Кстати, он не обнаружил там зеленокожих дикарей с крокодильими головами. Это — ваша вторая ложь. Хотя, нет, третья. Вторая касалась вашего курса. Доказать, или сами признаетесь? Молчите? Тогда я скажу. При таком ветре достичь указанных вами берегов в указанное вами время невозможно. Зато вполне можно дойти до Антильского архипелага. Что скажете?
Леонардо де Сото молчал, угрюмо глядя на меня. Он понял, что проиграл. Сухопутная крыса, кардинал, который ничего не должен был смыслить ни в мореходстве, ни в картографии, разоблачил его. Теперь последует кара, жестокая и неотвратимая. Но по-прежнему в глазах капитана я не видел ни страха, ни раскаяния.
— Я предлагаю вам, капитан, рассказать мне всё как было на самом деле, не приплетая сюда ни зеленокожих дикарей, ни святого Николая. Вижу, что вы не можете решиться. Тогда я изложу то, что произошло, в общих чертах; а вы поправите, если я ошибусь, и дополните, если сочтёте нужным. Итак. В указанное время вы привели свой корабль не к южному континенту Нового Света, а к Антильскому архипелагу. Там ваш корабль захватили пираты. Вы не сдались и приняли бой, потеряв при этом трёх человек. Пираты назначили выкуп по пятьсот золотых дукатов за каждого члена вашей команды и отпустили вас собрать нужную сумму. Возможно, что они даже помогли вам добраться до Европы. В пути вы и сочинили сказку про дикарей и святого Николая. В самом деле, кто пожертвует такую сумму на выкуп простых моряков? А вот если деньги собираются по требованию самого святого Николая! Кстати, из вашего дела я так и не уяснил: зачем святому Николаю потребовалось золото? Как вы это хотели объяснить?
— Я говорил, ваше высокопреосвященство, что золото нужно для обращения дикарей в христианство, — сказал де Сото.
— Хм? В протоколах этого нет. Хотя, ничего странного. Это объяснение настолько нелепо, что следователь даже не стал его записывать, чтобы не осложнить ваше положение ещё больше. Я правильно изложил дело, капитан?
Де Сото тяжело вздохнул и с видом человека, бросающегося в холодную воду, сказал:
— В целом, верно, ваше высокопреосвященство. Непонятно только, как вы обо всём этом догадались. Мне осталось уточнить только одну деталь. Мы попали в засаду, и против нас вышло сразу четыре пиратских корабля. Когда они начали крушить нас из пушек, сразу с трёх сторон, я решил сохранить своим людям жизнь и приказал спустить флаг. Но троих я всё же потерял. Кстати, ваше высокопреосвященство, а как вы догадались, что погибло именно трое?
— По сумме выкупа, разделив её на пятьсот.
— Как всё просто, — покачал головой де Сото.
— Конечно, просто, — подтвердил я, — Вся ваша история, капитан, шита белыми нитками. И это понятно. Вам более пристало водить корабли и воевать, чем заниматься интригами. Будь следователи этого замка чуть-чуть посообразительней и разбирайся они хоть немного в простой арифметике, они бы на листе бумаги разоблачили ваш вымысел, а не приставали бы к вам с дыбой, испанскими сапогами и прочими недостойными моряка предметами. Но всё это — дела прошлые. Что вы намерены предпринять теперь, капитан?
Де Сото снова покачал головой и задумался. Я не торопил капитана. После того, как я разоблачил его, у него пропала надежда раздобыть деньги для выкупа своей команды. В самом деле, кто даст хоть ломаный грош для того, чтобы выкупить из пиратского плена моряков без роду и племени? Капитан поднял голову и спокойно спросил:
— Ваше высокопреосвященство, что, по вашему мнению, меня теперь ждёт?
— Ну, костёр вам теперь, если вы подтвердите свой отказ от версии встречи со святым Николаем, не грозит. Обвинение в кощунстве отпадает. Остаётся попытка обмана. А это уже дело светских властей. Скорее всего, вам присудят от трёх до пяти лет тюрьмы.
