Утратив свой божественный статус и ореол, и претерпев странные трансформации, эти сакральные персонажи замелькали на страницах романов, превратившись в рыцарей Круглого стола. Эти божества были родными богами бриттов. Впрочем многие из них упоминаются в архаических надписях, сооруженных на нашем острове (т.е. о. Британия. — Прим. перев. ), однако почти все они носят экзотический и, так сказать, иноземный характер. Дело в том, что императорский Рим собирал в свои легионы людей самых разных рас и национальностей и у всех их имелись свои собственные боги. По всей Британии и в особенности на землях вокруг Адрианова вала мы находим упоминания о божествах многих и многих племен — от Германии до Африки, от Галлии до Персии, культы которых спорадически возникали в разных местах. Большинство из этих иноземных богов были римскими, однако в наши дни обнаружены развалины храма Эборакуме (нынешний Йорк), посвященного Серапиcy [84]; там же отправлялся и культ Митры, древнеперсидского бога Солнца; а в Корбридже, что в Нортумберленде (древний Корспициум), были найдены алтари, посвященные тирским божествам — Геркулесу и Астарте. Культ бога войны отправлялся под разными именами: Кокидий в колонии даков в Каберленде, а также Тоутат, Камул, Корициак, Белатукатор, Алатор, Лоуцетий, Кондат и Ризигамос: так именовали его римские граждане — выходцы из дальних окраин имперской ойкумены. В Бате существовал культ богини войны, известной под именем Неметона. Сернистые источники в этом городе находились под покровительством божества по имени Сулис, отождествлявшегося римлянами с Минервой; ее помощником считался бог врачевания, упоминаемый на посвятительной плите как «Сол Аполлон Аницет». Однако лишь немногим из этих «странных богов» удалось привлечь к себе внимание туземных жителей — бриттов. Дело в том, что их истинные поклонники прозелитизмом не занимались, а реальное их влияние, по-видимому, было вполне сопоставимо с влиянием какой-нибудь церковки евангелистических христиан в большом турецком городе. Единственное исключение из этого правила — случаи, когда такие иноземные боги были выходцами из Галлии; кроме того, иногда культы отдельных римских богов в самом Риме были не столь заметны, как эти же культы в «импортном варианте» у кельтов. Так, небесный бог-воитель Камул выступает в гэльских героических мифах под именем Кумалла, отца Финна, а в мифологии бриттов — в качестве Кела, герцога Кэр Келвина (в древности известного под названием Камулодунум, а в наши дни — Колчестер), который сумел захватить корону Британии и все свое короткое правление провел в постоянных войнах и сражениях. Есть мнение, что «старый король Коул» из старинных баллад, предстающий в них этаким «стариком-весельчаком», являет собой наиболее поздний вариант бытования этого кельтского бога.
Имя бога Солнца Мапоноса (Мапона) обнаружено на алтарных плитах на территории Галлии и Британии; в валлийской литературе он упоминается под именем Мабона, последователя Артура, тогда как другой галльский бог Солнца, Белен, которому некогда был посвящен величественный храм в Байокассосе (современный Байоз), хотя и не упоминается в наиболее ранних памятниках мифологии бриттов, однако, насколько мы можем судить по упоминаниям в других источниках, был связан с Браном, поскольку в исторических хрониках Гальфрида Монмутского «король Беленус» выступает в роли брата «короля Бренния», а в той же «Morte d'Arthur» «Балэн» считается братом «Балана». Греческий автор II века н. э. сообщает о культе бoга красноречия, существовавшем в Галлии. Имя этого бoга было Огмиос; его атрибуты заставляют вспомнить Геракла, а описание весьма точно соответствует сакральным атрибутам и функции гэльского бога Огмы, считавшегося покровителем литературы и вообще всякой письменности и вместе с тем — профессиональным атлетом-богатырем клана Туатха Де Данаан. Неметона, богиня-воительница, культовый центр которой находился в древности в Бате, по всей вероятности, может быть отождествлена с Нимэйн, одной из жен Нуады Валькирии. Дело в том, что одна из древних надписей (вероятно, испорченных) читается как атубодва , что представляет собой искаженное Катубодва , а это смело можно считать галльским аналогом Бадб Ката, то есть «фурия войны». Лул, или Ллеу, пользовался на континенте широкой известностью под именем Лугус. Три крупных города — Лаон, Лейден и Лион — в древности носили в его честь одинаковое название Лугудунум (что означает «город Луга»), а в последнем и наиболее крупном из них в римскую эпоху регулярно устраивались празднества и день бога Солнца (1 августа), соответствовавшие празднику Лугнасад (празднества в честь Луга), устраивавшемуся и древней Ирландии. Бригит, гэльская Минерва, перебралась на о. Британия под именем Бригантии, богини-покровительницы бригантов, одного из северных племен, а в Восточной Франции ее почитали как Бригиндо, которой Иккавос, сын Оппианоса, принес особые посвятительные дары. Впрочем, о них будет сказано ниже.
