овальным бассейном, отбрасывающим грубые пятна света на стены. Над бассейном и покрытым синим ковром полом висели шары ламп.
Под одним из них сидел в плетеном кресле старый-старый человек, блестя пятнистой лысиной. Он был обут в зеленые сандалии и одет в черную рубаху с золотой вышивкой. Будто само время сочилось у него из глаз, и кожа на щеках была в складках, подобных оплавленному воску. Он раскрыл рот, и возник голос, подобный медленной тени:
— Где Риис Морган?
* * *
Котяра понимал, что с этой первой ночевкой под звездами что-то не так. Слишком сильно изменились пряди планетного дыма и паутина звездного огня. За такое короткое время этого не могло случиться. Сначала он подумал, что ему снится странный сон. Но холодный камень и режущий ветер ночи убедили его в обратном.
Хотя он стремился к Ткани Небес на Рифовых Островах Нхэта, где был перед этим провалом памяти, но туннель Чарма из Паучьих Земель неожиданно вывел его в Каф. Он не стал сразу возвращаться в туннель, чтобы не сбиться с пути еще больше, а отсиделся тут остаток дня. С гребня скалистой гряды он видел заросли ревеня и кочки овсюга во впадинах между тянувшимися к югу холмами. Здесь был край пустыни, и отсюда можно было найти путь к воде и к еде, когда забрезжит рассвет. Поэтому Котяра устроился между выходами скал, прикрывавших от ветра и привязывавших его к Ирту, чтобы ночной прилив не унес бесчармовое тело в Бездну. Так он ждал прихода сна и сновидений о Темном Береге — когда заметил, что ночное небо сильно изменилось по сравнению с тем, что он запомнил.
Котяру охватили тревожные мысли: может быть, какой-то колдун наложил на него заклятие, унесшее время? Или это сам Властелин Тьмы так помутил его сознание, что столько долгих дней прошло незаметно?
Он сравнил теперешнее положение светоносных небесных дымов с тем, что помнил по последней ночевке под открытым небом — для него это было всего лишь вчера. Планетоиды разлетелись с прежних мест во всех направлениях. Комета, которую он видел на севере, унесла свой ледяной хвост на запад, завесы звездного тумана изогнулись и трепетали в космических ветрах, складываясь в новый узор, и даже фазы планет изменили свою последовательность: Хелгейт и Немора несли в своих лодочках света новые формы тени.
— Не может быть, — бормотал он про себя как заклинание. — Не может быть.
С этими заклинаниями он и заснул беспокойным сном под навесом скал пустыни.
Приснился тот же сон, который он всегда видел, когда был Котярой: сон о странном мире, где нет Чарма. Как и на Ирте, небо сияло голубизной, и облака шли стадами по путям ветра. Но в этих снах никогда не мелькал в воздухе ни василиск, ни грифон, ни дракон.
Город его снов не парил в воздухе, как большие города Ирга. Столица поднималась прямо из земли башнями из стали и стекла, по сетке улиц среди тропической растительности на много лиг расползались дома. Мелькали дорожные знаки, и название «Дарвин» звенело в замутненной сном памяти — для него это имя ничего не значило. Дарвин, на Северной Территории южной страны, которую его сон называл Австралией.
На обсаженной деревьями улице этого города в розовом доме с белой отделкой и покатой лужайкой с изгородью и кустами он стоял перед знаком, где каллиграфическими буквами значилось: «Сдаются комнаты».
Его злило, что этот повторяющийся сон казался больше чем сном, пульсировал в мозгу с назойливостью воспоминания — но которое все время ускользало.
Люди в этом пансионе будто бы его знали, но он не мог вспомнить их имен. Он видел их лишь мельком, входя в дом и поднимаясь по винтовой лестнице, и его шаги заглушал бордовый ковер. Когда он подходил к площадке, где в конце коридора была дверь из черного дерева, сон становился тяжелым. Движения замедлялись, будто у паралитика. Он чувствовал, что эта тяжелая дверь со стеклянной ручкой открывается в его комнату.
