Вовсе нет! Во-первых, многие эрлы хранили еще не самые приятные воспоминания о той твердости, с которой правили в прошлом Каттеринги, так что предпочитали более слабые руки монархов из Нюрпингов. Во-вторых, созыв витенагемута без королевской на то воли почти невозможен. Король Уфгит не спешил с этим.
Рейдер казался совершенно спокойным и, похоже, даже получал удовольствие от этой беседы. Теперь-то Оводу становился ясным тот интерес, который его друг проявлял к политике. Амброз внимательно слушал.
– Впрочем, его заставили это сделать события Десятого месяца того же года, когда шивиальский посол предъявил ультиматум. Угрожая войной, он потребовал, чтобы леди Шарлотту незамедлительно вернули на родину, а ее похитителя выдали для суда в Шивиале. Надеюсь, вы простите меня за цитирование, сир, но все до одного в Бельмарке считали, что суд будет недолгим, а казнь – впечатляющей. Это казалось избыточным ответом на пиратский набег, но поскольку обвиняемый являлся самым могущественным эрлом в стране, у Уфгита не оставалось другого выхода, как созвать витенагемут. Отец взял маму с собой в Нортдейл, столицу Уфгита на острове Вамбсеок и, следовательно, тогдашнюю столицу Бельмарка. Она носила тогда меня, хотя, подозреваю, не по своему выбору.
Ухмылка быстро сбежала с лица Овода, когда ее заметил король.
– Парень, набег, о котором ты говоришь, стоил жизни пятерым Клинкам, не считая нескольких дружинников.
– Я знаю это, сир, – серьезно ответил Рейдер. – Я слышал, как описывается их смерть в Литании. Если вы простите мне короткое отвлечение от темы рассказа, в Айронхолле не знают того, что другая сторона потеряла в этом бою двадцать пять человек, убитых исключительно Клинками. Это обстоятельство неоднократно выдвигалось против моего отца. Возможно, коммандер Монпурс мог бы внести этот факт в официальные записи.
– Я сам прослежу за этим, – буркнул король. – Коммандер не повторит ни слова из того, что слышит в этой комнате.
Овод подозревал, что то же самое относится и к нему.
– Спасибо, сир, – кивнул Рейдер. Что же касается Джерарда из Уэйгарта, то могу сказать, что моя мать вспоминала его. Мне кажется, со временем она начала сожалеть о своем гневе и решила, что он действовал из более благородных побуждений, чем представлялось ей поначалу. Однако я никогда не слышал, что случилось с ним впоследствии.
Никто не задает вопросы монархам, так что это замечание омрачило августейшее чело.
– Право, не помню, – выказанное королем равнодушие к этому показалось не совсем убедительным. – Может, ты помнишь, коммандер?
– Это было еще до меня, – сказал Монпурс. – По заведенной в Гвардии традиции он умер при сопротивлении аресту. Истек кровью от множественных колотых и резаных ранений, полагаю.
Угроза могла быть и призрачной, но Овод на всякий случай отодвинулся в тень, на самый край скамьи. Рейдер поспешно продолжил свой рассказ.
– Четверо эрлов под тем или иным предлогом уклонились от участия и прислали вместо себя танистов. Посол огласил свои требования, люди постарше и помудрее призывали к осмотрительности, сорвиголовы помоложе метали громы и молнии. Мой отец обратился с потрясающей речью. Притом что ставкой в этой игре была его жизнь, он каким-то образом ухитрился превратить дебаты в вызов королю и выиграл голосование с минимальным возможным перевесом, одиннадцатью голосами против десяти. Король Уфгит оставался еще достойным трона сильным мужчиной, и он предпочел отречению поединок. Скопы долго еще слагали песни о той схватке. Отец никогда не говорил, что победа далась ему легко, но в конце концов ему удалось одержать верх. Он пощадил жизнь соперника, что было расценено как глупая сентиментальность.