Можно привести немало других, не столь впечатляющих, примеров сходства между мифическими именами древних божеств у островных и континентальных кельтов. Однако и приведенных здесь данных вполне достаточно, чтобы доказать, что галлы, гэлы и бритты обладали общим наследием прототипов имен мифологических персонажей, из которого впоследствии развились три достаточно самодеятельные, но в то же время весьма и весьма близкие культовые системы.
Глава 19. ПРИКЛЮЧЕНИЯ БОГОВ АННВНА
Наиболее древние мифы и легенды о богах бриттов посвящены божествам из семейства Пвилла, ассоциируемым с юго-западным районом Уэльса, который римляне именовали Демецией, а бритты — Дифедом. Первая из «Четырех Ветвей Мабиноги» рассказывает о том, как «Пвилл, князь Дифеда», получил право именоваться Пенн Аннвн, то есть «Владыка Аида». По правде сказать, не так-то просто объяснить, почему один и тот же персонаж мог быть и смертным князем, пускай даже и легендарным, и правителем таинственного Потустороннего мира, совмещая в своем лице две противоречащие друг другу древние традиции. Однако для эпохи более архаической, чем эпоха кодификации и литературной обработки этих легенд, никакого насильственного совмещения и не требовалось, ибо обе легенды не воспринимались как нечто противоречивое. Когда Пвилл, владыка Аннвна, выступал в роли персонажа мифов, эти предания были еще живы, и неведомая и загадочная страна Дифед, населенная туземцами-иберами, которых этнографическая фантазия древних кельтов забросила в столь дальние края, представлялась племенам, жившим на восточном берегу пограничной реки Тиви, находящейся во власти Аннвна и даже пребывающей в некой теневой реальности. Но со временем здешние кельты становились все смелее и часто наведывались на другой берег Тиви; они-то и убедились, что Дифед ничем не отличается от прочих земель. Хотя тамошние жители и не принадлежали к племени кельтов, они были такими же существами из плоти и крови. И хотя эта провинция и в позднейшие времена сохранила свое название, означающее «Земля Иллюзий» и «Край Очарования», она перестала казаться средневековым авторам, в частности, валлийскому поэту XIV века Даридд аб Гвилиму, Аидом (Гадесом), то есть Потусторонним миром. Отныне призрачный Аид сложил свои шатры и навсегда ушел за море или даже под волны морские.
История о Пвилле, князе Дифеда, как переводится название «Мабиноги Пвилла, князя Дифеда», повествует о том, что некогда в Аннвне вспыхнула война между двумя его королями — или, что более вероятно, двумя наиболее влиятельными из тамошних вождей. Во время этой войны Арван Серебряный Язык и Хафган Ясный как Лето одновременно напали на владения друг друга. В долгой борьбе Арван потерпел явную неудачу и вынужден был отправиться в земной мир, чтобы заручиться поддержкой славных смертных воинов.
