А вот свидание с генералом Бускеросом в пригороде Ла-Коруньи, это — совсем другое дело. Об этом следовало помнить и помнить крепко, основательно. Особенно хорошо следовало помнить слова корпусного генерала.
«Запомни, Рауль (генерал был единственным человеком, который знал имена и фамилии всего состава „Омеги“). От успеха этой операции зависит не только наше с тобой будущее, но и будущее всей Великой Католической Империи. Там, куда мы все направляемся, нет ни угля, ни нефти, там только очень много воды и сырого леса. А нам, чтобы подняться на ноги и вновь потрясти Мир, надо сделать очень много. Для этого и потребуется много всего и, в первую очередь, энергии. А где её взять? Строить гидростанции на притоках Амазонки? Да нас сразу обнаружат и разбомбят все эти станции! Несколько лет назад один тухлый чех придумал, как из урана, воды и прочего дерьма тихо и незаметно получать огромные количества дешевой энергии. Но тогда мы дрались на Волге и Янцзы, нам было не до этого. Недоумок Суареш законопатил этого чеха в ров под Линцем; и только сейчас, когда война, по его мнению, кончилась, начал судорожно разыскивать его открытие. Я думаю, он его уже нашел. Потому как, он не стал добиваться места на „Призраке“ (сверхсекретной субмарине Бессмертной Гвардии), а направился в Виго, где каким-то образом оказался в числе пассажиров „Генерала Гранта“. Полагаю, что он не планирует ехать на нём никуда дальше Майами. Сааведра имел задание проследить за Суарешем. Я уверен, что он тоже всё знает, так как он тоже пробрался в Виго и так же намерен сесть на американский пароход. Я не думаю, что он, завладев бумагами чеха, принесёт их нам. Он просто решил погреть на этом ручонки. Таким образом, Рауль, твоя задача в том, чтобы проникнуть на этот пароход, изъять бумажки чеха и доставить их на нашу базу. Можешь поступить с этими полковниками по своему усмотрению. Ты и с маршалами справлялся, мир праху русского Конева. Суареша и Сааведру ты знаешь. Вот фотографии людей, которые их сопровождают, запомни. С этими можешь вообще не церемониться, это только их охрана в пути до Америки. Там они от них избавятся. И вот ещё что. Когда эти бумаги будут доставлены на базу, можешь рассчитывать на чин майора „Омеги“. Действуй».
Лучше бы он не говорил о чине майора. Рауль Солано прекрасно знал, что это уже предел. Все сотрудники «Омеги», получавшие чин полковника, переживали это событие не более чем на три-четыре недели. Знал Солано и то, что аналогичное задание получат ещё пять-шесть сотрудников. И эти сотрудники, не задумываясь, ликвидируют его самого и завладеют документами Черны, если хоть что-то заподозрят. Хотя, при осложнениях они могут прийти на помощь. Но мне, Матвею Кривоносу, лучше было рассчитывать только на свои силы.
Проникнуть на борт «Генерала Гранта» не составляло особого труда. Конечно, пароход мог принять на борт далеко не всех желающих, и за день до отправления цена билетов в трюм и на палубу достигла астрономической величины. Но разве это было серьёзным препятствием для лейтенанта «Омеги» и хроноагента первого класса? За три часа до отправления некий Фрэнк Дулитл, коммерсант из Филадельфии, приехавший в Европу в расчете половить рыбки в мутной послевоенной воде, обладатель отдельной каюты на «Генерале Гранте»; смертельно пьяный оказался запертым в погребе невзрачной таверны. А его билет перекочевал в карман Рауля Солано.
В порту творилось такое, что светопреставление можно было сравнить с этим лишь с очень большой натяжкой. Пассажиры проходили через тройной кордон. У самых сходен и вдоль всего причала, вплотную к пароходу, стояли наряды американской морской пехоты. Они проверяли билеты и лупцевали дубинками и прикладами прорвавшихся безбилетников, не потерявших надежды уехать в Америку «зайцем». Метров на тридцать дальше от парохода расположилась цепь шведской военной полиции. Они следили, чтобы на пароход не проникли военные преступники. Впрочем, список этих преступников был весьма обширен, а альбом с их фотографиями был так велик, что полковник Суареш мог без всякого риска пройти через шведский кордон. Миновав цепь морской пехоты США, он мог уже вообще ни о чем не беспокоиться. Вышедшая из войны, Америка не подписала конвенции о преследовании, розыске и выдаче военных преступников. При этом она ссылалась на свои демократические свободы и приверженность правам человека, среди которых не последнее место занимало право на политическое убежище. Это не помешало американскому консулу в Виго обзавестись списком упомянутых преступников и альбомом их фотографий. Лицам, имевшим счастье оказаться в этом списке, билеты продавались в десять-пятнадцать раз дороже. Америка — практичная страна. Она делала бизнес на всём, в том числе и на военных преступлениях.
