в самом деле долго спорили? Они обсуждали мои пожелания? Возникла ли оппозиция?
— На самом деле, сир, — Нэш очень тщательно выбирал слова, — оппозиции, что бы вы ни думали, не было. Все дело в суеверии.
— Очень подходящая причина для церковников. И что же это за суеверие?
— Они все слышали о пророчестве: о темном ангеле, разрывающем церковь надвое. К несчастью, и Бром, и Квинн темноволосы, так что это было сочтено плохим предзнаменованием.
Селар оглянулся через плечо на Вогна.
— Как типично! Они спорят двенадцать часов подряд, а потом выбирают главу церкви на основании цвета его волос! Ха! И они еще удивляются, что я вмешиваюсь! Ну а что касается пророчества… Половина населения страны имеет темные волосы — так как определить, кто окажется этим проклятым темным ангелом? Это можете быть и вы, Нэш, и даже любимый друг Вогна Данлорн. У него ведь черные волосы, насколько я помню. Совсем черные. Явитесь ко мне завтра, Нэш. У меня может появиться для вас поручение.
Сардонически рассмеявшись, Селар вышел из зала. Остальные тоже разошлись, кроме Нэша с Вогном. Потом и проктор удалился. Нэш наконец-то остался один.
Кто-то ее нашел.
После всех этих лет кто-то ее нашел и отвез домой. Откуда они узнали, кто она такая? Обнаружили Знак Дома, или она наконец вспомнила, что с ней случилось? Нет, это едва ли возможно. Она была тогда слишком мала. Значит, дело в Знаке. А этот тип Данлорн знает о Знаках достаточно, чтобы догадаться, из чьей она семьи. Просто не повезло: ей повстречался кто-то, кто знал, что видит перед собой.
А сам Данлорн? Правдивы ли все россказни о нем? Действительно ли он представляет угрозу, как считает Вогн? Может ли он быть чем-то опасен самому Нэшу? Что ж, ясно одно: нужно побольше узнать об этом легендарном беглеце. Для такой работы у. Нэша есть как раз подходящий человек…
Есть и способ поближе познакомиться с девушкой. Тогда ему легко будет определить, не подвергая себя опасности, какой она стала за прошедшие годы. Все, что нужно сделать, — это убедить
Селара… Проще простого! Словечко тут, намек на возможную угрозу там… Да, тут трудностей не предвидится.
Однако как бы ни вертел Нэш в уме проблему, какие бы вопросы себе ни задавал, одно непрерывно звучало у него в душе, повторяясь снова и снова: она вернулась. Союзница. Она вступает в игру — и это все меняет.
10
Чем ближе оказывался Финлей к Данлорну, тем большее смущение он испытывал, тем сильнее хотелось ему вернуться. Не просто вернуться в Анклав — вернуться в прошлое: когда Роберт был велик, когда люди смотрели на него с обожанием, когда сам Финлей смотрел на него снизу вверх. Вернуться в те времена, когда все было просто и понятно.
«Не приставай к Роберту, чтобы он встал в Круг. Его место не здесь, и ему запрещено изменять своему предназначению…»
Так же ясно, как он видел окрестности этим морозным зимним днем, Финлей помнил момент, когда Роберт проявил собственную силу и обнаружил талант Финлея. Это было за несколько недель до посещения Данлорна Селаром, когда Роберт еще был пленником в собственном замке. Впрочем, это его не остановило: однажды ночью они тайком покинули Данлорн и отправились в горы. Роберт рисковал жизнью и свободой, чтобы отвезти Финлея в Анклав. Даже сейчас тот не забыл споры, шумные дебаты, шок, которым оказалось для Анклава открытие: оба брата Дугласы — прирожденные колдуны. С самого первого дня Финлей знал о несравненной силе Роберта, о его непревзойденном таланте, и это делало его гордым и счастливым.
Но затем в Данлорн явился Селар. Обещаниями, просьбами, боги знают чем еще Селар соблазнил Роберта и заставил предать свою страну.
Через несколько лет, когда Роберт во главе армии Селара разбил захватчиков с севера, Финлей снова стал гордиться братом; когда же тот наконец восстал против Гильдии, Финлей смеялся от радости.
Немного таких светлых моментов было за все эти годы, но и их Роберт уничтожил одним ударом — солгав брату.
Почти двадцать лет он твердил всем одно и то же, настаивал, заставлял поверить: то, что сказал . ему Ключ, касается лишь его лично и не имеет никакого отношения к Анклаву.