В те времена двор Пвилла, князя Дифеда, находился в Арбете. Однако сам князь отправился на охоту в Глин Кух — район, известный в наши дни как долина на границе двух графств — Пемброкшир и Кармартеншир. Подобно многим и многим владыкам средневековых европейских и восточных романов, в момент начала сюжетной интриги он оказался вдали от своей свиты и заблудился. Некоторое время он еще слышал вдалеке лай собак и даже узнавал их, но затем внезапно услышал голоса другой стаи, приближавшейся к нему. Не успел он толком понять, кто это, как прямо перед ним показался прекрасный благородный олень, за которым буквально по пятам гналась свора странного вида собак. Поначалу Пвилл не обратил на оленя особого внимания, поскольку во все глаза уставился на собак. Он «повидал на своем веку немало разных псов, но таких удивительных ему довелось видеть впервые. Их шерсть сверкала ослепительной белизной, уши были красными, как кровь, а глаза — огненно-красными; так что красный цвет ушей еще более подчеркивал белизну их тел». Да, это были — хотя Пвиллу и не доводилось видеть их прежде — собаки знаменитой аидской породы, с белой шерстью и красными ушами, с которыми мы не раз встречались на страницах гэльских легенд и которых, по преданию, и сегодня иногда еще можно увидеть по ночам на холмах Уэльса. Убедившись, что за сворой не видно всадника-хозяина, Пвилл отогнал псов от уже мертвого оленя и позвал свою собственную свору.
Не успел он это сделать, как прямо перед ним возник «некий муж верхом на огромном светло-сером скакуне; на шее у него висел охотничий рог, а сам он был одет в серый шерстяной наряд, покрой которого выдавал охотника» и принялся упрекать Пвилла за нечестное поведение. «Мне никогда еще не доводилось видеть большего бесчестья проговорил он. — Ты нагло отогнал моих собак, которые затравили оленя, и спустил на него своих собственных. И хотя я не вправе требовать с тебя выкуп за это, клянусь, что сам причиню тебе столько вреда, что это обойдется тебе дороже целой сотни оленей!» Пвилл назвал свои имя и титул и, узнав имя и ранг незнакомца, предложил ему выплатить виру за свою вину. Незнакомец тоже представился — это оказался Аравн, король Аннвна, — и заявил, что Пвилл может заслужить прощение одним-единственным способом: отправиться в бой вместо него, Аравна, и сразиться с самим Хафганом. Пвилл согласился на такое условие, и Аравн тотчас передал свой облик князю, и тот стал как две капли воды похож на владыку Аида, так что никто, в том числе и жена самого Apавна, не смог бы узнать, что перед ними не король, а всего лишь смертный князь. Затем он тайной тропой проводил Пвилла в Аннвн и поставил перед воротами своего собственного замка, приказав тому каждый год в один и тот же день возвращаться на то самое место, на котором они встретились. Сам же Аравн принял облик Пвилла и возвратился вместо него в Арбет.
Никто во всем Аннвне даже не заподозрил, что Пвилл поступает не совсем так, как подобает королю. Он провел целый год, управляя своим новым королевством, выезжая на охоту, устраивая пиры и праздники менестрелей. Жена Аравна, самая прекрасная женщина из всех, каких ему только доводилось видеть, ни днем, ни ночью не разлучались с ним, но он вел себя благородно и не желал обмануть доверие, оказанное ему настоящим королем. Наконец настал день, когда он смог встретиться с Хафганом в поединке на поле боя. Последовал страшный удар, и Пвилл, роковой соперник Хафгана, поразил своего противника копьем, да так, что оно прошло сквозь круп его коня, в щепы раскололо его щит и смертельно ранило одного из властелинов Аида. Умирающего Хафгана унесли с поля боя, а Пвилл, в облике Аравна, принял под свою власть прежних вассалов павшего короля и простер свой скипетр над его владениями. Затем в назначенный день он отправился в Глин Кух, чтобы встретиться с Аравном.
