– Посудите сами, на этом судне тысяча совершенно незнакомых людей. Ни у кого из нас теперь нет ни дома, ни семьи, ни профессии. Это жесточайший ментальный шок. Наименьшее, что они могут для нас сделать, – это дать нам пищу совершенно невероятного качества, чтобы отвлечь от мыслей обо всём этом.
– Джон! – Гарри помахал мне из очереди.
Я махнул в ответ. Через несколько минут он и ещё один, незнакомый мне мужчина подошли к нам, таща нагруженные подносы.
– Это Алан Розенталь, мой сосед по комнате, – представил Гарри своего спутника.
– Прежде известный как спящая красавица, – добавил я.
– Ваши слова справедливы примерно наполовину, – отозвался Алан. – Я и впрямь умопомрачительно красив.
Я представил Гарри и Алана Сьюзен и Томасу.
– Цок-цок-цок… – процокал Томас, внимательно разглядывая их подносы. – Ещё двое, кому не терпится дождаться резкого обострения атеросклероза.
– Гарри, лучше сразу скиньте Тому на тарелку пару кусков бекона, – сказал я. – А не то он всем нам плешь проест по поводу того, как нужно сохранять своё здоровье.
– Я протестую против вашего намёка на то, что меня можно подкупить при помощи еды, – с достоинством заявил Томас.
– Это не намёк, – возразила Сьюзен. – Он сказал об этом совершенно прямо и откровенно.
– Вы выиграли в лотерею никудышного соседа по комнате, – обратился ко мне Гарри, перекладывая два куска бекона Томасу, который принял их с совершенно серьёзным лицом, – зато у меня всё оказалось в порядке. Алан – физик-теоретик. Настолько умный, что дальше некуда.
– И умопомрачительно красивый, – съязвила Сьюзен.
– Спасибо, что запомнили эту немаловажную подробность, – поклонился Алан.
– Похоже, что за этим столом собрались достаточно разумные совершеннолетние люди, – заметил Гарри. – Так что, по вашему мнению, для нас предусмотрели на сегодня?
– У меня в восемь ноль-ноль медицинский осмотр, – ответил я. – Думаю, что и у остальных то же самое.
– Верно, – согласился Гарри. – Но я спрашиваю, что, по-вашему, всё это может означать. Вы считаете, что сегодня стартует терапия омоложения? Или сегодня мы, если можно так выразиться, начнём переставать быть старыми?
– Мы не знаем, что перестанем быть старыми, – ответил Томас. – Мы все предполагаем это, так как считаем, что солдаты должны быть молодыми. Но задумайтесь вот о чём. Никто из нас никогда не видел ни одного колониального солдата. Мы лишь гадаем, и все наши догадки могут быть совершенно ошибочными.
– А какой толк может быть от солдат-стариков? – осведомился Алан. – Если они намерены выставить меня на поле боя, то даже представить себе не могу, какая от меня может быть польза. У меня больная спина. Пока мы вчера шли от платформы до посадочных ворот, я чуть не сдох от боли. Поэтому я не в состоянии вообразить, как буду маршировать двадцать миль с рюкзаком и оружием.
– Нас, несомненно, ждёт какой-нибудь ремонт, – сказал Томас. – Но это вовсе не значит снова стать «молодым». В конце концов, я врач и кое-что в этом понимаю. Можно заставить человеческое тело работать лучше и показывать высокую функциональность даже в преклонные годы, но каждый возраст имеет некоторые базовые ограничения. Семидесятипятилетнее тело несравненно менее быстрое, менее гибкое и обладает худшей восстановительной способностью. Действительно, оно всё ещё способно на некоторые поистине удивительные вещи. Не подумайте, что я хвастаюсь, но мне хочется, чтобы вы знали: там, на Земле, я регулярно участвовал в забегах на десять километров. Последний раз я бегал менее месяца тому назад. И показал время лучше, чем в пятьдесят пять лет.
– А что вы из себя представляли в пятьдесят пять? – спросил я.
– Вопрос в самую точку, – ответил Томас. – Если честно, то в пятьдесят пять я был жирным лентяем. Чтобы заставить меня серьёзно относиться к собственному здоровью, потребовалось пересадить сердце. Но я говорю лишь о том, что хорошо функционирующий семидесятипятилетний организм на самом деле может сделать очень многое, не будучи по-настоящему «молодым», а всего лишь находясь в отличной форме. Не исключено, что для этой армии не требуется ничего большего. Мы же не знаем: может быть, все остальные разумные расы во вселенной – никчёмные слабаки. Если исходить из такого предположения, то, как это ни дико звучит, оказывается, что иметь солдат-стариков более выгодно, поскольку молодые люди полезнее в обществе. Перед ними ещё целые жизни, в то время как мы – уже отработанный материал.