А на самых дальних подступах располагался ещё один кордон: самый плотный и самый страшный. Это были те, кто не сумел приобрести в консульстве заветный билет. Со всех сторон слышались крики: «Дон! Дон! Плачу любую сумму! Дон! Ради всего святого! Возьмите меня, буду вашим вечным рабом!» Это были просьбы. А были и требования, и угрозы. Тем, кто не поспешил на пароход заблаговременно, стоило большого труда пробраться через эту массу желающих уехать. Можно было запросто расстаться с жизнью или, по крайней мере, стать калекой. Мелькали ножи, кастеты и цепи; под шумок к самому носу совали стволы пистолетов. Некоторые пассажиры, послабее, попав в кольцо, сдавались и покупали себе жизнь ценой заветного билета. Мне же все эти просьбы и угрозы были безразличны. Я шел через толпу, как ледокол через слабый лёд. Пытавшиеся меня остановить, уразумев, с кем они имеют дело, быстро расступались. И таких личностей, вроде меня, было не так уж и мало. Во всяком случае, полковники Суареш и Сааведра и их боевики проникли на пароход без проблем.
Помощник капитана, глянув на меня и мой билет, признал во мне соотечественника и тут же кивнул стюарду. Негр, согнувшись под непомерной тяжестью, потащил мои кофры вверх по трапу. Испанские же беженцы волокли свой багаж сами.
— Сделали хороший бизнес, мистер Дулитл? — спросил меня помощник
— Сделаешь в этой Испании, как же! — ответил я, пренебрежительно пожав плечами.
Помощник понимающе улыбнулся, ещё раз глянув на согбенного под тяжестью кофров негра. Великое Время, если бы он знал, что лежит в этих кофрах, то вряд ли подпустил бы меня к пароходу. У себя в каюте я первым делом привёл в порядок свой багаж. Точнее, то, чем запасся предусмотрительный и опытный в таких делах Рауль Солано.
Сначала я вынул из кофра и привёл в боевую готовность «Гепарда» — оружие иранских диверсантов. Шестимиллиметровый портативный, сверхскорострельный пистолет-пулемёт. Очень удобная вещь. Совершенно бесполезный в полевых условиях, «Гепард» был незаменим в ближнем бою, когда всё решает не точность прицела, а быстрота. На его стволе даже не было мушки. Самая короткая очередь выплёвывала не менее трети магазина на шестьдесят патронов. Пули разлетались плотным веером, и хотя бы две из них всегда находили цель.
За «Гепардом» последовал американский «Писмейкер», девятимиллиметровый пистолет с глушителем. «Писмейкер» имел солидную убойную силу и был незаменим в случаях, когда кого-то надо было убрать быстро, надёжно и не привлекая внимания излишним шумом.
Несколько гранат: осколочные с малым радиусом поражения, со слезоточивым газом, с наркотическим газом. К ним противогазовая маска; чтобы самому не заплакать или не заснуть.
Второй кофр был тяжелее. Там лежала австрийская снайперская винтовка с прекрасной просветлённой оптикой. Венцом всего была последняя новинка: русский автомат Калашникова с откидным прикладом. Рауль Солано уже успел по достоинству оценить это оружие. Я же высоко ценил его всегда. Но это было уже на самый крайний случай, если мне придётся держать оборону против всего воинства Сааведры и Суареша, вместе взятых.
За поясом у меня был «Валет» — десятизарядный пистолет калибра 7,62. Солано не расставался с ним, даже когда сидел в сортире. Остальное было мелочью: пакет пластиковой взрывчатки с дистанционными детонаторами, шприц-тюбики с различными снадобьями, пластмассовые самозатягивающиеся наручники и прочие предметы джентльменского набора специалиста из «Омеги».
Пока я приводил в порядок свой арсенал, «Генерал Грант» отвалил от пирса. На палубе было полно народу. Все последний раз смотрели на берега Испании: кто со слезами на глазах, а кто и со злорадной ухмылкой. Я несколько раз прошел вдоль борта от носа до кормы. Ни Суареша, ни Сааведры в толпе не было. Зато я засёк двух агентов Сааведры и одного Суареша. Они, как и я, незаметно, но внимательно изучали толпу на палубе.