Они вновь поменялись обликами, и каждый возвратился в свои законные владения. Вернувшись, Пвилл обнаружил, что никто еще не правил Дифедом так хорошо и край никогда еще не знал такого процветания, как в минувшем году. Что же касается Аравна, он узнал, что его главный враг погиб, а владения значительно расширились. А когда он поцеловал свою жену, она удивленно спросила его, что с ним случилось: ведь он целый год даже не прикасался к ней. Тогда он поведал ей всю правду, и они согласились, что приобрели в лице Аравна верного и благородного друга.
После этого короли Аннвна и Дифеда еще более укрепили взаимную дружбу. Впредь Пвилл стал время от времени именоваться не князем Дифеда, а Пен Аннвном, то есть «Владыкой Аннвна».
Второй вполне мифологический эпизод из «Мабиноги Пвилла, князя Дифеда» повествует о том, как Пвиллу удалось взять в жены Рианнон, хотя та была не ровней ему, будучи богиней — то ли рассвета, то ли луны. Неподалеку от дворца Пвилла в Арбете был некий курган, обладавший магическими свойствами. С тем, кто садился на него, случалось одно из двух: либо он вскоре бывал ранен или получал удар, либо с ним случалось какое-нибудь чудо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
Имя бога Солнца Мапоноса (Мапона) обнаружено на алтарных плитах на территории Галлии и Британии; в валлийской литературе он упоминается под именем Мабона, последователя Артура, тогда как другой галльский бог Солнца, Белен, которому некогда был посвящен величественный храм в Байокассосе (современный Байоз), хотя и не упоминается в наиболее ранних памятниках мифологии бриттов, однако, насколько мы можем судить по упоминаниям в других источниках, был связан с Браном, поскольку в исторических хрониках Гальфрида Монмутского «король Беленус» выступает в роли брата «короля Бренния», а в той же «Morte d'Arthur» «Балэн» считается братом «Балана». Греческий автор II века н. э. сообщает о культе бoга красноречия, существовавшем в Галлии. Имя этого бoга было Огмиос; его атрибуты заставляют вспомнить Геракла, а описание весьма точно соответствует сакральным атрибутам и функции гэльского бога Огмы, считавшегося покровителем литературы и вообще всякой письменности и вместе с тем — профессиональным атлетом-богатырем клана Туатха Де Данаан. Неметона, богиня-воительница, культовый центр которой находился в древности в Бате, по всей вероятности, может быть отождествлена с Нимэйн, одной из жен Нуады Валькирии. Дело в том, что одна из древних надписей (вероятно, испорченных) читается как атубодва , что представляет собой искаженное Катубодва , а это смело можно считать галльским аналогом Бадб Ката, то есть «фурия войны». Лул, или Ллеу, пользовался на континенте широкой известностью под именем Лугус. Три крупных города — Лаон, Лейден и Лион — в древности носили в его честь одинаковое название Лугудунум (что означает «город Луга»), а в последнем и наиболее крупном из них в римскую эпоху регулярно устраивались празднества и день бога Солнца (1 августа), соответствовавшие празднику Лугнасад (празднества в честь Луга), устраивавшемуся и древней Ирландии. Бригит, гэльская Минерва, перебралась на о. Британия под именем Бригантии, богини-покровительницы бригантов, одного из северных племен, а в Восточной Франции ее почитали как Бригиндо, которой Иккавос, сын Оппианоса, принес особые посвятительные дары. Впрочем, о них будет сказано ниже.
Можно привести немало других, не столь впечатляющих, примеров сходства между мифическими именами древних божеств у островных и континентальных кельтов. Однако и приведенных здесь данных вполне достаточно, чтобы доказать, что галлы, гэлы и бритты обладали общим наследием прототипов имен мифологических персонажей, из которого впоследствии развились три достаточно самодеятельные, но в то же время весьма и весьма близкие культовые системы.