— В таком случае, я предпочитаю костёр, — мрачно сказал де Сото.
— Это почему же? — удивился я.
— Сейчас моя команда находится на Гваделупе, работает у плантатора, связанного с пиратами. И за них требуют по пятьсот дукатов. Когда я выйду из тюрьмы, их уже распродадут другим хозяевам. И выкуп будет стоить дороже, да и поиски их по всему архипелагу потребуют слишком много средств и времени. Нет, ваше высокопреосвященство, я не буду подтверждать отречение.
— На что вы надеялись, капитан? Неужели вы всерьёз полагали, что вам поверят и выложат кругленькую сумму? Да из вас, в конце концов, всё равно вырвали бы признание.
— Пока это не удавалось, хотя скучать мне не давали. Выдержу и дальше.
— Выдержите!? Капитан, нет таких людей, которые могут выдержать весь этот арсенал, — я широким жестом показал на «витрину», — Особенно, когда начинают работать истинные мастера этого дела. А такие, смею вас заверить, здесь есть. Возможны только два исхода. Или полное признание, и даже, сверх того, самооговор, или смерть под пытками. Глядя на вас, я полагаю, что вас ждёт второе.
— Пусть так. Зато я, ваше высокопреосвященство, умру с чистой совестью, и никто не сможет сказать, что Леонардо де Сото бросил свою команду в рабстве.
Да, такой действительно умрёт с чистой совестью. Это не Антонио д'Алонсо, пся крев! Честь свою он ставит выше жизни. Я ещё раз внимательно посмотрел на де Сото долгим изучающим взглядом. Кажется, именно такой человек мне и нужен. Вернее, не мне, а кардиналу Марчелло.
— Сколько времени, капитан, будут ещё держать ваших товарищей на Гваделупе?
— До конца года.
— Да, ещё один вопрос. Как получилось, что вас отпустили за выкупом? Насколько мне известно, это не в обычае у пиратов.
— Капитан одного из кораблей, Гильом Вожирар, мой старый знакомый. Три года назад, когда он ещё не был пиратом, я спас его от верной смерти.
— И последний вопрос. Эти пираты плавали под чьим-либо флагом, то есть, занимались каперством, или действовали самостоятельно?
— Самостоятельно.
Я достал из личной папки кардинала Марчелло два листа и ещё раз перечитал их. Всё было в порядке. Положив листы на стол, я обратился к де Сото:
— Капитан, я могу помочь вам спасти свою команду.
Де Сото вздрогнул и, не веря своим ушам, уставился на меня. Кардинал Марчелло изволит шутить и играет с узником как кошка с мышью? Вполне возможно.
— Каким образом, ваше высокопреосвященство? — недоверчиво спросил он.
— Могу помочь, — повторил я, — Но только в том случае, если вы выполните то, что я сейчас скажу. Слушайте внимательно, капитан, и не перебивайте. Все вопросы, буде они у вас возникнут, — на потом. Итак. Сейчас вы напишете отречение, где откажетесь от встреч с дикарями и со святым Николаем. Завтра в соборе вы принесёте публичное покаяние… Я сказал: не перебивайте! После покаяния, по закону, вы подлежите заключению в тюрьму для искупления грехов своих. Но я, кардинал Марчелло, налагаю на вас другую епитимью. Послезавтра вы отправитесь в Неаполь и по этому листу, куда я впишу ваше имя, получите у банкира Его Святейшества обозначенную здесь сумму. Это тридцать тысяч дукатов. Второй лист, куда я так же впишу ваше имя, вы предъявите адмиралу неаполитанского порта. Адмирал передаст вам четыре только что построенных корабля. На эти деньги вы оснастите их по своему усмотрению и наберёте команды. С этими кораблями вы направитесь к Антильскому архипелагу. Полагаю, вы знаете его достаточно хорошо, чтобы выбрать место для засады и оставить там три корабля. С четвёртым кораблём вы явитесь на Гваделупу и вручите пиратам треть или половину, по вашему усмотрению, требуемой ими суммы. При этом вы оговорите, что остальные деньги вы отдадите, если ваших людей доставят в указанное вами место. Пираты — народ жадный, и, чтобы не потерять остальные деньги, они согласятся на ваши условия. Там, под дулами пушек четырёх кораблей, вы заставите их сложить оружие. После этого вы предложите желающим вступить в каперскую эскадру и плавать под флагом Священной Римской Империи, под командой адмирала де Сото. С теми, кто откажется, поступите, как пожелаете. Кажется, всё. Да, чуть не забыл! Надо оговорить долю добычи, которую вы будете отдавать в казну. Обычно каперы отдают пятую часть. Достаточно, если вы будете отдавать пятнадцать процентов. Но вам вменяется в обязанность конвоировать имперские караваны в опасных водах Атлантики. Ну, как? Вы согласны с моими условиями?
