Последний удар пришелся ему в висок, и я, жалея его и опасаясь нанести спортсмену тяжелую травму, ударил его, но не с той силой, с какой бил раньше, а с меньшей. Он упал на пол — тренер не успел или же не захотел выбросить полотенце в то время, когда я начал забивать своего противника, — и дождался-таки нокаута. Из-за этой тренировки спортсмен вынужден был перенести дату своего очередного боя, ибо ему нужно было время для восстановления, ведь после моих даров он угодил прямо в больницу. Мне было жаль его, но что поделаешь…
После схватки я так устал, что несколько дней приходил в себя, и это притом, что я не получил ни одного удара ни в голову, ни в корпус — на протяжении поединка я все время уклонялся от ударов, и они приходились в перчатки и в воздух. Мои мышцы болели, я был разбит, мне ничего не хотелось — все это было ужасно, но в принципе терпимо. Во время поединка я использовал значительную часть всех ресурсов своего организма, и это не прошло для меня бесследно — мне пришлось пропустить несколько матчей в клубе. Об этом поединке написали газеты, и мое имя вновь привлекло к себе повышенное внимание. Время лечит, и оно вылечило меня, но я не стал пробовать себя в восточных единоборствах, потому что не хотел опять так плохо себя чувствовать и так долго восстанавливаться после боя.
Время шло — в клубе я, как и раньше, забивал много голов, на тренировки не ходил, так что свободного времени у меня было предостаточно: я подолгу гулял с тигром и смотрел на то, как он охотится. Любое травоядное животное с массой до тонны было потенциальной жертвой тигра: он ловил слонят и носорогов, крокодилов и тюленей, пингвинов, страусов и прочих птиц; олени, кабаны, рыбы и змеи — все шло на корм полосатому хищнику.
Часто, когда меня не было с ним, он охотился на людей. Я не поощрял этого, но и не препятствовал ему. Если тигр был голоден, то он ел человека, если же был сыт — то бросал так. Его тянуло к людям, и не только ради убийства: он много времени проводил возле поселков людей; бывало, он выходил средь бела дня на окраину селения и долго лежал там, и смотрел оттуда на людские хлопоты, а если его не трогали, то зверь никому не делал зла, и сам уходил через несколько часов. Обо всем этом я узнавал из его головы, из его памяти, но лишь после того, как он возвращался. Как и раньше, я никогда не помогал ему, чтобы не случалось с ним, только время от времени давал полезную информацию или же создавал нужные ему условные рефлексы.
Тигр побывал в разных странах: он был в тундре, в пустыне, в степи, высоко в горах, на коралловых островах и, конечно же, в лесах и джунглях. Он побывал также и в разных временах: и в каменном веке, и в медном, и в железном; он охотился на людей, вооруженных огнестрельным оружием: ружьями, пистолетами и автоматами, охотился на древних людей, которые могли противопоставить ему только холодное оружие: ножи, палицы, копья и луки. Длительное общение со мной и, вообще, жизнь в доме, с людьми, не могло не сказаться на его охотничьих повадках — тигр стал более решительным, не таким пугливым, как его дикие сородичи, не так сильно боялся шума, как они, и к тому же стал очень аккуратным, расчетливым и спокойным как во время атаки, так и в остальное время. Он мог трижды за день или за ночь прийти в село за человеком и трижды достичь успеха, наведя панику и ужас на местных жителей: он путал следы в лесу, выигрывая время, и, пока люди распутывали их, возвращался в поселок с другой стороны и снова нападал. Уходя от погони, хищник часто нападал на преследователей — сначала он выжидал, пока кто-нибудь из группы не отойдет или не отстанет, и затем нападал на него; часто зверь ждал ночи и приходил к охотникам — а ночью все меняется — и тогда он сам становился охотником — и он нападал, стремясь не к убийству, а, стараясь нанести кому-нибудь рану, — так он заставлял людей поворачивать назад, ибо им нужно было позаботиться о раненом. Он не был более кровожадным и агрессивным, чем остальные его сородичи, он лишь был более уверенным и опытным, чем они.