Глава 19. ПРИКЛЮЧЕНИЯ БОГОВ АННВНА
Наиболее древние мифы и легенды о богах бриттов посвящены божествам из семейства Пвилла, ассоциируемым с юго-западным районом Уэльса, который римляне именовали Демецией, а бритты — Дифедом. Первая из «Четырех Ветвей Мабиноги» рассказывает о том, как «Пвилл, князь Дифеда», получил право именоваться Пенн Аннвн, то есть «Владыка Аида». По правде сказать, не так-то просто объяснить, почему один и тот же персонаж мог быть и смертным князем, пускай даже и легендарным, и правителем таинственного Потустороннего мира, совмещая в своем лице две противоречащие друг другу древние традиции. Однако для эпохи более архаической, чем эпоха кодификации и литературной обработки этих легенд, никакого насильственного совмещения и не требовалось, ибо обе легенды не воспринимались как нечто противоречивое. Когда Пвилл, владыка Аннвна, выступал в роли персонажа мифов, эти предания были еще живы, и неведомая и загадочная страна Дифед, населенная туземцами-иберами, которых этнографическая фантазия древних кельтов забросила в столь дальние края, представлялась племенам, жившим на восточном берегу пограничной реки Тиви, находящейся во власти Аннвна и даже пребывающей в некой теневой реальности. Но со временем здешние кельты становились все смелее и часто наведывались на другой берег Тиви; они-то и убедились, что Дифед ничем не отличается от прочих земель. Хотя тамошние жители и не принадлежали к племени кельтов, они были такими же существами из плоти и крови. И хотя эта провинция и в позднейшие времена сохранила свое название, означающее «Земля Иллюзий» и «Край Очарования», она перестала казаться средневековым авторам, в частности, валлийскому поэту XIV века Даридд аб Гвилиму, Аидом (Гадесом), то есть Потусторонним миром. Отныне призрачный Аид сложил свои шатры и навсегда ушел за море или даже под волны морские.
История о Пвилле, князе Дифеда, как переводится название «Мабиноги Пвилла, князя Дифеда», повествует о том, что некогда в Аннвне вспыхнула война между двумя его королями — или, что более вероятно, двумя наиболее влиятельными из тамошних вождей. Во время этой войны Арван Серебряный Язык и Хафган Ясный как Лето одновременно напали на владения друг друга. В долгой борьбе Арван потерпел явную неудачу и вынужден был отправиться в земной мир, чтобы заручиться поддержкой славных смертных воинов.
В те времена двор Пвилла, князя Дифеда, находился в Арбете. Однако сам князь отправился на охоту в Глин Кух — район, известный в наши дни как долина на границе двух графств — Пемброкшир и Кармартеншир. Подобно многим и многим владыкам средневековых европейских и восточных романов, в момент начала сюжетной интриги он оказался вдали от своей свиты и заблудился. Некоторое время он еще слышал вдалеке лай собак и даже узнавал их, но затем внезапно услышал голоса другой стаи, приближавшейся к нему. Не успел он толком понять, кто это, как прямо перед ним показался прекрасный благородный олень, за которым буквально по пятам гналась свора странного вида собак. Поначалу Пвилл не обратил на оленя особого внимания, поскольку во все глаза уставился на собак. Он «повидал на своем веку немало разных псов, но таких удивительных ему довелось видеть впервые. Их шерсть сверкала ослепительной белизной, уши были красными, как кровь, а глаза — огненно-красными; так что красный цвет ушей еще более подчеркивал белизну их тел». Да, это были — хотя Пвиллу и не доводилось видеть их прежде — собаки знаменитой аидской породы, с белой шерстью и красными ушами, с которыми мы не раз встречались на страницах гэльских легенд и которых, по преданию, и сегодня иногда еще можно увидеть по ночам на холмах Уэльса. Убедившись, что за сворой не видно всадника-хозяина, Пвилл отогнал псов от уже мертвого оленя и позвал свою собственную свору.