– Проиграй мой отец голосование или дуэль – и это неминуемо стоило бы ему жизни. Он утверждал – и я не думаю, чтобы это было только шуткой, – что обязан победой мне. Меня зачали на борту драккара, по дороге из Шивиаля, и ко времени витенагемута о состоянии моей матери уже было известно. Очевидно для женщин, хоть и не для мужчин – так говорил отец. Как бы то ни было, об этом знали все, и он привлек к этому внимание в своей речи. Если витаны уступили бы требованиям Шивиаля, они тем самым отдали бы извечным врагам невинного, не рожденного еще Каттеринга. Как могли бельцы пасть до такого позора? Подозреваю, что эрлов гораздо больше тревожила угроза гражданской войны, нежели моя судьба, и все же, возможно, я тоже сыграл в этом какую-то роль. Если я повлиял хоть на один голос, я изменил историю, ибо, конечно же, первым же шагом нового короля было заставить шивиальского посла публично съесть свой ультиматум вместе с сургучом, лентами и всем прочим. Торговля между нашими странами прекратилась, а случайные пиратские набеги превратились в полномасштабную войну.
2
Для бельцев эта война всегда была Войной принца Амброза. Они верили в то, что он раздул страсти в Парламенте Шивиаля и заставил дряхлеющего отца ввязаться в конфликт, которого тот избегал все время своего правления. По мрачной иронии здоровье короля Тайссона вскоре поправилось, и он правил еще более десяти лет. Задолго до его смерти шивиальцы начали проклинать его за то, что они называли Тайссоновой Войной.
Наследному принцу ни разу не выдалось серьезной возможности побывать в реальном бою, так что флот, который он обещал привести Эйледу, вышел в море без него. Он достиг берегов Бельмарка в первый день Четвертого месяца 338 года и в ту же ночь погиб на рифах, носивших название «Свеорнстанас» – «Мельничные Жернова». Лишь десятой части находившихся на кораблях людей удалось вернуться домой, в Шивиаль. Остальные утонули или попали на невольничьи рынки. С тех пор Бельмарк жил, не опасаясь вторжения, а Шивиаль вел оборонительную войну.
Весть об этой катастрофе – или удаче, смотря с какой стороны на нее смотреть – огласили в Варофбурге в тот самый день, когда королева Шарлотта разрешилась от бремени ателингом Радгаром. Роды протекали тяжело, так что появление у него братьев или сестер исключалось, но ребенок родился здоровым, и мать осталась жива. Совпадение по времени этих двух событий не осталось незамеченным, и Бельмарк ликовал по случаю рождения королевского наследника и продолжения рода Каттерингов.
Подобно многим рожденным фейнами, Радгар вырос, говоря с отцом по-бельски, а с матерью – на другом языке, не видя в этом ничего необычного. Его мать была красива, а отец носил меч – все остальное мало что значило. Первым его миром стал любимый сельский дом его родителей в Хатбурне, тенистой долине у южных склонов Квиснолля. В первую очередь это относилось к их собственной избе, стоявшей в половине лиги в глубь долины от основных построек, подходить к которой всем остальным отец запрещал. Она была не больше обычной избы сеорла: одна комната, из которой лестница вела на спальню-полати. Первыми воспоминаниями детства стали у него множество поздних, хмурых рассветов; дождь, стук которого по крыше заглушал рокот далекого водопада; голоса родителей на полатях. Он сонно лежал в своей кроватке, размышляя, не опасно ли будет выбраться из-под одеяла и прошлепать босиком вверх по лестнице. Если все пройдет благополучно, его пустят забраться между ними, и они будут еще долго лежать в блаженном тепле, ибо жизнь в Бельмарке зимой течет неспешно. Изредка его отсылали вниз. Если они разговаривали, это решение зависело от голоса его матери: он мог быть счастливым или сердитым, тогда как голос отца всегда был одинаково низким, успокаивающим рокотом. Если они играли в свои щекотные игры, что случалось довольно часто, он мог не сомневаться в том, что его примут с радостью, если только он дождется, пока они закончат:
Даже живя в Варофбурге, в королевских палатах с северной стороны Сюнехофа, король, королева и ателинг спали в соседних помещениях. Матери принадлежала смежная к ним изба, где она принимала друзей и где жили ее горничные; отцу – изба с другой стороны, где он совещался со своими витанами. Дядя Сюневульф, танист, жил в избе побольше вместе с кузеном Вульфвером и постоянно сменяющими одна другую женщинами, а остальные избы поблизости занимались советником Сеольмундом, маршалом Леофриком и королевскими фейнами. Сын Леофрика, Эйлвин, был одного с Радгаром возраста и стал его лучшим другом, как только оба выросли настолько, чтобы включить в свой кругозор понятие дружбы.