Де Сото долго молчал. В его голове явно не укладывались те перемены в его положении и те перспективы, которые я ему нарисовал. Наконец, он спросил тихо, почти шепотом:
— Ваше высокопреосвященство изволит смеяться над несчастным моряком?
— Капитан! Вы слышали когда-нибудь, чтобы кардинал Марчелло изволил шутить, особенно, когда речь идёт о таких крупных суммах? — я указал на банковский лист, — Нет, капитан. Не более месяца назад я имел беседу с Его Святейшеством и герцогом Урсино, адмиралом флота Империи. Речь шла о том, что Франция, Англия, Испания, Голландия, Швеция и Россия имеют свои каперские эскадры, от которых сильно страдают наши торговые караваны. Пора, говорили мы, позаботиться об охране своих кораблей и самим собирать дань с чужих. Было решено создать каперскую эскадру Священной Римской Империи. Дело оставалось только затем, чтобы найти командира эскадры. Это было поручено мне, кардиналу Марчелло. И вот, я нашёл вас. Ещё раз спрашиваю: принимаете вы моё предложение?
— Ваше высокопреосвященство! Меня одолевают сомнения. Как вы можете доверить такую сумму и четыре корабля узнику инквизиции, уличенному вами во лжи? А что если я обману ваше доверие?
— Нет, — покачал я головой, — Нет, капитан, вы не сможете этого сделать. Если вы решились на муки и на смерть, чтобы оправдать доверие ваших товарищей в, прямо скажем, сомнительном, даже безнадёжном, деле, то вы никогда не подведёте того, кто доверил вам так крупно и серьёзно. Или я не прав? Я спрашиваю последний раз: вы согласны?
— Согласен! — выдохнул де Сото и тут же поспешно добавил, — Ваше высокопреосвященство.
— В таком случае, адмирал, — я протянул де Сото чистый лист бумаги, — пишите отречение.
— Простите, ваше высокопреосвященство, но я не могу этого сделать.
Де Сото протянул ко мне руки обожженные огнём. Кожа с кистей местами слезла и обнажила страшные язвы. Да, такими руками много не напишешь, пся крев!
— Понятно. Вам не так давно примеряли перчатки великомученицы Лукреции. Но подписать-то вы сможете? — я обратился к Лючиано, — Сын мой, напиши для адмирала де Сото формальное отречение. Полагаю, адмирал, что вам самому в ближайшие месяцы, пока всё это не заживёт, не придётся работать со снастями корабля и стоять за штурвалом. А командовать эскадрой это не помешает. Вольный морской воздух быстро вылечит вас.
— Не знаю, как я смогу отблагодарить ваше высокопреосвященство, — качал головой де Сото.
— Не меня благодарите, сын мой, а Бога! — ответил я торжественным голосом и с самой постной, на какую только был способен, миной.
Де Сото усмехнулся. С трудом захватив изуродованными пальцами перо, он с ещё большим трудом поставил свою подпись на отречении.