Рука с мучительной медлительностью тянулась к ручке. Он касался стекла, и холодная ручка колола его, как жало электрической искры, почти отбрасывая прочь. Но он вцеплялся крепче, с огромным усилием поворачивал ручку, и дверь открывалась.
Там, в комнате, на окнах висели тяжелые алые шторы. На стенах были нарисованы точные круги — магические символы. Вид каждого из них ударял как грохот барабана, и внутри все начинало резонировать, наполняя его смелыми воспоминаниями о самом себе, обнаженном, мечущемся по комнате в точном и энергичном танце. Конечности покрывались холодным огнем, голос произносил слова, поднимающиеся не из горла, а из самих костей.
Он отворачивался от магических знаков и замечал, что комната пуста, совсем без мебели, если не считать длинного стола под скатертью. Приглядевшись, он замечал, что это не обыкновенный стол, а алтарь, на котором лежат инструменты волшебника — стержень янтарного стекла, кинжал с вытравленным на лезвии зеленым узором змеиной чешуи, кубок из почерневшего серебра, металлическая пластина, отполированная до зеркального блеска.
Медленно пробиваясь сквозь вязкость сна, он подходил к алтарю. Опуская глаза вниз, видел свое отражение в отшлифованном металле. Лицо незнакомца, с серыми грозными глазами под квадратным лбом боксера, тупой нос, резко очерченный рот, плоские уши и щетинистые волосы, выцветшие на солнце — сперва он принимал их за седые, но им не соответствовали по-юношески тугие и чисто выбритые щеки.
При виде незнакомца сон менялся, и вдруг он оказывался в лесу рядом с обнаженной женщиной, у которой собольи пряди волос разлетались по плечам, и она бесшумно танцевала на опавших листьях. Но под ритм ее пляшущих ног что-то иное поднималось из земли, беззвучное напряжение, как от собирающейся грозы. И он, глядя на нее, чувствовал, что стоит у финиша времен.
— Лара! — слышал он свой голос. — Лара, танцуй для нас!
Для нас? — думал он в своем сне и пытался среди деревьев разглядеть кого-то еще.
Лес был погружен в ночь. Свет, при котором он смотрел на танцовщицу Лару, лился от далеких звезд сквозь ветви деревьев. Поднимался ветер и приносил с собой привидение. Над стволами летал силуэт из лунного света — мужская фигура с длинными руками и ногами, с лицом коршуна, горбоносым и хищным. Суровые глаза смотрели на него так пристально, что сам факт его существования становился тенью сна.
— Кавал! — слышал он свой голос. — Сила растет! Ведьма вытанцовывает нам силу, и она растет, как морской прилив!
Кавал — это имя наполняло его ощущением чего-то важного, что должно быть сказано. Но он не знал, чего именно.
А сон продолжался, как рассказ без начала и без конца, превращался в путаницу, им овладевало что-то невиданное и неназванное, что-то магическое, чего он не мог понять. Он танцевал с Ларой, и глубоко в его жилах играла сила бури. Призрак по имени Кавал сгущался, тяжелел, как промокшая под дождем одежда. Он недвижно стоял в центре танца, неожиданно реальный, подвластный всем шести чувствам.
— Я вернулся в этот сон предупредить тебя, — сказал Кавал с непосредственностью пробуждающейся яви. — И это ты будешь помнить, когда проснешься. Последние силы свои я потратил на то, чтобы обратиться к тебе, и ты запомнишь, что я скажу. Помни! — Тень поднялась над мхами, одновременно юная и древняя. В звездном свете и ночных сумерках рыжие волосы засохшей кровью прилипли к длинному черепу, остро-костистое лицо свело от напряжения. — Я думал, что прибыл сюда один — сам по себе — силой, которую обрел в Братстве Чародеев, в Сестричестве Ведьм. Я ошибся. Страшно ошибся. Слушай же меня. Меня сюда призвали. Ты понимаешь? Меня призвали на Темный Берег куда более сильной магией, злым волшебством. Я был призван, чтобы участвовать в плане, который мне не дано было постигнуть. Ты меня слышишь? Слушай же! Я был призван сюда Даппи Хобом.