В то время я тоже любопытства ради, как и мой тигр, охотился на людей — глядя в душу хищника, я и сам заинтересовался таким видом охоты (можно сказать, что он обратил мое внимание и на такой вид «спорта»). Для охоты я всегда выбирал такое место и время, гибель людей в котором не повлияет на дальнейшее развитие человеческой цивилизации. Я использовал разное оружие: холодное, огнестрельное, лучевое и прочее, при том условии, что обычно вооружение моих жертв было на порядок примитивнее, хотя время от времени я сознательно шел на большой риск, когда для охоты выбирал точно такое же оружие, как и у моих оппонентов, или даже примитивнее, но такое случалось достаточно редко. Во время охоты я иногда щадил кого-нибудь, но обычно все же убивал. Пару раз я, стоя на какой-нибудь прибрежной возвышенности, из спортивного интереса стрелял, используя оружие разных видов, по головам людей, плывущих к моему берегу, выгребающих изо всех сил без шлюпок, с судна, потерпевшего кораблекрушение неподалеку; нечеловеческая точность не позволяла мне промахиваться, гася во мне и без того небольшой интерес к такого рода занятиям. Глупое занятие — охота на людей — надоела мне довольно быстро; хотя интерес к этому и был у меня сначала, как к чему-то запретному, но потом пропал, когда я обнаружил, что ничего особенного в такой охоте нет — одна лишь бессмысленная и глупая жестокость, вот почему, осознав это, я больше никогда не занимался подобными делами.
А вот гладиаторские бои мне понравились больше, правда, я думаю, что если бы я имел ограниченное количество золота и при этом ставил бы его на кого-нибудь, то наверняка получил бы столько же удовольствия, сколько и местные жители, однако в путешествиях во времени со средствами у меня проблем никогда не было, поэтому, как мне кажется, на подобного рода зрелищах я был более спокоен, нежели основная масса зрителей. Гладиаторские бои — это самый рискованный вид зрелищ с ярко выраженным акцентом в военно-спортивную сторону, и никакая игра не может сравниться с ними по степени риска и, соответственно, интереса со стороны зрителей, поэтому нет ничего удивительного в том, что я периодически посещал их.
Мы уходили с тигром через ткань тогда, когда в комнате не находилась моя очередная любовница — незачем женщину волновать такой «экзотикой»! Кстати, о прекрасном поле… Имея в своих руках власть над душами людей, заводить любовниц мне было очень легко. Во-первых, я выбирал характер пассии еще до личного знакомства с ней и, соответственно, знал, чего она ждет от мужчины; а во-вторых, я более или менее знал себя и, сравнивая себя с тем, кто является олицетворением ее мечтаний, делал вывод, соответствую ли я ее ожиданиям, и если оказалось, что соответствую, то знакомился.
Весь процесс поиска был очень прост — мысленно путешествуя по душам и головам людей, я находил «перспективную» женщину, затем анализировал ее — подходит ли она мне, и подхожу ли я ей — потом, там же, у нее в мозгу находил номер видеофона, после чего звонил по нему. В процессе разговора я говорил именно то, что эта женщина желала бы от меня услышать и с той самой интонацией, с какой она хотела бы услышать от меня эти слова. Во время нашей беседы я мысленно постоянно отслеживал ее внутреннюю реакцию, добиваясь полного взаимопонимания, как говорится, с полуслова, в результате чего, оно получалось просто идеальное — не удивительно, что все дамы были от меня в восторге. Мое же дальнейшее поведение, естественно, зависело от того, о чем мы с ней договорились. Иногда, когда выбранная женщина находилась относительно близко от моего дома, я не звонил ей, а просто подходил к тому самому месту, в которое приходила она — в ресторан ли, клуб ли, или же просто ждал ее на улице, а потом знакомился, глядя в ее живые глаза, а не в бездушный экран видеофона.
Мужчина любит глазами, а женщина — ушами, — и об этом никогда не следует забывать!
Женщины (да и мужчины тоже) довольно часто поверяли мне свои тайны — и это было вполне логично: я представлялся им собеседником, чутко улавливающим все их сомнения, переживания и надежды; идеально понимающим их и имеющим такое же мировоззрение, — как им было не раскрыть мне свою душу?! Я понял, что свои тайны люди рассказывают только под пыткой или человеку, которому они доверяют, но который их об этом не спрашивает! Правда, мне-то зачем все эти сложности — если захочу, я смогу узнать сокровенное еще до того, как собеседник решится рассказать мне о нем!