— Вот и всё! — сказал я, — Благословляю вас, сын мой. Возьмите, адмирал, эти листы, я уже вписал туда ваше имя. Отправляйтесь в свою камеру и хорошенько отдохните. Завтра утром вы принесёте формальное покаяние и можете отправляться в Неаполь. Вот ещё что! Выглядите вы ужасно, а денег у вас, как я понимаю, нет. Возьмите, и не надо меня благодарить. Расценивайте это как милостыню, поданную узнику.
Я достал из кошелька десяток золотых монет и протянул их де Сото. Капитан опустился на колено и поцеловал мне руку. Я ещё раз благословил его, и вызванный стражник увёл будущего адмирала в его камеру.
— Ну, вот мы и закончили работу, сын мой. Дай мне посмотреть протоколы.
Еще раз просмотрев переданные мне Лючиано протоколы, я убедился, что мальчик верно понял мои сигналы и записал только то, что я считал нужным.
— Ты — молодец, сын мой, — похвалил я его, — Ты правильно меня понял и хорошо справился с работой. Мне остаётся только вознаградить тебя.
Я полез в кошелёк, но Лючиано вдруг опустился на колени и обратился ко мне с просьбой:
— Ваше высокопреосвященство! Если вы хотите наградить меня, то выслушайте мою просьбу. Это не будет стоить вам и самой мелкой монеты.
— Говори, сын мой, — разрешил я.
— Ваше высокопреосвященство! Через семь месяцев кончается срок моего послушания, и я буду принят в братство святого Себастьяна. Но, ваше высокопреосвященство, я не готов стать монахом, а тем более — инквизитором. У меня нет ни достаточной твёрдости в вере, ни… — он запнулся.
— Я понял тебя, сын мой. Ты хотел сказать: ни жестокости в сердце, но побоялся. Ведь я тоже инквизитор. Но ты прав. Не каждому дано стать монахом, а из тысячи монахов только один может стать инквизитором. Но как ты попал в братство святого Себастьяна?
— Мой отец задолжал епископу Кастро крупную сумму и не смог отдать её в срок. Три моих брата погибли на войне, я — единственный наследник нашего рода… Епископ договорился с моим отцом, что он простит ему долг, если отец передаст меня на послушание в орден святого Себастьяна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Леонардо де Сото молчал, угрюмо глядя на меня. Он понял, что проиграл. Сухопутная крыса, кардинал, который ничего не должен был смыслить ни в мореходстве, ни в картографии, разоблачил его. Теперь последует кара, жестокая и неотвратимая. Но по-прежнему в глазах капитана я не видел ни страха, ни раскаяния.
— Я предлагаю вам, капитан, рассказать мне всё как было на самом деле, не приплетая сюда ни зеленокожих дикарей, ни святого Николая. Вижу, что вы не можете решиться. Тогда я изложу то, что произошло, в общих чертах; а вы поправите, если я ошибусь, и дополните, если сочтёте нужным. Итак. В указанное время вы привели свой корабль не к южному континенту Нового Света, а к Антильскому архипелагу. Там ваш корабль захватили пираты. Вы не сдались и приняли бой, потеряв при этом трёх человек. Пираты назначили выкуп по пятьсот золотых дукатов за каждого члена вашей команды и отпустили вас собрать нужную сумму. Возможно, что они даже помогли вам добраться до Европы. В пути вы и сочинили сказку про дикарей и святого Николая. В самом деле, кто пожертвует такую сумму на выкуп простых моряков? А вот если деньги собираются по требованию самого святого Николая! Кстати, из вашего дела я так и не уяснил: зачем святому Николаю потребовалось золото? Как вы это хотели объяснить?
— Я говорил, ваше высокопреосвященство, что золото нужно для обращения дикарей в христианство, — сказал де Сото.
— Хм? В протоколах этого нет. Хотя, ничего странного. Это объяснение настолько нелепо, что следователь даже не стал его записывать, чтобы не осложнить ваше положение ещё больше. Я правильно изложил дело, капитан?