Берег, между тем, удалился, и «Генерал Грант» вышел в открытое море. Внезапно с северо-востока донёсся характерный свистящий гул. Гул усиливался, и люди на палубе заметались в панике. Многие из них очень хорошо знали, что означает этот звук. Наперерез курса «Генерала Гранта» на малой высоте шли три двухмоторных реактивных бомбардировщика с подвешенными под фюзеляжами торпедами.
Заметив американский флаг и флаг Красного Креста, торпедоносцы вышли из атаки и прошли над пароходом. На плоскостях ярко блестели красные звёзды. «Ил-28», — определил я. Толпа на палубе проводила самолёты взглядами: кто-то со страхом, кто-то с ненавистью в глазах. Через несколько минут оттуда же, с северо-востока, вновь донёсся гул авиационных моторов. Самолётов на этот раз было больше. Но они, видимо, получив предупреждение, что атакуемое судно идёт под американским флагом; отвернули, не доходя до нас. На развороте я успел заметить характерные остроносые и слегка горбатые силуэты знаменитых советских штурмовиков. Атаки с воздуха прекратились, и по палубе пронёсся вздох облегчения. Впрочем, оставались ещё подводные лодки, эсминцы и крейсера. И, самое страшное, грозный линкор «Советский Союз» с его дальнобойными орудиями главного калибра. Хотя, его командир уже наверняка получил предостережение, что от берегов Испании идёт американский пароход. Но есть же и такие вояки, кто сначала стреляет, а потом разбирается. Особенно, по ночам.
Часа через полтора прозвучал сигнал, приглашающий к обеду. Обладатели каютных мест отправились в ресторан. Я занял место в углу, откуда просматривался весь зал. К своему удивлению в ресторане я обнаружил полковника Суареша. Он сидел через несколько столиков от меня и плотоядным взглядом «раздевал» молодую девушку, сидящую на вращающемся табурете у стойки бара.
Я проследил за его взглядом. Та ещё штучка! На первый взгляд ей было никак не больше двадцати лет, и она была явно не испанского происхождения. Стройная, длинноногая; серые глаза, тонкие, аристократические черты лица, обрамлённого медного цвета волосами, ниспадающими длинным водопадом до пояса. И одета она была так, как сейчас испанки одеваться избегают, чтобы не привлекать к себе внимания оккупантов. На девушке был сарафан из тонкой светло-коричневой кожи почти до колен. Сарафан полотно облегал фигуру до бёдер, а оттуда расходился, как лепестки колокольчика. Из-под сарафана выглядывал кружевной ворот и длинные рукава полупрозрачной нежно-кремового цвета блузки. Манжеты рукавов скрыты под обшлагами лайковых перчаток в тон сарафану. На длинных, красивых ногах остроносые кожаные сапожки высотой до колен, тоже в тон сарафану и перчаткам. Между сапожками и сарафаном видны ослепительно-белые чулки. На голове кокетливо заломленный берет из такого же, светло-коричневого, цвета замши. Красотка сидела весьма независимо и потягивала какой-то коктейль из высокого бокала.
— Кто такая? — тихо спросил я проходящего мимо официанта.
— Анита Рейнхарт, — шепотом ответил он.
— Немка?
— Нет, наша, из Иллинойса.
Понятно, американочка. Моё внимание отвлекли подсевшие за мой столик испанцы. Муж с женой лет около пятидесяти и молодая женщина двадцати пяти-тридцати лет в трауре. Я привстал:
— Фрэнк Дулитл, коммерсант из Филадельфии.
— Антонио Лопес, обувной фабрикант, — он невесело усмехнулся и добавил, — Бывший. Мария Лопес, — представил он женщин, — моя супруга. Анна Рамирес, моя дочь. Увы, уже вдова, — добавил он со вздохом.
— Извините, синьор Лопес, а что заставляет вас, человека столь мирной профессии, бежать из Испании?
— Синьор Дулитл! Неужели вы полагаете, что мы можем жить под властью русских и шведских коммунистов? — удивился фабрикант.
— Хм? Полагаю, что шведы и русские, хотя они и коммунисты, не ходят босиком.
