— У сельских тоже есть лицо. Я имел с ними дело. Знаю. У них есть правила, через которые они не могут переступить. Есть и та сдержанность, которую так ценят благородные горожане. Все, кто имеет отведённое место в мире и укрепляет в нём порядок — имеет лицо и правила. Крестьянин держит порядок, а варвар — ломает. Поэтому крестьянин имеет лицо, а варвар — нет. За крестьянином всегда стоит незримая деревня. Судья невидимый. Откуда и правила. Откуда и лицо. Деревня отовсюду смотрит на него строгим взглядом. Я бы сказал, под взглядом строгого угла. И проверяет все его дела и мысли. Даже у раба может быть лицо… Если, конечно, рассмотреть угол под другой точкой… А эти… Эти — варвары. Для них весь мир — добыча. Что-то ухватили, а что-то ещё нет. Вот и вся разница. А люди — есть людишки — препятствие вокруг добычи. Значит, устранить надо. Кого силой, кого хитростью — вот и вся разница.
— Да. Не будь ты прирождённым палачом, быть бы тебе первым советником.
— Не хочу! Лучше уж поэтом…
— Да-а… Если так подумать, то и среди городских жителей немало варваров. Они только приспособились к правилам городской жизни, где каждый должен заниматься делом. А на самом деле, только и думают, как бы чего где урвать, ничем не прибавив ни порядка, ни богатства города. А ведь ты прав, настоящий крестьянин даже яблока с дерева почём зря не сорвёт. А этим — что вода в реке, что деньги в чужом кармане. Что кролика убить, что человека… Однако заскучали что-то наши друзья.
Всё это время шайка напряжённо вслушивалась в философическую беседу, тщетно стараясь понять её смысл, а главное определить, что из всей этой заумной белиберды может практически вытекать для них.
— Ну а вы что скажете? — обратился к ним правитель. Согласны?
— Мы тебя чтим, правитель!
— Прости нас!
— Не держи зла!
— Тут в тюрьме у кого хочешь ум за разум зайдёт…
— Ты прав, — кивнул Тамменмирт к палачу.
Тот улыбнулся, ехидно растянув рот до самых оттопыренных ушей.
Детина, кинувшись к ногам правителя, бормоча невнятные льстивые мерзости, стал угодливо хихикать.
— А ты чего смеёшься? — вдруг серьёзно спросил Фриккел, глядя прямо в глаза мазурику. — Я ведь тебе коленные чашечки вырежу, подцеплю на крюк вниз головой, как свиную тушу, оболью уксусом и — кожаной плёткой отработаю пока не сдохнешь. Но ты ещё успеешь порадоваться, что легко отделался.
Детина онемел. Его толстые губы тряслись от ужаса. Он пытался что-то сказать, но из его рта вырывались одно лишь нечленораздельное блеяние.
— Вот, полюбуйся, правитель, — человек без лица!
Тамменмирт вздохнул.
— А насчёт лошадей — это ты неплохо придумал. У нас такого давно не было.
— Нет! Не надо! Закричал детина, наконец обретя дар речи. — Это ведь не по закону! Ты ведь справедлив. Ты ведь чтишь закон…
— Что скажешь, Фриккел? Как быть с законом?
— Как быть? Ха! Я скажу! Сейчас я скажу самое главное! Самое! Главное! — Палач выдержал театральную паузу.
— Закон! Закон… Закон — ширма для варвара. Высшая справедливость состоит в том, чтобы судить каждого по тому закону, по которому он живёт! Всё остальное — сладкие иллюзии прекраснодушных мечтателей.
— По какому закону ты живёшь? А малый? Ты и вы все?
Детина не отвечал, продолжая трястись.
— Нет у вас закона! А это что значит? А это значит,… — Фриккел назидательно поднял вверх палец. — Это значит — с варваром — по варварски! Если в ваших глазах чужая жизнь не стоит ни гроша, то и ваша жизнь стоит ровно столько же в глазах закона! Вот так я имею понимать упорно окружающие момент обстоятельства!
— Браво, Фриккел! Моим учёным книжникам есть чему поучиться у философа топора и верёвки! — правитель долго смеялся, с трудом переводя дух. — Не обижайся… Твои слова серьёзны и даже очень. Мне просто нравится, как ты говоришь.
— Ну а с вами… С вами будет так…Вы мне больше не интересны. Что вам положено по закону?
Рыжая кокетливо скорчила выразительную гримасу обведя пальцем вокруг шеи.
— А может не надо, а? Перед праздником всё-таки…-глухо проговорила Динольта.
— Да, праздник, ведь, — плаксиво добавила пышка.
Продолжая наблюдать за выражениями лиц, правитель выждал пока шелест робких просьб и оправданий сойдёт на нет. Наконец он легонько хлопнул рукой по колену. Шайка замолкла.