Де Сото тяжело вздохнул и с видом человека, бросающегося в холодную воду, сказал:
— В целом, верно, ваше высокопреосвященство. Непонятно только, как вы обо всём этом догадались. Мне осталось уточнить только одну деталь. Мы попали в засаду, и против нас вышло сразу четыре пиратских корабля. Когда они начали крушить нас из пушек, сразу с трёх сторон, я решил сохранить своим людям жизнь и приказал спустить флаг. Но троих я всё же потерял. Кстати, ваше высокопреосвященство, а как вы догадались, что погибло именно трое?
— По сумме выкупа, разделив её на пятьсот.
— Как всё просто, — покачал головой де Сото.
— Конечно, просто, — подтвердил я, — Вся ваша история, капитан, шита белыми нитками. И это понятно. Вам более пристало водить корабли и воевать, чем заниматься интригами. Будь следователи этого замка чуть-чуть посообразительней и разбирайся они хоть немного в простой арифметике, они бы на листе бумаги разоблачили ваш вымысел, а не приставали бы к вам с дыбой, испанскими сапогами и прочими недостойными моряка предметами. Но всё это — дела прошлые. Что вы намерены предпринять теперь, капитан?
Де Сото снова покачал головой и задумался. Я не торопил капитана. После того, как я разоблачил его, у него пропала надежда раздобыть деньги для выкупа своей команды. В самом деле, кто даст хоть ломаный грош для того, чтобы выкупить из пиратского плена моряков без роду и племени? Капитан поднял голову и спокойно спросил:
— Ваше высокопреосвященство, что, по вашему мнению, меня теперь ждёт?
— Ну, костёр вам теперь, если вы подтвердите свой отказ от версии встречи со святым Николаем, не грозит. Обвинение в кощунстве отпадает. Остаётся попытка обмана. А это уже дело светских властей. Скорее всего, вам присудят от трёх до пяти лет тюрьмы.
— В таком случае, я предпочитаю костёр, — мрачно сказал де Сото.
— Это почему же? — удивился я.
— Сейчас моя команда находится на Гваделупе, работает у плантатора, связанного с пиратами. И за них требуют по пятьсот дукатов. Когда я выйду из тюрьмы, их уже распродадут другим хозяевам. И выкуп будет стоить дороже, да и поиски их по всему архипелагу потребуют слишком много средств и времени. Нет, ваше высокопреосвященство, я не буду подтверждать отречение.
— На что вы надеялись, капитан? Неужели вы всерьёз полагали, что вам поверят и выложат кругленькую сумму? Да из вас, в конце концов, всё равно вырвали бы признание.
— Пока это не удавалось, хотя скучать мне не давали. Выдержу и дальше.
— Выдержите!? Капитан, нет таких людей, которые могут выдержать весь этот арсенал, — я широким жестом показал на «витрину», — Особенно, когда начинают работать истинные мастера этого дела. А такие, смею вас заверить, здесь есть. Возможны только два исхода. Или полное признание, и даже, сверх того, самооговор, или смерть под пытками. Глядя на вас, я полагаю, что вас ждёт второе.
— Пусть так. Зато я, ваше высокопреосвященство, умру с чистой совестью, и никто не сможет сказать, что Леонардо де Сото бросил свою команду в рабстве.
Да, такой действительно умрёт с чистой совестью. Это не Антонио д'Алонсо, пся крев! Честь свою он ставит выше жизни. Я ещё раз внимательно посмотрел на де Сото долгим изучающим взглядом. Кажется, именно такой человек мне и нужен. Вернее, не мне, а кардиналу Марчелло.
— Сколько времени, капитан, будут ещё держать ваших товарищей на Гваделупе?
— До конца года.
— Да, ещё один вопрос. Как получилось, что вас отпустили за выкупом? Насколько мне известно, это не в обычае у пиратов.
— Капитан одного из кораблей, Гильом Вожирар, мой старый знакомый. Три года назад, когда он ещё не был пиратом, я спас его от верной смерти.