Имя ударило, как молот, и выбило его из сна.
Котяра проснулся в медных полосах зари. В свете раннего дня Каф был синим, гипсовые холмы казались саванами, напоминая виденный сон, неприятный привкус которого не отступал, как запах серы.
Лара. Кавал.
Эти имена встряхнули его от сна окончательно. Кавал, чародей, мастер оружия Дома Одола, сейчас участвует в битве с Властелином Тьмы. Так ли? Во сне была какая-то путаница. Время завернулось в петлю. Прошлое там было или будущее?
Размышлять об этом не было времени — чуткие уши Котяры уловили хруст щебня. Из Кафа к нему шли несколько существ, крупных, как тролли. Не успев вспомнить, о чем он запамятовал, Котяра стал хлопать себе в поисках ножа, которого не нашел. На нем была странная одежда — разорванная хлопчатобумажная рубаха, серые, слишком тесные штаны и неудобные ботинки до щиколоток.
Он свернулся в тени скал и пополз в рассеянном свете туда, откуда слышались звуки, стараясь найти точку повыше и посмотреть, кто или что к нему идет. Ползя по песчаному холму, он пытался сообразить, как защитить себя от троллей без оружия. Но на вершине дюны его тревога испарилась.
— Котяра! — зарокотал голос Бульдога. — Я знаю, что ты здесь! Знаю, что ты меня слышишь! У меня есть искатель!
Котяра встал и помахал рукой навстречу трем силуэтам, идущим к нему сквозь утреннее сияние, и ночные звезды беззвучно посвистывали за ними в зеленом воздухе. Он заметил рядом с Бульдогом приземистую личность в грубых ботинках из мятой древесной коры, в травяной рубашке, с лицом, будто закопченным, с зелеными мшистыми волосами и розовыми острыми кончиками ушей. В руке у этого типа был меч, сверкавший белизной, как лунный луч.
Это враг? А остальных он взял в заложники?
Джиоти выбежала вперед и бросилась к нему, поднимая пыль. Чарм защитил ее и ее спутников при падении, но она подумала, что Бульдог все-таки стукнулся, когда он заявил, что обнаружил Котяру под открытым небом. Он показал ей искатель, и она услышала гудение Чарма, сообщающее о присутствии Котяры. Тогда она решила, что амулет поврежден, и не позволяла себе надеяться — до этой минуты.
Котяра прищурился в бронзовый туман наступающего дня, будто вглядываясь в древний мир и пытаясь разглядеть выражение лица маркграфини. Он помнил, что в последний раз они виделись во Дворце Мерзостей, где непристойно живые трупы мотались в баках по обе стороны от них, и обнаженные сердца трепыхались, поддерживаемые волшебством Властелина Тьмы. Теперь она переменилась. Что-то было в ней новое — спокойствие вместо ужаса.
«В чем тут подвох?» — подумал он, присев на вершине дюны.
— Ты превратился обратно! — выдохнула она с тревогой и остановилась, чуть не забросив руки ему на шею. На нем снова были метки зверя, которые он носил во время борьбы против Властелина Тьмы, и вид его превращения ее взбудоражил и испугал. Перебирая пальцами куртку с амулетами, она оглядела Котяру с головы до ног и обрадовалась, что на нем нет ран. Вынув жезл силы, она прижала его к груди человека-зверя.
— Джиоти…
От прикосновения янтарного жезла его угрюмая тревога рассеялась, и он потянулся к Джиоти.
Она схватила его за руки, ощутила на его шерсти ночной холод, увидела лихорадочный блеск раскосых глаз.