– Если это предположение верно, то, возможно, мы так и останемся стариками, но будем при этом здоровыми – по-настоящему здоровыми, – в задумчивости произнёс Гарри.
– Об этом я и говорю, – отозвался Томас.
– Ну так перестаньте говорить об этом, вы меня расстраиваете, – потребовал Гарри.
– Я заткнусь, если вы отдадите мне ваш сок, – нахально заявил Томас.
– Даже если из нас сделают высокофункциональных семидесятипятилетних стариков, как вы говорите, – вмешалась Сьюзен, – мы всё равно будем продолжать стареть. Через пять лет мы превратимся в высокофункциональных восьмидесятилетних стариков. А это и будет верхним пределом нашей полноценности в качестве солдат.
Томас пожал плечами.
– В наших контрактах говорится о двух годах. Возможно, им будет достаточно поддерживать нас в рабочем состоянии лишь на протяжении этого срока. Разница между семьюдесятью пятью и семьюдесятью семью годами не столь велика, как между семьюдесятью пятью и восьмьюдесятью. Или даже между семьюдесятью семью и восьмьюдесятью. Каждый год к ним приходят сотни тысяч таких, как мы. Через два года они смогут преспокойно заменить нас свежими новобранцами.
– Нас могут продержать на службе до десяти лет, – сказал я. – Это напечатано чёрным по белому. Из этого явственно следует, что они располагают технологией, которая позволит нам сохранить работоспособность на протяжении этого периода времени.
– К тому же у них хранятся образцы нашей ДНК, – добавил Гарри. – Возможно, они будут клонировать для нас запчасти или делать ещё что-то в этом роде.
– Вы правы, – признал Томас. – Но пересадка отдельных органов, костей, мускулов и нервов из клонированных тел в наши – чрезвычайно кропотливая работа. А ведь им ещё придётся возиться с нашими мозгами, которые пересадить нельзя.
Томас наконец поднял голову от тарелки и сообразил, что вогнал всех своих сотрапезников в тоску.
– Я не утверждаю, что нас не сделают снова молодыми, – сказал он. – Просто всё, что мы успели увидеть на этом корабле, убеждает меня, что Союз колоний обладает намного более совершенной технологией, нежели та, какая когда-либо имелась у нас дома. Но как доктор медицины я не в силах понять, каким образом им удастся обратить вспять процесс старения, да ещё настолько радикально, как мы этого от них ожидаем.
– Энтропия – сука! – заявил Алан. – У нас есть теории насчёт того, как обратить её вспять.
– Я вижу одно доказательство, и, на мой взгляд, довольно веское, того, что они каким-то образом улучшат наше состояние, – сказал я.
– Ну-ка, быстро, выкладывайте, – потребовал Гарри. – Теория Тома насчёт того, что мы вольёмся в самую старую армию галактики, портит мне аппетит.
– В аппетите как раз все дело, – ответил я. – Если бы они не знали, как поддерживать наши тела в хорошей форме, то не кормили бы нас блюдами с таким количеством жиров, какое может за месяц вогнать в гроб чуть ли не любого из нас.
– Очень верно, – согласилась Сьюзен. – Вы это очень хорошо заметили, Джон. Я уже почувствовала себя значительно лучше.
– Благодарю вас, – сказал я. – И, основываясь на этом доказательстве, я обрёл такую веру в способность Сил самообороны колоний излечить меня от всех моих бед, что сейчас пойду за добавкой.
– Заодно принесите и мне пару порций блинов, – попросил Томас.
– Эй, Леон, – сказал я, попытавшись встряхнуть дряблую тушу. – Вставайте. Хватит спать. У вас назначение на восемь часов.
Леон лежал на кровати неподвижно, как каменная глыба. Я воздел глаза к небу (вернее, к потолку каюты), вздохнул и наклонился, чтобы толкнуть его посильнее. И тут заметил, что губы его посинели.
«Этого только не хватало!» – воскликнул я про себя и ещё раз потряс его. Безрезультатно. Тогда я подхватил его под мышки и попытался (успешно) стащить с койки на пол. Это больше всего походило на перетаскивание мешка.
Схватив мой ЭЗК, я потребовал прислать медицинскую помощь, а сам опустился на колени и принялся нажимать на грудную клетку, время от времени вдувая воздух в рот. Я продолжал это занятие, пока меня не сменили двое медиков колониальной службы.