Раньше, когда я не умел заглядывать в души окружающих, я и представить себе не мог, сколько отличных людей живет рядом со мной. Да на одной только моей улице обитало столько великолепных мужчин и прекрасных женщин, что просто невероятно! А на соседней улице? — да еще столько же! В принципе, если я захотел бы просто поговорить с хорошим человеком, живущем в моем городе, то мне на это и жизни не хватит, а ведь город-то наш — маленький! Оказывается, не надо ходить куда-то далеко — прекрасное всегда находится рядом, ты просто открой ему свою душу и научись смотреть на него!
Правда, надо сказать, есть и такие люди, которые по своим душевным качествам заслуживают хорошей веревки с мылом — в семье не без урода, но таких все же меньшинство, и это радует. Время от времени многие вполне нормальные люди просто просят, чтобы их послали куда-нибудь подальше, а бывает, что обычный человек всем своим поведением ну просто напрашивается на хороший удар по зубам!
А правда состоит в том, что в каждом из нас есть и плохое, и хорошее, но не в равном соотношении — чего-то все-таки больше. Играй на тех струнах души, которые отзовутся добром — и закоренелый злодей предстанет перед тобой добрым ангелом, а захочешь наоборот — сделай человеку плохо, пусть он злится, сыграй на темных струнах его души — и ты увидишь перед собой ядовитую змею, скорпиона или же подобие дьявола.
Действительно, когда люди вступают в тесное общение между собой, то их поведение напоминает поведение дикобразов, пытающихся согреться в холодную зимнюю ночь. Им холодно, они прижимаются друг к другу, но чем сильнее они это делают, тем больнее они колют друг друга своими длинными иглами. Вынужденные из-за боли уколов разойтись, они вновь сближаются, чтобы согреться от холода, и так все ночи напролет. Так зачем же мы колем друг друга? Не проще ли нам сбросить иглы и стать мягкими и теплыми не внутри себя и для себя одного, а снаружи, и для других? — но природа сделала это невозможным для человека.
Все дело заключается в ограниченности ресурсов. Если бы всем всего всегда хватало, то мы все были бы довольны и не рвали бы куски друг у друга, и не рвали бы друг друга на куски. Но есть закон возрастания потребностей, и поэтому всем всегда всего не хватит, потому что ресурсы ограничены, а потребности — нет.
Все и всегда не бывает никогда!
В результате получается, что у человека всегда что-то есть, но ему дополнительно хочется еще чего-то. Однако нужно добавить, что будь все люди всегда довольны своим нынешним положением, то мы бы до сих пор тихо-мирно жили бы себе в пещерах, не знали бы огня, ели бы друг друга, и история человечества была бы одним бесконечным каменным веком.
Закон возрастания потребностей при ограниченности ресурсов является основой движения и прогресса в человеческом обществе.
Но вернемся ко мне — я играл в футбол, менял любовниц и гулял с тигром, а главное — я писал сказки и несколько научных трудов. Художественных произведений я читал мало — по-моему мнению, если слишком много читать чужого, то своего не успеешь написать. Сказки я писал для души, которая требовала светлой доброты после всех этих ужасов войны; наука же мне нравилась еще с довоенных времен, но всерьез заняться ею мне помешали сначала женитьба, а потом — война; теперь же у меня было много свободного времени, а главное, после войны моя мысль окрепла, я стал мыслить шире и свободнее, перестав бояться авторитетов и, что еще важнее, бояться собственной тени в процессе мышления, когда мысль моя обдумывала неизвестное. Я не думаю, что причиной моих успехов в научной деятельности была моя нечеловеческая часть, скорее всего, причины были те же, что и у обычного гения — природа, воспитание и наличие свободного времени. Я не хвастаюсь — мои работы были в полной мере признаны людьми: часть — еще до моей смерти, а часть — уже после, но были признаны все; мое имя внесли в энциклопедии, поставили памятники, назвали улицы и города в мою честь — это ли не говорит о признании моих заслуг перед человечеством?!
