— Старый, а ты, часом, не того? — поинтересовался Гриценко, — Там же та самая дивизия стоит, а у нас раненный. Нам к Аргуни пробираться надо. Выход всё равно провалился.
— Правильно говоришь, Василёк, — согласился я, — Задание сорвано, без старлея мы никаких переговоров подслушать не сможем. Но как ты сейчас к Аргуни проберёшься? Они дорогу плотно перекрыли. Скоро и сюда пожалуют. А там они после взрыва мины нас будут искать в последнюю очередь. Значит, мы выиграем время и сможем уйти подальше. Пусть поищут.
Возразить было нечего. Да и не принято в разведке возражать. Приказ, есть приказ. Мы подхватили неподвижного, отключенного промедолом Седова и быстрым шагом направились на юго-запад, постепенно удаляясь от границы. Примерно через полчаса пискнул сигнал радиостанции, и Алахвердиев сообщил:
— Есть ответ!
— Принимай, буду записывать, — сказал я, доставая блокнот.
Гурбон надел наушники и нажал кнопку приёма.
— Сопка — Багульнику…
Дальше последовал ряд цифр. Гурбон выговаривал их четко с расстановкой. Закончив приём, он добавил с улыбкой:
— Целую, твой папа.
Но я, против обыкновения, даже не усмехнулся. То, что получалось у меня после расшифровки, поражало своей несуразностью. Я ещё раз проверил себя. Нет, всё правильно.
— Что там, Старый? — увидев моё замешательство, спросил Цыретаров.
— Выполнение задания прекратить, — начал я перевод, — Возвращение через двадцать четыре часа по варианту три. Связь через четыре часа.
— Они там, что, спятили? Какие двадцать четыре часа? Он же не протянет столько! Какой такой вариант три? Это же черт знает где! Как мы туда доберёмся? Они, наверное, не поняли, что у нас произошло! — возмущался Цыретаров, — Ты что им передал, Старый?
— Всё как есть, — ответил я и протянул Григорию блокнот, — Смотри сам, вот моя шифровка.
— Наше место: четыре-тринадцать, — начал разбирать Цыретаров сочетания цифр, — Командир тяжело ранен, категория Д (угроза для жизни). Всё верно. Извини, Старый. Но какого лешего они там дурью маются?
— Видимо, осложнилась обстановка. Да и так ясно, нам здесь теперь границу не перейти. Будем двигаться к третьему варианту.
— Это ведь всю дорогу бежать придётся, чтобы попасть вовремя, — сказал Васечкин, — Оно бы и ничего. Но скоро светать будет. Днём здесь не побегаешь.
— На рассвете сделаем небольшой привал, передохнём, перекусим и сориентируемся в обстановке. Там видно будет. А сейчас — вперёд!
— Ну, Старый! — пробормотал Гриценко, — Ты словно знал, что нам именно в той стороне переход откроют.
Это были последние слова, прозвучавшие в нашей группе до самого рассвета. Мы прилично удалились от предательской пади, но до точки, где нам готовили переход оставалось ещё далеко. Седов в сознание не приходил, видимо Гриценко «борщанул» с промедолом. Но это было к лучшему. Он, по крайней мере, не испытывал мучений, пока мы несли его, меняясь через каждые полчаса.
Начало светать. Днём двигаться по чужой территории, да ещё и с раненным, было опасно, и я стал искать место для привала. Очень скоро мне попалась заросшая полынью впадина на склоне сопки. Там мы и остановились.
Капитально подкрепившись копченой колбасой и саморазогревающимися консервами, мы начали устраиваться на отдых. Седова уложили в середину, подстелив под него «матрац» из полыни. Я распределил людей на три смены по полтора часа каждая.
— Всё, отдыхаем.
Но отдохнуть не удалось. Не успели мы задремать, как Васечкин и Цыретаров подняли нас.
— Китайцы!
С вершины сопки в нашу сторону спускались одиннадцать человек. Я был озадачен. Нас должны были искать намного восточнее. В любом случае, китайцев здесь быть не должно. Только вернувшись в Монастырь, я узнал, что это была чистая случайность. Когда китайцы оцепили и прочесывали район, где, как они предполагали, мы должны были находиться, один из офицеров ошибся и высадил свой взвод значительно западней. Они проплутали в темноте всю ночь, потеряли всякую ориентировку и друг друга. А утром одно из отделений случайно вышло на нас.
Внимательно наблюдая за китайцами, я пришел к выводу, что они пройдут в ста метрах от нас. Поскольку, они болтались на сопкам уже давно и вымотались, то нас они, скорее всего, не заметят. Я уже успокоился, когда ведущий неожиданно взял левее, и отделение направилось прямо на нас. Уходить было поздно, они подошли слишком близко.