— Синьор Дулитл! — вступила в разговор супруга, — Вам хорошо рассуждать, вы — американец. На ваши города за всю войну не упало ни одной бомбы. Вы ведь были сейчас в Испании и видели, во что превратили эту цветущую страну русские и шведские лётчики своими варварскими бомбёжками. А их штурмовики, которые постоянно висят над дорогами!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
«Запомни, Рауль (генерал был единственным человеком, который знал имена и фамилии всего состава „Омеги“). От успеха этой операции зависит не только наше с тобой будущее, но и будущее всей Великой Католической Империи. Там, куда мы все направляемся, нет ни угля, ни нефти, там только очень много воды и сырого леса. А нам, чтобы подняться на ноги и вновь потрясти Мир, надо сделать очень много. Для этого и потребуется много всего и, в первую очередь, энергии. А где её взять? Строить гидростанции на притоках Амазонки? Да нас сразу обнаружат и разбомбят все эти станции! Несколько лет назад один тухлый чех придумал, как из урана, воды и прочего дерьма тихо и незаметно получать огромные количества дешевой энергии. Но тогда мы дрались на Волге и Янцзы, нам было не до этого. Недоумок Суареш законопатил этого чеха в ров под Линцем; и только сейчас, когда война, по его мнению, кончилась, начал судорожно разыскивать его открытие. Я думаю, он его уже нашел. Потому как, он не стал добиваться места на „Призраке“ (сверхсекретной субмарине Бессмертной Гвардии), а направился в Виго, где каким-то образом оказался в числе пассажиров „Генерала Гранта“. Полагаю, что он не планирует ехать на нём никуда дальше Майами. Сааведра имел задание проследить за Суарешем. Я уверен, что он тоже всё знает, так как он тоже пробрался в Виго и так же намерен сесть на американский пароход. Я не думаю, что он, завладев бумагами чеха, принесёт их нам. Он просто решил погреть на этом ручонки. Таким образом, Рауль, твоя задача в том, чтобы проникнуть на этот пароход, изъять бумажки чеха и доставить их на нашу базу. Можешь поступить с этими полковниками по своему усмотрению. Ты и с маршалами справлялся, мир праху русского Конева. Суареша и Сааведру ты знаешь. Вот фотографии людей, которые их сопровождают, запомни. С этими можешь вообще не церемониться, это только их охрана в пути до Америки. Там они от них избавятся. И вот ещё что. Когда эти бумаги будут доставлены на базу, можешь рассчитывать на чин майора „Омеги“. Действуй».
Лучше бы он не говорил о чине майора. Рауль Солано прекрасно знал, что это уже предел. Все сотрудники «Омеги», получавшие чин полковника, переживали это событие не более чем на три-четыре недели. Знал Солано и то, что аналогичное задание получат ещё пять-шесть сотрудников. И эти сотрудники, не задумываясь, ликвидируют его самого и завладеют документами Черны, если хоть что-то заподозрят. Хотя, при осложнениях они могут прийти на помощь. Но мне, Матвею Кривоносу, лучше было рассчитывать только на свои силы.
Проникнуть на борт «Генерала Гранта» не составляло особого труда. Конечно, пароход мог принять на борт далеко не всех желающих, и за день до отправления цена билетов в трюм и на палубу достигла астрономической величины. Но разве это было серьёзным препятствием для лейтенанта «Омеги» и хроноагента первого класса? За три часа до отправления некий Фрэнк Дулитл, коммерсант из Филадельфии, приехавший в Европу в расчете половить рыбки в мутной послевоенной воде, обладатель отдельной каюты на «Генерале Гранте»; смертельно пьяный оказался запертым в погребе невзрачной таверны. А его билет перекочевал в карман Рауля Солано.
В порту творилось такое, что светопреставление можно было сравнить с этим лишь с очень большой натяжкой. Пассажиры проходили через тройной кордон. У самых сходен и вдоль всего причала, вплотную к пароходу, стояли наряды американской морской пехоты. Они проверяли билеты и лупцевали дубинками и прикладами прорвавшихся безбилетников, не потерявших надежды уехать в Америку «зайцем». Метров на тридцать дальше от парохода расположилась цепь шведской военной полиции. Они следили, чтобы на пароход не проникли военные преступники. Впрочем, список этих преступников был весьма обширен, а альбом с их фотографиями был так велик, что полковник Суареш мог без всякого риска пройти через шведский кордон. Миновав цепь морской пехоты США, он мог уже вообще ни о чем не беспокоиться. Вышедшая из войны, Америка не подписала конвенции о преследовании, розыске и выдаче военных преступников. При этом она ссылалась на свои демократические свободы и приверженность правам человека, среди которых не последнее место занимало право на политическое убежище. Это не помешало американскому консулу в Виго обзавестись списком упомянутых преступников и альбомом их фотографий. Лицам, имевшим счастье оказаться в этом списке, билеты продавались в десять-пятнадцать раз дороже. Америка — практичная страна. Она делала бизнес на всём, в том числе и на военных преступлениях.