Не успел он это сделать, как прямо перед ним возник «некий муж верхом на огромном светло-сером скакуне; на шее у него висел охотничий рог, а сам он был одет в серый шерстяной наряд, покрой которого выдавал охотника» и принялся упрекать Пвилла за нечестное поведение. «Мне никогда еще не доводилось видеть большего бесчестья проговорил он. — Ты нагло отогнал моих собак, которые затравили оленя, и спустил на него своих собственных. И хотя я не вправе требовать с тебя выкуп за это, клянусь, что сам причиню тебе столько вреда, что это обойдется тебе дороже целой сотни оленей!» Пвилл назвал свои имя и титул и, узнав имя и ранг незнакомца, предложил ему выплатить виру за свою вину. Незнакомец тоже представился — это оказался Аравн, король Аннвна, — и заявил, что Пвилл может заслужить прощение одним-единственным способом: отправиться в бой вместо него, Аравна, и сразиться с самим Хафганом. Пвилл согласился на такое условие, и Аравн тотчас передал свой облик князю, и тот стал как две капли воды похож на владыку Аида, так что никто, в том числе и жена самого Apавна, не смог бы узнать, что перед ними не король, а всего лишь смертный князь. Затем он тайной тропой проводил Пвилла в Аннвн и поставил перед воротами своего собственного замка, приказав тому каждый год в один и тот же день возвращаться на то самое место, на котором они встретились. Сам же Аравн принял облик Пвилла и возвратился вместо него в Арбет.
Никто во всем Аннвне даже не заподозрил, что Пвилл поступает не совсем так, как подобает королю. Он провел целый год, управляя своим новым королевством, выезжая на охоту, устраивая пиры и праздники менестрелей. Жена Аравна, самая прекрасная женщина из всех, каких ему только доводилось видеть, ни днем, ни ночью не разлучались с ним, но он вел себя благородно и не желал обмануть доверие, оказанное ему настоящим королем. Наконец настал день, когда он смог встретиться с Хафганом в поединке на поле боя. Последовал страшный удар, и Пвилл, роковой соперник Хафгана, поразил своего противника копьем, да так, что оно прошло сквозь круп его коня, в щепы раскололо его щит и смертельно ранило одного из властелинов Аида. Умирающего Хафгана унесли с поля боя, а Пвилл, в облике Аравна, принял под свою власть прежних вассалов павшего короля и простер свой скипетр над его владениями. Затем в назначенный день он отправился в Глин Кух, чтобы встретиться с Аравном.
Они вновь поменялись обликами, и каждый возвратился в свои законные владения. Вернувшись, Пвилл обнаружил, что никто еще не правил Дифедом так хорошо и край никогда еще не знал такого процветания, как в минувшем году. Что же касается Аравна, он узнал, что его главный враг погиб, а владения значительно расширились. А когда он поцеловал свою жену, она удивленно спросила его, что с ним случилось: ведь он целый год даже не прикасался к ней. Тогда он поведал ей всю правду, и они согласились, что приобрели в лице Аравна верного и благородного друга.
После этого короли Аннвна и Дифеда еще более укрепили взаимную дружбу. Впредь Пвилл стал время от времени именоваться не князем Дифеда, а Пен Аннвном, то есть «Владыкой Аннвна».
Второй вполне мифологический эпизод из «Мабиноги Пвилла, князя Дифеда» повествует о том, как Пвиллу удалось взять в жены Рианнон, хотя та была не ровней ему, будучи богиней — то ли рассвета, то ли луны. Неподалеку от дворца Пвилла в Арбете был некий курган, обладавший магическими свойствами. С тем, кто садился на него, случалось одно из двух: либо он вскоре бывал ранен или получал удар, либо с ним случалось какое-нибудь чудо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81