— Как и положено по закону, вы все будете публично повешены. Хотя я не лишу Фриккела удовольствия подсластить эту скучную сцену какими-нибудь маленькими невинными выдумками. А чтобы эти выдумки были действительно маленькими и невинными вы, по случаю праздника, развлечёте народ на площади перед тем, как вас повесят. Вы ведь по этой части мастера, не так ли?
— Действительно, — добавил палач, — я работаю — вы выступаете, я вешаю — вы болтаетесь, а вместе мы делаем одно большое и полезное дело — развлекаем народ!
— А ты… — продолжал правитель, брезгливо глядя на детину. Ты слишком старался… и слишком уж ты отвратителен. Какова твоя роль в представлении?
— Он не участвует в представлении… — ответил за детину мулат.
— Тем лучше. Я пожалуй, отдам тебя Фриккелу с потрохами. Он заслужил. И ты заслужил. Пусть поиграет с тобой при народе. Уж он то придумает что-нибудь весёленькое.
— Не любишь лошадей? — нежно спросил Фриккел, приподняв за волосы голову ползающего в соломе детины. — Ну и правильно. Я тоже. Зачем они нам нужны? Ещё лошади какие-то… А руки на что? Проще надо, проще! Ну ничего! Развлечём публику. Ты уж меня не подведи! — он потрепал детину по щеке и вышел вслед за правителем.
— Да! Обыщите их получше, — приказал Тамменмирт охранникам выходя за дверь, — а то порошочки у них какие-то…
Дверь закрылась.
— Ну вот, теперь хоть всё ясно! Ладно ещё просто повесят, — сказала Гелва.
— Если бы просто! Не слышала что ли? Неизвестно, что этот лысый ещё там придумает, — возмущённо затараторила пышка.
— Я не лысый, а бритый! — донёсся из коридора удаляющийся голос палача, — сколько раз можно повторять!
— Что бы ни придумал, нам всё-таки повезло, — Динольта снова уселась в свою любимую позу, обхватив колени руками.
— А вот тебе не повезло, — сказал мулат детине.
— Да. Ты уж и в самом деле перевыпендривался как вошь на бархате, — подытожила рыжая. — Не донимал бы ты его, висел бы себе тихо, как все честные люди. А так…
Детина забился в угол, выгнав оттуда паренька и тоскливо зарыдал, закрыв голову руками.
Глава 18
«Насколько проще было править в прежние времена. Все решения принимали боги, а правители только исполняли. Не было сомнений, не было мучительного выбора. Только слушай… Внимай. А какой твёрдостью, какой непоколебимой уверенностью обладали владыки давних веков. Говорят, мы более свободны от капризов богов, чем они. Но что проку в этой свободе, когда не знаешь, что с ней делать? Неизвестно, ещё что лучше: быть игрушкой в руках высших сил или вовсе их не чувствовать. Но нет… Я чувствую…» Тамменмирт сидел в глубоком кресле, машинально перебирая янтарные чётки.
«Нет, я ещё не потерял связь с высшими силами. Это они сделали меня правителем и они помогли сохранить жизнь и власть. Значит, я им нужен. Значит, я должен ещё что-то сделать… А что? Почему я этого не знаю? Почему они мне не говорят? Это как везти телегу с чужими горшками в горах не зная дороги. Если небо молчит или говорит загадками, то лучше быть рабом. Хотя бы знаешь своё место…»
— Я не виновата! Это он меня изнасиловал!
— Да неужели? И сколько раз? — рука палача слегка показала вниз.
Опустившись ближе к жаровне ноги Аланкоры неистово заплясали в воздухе. Полумрак зала допросов огласился оглушительным криком и визгом.
— Ну-ну… Не верю! Ещё не больно. — Фриккел устроился поудобнее на своём стульчике.
Правитель поднял голову.
— Я хочу знать, кто всё это придумал.
— Он! Всё он! Ой, жжёт, не могу! Скажи ему!…
Правитель слегка кивнул палачу. Блок заскрипел и ноги бывшей хозяйки города поднялись немного вверх.
— Та-ак. А что нам скажет любовничек? — Фриккел не спеша подошёл к станку для растягивания конечностей, на котором был распят Рамилант. Пальцы палача артистично щёлкнули в воздухе. Верёвки натянулись.
— А-а!-вскрикнул истязаемый.
— А-а-а-! — передразнил палач.
Рамилант взвыл от боли. Фриккел ответил ещё более громким ёрническим собачьим завыванием.
— Ну а по существу? — вдруг спокойно и тихо спросил он, припав к лицу Рамиланта.
— Это она… Соблазнила… Давно ещё… О-о-о! Потом подбила на заговор… Говорила, будем вместе править… — Зубы Рамиланта мучительно сжались. На губах выступила кровь.