— Что с нами случилось? — спросил он, пытливо разглядывая ее лицо в поисках ответа и почему-то утешаясь ее печальным взглядом. — Нас победил Властелин Тьмы? Почему мы здесь — в Кафе? И почему ты так на меня смотришь?
— Победил? — проворчал Бульдог, подходя к Джиоти и Котяре. — Он мертв! Ты его сам убил.
Запах загара от Бульдога, древесной смолы от Джиоти — оба они разогрелись после целого дня перехода через Каф на силе Чарма — убедил его, что это не волшебное наваждение.
— Я не помню, — признался он. — Ничего не помню о своем прошлом.
— Дай ему свои крысиные звезды, Пес. — Она погладила цветной бархат щеки Котяры. — Может быть, они прояснят твою память. А мы тем временем все тебе расскажем.
— Почему вы здесь? — поинтересовался он.
— Мы вчера тут сделали вынужденную посадку, за несколько лиг отсюда, — сообщила она, помогая Бульдогу увязывать нитку крысиных звезд в наголовную повязку.
— Мы-то думали, что только троллей тут встретим, — добавил Бульдог. — А тут включилась эта штука, и у меня волосы дыбом встали. — Он показал на искатель — круглую коробочку колдовского металла и ведьмина стекла, к которой был приложен кусочек синей шерсти.
— Я это сохранил на память о том, как мы были напарниками в Заксаре, — объяснил Бульдог, показывая пальцем, где именно на пелерине амулетов висел искатель. — Никогда не думал, что он нам опять пригодится. Помнишь, как мне его всегда не хватало, чтобы найти тебя на улицах-обрывах после работы? И всю эту ночь я еле мог заставить себя поверить, что он действительно тебя нашел.
— Мы думали, что он сломан, или хуже — что это обман, — сказала Джиоти. — Что это Пожиратель Теней придумал, чтобы нас заманить.
— Пожиратель Теней? — Круглое лицо Котяры обернулось к незнакомцу, и тот сжался под этим диким взглядом.
— Мы все объясним, — пообещал Бульдог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Под одним из них сидел в плетеном кресле старый-старый человек, блестя пятнистой лысиной. Он был обут в зеленые сандалии и одет в черную рубаху с золотой вышивкой. Будто само время сочилось у него из глаз, и кожа на щеках была в складках, подобных оплавленному воску. Он раскрыл рот, и возник голос, подобный медленной тени:
— Где Риис Морган?
* * *
Котяра понимал, что с этой первой ночевкой под звездами что-то не так. Слишком сильно изменились пряди планетного дыма и паутина звездного огня. За такое короткое время этого не могло случиться. Сначала он подумал, что ему снится странный сон. Но холодный камень и режущий ветер ночи убедили его в обратном.
Хотя он стремился к Ткани Небес на Рифовых Островах Нхэта, где был перед этим провалом памяти, но туннель Чарма из Паучьих Земель неожиданно вывел его в Каф. Он не стал сразу возвращаться в туннель, чтобы не сбиться с пути еще больше, а отсиделся тут остаток дня. С гребня скалистой гряды он видел заросли ревеня и кочки овсюга во впадинах между тянувшимися к югу холмами. Здесь был край пустыни, и отсюда можно было найти путь к воде и к еде, когда забрезжит рассвет. Поэтому Котяра устроился между выходами скал, прикрывавших от ветра и привязывавших его к Ирту, чтобы ночной прилив не унес бесчармовое тело в Бездну. Так он ждал прихода сна и сновидений о Темном Береге — когда заметил, что ночное небо сильно изменилось по сравнению с тем, что он запомнил.
Котяру охватили тревожные мысли: может быть, какой-то колдун наложил на него заклятие, унесшее время? Или это сам Властелин Тьмы так помутил его сознание, что столько долгих дней прошло незаметно?