Летом он превращался в дикаря, смуглого, как старая кожа, и с каждым летом мир его становился все шире. В три года он получил пони. В шесть он ходил под парусом с Эйлвином и дюжиной других земноводных сорванцов. Примерно в этом возрасте он начал понимать, что он не такой, как все: он был королевской крови. В его компании были дети фейнов, сеорлов, лэйтов или фраллей, но он один был ателинг. Единственная разница для него, как часто объяснял отец, состояла в том, что он должен быть лучшим во всем. В это он твердо верил, хотя получалось это у него не всегда. Примерно в то же время с ним начали приключаться случаи, память о которых сохранилась и после того, как детство осталось позади.
Как-то раз он упал со скалы и сломал обе ноги так, что они срастались целую неделю, даже несмотря на самые действенные заклятия.
Потом он чуть не убил Эйлвина, хотя тот был рослее и сильнее его. Он не запомнил, из-за чего вышла драка, да и саму драку тоже, зато запомнил устрашающий отцовский гнев.
– Ты ателинг! – сказал тогда король. – Ты должен научиться обуздывать свой нрав. Ты даже не можешь приберечь его для битвы, как это делают все остальные, ибо ты станешь вождем, а вождь должен мыслить здраво в любой момент.
Радгар никогда не забывал последовавшей за этим порки – не боль, но слезы отца, когда все было позади, когда они обнялись и плакали вместе.
– Обещай мне, сын, что ты никогда не заставишь меня делать это еще раз.
Впрочем, несколько раз все же вышло. Мальчишки постарше, пытавшиеся задирать королевского сына, обнаруживали, что разбудили дракона. В трех разных случаях его противников пришлось нести к знахарям, а один так и остался без глаза. В конце концов о том, что драться с ним выйдет себе дороже, стало известно всем, да и отец понял, что поркой дела не поправишь.
Потом они с Эйлвином прошли в северный ветер в одну сторону Леаксмуфом, а обратно – Иствегом. Им только-только исполнилось восемь лет. Их сходившие с ума матери настояли, чтобы их наказали за подобную дурость, и их наказали – если несколько шлепков вполсилы по мягкому месту можно считать наказанием. Кто-то рассказал эту историю Сигбьорту-скопу, и в тот же вечер он пропел ее всему фюрду в Сюнехофе так, словно это был подвиг легендарных героев. Фейны поставили их обоих на стол, и кричали, и колотили по доскам так, словно те только что вернулись с великого фейринга, привезя с собой половину богатств Шивиаля. Это стоило всех порок мира. Мать не одобрила этого. Отец сильно напился.
Потом он в первый раз познакомился с Хильфвером.
3
Все началось, когда Эйлвин перерос своего пони и ему дали коня. Радгар пожаловался на подобную вопиющую несправедливость в высшие инстанции. Само собой разумеется, считал он, ателинг должен иметь коня лучше, чем его фейн; правда, выразил он это в словах попроще. Он просто заявил: «Папа, мне нужен конь».
Король Эйлед даже не оторвался от донесения, которое читал.
– Ты получишь коня, когда научишься читать.
Радгар вышел и обдумал эти условия. Они показались ему абсурдными – какое отношение чтение имеет к лошадям? С другой стороны, никакого подвоха он в этом тоже не нашел. Любой может научиться читать; он просто не пытался, только и всего. Он нашел свою мать за письмами. Несмотря на войну, она продолжала переписываться с друзьями, посылая почту через Жевильи.
– Мама, – сказал он. – Научи меня читать… э… пожалуйста.
– Хорошо, милый. Принеси мне книгу.
Просьба ее не удивила. Это показалось ему подозрительным, но он принес книгу. Скорее она все-таки удивилась. Битых четыре дня он не давал ей покоя, но в конце концов она крепко обняла его.
– Ты замечательно умный мальчик. Ступай и покажи это отцу.
Он отправился в Сюнехоф, где король с дядей Сюневульфом и советником Сеольмундом спорили с жевильийскими посланниками. Радгар подошел к столу; никто не обратил на него внимания. Подождал немного.
Через несколько минут отец покосился на него и нахмурился.
– Чего тебе нужно? – спросил он.
– Коня.
Король протянул ему листок бумаги. Он прочитал первый абзац вслух – медленно, но без ошибок. Король забрал листок обратно.
– Какого коня?
– Свеальма.
– Он тебя убьет!
Этот ответ открывал головокружительные перспективы, ибо Радгар настолько не сомневался в категорическом ответе, что приготовил список из шести других лошадей.
– Ты сам меня спросил!
– Мне стоило лучше подумать. Докажи, что можешь справляться со Стеорлеасом, и сможешь брать Свеальма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67