А на самых дальних подступах располагался ещё один кордон: самый плотный и самый страшный. Это были те, кто не сумел приобрести в консульстве заветный билет. Со всех сторон слышались крики: «Дон! Дон! Плачу любую сумму! Дон! Ради всего святого! Возьмите меня, буду вашим вечным рабом!» Это были просьбы. А были и требования, и угрозы. Тем, кто не поспешил на пароход заблаговременно, стоило большого труда пробраться через эту массу желающих уехать. Можно было запросто расстаться с жизнью или, по крайней мере, стать калекой. Мелькали ножи, кастеты и цепи; под шумок к самому носу совали стволы пистолетов. Некоторые пассажиры, послабее, попав в кольцо, сдавались и покупали себе жизнь ценой заветного билета. Мне же все эти просьбы и угрозы были безразличны. Я шел через толпу, как ледокол через слабый лёд. Пытавшиеся меня остановить, уразумев, с кем они имеют дело, быстро расступались. И таких личностей, вроде меня, было не так уж и мало. Во всяком случае, полковники Суареш и Сааведра и их боевики проникли на пароход без проблем.
Помощник капитана, глянув на меня и мой билет, признал во мне соотечественника и тут же кивнул стюарду. Негр, согнувшись под непомерной тяжестью, потащил мои кофры вверх по трапу. Испанские же беженцы волокли свой багаж сами.
— Сделали хороший бизнес, мистер Дулитл? — спросил меня помощник
— Сделаешь в этой Испании, как же! — ответил я, пренебрежительно пожав плечами.
Помощник понимающе улыбнулся, ещё раз глянув на согбенного под тяжестью кофров негра. Великое Время, если бы он знал, что лежит в этих кофрах, то вряд ли подпустил бы меня к пароходу. У себя в каюте я первым делом привёл в порядок свой багаж. Точнее, то, чем запасся предусмотрительный и опытный в таких делах Рауль Солано.
Сначала я вынул из кофра и привёл в боевую готовность «Гепарда» — оружие иранских диверсантов. Шестимиллиметровый портативный, сверхскорострельный пистолет-пулемёт. Очень удобная вещь. Совершенно бесполезный в полевых условиях, «Гепард» был незаменим в ближнем бою, когда всё решает не точность прицела, а быстрота. На его стволе даже не было мушки. Самая короткая очередь выплёвывала не менее трети магазина на шестьдесят патронов. Пули разлетались плотным веером, и хотя бы две из них всегда находили цель.
За «Гепардом» последовал американский «Писмейкер», девятимиллиметровый пистолет с глушителем. «Писмейкер» имел солидную убойную силу и был незаменим в случаях, когда кого-то надо было убрать быстро, надёжно и не привлекая внимания излишним шумом.
Несколько гранат: осколочные с малым радиусом поражения, со слезоточивым газом, с наркотическим газом. К ним противогазовая маска; чтобы самому не заплакать или не заснуть.
Второй кофр был тяжелее. Там лежала австрийская снайперская винтовка с прекрасной просветлённой оптикой. Венцом всего была последняя новинка: русский автомат Калашникова с откидным прикладом. Рауль Солано уже успел по достоинству оценить это оружие. Я же высоко ценил его всегда. Но это было уже на самый крайний случай, если мне придётся держать оборону против всего воинства Сааведры и Суареша, вместе взятых.
За поясом у меня был «Валет» — десятизарядный пистолет калибра 7,62. Солано не расставался с ним, даже когда сидел в сортире. Остальное было мелочью: пакет пластиковой взрывчатки с дистанционными детонаторами, шприц-тюбики с различными снадобьями, пластмассовые самозатягивающиеся наручники и прочие предметы джентльменского набора специалиста из «Омеги».
Пока я приводил в порядок свой арсенал, «Генерал Грант» отвалил от пирса. На палубе было полно народу. Все последний раз смотрели на берега Испании: кто со слезами на глазах, а кто и со злорадной ухмылкой. Я несколько раз прошел вдоль борта от носа до кормы. Ни Суареша, ни Сааведры в толпе не было. Зато я засёк двух агентов Сааведры и одного Суареша. Они, как и я, незаметно, но внимательно изучали толпу на палубе.