Он сравнил теперешнее положение светоносных небесных дымов с тем, что помнил по последней ночевке под открытым небом — для него это было всего лишь вчера. Планетоиды разлетелись с прежних мест во всех направлениях. Комета, которую он видел на севере, унесла свой ледяной хвост на запад, завесы звездного тумана изогнулись и трепетали в космических ветрах, складываясь в новый узор, и даже фазы планет изменили свою последовательность: Хелгейт и Немора несли в своих лодочках света новые формы тени.
— Не может быть, — бормотал он про себя как заклинание. — Не может быть.
С этими заклинаниями он и заснул беспокойным сном под навесом скал пустыни.
Приснился тот же сон, который он всегда видел, когда был Котярой: сон о странном мире, где нет Чарма. Как и на Ирте, небо сияло голубизной, и облака шли стадами по путям ветра. Но в этих снах никогда не мелькал в воздухе ни василиск, ни грифон, ни дракон.
Город его снов не парил в воздухе, как большие города Ирга. Столица поднималась прямо из земли башнями из стали и стекла, по сетке улиц среди тропической растительности на много лиг расползались дома. Мелькали дорожные знаки, и название «Дарвин» звенело в замутненной сном памяти — для него это имя ничего не значило. Дарвин, на Северной Территории южной страны, которую его сон называл Австралией.
На обсаженной деревьями улице этого города в розовом доме с белой отделкой и покатой лужайкой с изгородью и кустами он стоял перед знаком, где каллиграфическими буквами значилось: «Сдаются комнаты».
Его злило, что этот повторяющийся сон казался больше чем сном, пульсировал в мозгу с назойливостью воспоминания — но которое все время ускользало.
Люди в этом пансионе будто бы его знали, но он не мог вспомнить их имен. Он видел их лишь мельком, входя в дом и поднимаясь по винтовой лестнице, и его шаги заглушал бордовый ковер. Когда он подходил к площадке, где в конце коридора была дверь из черного дерева, сон становился тяжелым. Движения замедлялись, будто у паралитика. Он чувствовал, что эта тяжелая дверь со стеклянной ручкой открывается в его комнату.
Рука с мучительной медлительностью тянулась к ручке. Он касался стекла, и холодная ручка колола его, как жало электрической искры, почти отбрасывая прочь. Но он вцеплялся крепче, с огромным усилием поворачивал ручку, и дверь открывалась.
Там, в комнате, на окнах висели тяжелые алые шторы. На стенах были нарисованы точные круги — магические символы. Вид каждого из них ударял как грохот барабана, и внутри все начинало резонировать, наполняя его смелыми воспоминаниями о самом себе, обнаженном, мечущемся по комнате в точном и энергичном танце. Конечности покрывались холодным огнем, голос произносил слова, поднимающиеся не из горла, а из самих костей.
Он отворачивался от магических знаков и замечал, что комната пуста, совсем без мебели, если не считать длинного стола под скатертью. Приглядевшись, он замечал, что это не обыкновенный стол, а алтарь, на котором лежат инструменты волшебника — стержень янтарного стекла, кинжал с вытравленным на лезвии зеленым узором змеиной чешуи, кубок из почерневшего серебра, металлическая пластина, отполированная до зеркального блеска.
Медленно пробиваясь сквозь вязкость сна, он подходил к алтарю. Опуская глаза вниз, видел свое отражение в отшлифованном металле. Лицо незнакомца, с серыми грозными глазами под квадратным лбом боксера, тупой нос, резко очерченный рот, плоские уши и щетинистые волосы, выцветшие на солнце — сперва он принимал их за седые, но им не соответствовали по-юношески тугие и чисто выбритые щеки.
При виде незнакомца сон менялся, и вдруг он оказывался в лесу рядом с обнаженной женщиной, у которой собольи пряди волос разлетались по плечам, и она бесшумно танцевала на опавших листьях. Но под ритм ее пляшущих ног что-то иное поднималось из земли, беззвучное напряжение, как от собирающейся грозы. И он, глядя на нее, чувствовал, что стоит у финиша времен.