Работа ценится по результатам труда, а не по накопленной усталости!
Меня интересовали физика, химия, математика, биология и смежные науки — в этих областях я занимался исключительно теоретическими изысканиями, потому что не имел никакой склонности к практике и к постановке научных экспериментов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
После схватки я так устал, что несколько дней приходил в себя, и это притом, что я не получил ни одного удара ни в голову, ни в корпус — на протяжении поединка я все время уклонялся от ударов, и они приходились в перчатки и в воздух. Мои мышцы болели, я был разбит, мне ничего не хотелось — все это было ужасно, но в принципе терпимо. Во время поединка я использовал значительную часть всех ресурсов своего организма, и это не прошло для меня бесследно — мне пришлось пропустить несколько матчей в клубе. Об этом поединке написали газеты, и мое имя вновь привлекло к себе повышенное внимание. Время лечит, и оно вылечило меня, но я не стал пробовать себя в восточных единоборствах, потому что не хотел опять так плохо себя чувствовать и так долго восстанавливаться после боя.
Время шло — в клубе я, как и раньше, забивал много голов, на тренировки не ходил, так что свободного времени у меня было предостаточно: я подолгу гулял с тигром и смотрел на то, как он охотится. Любое травоядное животное с массой до тонны было потенциальной жертвой тигра: он ловил слонят и носорогов, крокодилов и тюленей, пингвинов, страусов и прочих птиц; олени, кабаны, рыбы и змеи — все шло на корм полосатому хищнику.
Часто, когда меня не было с ним, он охотился на людей. Я не поощрял этого, но и не препятствовал ему. Если тигр был голоден, то он ел человека, если же был сыт — то бросал так. Его тянуло к людям, и не только ради убийства: он много времени проводил возле поселков людей; бывало, он выходил средь бела дня на окраину селения и долго лежал там, и смотрел оттуда на людские хлопоты, а если его не трогали, то зверь никому не делал зла, и сам уходил через несколько часов. Обо всем этом я узнавал из его головы, из его памяти, но лишь после того, как он возвращался. Как и раньше, я никогда не помогал ему, чтобы не случалось с ним, только время от времени давал полезную информацию или же создавал нужные ему условные рефлексы.
Тигр побывал в разных странах: он был в тундре, в пустыне, в степи, высоко в горах, на коралловых островах и, конечно же, в лесах и джунглях. Он побывал также и в разных временах: и в каменном веке, и в медном, и в железном; он охотился на людей, вооруженных огнестрельным оружием: ружьями, пистолетами и автоматами, охотился на древних людей, которые могли противопоставить ему только холодное оружие: ножи, палицы, копья и луки. Длительное общение со мной и, вообще, жизнь в доме, с людьми, не могло не сказаться на его охотничьих повадках — тигр стал более решительным, не таким пугливым, как его дикие сородичи, не так сильно боялся шума, как они, и к тому же стал очень аккуратным, расчетливым и спокойным как во время атаки, так и в остальное время. Он мог трижды за день или за ночь прийти в село за человеком и трижды достичь успеха, наведя панику и ужас на местных жителей: он путал следы в лесу, выигрывая время, и, пока люди распутывали их, возвращался в поселок с другой стороны и снова нападал. Уходя от погони, хищник часто нападал на преследователей — сначала он выжидал, пока кто-нибудь из группы не отойдет или не отстанет, и затем нападал на него; часто зверь ждал ночи и приходил к охотникам — а ночью все меняется — и тогда он сам становился охотником — и он нападал, стремясь не к убийству, а, стараясь нанести кому-нибудь рану, — так он заставлял людей поворачивать назад, ибо им нужно было позаботиться о раненом. Он не был более кровожадным и агрессивным, чем остальные его сородичи, он лишь был более уверенным и опытным, чем они.