— К бою! — скомандовал я, — Стрелять по моей команде.
Моя группа быстро развернулась в небольшую цепь. Китайцы ничего не заметили и беспечно приближались. Я поймал на мушку командира, идущего впереди, и нажал на спуск. Сразу же справа и слева ударили автоматы. Уцелевшие после первого залпа китайцы залегли и открыли ответный огонь. Один даже швырнул гранату. Но перестрелка продолжалась не более двух минут. Китайцам не под силу оказалось тягаться с хорошо подготовленными разведчиками. Да и лежали они слишком открыто, попадали, как попало, там, где их настигли первые очереди. А переползти или окопаться не успели, мы им не дали этого сделать.
— Уходим! Быстро! — скомандовал я.
Теперь об отдыхе следовало забыть. Оставаться в этом районе было смерти подобно. Перестрелка и взрыв гранаты обязательно привлекут сюда внимание. Как только китайцы обнаружат уничтоженное отделение, а это случится весьма скоро, они осатанеют и организуют на нас облаву по всем правилам. И теперь они уже не успокоятся, пока не обнаружат нас и не сотворят над нами расправу. Их и подгонять будет не надо. Вид убитых товарищей придаст им нужный импульс и заставит забыть об усталости. И для того, чтобы нас найти, они будут привлекать всё новые и новые силы; расширять район оцепления, разбивая его на квадраты и тщательно их прочесывая. Впрочем, и мы на их месте поступили бы так же. Как бы то ни было, наши шансы на благополучное возвращение начали катастрофически стремиться к нулю.
Из китайских автоматов мы соорудили носилки, уложили на них Седова и бегом пустились прежним курсом. Теперь уже было не до скрытности. Хотя, и о ней не следовало забывать. Мы избегали подниматься на сопки, предпочитая двигаться по падям между ними. Правда, это значительно удлиняло путь, но выбора не было. Ночью пойдём напрямую, а днём лишний риск ни к чему.
К тому же я не забывал и о главной задаче, ради которой я стал Владимиром Лавровым. Я вёл группу именно в том направлении, которое отработал ещё в Монастыре при подготовке операции. Тем более, что по расчетам времени долгожданная встреча вот-вот должна была состояться.
Расчет оказался точным. Обогнув одну из сопок, я увидел справа на вершине другой сопки фигуру человека в военной форме.
— Ложись! Противник справа!
Человек нас не заметил. Он смотрел в бинокль куда-то правее. Видимо, он встретил одну из групп, что вышли на охоту за нами, и теперь из любопытства наблюдал за их действиями.
— Судя по биноклю, офицер, — предположил Гриценко.
— Верно, — отозвался я, — Ну-ка, быстро проверь: что мы имеем за этой сопкой?
Гриценко исчез и вернулся через десять минут. Он тяжело дышал.
— Там дорога, довольно паршивая. На дороге джип с водилой. Больше никого.
— Будем брать, — решил я, — Ты и Васечкин снимите водилу, только тихо. Гриша, останешься со старлеем. Гурбон, Серёга, за мной!
Не прошло и пяти минут, как мы вплотную подобрались к растяпе, любовавшемуся в бинокль даурскими пейзажами. Но спешить было нельзя. С вершины сопки хорошо вида была дорога. На ней стоял джип. Водитель глазел на своего начальника и совершенно не следил за тем, что происходило вокруг. А к нему уже подкрадывались Гриценко и Васечкин. Нам нельзя было брать офицера, пока они не уберут водителя. Иначе он может поднять тревогу, вдруг джип оснащен радиостанцией.
Но вот ребята запрыгнули в джип: Васечкин справа, Гриценко сзади. Всё, с водителем покончено. Я махнул рукой, и после короткой и бесшумной возни офицер оказался связанным по рукам и ногам и с кляпом во рту. Он смотрел на нас вытаращенными от страха глазами и ничего не мог понять. Кто мы такие? Откуда взялись? Почему на него напали и связали?
Мы обшарили его и забрали пистолет, документы и блокнот. Лавров китайского языка не знал, но моя лингвистическая программа помогла мне разобрать, что лежащий перед нами офицер имеет звание майора и является начальником связи той самой дивизии, о которой нам нужно было всё разузнать. Это была редкостная удача. Я нагнулся ещё раз над офицером и сделал вид, что разглядываю его петлицы.
— Майор, связист. То, что надо. А судя по номеру, — я показал на документы, — он как раз из той самой дивизии.
— Эх, жаль старлей наш небоеспособен. Сейчас допросил бы его, и дело с концом, — сказал Корнеев, — А теперь придётся тащить его к нам. Повозимся.