Финлей верил брату — как же иначе? Роберт не был лгуном, по крайней мере раньше… Ведь Финлей не знал, что брат с самого начала всех обманывал, — пока не понял этого из слов Ключа…
Финлей направил коня через поле. Оказавшись на вершине холма, он натянул поводья и стал смотреть на раскинувшиеся перед ним вересковые пустоши. Вдалеке из дымки вставал Данлорн, его древние серые стены словно плыли над клочьями тумана. Крепость стояла между двумя холмами-близнецами — Румом и Борлани, — вокруг нее вилась река Мот. Этот замок был построен для войны, неприступный и готовый выдержать осаду любой армии. Данлорн никогда не был завоеван. Не был до сих пор…
Стоит ли возвращаться, стоит ли следовать за всеми этими людьми, спешащими в замок на празднование дня зимнего солнцестояния? Разве сможет он забыть слова, которые прошептал ему Ключ, разве сможет посмотреть в лицо предавшему его брату? Или все же в сердце, полном гнева, несмотря ни на что, таится надежда?
Нет, наверное, дело в настояниях Патрика: Финлей должен отправиться домой, помочь Роберту — тот никогда в этом не признается, но Финлей ему необходим. Только долг по отношению к старшему брату и имеет значение. Пусть он солгал, все равно они остаются братьями.
И так день за днем, неделя за неделей — через три месяца Финлей почувствовал, что с него хватит нотаций несносного Патрика. Хуже всего было то, что Патрик прав. На Финлее и в самом деле лежал долг — долг перед Робертом, долг перед Данлорном…
И возможно, все же возможно, что, если он будет вести себя благонравно, будет избегать споров и не давать воли раздражению, как-нибудь ему удастся выпытать у Роберта правду.
Только эта мысль в конце концов и заставила Финлея повернуть коня в сторону замка. На дороге столько путников, что, пожалуй, он скорее доберется, если поскачет через пустоши и через Дегтярный лес. Не то чтобы он так уж спешил, но приближались сумерки, становилось холодно. Первые снежинки — предвестницы снегопада — упали, когда Финлей как раз въезжал в лес, и это показалось ему последней каплей унижения.
Но что это?
Он остановил коня на опушке. Перед ним были обломки тележки, мертвая лошадь и фигура в алом плаще, бессильно опустившаяся на упавший ствол дерева. На другом конце поляны из кустов боязливо выглянула другая лошадь — покрытая кровью, с поводьями, волочащимися по земле.
Финлей спрыгнул на землю и кинулся к сидящей фигуре.
— С вами все в порядке? Что случилось?
При звуке его голоса женщина повернулась и откинула капюшон плаща. Увидев ее лицо, Финлей онемел. Темные миндалевидные глаза, кожа белее сливок, изящный носик… Алые губы нерешительно улыбнулись. Прелестное лицо окружал сияющий ореол золотых, как мед, волос, струящихся по плечам. Женщина была потрясающе красива.
— На нас напала, сэр, банда разбойников, — сказала она. — Они убили моего начальника стражи и увели слуг. Я сижу здесь уже час в надежде, что та лошадь наконец успокоится и позволит себя поймать. Я так боялась, что мне придется провести всю ночь в этом забытом богами месте.
— Я… — начал Финлей, чувствуя, что тонет в ее глазах. Он сделал вдох и попытался сказать что-то еще, но все, о чем он мог сейчас думать, — это грязь на его дорожном костюме, нечищеные сапоги… — Позвольте мне поймать вашу лошадь, миледи, — наконец промямлил Финлей.
Женщина снова улыбнулась, и Финлею опять стало трудно сообразить, где он находится и что происходит. С усилием он оторвал взгляд от красавицы и повернулся к лошади. Та опасливо на него смотрела, но не сделала попытки убежать, когда Финлей к ней приблизился. Он медленно и осторожно протянул руку и дал лошади обнюхать себя, потом поймал повод и ощупал животное. Лошадь не была ранена, так что кровь на ней принадлежала, должно быть, убитому начальнику стражи. Финлей подвел лошадь к женщине.
— Ваш конь все еще нервничает, так что лучше, если вы поедете на моем. Становится поздно, но мой дом недалеко отсюда. Позвольте мне предложить вам гостеприимство Данлорна.
Женщина поднялась и одарила Финлея еще одной улыбкой. У того задрожали колени.
— Вы очень добры, сэр. Могу я узнать ваше имя?
Финлей в душе выругал себя за невоспитанность.
— Я лорд Финлей Дуглас, миледи.
— Брат графа Данлорна?
— Да, миледи.
Она рассмеялась:
— Ну, тогда я в надежных руках.
Он скакал, останавливаясь, только чтобы сменить коня. После полутора суток, проведенных в седле, он ненадолго провалился в сон, найдя пустую сырую хижину; проснувшись, попытался заставить себя поесть, но хлеб был черствый, а голода он не испытывал. Снова скачка, безостановочная, до полного изнеможения. Времени было так мало… Если его хватятся…
На рассвете его конь начал спотыкаться, упал и не смог подняться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65