В то время я тоже любопытства ради, как и мой тигр, охотился на людей — глядя в душу хищника, я и сам заинтересовался таким видом охоты (можно сказать, что он обратил мое внимание и на такой вид «спорта»). Для охоты я всегда выбирал такое место и время, гибель людей в котором не повлияет на дальнейшее развитие человеческой цивилизации. Я использовал разное оружие: холодное, огнестрельное, лучевое и прочее, при том условии, что обычно вооружение моих жертв было на порядок примитивнее, хотя время от времени я сознательно шел на большой риск, когда для охоты выбирал точно такое же оружие, как и у моих оппонентов, или даже примитивнее, но такое случалось достаточно редко. Во время охоты я иногда щадил кого-нибудь, но обычно все же убивал. Пару раз я, стоя на какой-нибудь прибрежной возвышенности, из спортивного интереса стрелял, используя оружие разных видов, по головам людей, плывущих к моему берегу, выгребающих изо всех сил без шлюпок, с судна, потерпевшего кораблекрушение неподалеку; нечеловеческая точность не позволяла мне промахиваться, гася во мне и без того небольшой интерес к такого рода занятиям. Глупое занятие — охота на людей — надоела мне довольно быстро; хотя интерес к этому и был у меня сначала, как к чему-то запретному, но потом пропал, когда я обнаружил, что ничего особенного в такой охоте нет — одна лишь бессмысленная и глупая жестокость, вот почему, осознав это, я больше никогда не занимался подобными делами.
А вот гладиаторские бои мне понравились больше, правда, я думаю, что если бы я имел ограниченное количество золота и при этом ставил бы его на кого-нибудь, то наверняка получил бы столько же удовольствия, сколько и местные жители, однако в путешествиях во времени со средствами у меня проблем никогда не было, поэтому, как мне кажется, на подобного рода зрелищах я был более спокоен, нежели основная масса зрителей. Гладиаторские бои — это самый рискованный вид зрелищ с ярко выраженным акцентом в военно-спортивную сторону, и никакая игра не может сравниться с ними по степени риска и, соответственно, интереса со стороны зрителей, поэтому нет ничего удивительного в том, что я периодически посещал их.
Мы уходили с тигром через ткань тогда, когда в комнате не находилась моя очередная любовница — незачем женщину волновать такой «экзотикой»! Кстати, о прекрасном поле… Имея в своих руках власть над душами людей, заводить любовниц мне было очень легко. Во-первых, я выбирал характер пассии еще до личного знакомства с ней и, соответственно, знал, чего она ждет от мужчины; а во-вторых, я более или менее знал себя и, сравнивая себя с тем, кто является олицетворением ее мечтаний, делал вывод, соответствую ли я ее ожиданиям, и если оказалось, что соответствую, то знакомился.
Весь процесс поиска был очень прост — мысленно путешествуя по душам и головам людей, я находил «перспективную» женщину, затем анализировал ее — подходит ли она мне, и подхожу ли я ей — потом, там же, у нее в мозгу находил номер видеофона, после чего звонил по нему. В процессе разговора я говорил именно то, что эта женщина желала бы от меня услышать и с той самой интонацией, с какой она хотела бы услышать от меня эти слова. Во время нашей беседы я мысленно постоянно отслеживал ее внутреннюю реакцию, добиваясь полного взаимопонимания, как говорится, с полуслова, в результате чего, оно получалось просто идеальное — не удивительно, что все дамы были от меня в восторге. Мое же дальнейшее поведение, естественно, зависело от того, о чем мы с ней договорились. Иногда, когда выбранная женщина находилась относительно близко от моего дома, я не звонил ей, а просто подходил к тому самому месту, в которое приходила она — в ресторан ли, клуб ли, или же просто ждал ее на улице, а потом знакомился, глядя в ее живые глаза, а не в бездушный экран видеофона.
Мужчина любит глазами, а женщина — ушами, — и об этом никогда не следует забывать!
Женщины (да и мужчины тоже) довольно часто поверяли мне свои тайны — и это было вполне логично: я представлялся им собеседником, чутко улавливающим все их сомнения, переживания и надежды; идеально понимающим их и имеющим такое же мировоззрение, — как им было не раскрыть мне свою душу?! Я понял, что свои тайны люди рассказывают только под пыткой или человеку, которому они доверяют, но который их об этом не спрашивает! Правда, мне-то зачем все эти сложности — если захочу, я смогу узнать сокровенное еще до того, как собеседник решится рассказать мне о нем!