— Лара! — слышал он свой голос. — Лара, танцуй для нас!
Для нас? — думал он в своем сне и пытался среди деревьев разглядеть кого-то еще.
Лес был погружен в ночь. Свет, при котором он смотрел на танцовщицу Лару, лился от далеких звезд сквозь ветви деревьев. Поднимался ветер и приносил с собой привидение. Над стволами летал силуэт из лунного света — мужская фигура с длинными руками и ногами, с лицом коршуна, горбоносым и хищным. Суровые глаза смотрели на него так пристально, что сам факт его существования становился тенью сна.
— Кавал! — слышал он свой голос. — Сила растет! Ведьма вытанцовывает нам силу, и она растет, как морской прилив!
Кавал — это имя наполняло его ощущением чего-то важного, что должно быть сказано. Но он не знал, чего именно.
А сон продолжался, как рассказ без начала и без конца, превращался в путаницу, им овладевало что-то невиданное и неназванное, что-то магическое, чего он не мог понять. Он танцевал с Ларой, и глубоко в его жилах играла сила бури. Призрак по имени Кавал сгущался, тяжелел, как промокшая под дождем одежда. Он недвижно стоял в центре танца, неожиданно реальный, подвластный всем шести чувствам.
— Я вернулся в этот сон предупредить тебя, — сказал Кавал с непосредственностью пробуждающейся яви. — И это ты будешь помнить, когда проснешься. Последние силы свои я потратил на то, чтобы обратиться к тебе, и ты запомнишь, что я скажу. Помни! — Тень поднялась над мхами, одновременно юная и древняя. В звездном свете и ночных сумерках рыжие волосы засохшей кровью прилипли к длинному черепу, остро-костистое лицо свело от напряжения. — Я думал, что прибыл сюда один — сам по себе — силой, которую обрел в Братстве Чародеев, в Сестричестве Ведьм. Я ошибся. Страшно ошибся. Слушай же меня. Меня сюда призвали. Ты понимаешь? Меня призвали на Темный Берег куда более сильной магией, злым волшебством. Я был призван, чтобы участвовать в плане, который мне не дано было постигнуть. Ты меня слышишь? Слушай же! Я был призван сюда Даппи Хобом.
Имя ударило, как молот, и выбило его из сна.
Котяра проснулся в медных полосах зари. В свете раннего дня Каф был синим, гипсовые холмы казались саванами, напоминая виденный сон, неприятный привкус которого не отступал, как запах серы.
Лара. Кавал.
Эти имена встряхнули его от сна окончательно. Кавал, чародей, мастер оружия Дома Одола, сейчас участвует в битве с Властелином Тьмы. Так ли? Во сне была какая-то путаница. Время завернулось в петлю. Прошлое там было или будущее?
Размышлять об этом не было времени — чуткие уши Котяры уловили хруст щебня. Из Кафа к нему шли несколько существ, крупных, как тролли. Не успев вспомнить, о чем он запамятовал, Котяра стал хлопать себе в поисках ножа, которого не нашел. На нем была странная одежда — разорванная хлопчатобумажная рубаха, серые, слишком тесные штаны и неудобные ботинки до щиколоток.
Он свернулся в тени скал и пополз в рассеянном свете туда, откуда слышались звуки, стараясь найти точку повыше и посмотреть, кто или что к нему идет. Ползя по песчаному холму, он пытался сообразить, как защитить себя от троллей без оружия. Но на вершине дюны его тревога испарилась.
— Котяра! — зарокотал голос Бульдога. — Я знаю, что ты здесь! Знаю, что ты меня слышишь! У меня есть искатель!
Котяра встал и помахал рукой навстречу трем силуэтам, идущим к нему сквозь утреннее сияние, и ночные звезды беззвучно посвистывали за ними в зеленом воздухе. Он заметил рядом с Бульдогом приземистую личность в грубых ботинках из мятой древесной коры, в травяной рубашке, с лицом, будто закопченным, с зелеными мшистыми волосами и розовыми острыми кончиками ушей. В руке у этого типа был меч, сверкавший белизной, как лунный луч.