— И последний вопрос. Эти пираты плавали под чьим-либо флагом, то есть, занимались каперством, или действовали самостоятельно?
— Самостоятельно.
Я достал из личной папки кардинала Марчелло два листа и ещё раз перечитал их. Всё было в порядке. Положив листы на стол, я обратился к де Сото:
— Капитан, я могу помочь вам спасти свою команду.
Де Сото вздрогнул и, не веря своим ушам, уставился на меня. Кардинал Марчелло изволит шутить и играет с узником как кошка с мышью? Вполне возможно.
— Каким образом, ваше высокопреосвященство? — недоверчиво спросил он.
— Могу помочь, — повторил я, — Но только в том случае, если вы выполните то, что я сейчас скажу. Слушайте внимательно, капитан, и не перебивайте. Все вопросы, буде они у вас возникнут, — на потом. Итак. Сейчас вы напишете отречение, где откажетесь от встреч с дикарями и со святым Николаем. Завтра в соборе вы принесёте публичное покаяние… Я сказал: не перебивайте! После покаяния, по закону, вы подлежите заключению в тюрьму для искупления грехов своих. Но я, кардинал Марчелло, налагаю на вас другую епитимью. Послезавтра вы отправитесь в Неаполь и по этому листу, куда я впишу ваше имя, получите у банкира Его Святейшества обозначенную здесь сумму. Это тридцать тысяч дукатов. Второй лист, куда я так же впишу ваше имя, вы предъявите адмиралу неаполитанского порта. Адмирал передаст вам четыре только что построенных корабля. На эти деньги вы оснастите их по своему усмотрению и наберёте команды. С этими кораблями вы направитесь к Антильскому архипелагу. Полагаю, вы знаете его достаточно хорошо, чтобы выбрать место для засады и оставить там три корабля. С четвёртым кораблём вы явитесь на Гваделупу и вручите пиратам треть или половину, по вашему усмотрению, требуемой ими суммы. При этом вы оговорите, что остальные деньги вы отдадите, если ваших людей доставят в указанное вами место. Пираты — народ жадный, и, чтобы не потерять остальные деньги, они согласятся на ваши условия. Там, под дулами пушек четырёх кораблей, вы заставите их сложить оружие. После этого вы предложите желающим вступить в каперскую эскадру и плавать под флагом Священной Римской Империи, под командой адмирала де Сото. С теми, кто откажется, поступите, как пожелаете. Кажется, всё. Да, чуть не забыл! Надо оговорить долю добычи, которую вы будете отдавать в казну. Обычно каперы отдают пятую часть. Достаточно, если вы будете отдавать пятнадцать процентов. Но вам вменяется в обязанность конвоировать имперские караваны в опасных водах Атлантики. Ну, как? Вы согласны с моими условиями?
Де Сото долго молчал. В его голове явно не укладывались те перемены в его положении и те перспективы, которые я ему нарисовал. Наконец, он спросил тихо, почти шепотом:
— Ваше высокопреосвященство изволит смеяться над несчастным моряком?
— Капитан! Вы слышали когда-нибудь, чтобы кардинал Марчелло изволил шутить, особенно, когда речь идёт о таких крупных суммах? — я указал на банковский лист, — Нет, капитан. Не более месяца назад я имел беседу с Его Святейшеством и герцогом Урсино, адмиралом флота Империи. Речь шла о том, что Франция, Англия, Испания, Голландия, Швеция и Россия имеют свои каперские эскадры, от которых сильно страдают наши торговые караваны. Пора, говорили мы, позаботиться об охране своих кораблей и самим собирать дань с чужих. Было решено создать каперскую эскадру Священной Римской Империи. Дело оставалось только затем, чтобы найти командира эскадры. Это было поручено мне, кардиналу Марчелло. И вот, я нашёл вас. Ещё раз спрашиваю: принимаете вы моё предложение?
— Ваше высокопреосвященство! Меня одолевают сомнения. Как вы можете доверить такую сумму и четыре корабля узнику инквизиции, уличенному вами во лжи? А что если я обману ваше доверие?