К тому времени перед открытой дверью собралась маленькая толпа. Я разглядел Джесси и ввёл её в каюту. Она увидела Леона на полу и быстро прикрыла рот рукой, чтобы не вскрикнуть. Я поспешно приобнял её за плечи.
– Как он? – спросил я у одного из колониальщиков, который о чём-то консультировался со своей ЭЗК.
– Он мёртв, – ответил тот. – Мёртв уже около часа. Похоже на сердечный приступ. Он закрыл крышку ЭЗК и встал, глядя на Леона сверху вниз.
– Вот бедолага! Забраться так далеко только для того, чтобы помереть буквально в самый последний момент!
– Последний доброволец в Бригаду призраков, – добавил другой колониальщик.
Я в упор взглянул ему в глаза. Мне показалось, что подобная шутка над ещё тёплым трупом отдавала крайним безвкусием.
4
– Так… давайте посмотрим, – сказал доктор и взглянул на экран своей огромной, по сравнению с моей, ЭЗК. – Вы Джон Перри, верно?
– Верно, – согласился я.
– А я доктор Расселл, – представился он и повнимательнее всмотрелся в меня. – Судя по вашему виду, можно подумать, что у вас только что умерла любимая собака.
– На самом деле, – ответил я, – это был мой сосед по каюте.
– Ах да, – спокойно сказал он, снова посмотрев на свою ЭЗК. – Леон Дик. Он должен был прийти ко мне сразу после вас. Получается, что у нас дыра в графике. В таком случае давайте исправим список. – Он несколько секунд водил стилусом по экрану ЭЗК, а потом вскинул голову и широко улыбнулся мне. Врачебного такта у доктора Расселла было явно маловато.
– Что ж, теперь займёмся вами.
В кабинете помещались сам доктор Расселл, я, кресло для доктора, маленький столик и две какие-то капсулы, похожие на саркофаги. Контуры саркофагов грубо повторяли очертания человеческого тела, каждый из них имел изогнутую прозрачную дверцу, края которой были обведены широкой полосой. Над капсулами торчали аппараты, похожие на руку, держащую перевёрнутую чашу. Чаша выглядела достаточно большой, чтобы её можно было надеть на человеческую голову. И, честно признаться, это меня изрядно нервировало.
– Прошу вас, проходите сюда, устраивайтесь поудобнее, и начнём, – сказал доктор Расселл, открывая дверцу того саркофага, к которому я стоял ближе.
– Мне нужно что-нибудь снять? – спросил я. Насколько я помнил, при медицинских обследованиях врачи всегда норовили осмотреть хотя бы мой торс.
– Нет, – ответил он. – Но если вам так будет удобнее, то валяйте, раздевайтесь.
– А что, кто-нибудь действительно раздевается, несмотря на то что это не нужно? – полюбопытствовал я.
– Вообще-то да, – ответил врач. – Когда накрепко привыкаешь к определённой схеме поведения, трудно начать вести себя по-другому.
Я раздеваться не стал, только положил мою ЭЗК на стол, направился к саркофагу и улёгся. Доктор Расселл закрыл дверцу и отступил назад.
– Сохраняйте неподвижность несколько секунд, а я тем временем подгоню размеры, – сказал он и ткнул пальцем в свою ЭЗК.
Я почувствовал, как то, что окружало моё тело, слегка зашевелилось, а затем облегло меня плотно, словно поношенная одежда.
– Довольно жутко, – заметил я. Доктор Расселл улыбнулся.
– Вы сейчас почувствуете лёгкую вибрацию, – предупредил он.
– Скажите, – спросил я, когда саркофаг чуть слышно загудел, – а те, другие люди, которые находились в комнате вместе со мной, куда они отправились после того, как побывали здесь?
– Вон в ту дверь. – Он указал рукой себе за спину, не отрывая взгляда от экрана. – Там расположена зона восстановления.
– Восстановления?
– Не тревожьтесь, – успокоил меня Расселл, – я всего лишь не договорил одно слово: восстановления сил. Между тем мы с вами уже почти закончили.
Он снова потыкал в свою ЭЗК, и вибрация прекратилась.
– Что я теперь должен делать?
– Лежите спокойно, только и всего, – ответил доктор Расселл. – Нам осталось сделать совсем немного, а потом нужно будет вкратце обсудить результаты вашего обследования.
– Вы хотите сказать, что они уже готовы? – удивился я.
– Современная медицина просто замечательна, или вы не согласны со мной? – Он показал мне экран ЭЗК, покрытый текстом, являвшимся, по всей вероятности, описанием результатов моего обследования. – Даже не нужно высовывать язык и говорить: «А-а-а».
– Да, но насколько детальным оно получается?
– Достаточно детальным, – сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48