Это враг? А остальных он взял в заложники?
Джиоти выбежала вперед и бросилась к нему, поднимая пыль. Чарм защитил ее и ее спутников при падении, но она подумала, что Бульдог все-таки стукнулся, когда он заявил, что обнаружил Котяру под открытым небом. Он показал ей искатель, и она услышала гудение Чарма, сообщающее о присутствии Котяры. Тогда она решила, что амулет поврежден, и не позволяла себе надеяться — до этой минуты.
Котяра прищурился в бронзовый туман наступающего дня, будто вглядываясь в древний мир и пытаясь разглядеть выражение лица маркграфини. Он помнил, что в последний раз они виделись во Дворце Мерзостей, где непристойно живые трупы мотались в баках по обе стороны от них, и обнаженные сердца трепыхались, поддерживаемые волшебством Властелина Тьмы. Теперь она переменилась. Что-то было в ней новое — спокойствие вместо ужаса.
«В чем тут подвох?» — подумал он, присев на вершине дюны.
— Ты превратился обратно! — выдохнула она с тревогой и остановилась, чуть не забросив руки ему на шею. На нем снова были метки зверя, которые он носил во время борьбы против Властелина Тьмы, и вид его превращения ее взбудоражил и испугал. Перебирая пальцами куртку с амулетами, она оглядела Котяру с головы до ног и обрадовалась, что на нем нет ран. Вынув жезл силы, она прижала его к груди человека-зверя.
— Джиоти…
От прикосновения янтарного жезла его угрюмая тревога рассеялась, и он потянулся к Джиоти.
Она схватила его за руки, ощутила на его шерсти ночной холод, увидела лихорадочный блеск раскосых глаз.
— Что с нами случилось? — спросил он, пытливо разглядывая ее лицо в поисках ответа и почему-то утешаясь ее печальным взглядом. — Нас победил Властелин Тьмы? Почему мы здесь — в Кафе? И почему ты так на меня смотришь?
— Победил? — проворчал Бульдог, подходя к Джиоти и Котяре. — Он мертв! Ты его сам убил.
Запах загара от Бульдога, древесной смолы от Джиоти — оба они разогрелись после целого дня перехода через Каф на силе Чарма — убедил его, что это не волшебное наваждение.
— Я не помню, — признался он. — Ничего не помню о своем прошлом.
— Дай ему свои крысиные звезды, Пес. — Она погладила цветной бархат щеки Котяры. — Может быть, они прояснят твою память. А мы тем временем все тебе расскажем.
— Почему вы здесь? — поинтересовался он.
— Мы вчера тут сделали вынужденную посадку, за несколько лиг отсюда, — сообщила она, помогая Бульдогу увязывать нитку крысиных звезд в наголовную повязку.
— Мы-то думали, что только троллей тут встретим, — добавил Бульдог. — А тут включилась эта штука, и у меня волосы дыбом встали. — Он показал на искатель — круглую коробочку колдовского металла и ведьмина стекла, к которой был приложен кусочек синей шерсти.
— Я это сохранил на память о том, как мы были напарниками в Заксаре, — объяснил Бульдог, показывая пальцем, где именно на пелерине амулетов висел искатель. — Никогда не думал, что он нам опять пригодится. Помнишь, как мне его всегда не хватало, чтобы найти тебя на улицах-обрывах после работы? И всю эту ночь я еле мог заставить себя поверить, что он действительно тебя нашел.
— Мы думали, что он сломан, или хуже — что это обман, — сказала Джиоти. — Что это Пожиратель Теней придумал, чтобы нас заманить.
— Пожиратель Теней? — Круглое лицо Котяры обернулось к незнакомцу, и тот сжался под этим диким взглядом.
— Мы все объясним, — пообещал Бульдог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48