Раньше, когда я не умел заглядывать в души окружающих, я и представить себе не мог, сколько отличных людей живет рядом со мной. Да на одной только моей улице обитало столько великолепных мужчин и прекрасных женщин, что просто невероятно! А на соседней улице? — да еще столько же! В принципе, если я захотел бы просто поговорить с хорошим человеком, живущем в моем городе, то мне на это и жизни не хватит, а ведь город-то наш — маленький! Оказывается, не надо ходить куда-то далеко — прекрасное всегда находится рядом, ты просто открой ему свою душу и научись смотреть на него!
Правда, надо сказать, есть и такие люди, которые по своим душевным качествам заслуживают хорошей веревки с мылом — в семье не без урода, но таких все же меньшинство, и это радует. Время от времени многие вполне нормальные люди просто просят, чтобы их послали куда-нибудь подальше, а бывает, что обычный человек всем своим поведением ну просто напрашивается на хороший удар по зубам!
А правда состоит в том, что в каждом из нас есть и плохое, и хорошее, но не в равном соотношении — чего-то все-таки больше. Играй на тех струнах души, которые отзовутся добром — и закоренелый злодей предстанет перед тобой добрым ангелом, а захочешь наоборот — сделай человеку плохо, пусть он злится, сыграй на темных струнах его души — и ты увидишь перед собой ядовитую змею, скорпиона или же подобие дьявола.
Действительно, когда люди вступают в тесное общение между собой, то их поведение напоминает поведение дикобразов, пытающихся согреться в холодную зимнюю ночь. Им холодно, они прижимаются друг к другу, но чем сильнее они это делают, тем больнее они колют друг друга своими длинными иглами. Вынужденные из-за боли уколов разойтись, они вновь сближаются, чтобы согреться от холода, и так все ночи напролет. Так зачем же мы колем друг друга? Не проще ли нам сбросить иглы и стать мягкими и теплыми не внутри себя и для себя одного, а снаружи, и для других? — но природа сделала это невозможным для человека.
Все дело заключается в ограниченности ресурсов. Если бы всем всего всегда хватало, то мы все были бы довольны и не рвали бы куски друг у друга, и не рвали бы друг друга на куски. Но есть закон возрастания потребностей, и поэтому всем всегда всего не хватит, потому что ресурсы ограничены, а потребности — нет.
Все и всегда не бывает никогда!
В результате получается, что у человека всегда что-то есть, но ему дополнительно хочется еще чего-то. Однако нужно добавить, что будь все люди всегда довольны своим нынешним положением, то мы бы до сих пор тихо-мирно жили бы себе в пещерах, не знали бы огня, ели бы друг друга, и история человечества была бы одним бесконечным каменным веком.
Закон возрастания потребностей при ограниченности ресурсов является основой движения и прогресса в человеческом обществе.
Но вернемся ко мне — я играл в футбол, менял любовниц и гулял с тигром, а главное — я писал сказки и несколько научных трудов. Художественных произведений я читал мало — по-моему мнению, если слишком много читать чужого, то своего не успеешь написать. Сказки я писал для души, которая требовала светлой доброты после всех этих ужасов войны; наука же мне нравилась еще с довоенных времен, но всерьез заняться ею мне помешали сначала женитьба, а потом — война; теперь же у меня было много свободного времени, а главное, после войны моя мысль окрепла, я стал мыслить шире и свободнее, перестав бояться авторитетов и, что еще важнее, бояться собственной тени в процессе мышления, когда мысль моя обдумывала неизвестное. Я не думаю, что причиной моих успехов в научной деятельности была моя нечеловеческая часть, скорее всего, причины были те же, что и у обычного гения — природа, воспитание и наличие свободного времени. Я не хвастаюсь — мои работы были в полной мере признаны людьми: часть — еще до моей смерти, а часть — уже после, но были признаны все; мое имя внесли в энциклопедии, поставили памятники, назвали улицы и города в мою честь — это ли не говорит о признании моих заслуг перед человечеством?!
Работа ценится по результатам труда, а не по накопленной усталости!
Меня интересовали физика, химия, математика, биология и смежные науки — в этих областях я занимался исключительно теоретическими изысканиями, потому что не имел никакой склонности к практике и к постановке научных экспериментов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87