Я, конечно, мог бы и сам допросить китайского майора. Но как потом старший сержант Лавров будет объяснять своё превосходное знание китайского языка? И почему до сих пор скрывал это? Я пнул китайца в бок.
— Эй, хунхуз! Русский знаешь?
Еще минуту назад, услышав русскую речь, китайский майор понял, что попал в руки советских разведчиков, и что теперь для него всё кончено. Лицо его налилось кровью, а глаза сверкали в бессильной ярости. На мой вопрос он только резко мотнул головой и посмотрел так, что на душе у меня стало муторно. Съел бы он меня сейчас без хлеба, без соли, без майонеза и без горчицы. И, возможно, прямо в сыром виде.
— Так, — констатировал я, — Ни бельмеса. Да даже если бы и знал русский, всё равно ни хрена не скажет. Ничего, доставим к себе, там его разговорят, не отмолчится.
— Да, — согласился Корнеев, — хошь, не хошь, а тащить надо. Не оставлять же его здесь. Не за тем мы сюда шли. Только, Старый, как ты себе это представляешь? Трое потащат его, трое понесут старлея, а потом меняться будем?
— Да нет, Серёжа, не так. Он у нас сам пойдёт. Есть одно средство, — я посмотрел на дорогу, и в голову мне пришла дерзкая мысль, — Гурбон! Беги к Цыретарову, тащите командира к джипу.
Сам я открыл аптечку и достал шприц-тюбик с белой как молоко жидкостью.
— Что это? — спросил Корнеев.
— Сыворотка Д, — коротко ответил я.
Нагнувшись над пленным майором, я посмотрел на часы и сделал инъекцию в его ногу.
— Всё. Через три минуты он пойдёт за нами в огонь и в воду, и под китайские пули.
— Не понял.
— Это, Серёга, сыворотка Д, — повторил я, — особо секретный препарат. Потому, он имеется в аптечке только у меня и старлея. Он полностью подавляет волю. Знаешь, кто такие зомби?
— Не слышал.
— Ну, представь себе куклу, робота, которому всё до фени; абсолютно всё, кроме команд, которые ему подают. Скажешь: иди, пойдёт; скажешь: стой, будет стоять. Прикажи стоять на голове, встанет на голову. Дерьмо прикажи есть, будет жрать и не поморщится. У него нет ни желаний, ни эмоций, у него нет ничего, только покорность приказам. Сыворотку эту создали специально для таких случаев, как у нас.
— Здорово! Значит, нам его тащить не придётся, сам пойдёт?
— Даже побежит. Но тут, Серый, есть один неприятный момент. Ты заметил, я время засёк. Больше двенадцати часов подряд человеку нельзя находиться под действием этой сыворотки, иначе, — я выразительно покрутил пальцем у виска, — Если мы это время прошляпим, можно будет его просто пристрелить. Толку от него уже не будет. До истечения этого срока надо ввести вот этот препарат, — я показал желтый шприц-тюбик, — и сделать, самое меньшее, трехчасовой перерыв. Потом снова можно вводить Д, но уже только на шесть часов. Потом, после перерыва, ещё на три часа. Это — предел. Понял? Запомни шприцы, если со мной что случится.
— Понял.
— Вот и хорошо. А теперь, развяжем нашего клиента. Он уже созрел.
И правда. Ярость в глазах китайского майора потухла, кровь от лица отхлынула. Он спокойно и безмятежно глядел в серое небо, словно лежал не связанным на снегу, а отдыхал на пляже. Мы развязали стягивающие руки и ноги петли и вынули кляп.
— Встать! — приказал я по-китайски.
Это было одно из немногих китайских слов, которые знали все разведчики. Майор спокойно встал готовый к выполнению дальнейших приказаний. Я указал рукой на джип.
— Постой! — остановил меня Корнеев, — Ты что, Старый, сдурел? Зачем нам эта таратайка?
— Как зачем? Ехать, конечно. Как ещё иначе нам вовремя добраться до точки перехода? С этой перестрелкой да с языком мы и так уже столько времени потеряли, что даже если мы всю дорогу бежать будем без остановки, и то не успеем. А сможем мы бежать без малого сутки?
— А китайцы? Они же сразу нас засекут! Или ты их за дураков держишь?
— Как раз нет! И они нас за дураков не держат, знают с кем имеют дело. Поэтому, они никогда не подумают, что мы после такого шума решимся ехать по их территории средь бела дня на машине. Что головой качаешь? Сомневаешься? А ты не сомневайся. Помнишь, как Суворов говаривал: «Смелость города берёт!» В нашем случае город возьмёт наглость. Китайцы готовы ко всему, они уже всё рассчитали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63