Берег, между тем, удалился, и «Генерал Грант» вышел в открытое море. Внезапно с северо-востока донёсся характерный свистящий гул. Гул усиливался, и люди на палубе заметались в панике. Многие из них очень хорошо знали, что означает этот звук. Наперерез курса «Генерала Гранта» на малой высоте шли три двухмоторных реактивных бомбардировщика с подвешенными под фюзеляжами торпедами.
Заметив американский флаг и флаг Красного Креста, торпедоносцы вышли из атаки и прошли над пароходом. На плоскостях ярко блестели красные звёзды. «Ил-28», — определил я. Толпа на палубе проводила самолёты взглядами: кто-то со страхом, кто-то с ненавистью в глазах. Через несколько минут оттуда же, с северо-востока, вновь донёсся гул авиационных моторов. Самолётов на этот раз было больше. Но они, видимо, получив предупреждение, что атакуемое судно идёт под американским флагом; отвернули, не доходя до нас. На развороте я успел заметить характерные остроносые и слегка горбатые силуэты знаменитых советских штурмовиков. Атаки с воздуха прекратились, и по палубе пронёсся вздох облегчения. Впрочем, оставались ещё подводные лодки, эсминцы и крейсера. И, самое страшное, грозный линкор «Советский Союз» с его дальнобойными орудиями главного калибра. Хотя, его командир уже наверняка получил предостережение, что от берегов Испании идёт американский пароход. Но есть же и такие вояки, кто сначала стреляет, а потом разбирается. Особенно, по ночам.
Часа через полтора прозвучал сигнал, приглашающий к обеду. Обладатели каютных мест отправились в ресторан. Я занял место в углу, откуда просматривался весь зал. К своему удивлению в ресторане я обнаружил полковника Суареша. Он сидел через несколько столиков от меня и плотоядным взглядом «раздевал» молодую девушку, сидящую на вращающемся табурете у стойки бара.
Я проследил за его взглядом. Та ещё штучка! На первый взгляд ей было никак не больше двадцати лет, и она была явно не испанского происхождения. Стройная, длинноногая; серые глаза, тонкие, аристократические черты лица, обрамлённого медного цвета волосами, ниспадающими длинным водопадом до пояса. И одета она была так, как сейчас испанки одеваться избегают, чтобы не привлекать к себе внимания оккупантов. На девушке был сарафан из тонкой светло-коричневой кожи почти до колен. Сарафан полотно облегал фигуру до бёдер, а оттуда расходился, как лепестки колокольчика. Из-под сарафана выглядывал кружевной ворот и длинные рукава полупрозрачной нежно-кремового цвета блузки. Манжеты рукавов скрыты под обшлагами лайковых перчаток в тон сарафану. На длинных, красивых ногах остроносые кожаные сапожки высотой до колен, тоже в тон сарафану и перчаткам. Между сапожками и сарафаном видны ослепительно-белые чулки. На голове кокетливо заломленный берет из такого же, светло-коричневого, цвета замши. Красотка сидела весьма независимо и потягивала какой-то коктейль из высокого бокала.
— Кто такая? — тихо спросил я проходящего мимо официанта.
— Анита Рейнхарт, — шепотом ответил он.
— Немка?
— Нет, наша, из Иллинойса.
Понятно, американочка. Моё внимание отвлекли подсевшие за мой столик испанцы. Муж с женой лет около пятидесяти и молодая женщина двадцати пяти-тридцати лет в трауре. Я привстал:
— Фрэнк Дулитл, коммерсант из Филадельфии.
— Антонио Лопес, обувной фабрикант, — он невесело усмехнулся и добавил, — Бывший. Мария Лопес, — представил он женщин, — моя супруга. Анна Рамирес, моя дочь. Увы, уже вдова, — добавил он со вздохом.
— Извините, синьор Лопес, а что заставляет вас, человека столь мирной профессии, бежать из Испании?
— Синьор Дулитл! Неужели вы полагаете, что мы можем жить под властью русских и шведских коммунистов? — удивился фабрикант.
— Хм? Полагаю, что шведы и русские, хотя они и коммунисты, не ходят босиком.
— Синьор Дулитл! — вступила в разговор супруга, — Вам хорошо рассуждать, вы — американец. На ваши города за всю войну не упало ни одной бомбы. Вы ведь были сейчас в Испании и видели, во что превратили эту цветущую страну русские и шведские лётчики своими варварскими бомбёжками. А их штурмовики, которые постоянно висят над дорогами!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63