— Нет, — покачал я головой, — Нет, капитан, вы не сможете этого сделать. Если вы решились на муки и на смерть, чтобы оправдать доверие ваших товарищей в, прямо скажем, сомнительном, даже безнадёжном, деле, то вы никогда не подведёте того, кто доверил вам так крупно и серьёзно. Или я не прав? Я спрашиваю последний раз: вы согласны?
— Согласен! — выдохнул де Сото и тут же поспешно добавил, — Ваше высокопреосвященство.
— В таком случае, адмирал, — я протянул де Сото чистый лист бумаги, — пишите отречение.
— Простите, ваше высокопреосвященство, но я не могу этого сделать.
Де Сото протянул ко мне руки обожженные огнём. Кожа с кистей местами слезла и обнажила страшные язвы. Да, такими руками много не напишешь, пся крев!
— Понятно. Вам не так давно примеряли перчатки великомученицы Лукреции. Но подписать-то вы сможете? — я обратился к Лючиано, — Сын мой, напиши для адмирала де Сото формальное отречение. Полагаю, адмирал, что вам самому в ближайшие месяцы, пока всё это не заживёт, не придётся работать со снастями корабля и стоять за штурвалом. А командовать эскадрой это не помешает. Вольный морской воздух быстро вылечит вас.
— Не знаю, как я смогу отблагодарить ваше высокопреосвященство, — качал головой де Сото.
— Не меня благодарите, сын мой, а Бога! — ответил я торжественным голосом и с самой постной, на какую только был способен, миной.
Де Сото усмехнулся. С трудом захватив изуродованными пальцами перо, он с ещё большим трудом поставил свою подпись на отречении.
— Вот и всё! — сказал я, — Благословляю вас, сын мой. Возьмите, адмирал, эти листы, я уже вписал туда ваше имя. Отправляйтесь в свою камеру и хорошенько отдохните. Завтра утром вы принесёте формальное покаяние и можете отправляться в Неаполь. Вот ещё что! Выглядите вы ужасно, а денег у вас, как я понимаю, нет. Возьмите, и не надо меня благодарить. Расценивайте это как милостыню, поданную узнику.
Я достал из кошелька десяток золотых монет и протянул их де Сото. Капитан опустился на колено и поцеловал мне руку. Я ещё раз благословил его, и вызванный стражник увёл будущего адмирала в его камеру.
— Ну, вот мы и закончили работу, сын мой. Дай мне посмотреть протоколы.
Еще раз просмотрев переданные мне Лючиано протоколы, я убедился, что мальчик верно понял мои сигналы и записал только то, что я считал нужным.
— Ты — молодец, сын мой, — похвалил я его, — Ты правильно меня понял и хорошо справился с работой. Мне остаётся только вознаградить тебя.
Я полез в кошелёк, но Лючиано вдруг опустился на колени и обратился ко мне с просьбой:
— Ваше высокопреосвященство! Если вы хотите наградить меня, то выслушайте мою просьбу. Это не будет стоить вам и самой мелкой монеты.
— Говори, сын мой, — разрешил я.
— Ваше высокопреосвященство! Через семь месяцев кончается срок моего послушания, и я буду принят в братство святого Себастьяна. Но, ваше высокопреосвященство, я не готов стать монахом, а тем более — инквизитором. У меня нет ни достаточной твёрдости в вере, ни… — он запнулся.
— Я понял тебя, сын мой. Ты хотел сказать: ни жестокости в сердце, но побоялся. Ведь я тоже инквизитор. Но ты прав. Не каждому дано стать монахом, а из тысячи монахов только один может стать инквизитором. Но как ты попал в братство святого Себастьяна?
— Мой отец задолжал епископу Кастро крупную сумму и не смог отдать её в срок. Три моих брата погибли на войне, я — единственный наследник нашего рода… Епископ договорился с моим отцом, что он простит ему долг, если отец передаст меня на послушание в орден святого Себастьяна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63