— М-да… А между тем, однако, свидетельства доказательствуют о противном. И ещё о каком противном…Ну вот. Замкнулся круг… — расстроенным голосом сказал палач, — Подводишь ты меня… О себе бы подумал… Ты, расфуфыренный павлин! Ты всегда пропускал меня мимо ушей! А кто ты такой? Кусок мяса! — Щелчок пальцами и Рамилант завопил уже во весь голос.
«Как всё— таки, слаб человек.» — думал Тамменмирт. «Мы думаем, что можем всё, строим планы, плетём интриги, пытаемся познать судьбу и управлять другими людьми. Но стоит разболеться зубу и чего стоит вся наша самоуверенность и всё наше могущество? И вся мудрость, и достоинство, и полёты фантазии. Насколько же мы подчинены нашей плоти! Вот она уж никогда не оставит нас своим вниманием и своими требованиями. Она всегда знает, что ей надо и каким путём пойти. Этак позавидуешь лошадям и собакам…»
— Итак! Мысль о заговоре пришла вам одновременно. Я правильно понял? — правитель встал с кресла и подошёл к бывшей жене.
Допрашиваемые не отвечали.
— Значит, правильно. А это, в свою очередь, означает, что и вина ваша одинакова.
Подвешенная за руки Аланкора продолжала судорожно извиваться. Растрёпанные волосы с остатками завивки почти совсем закрыли лицо.
«Странно, почему я раньше не замечал этой родинки под мышкой?» — подумалось правителю.
— У меня к тебе последний вопрос. Ты много чего натворила. Скажи, какое из преступлений ты считаешь главным?
— Если б я тебе не изменила с ним, ничего бы и не было. А дальше будто бесы вели…
— Эти бесы ведут тебя от рождения.
— Но ты вполне заслуживал…
— Да! И я уже получил то, что заслужил. И ты получишь по заслугам.
— Послушай правитель, последнее время мне все только и делают, что мешают. Не дают с людьми пообщаться!… Ещё немножко и они бы нам такое порассказали… С подробностями. — обиженным голосом вступил палач.
— Тошнит меня от этих подробностей. Хватит… Хотя ты можешь ещё с ними потолковать, — правитель сделал знак рукой. В комнату вошёл писец. — Пусть запишет эти самые подробности. Без меня. Только говори поосторожней. Калек казнить непристойно.
— Ну вот, опять поосторожней…Неприкасаемый какой народ пошёл…
Рамилант тоскливо взвыл.
— Эй! — крикнула Аланкора вслед уходящему правителю, — я тебе не какая-нибудь!… Я не хочу болтаться рядом с этим сбродом!
— А кто сказал, что ты будешь болтаться? Для тебя — другое наказание. Подобающее.
* * *
— Выходит, я обязан тебе жизнью?
— А я, выходит, раб твоей благодарности?
Тамменмирт расхохотался.
— Давай будем друг с другом попроще.
— Давай. — Сфагам кивнул с лёгкой улыбкой.
— Пойдём, я хотел бы с тобой побеседовать.
Сопровождаемые эскортом слуг они направились вверх по главной дворцовой лестнице.
— Твой ученик — скромный малый. Ничего не хочет брать, кроме книг. Это плоды твоей науки?
— Такова его природа. И мне это нравится.
— Да, весьма похвально. Столкнувшись с ним, я стал лучше понимать тебя… А подруга твоя, как я посмотрю, знает толк в оружии. Из всей кладовой выбрала не самое дорогое, а самое удобное. То, что для неё подходит. А чтоб так измеряли ширину меча я вообще в первый раз вижу. Но золотую цепь с храмовым амулетом и гербом города я её всё-таки взять уговорил. Еле-еле. Строптивая девка, что ни говори! Зато, наверняка с темпераментом, верно?
— Не без того.
Они устроились полулёжа за низким столом в покоях правителя. Стены небольшой комнаты были отделаны белым мрамором. С потолка свисали полупрозрачные драпировки, отражаясь во множестве высоких бронзовых зеркал. Слуги, уставляющие стол лакомствами бесшумно возникали из-за них словно призраки.
— Так вот… — Тамменмирт напряжённо задумался, глядя в сторону.
— Если слишком долго носить маску — отвыкнешь от собственного лица. Зачем тратить силы на игры в мелкой воде? После них ничего не остаётся.
— Да… Ты меня поймёшь. Мне было над чем подумать после этого… Но вопрос мой — ещё давнишний. Власть ли принадлежит мне или…
— Или ты ей?
Правитель кивнул.
— Что любишь — от того и зависишь. Это самый простой ответ.
— А не самый простой?
Сфагам, не спеша отпил вина из золотого кубка.
— Сегодня у тебя хорошее вино. В его букете чувствуется умиротворённость.
— Ты изменяешь своим привычкам? — улыбнулся Тамменмирт.
— Я не раб своим привычкам. С этого и начинается тот самый непростой ответ. Человек одинок… Одинок по своей природе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51