— Быть может и меня ты не уб’вал? — проворчал безжизненный голос тарик.
Голос за голосом задавали тот же самый вопрос. Там были аристократы, которые слишком нагло заявляли, что Тихиан должен ответить не только за смерть своего брата, но и своих родителей. Некоторые голоса принадлежали темпларам, которые стояли у него на пути, когда он карабкался к вершинам королевской бюрократии, другие рабам, которые пытались убежать из его имения. Там были даже голоса немногих благородных леди и священиц-темпларов, бессердечных женщин, смеявшихся над неуклюжими первыми успехами юноши.
Тихиан узнал все голоса, и он помнил, как убивал каждого из них — не отдав приказ или опустив монету в руку какого-нибудь барда, но убивал сам. Иногда, если они были слабее его, он душил их своими собственными руками. Если они были сильнее, он вонзал кинжал им в спину в самые неожиданные моменты. Иногда, для тех, кто был черезчур осторожен, использовал яд. Для рабов, которые думали, что умереть легче, чем служить своему хозяину, всегда была приготовлена медленная и мучительная смерть чтобы доказать, что они ошибаются.
Король помнил детали каждого убийства, которые он совершил, что сказала жертва, когда он или она упала, даже противный запах, который испускало каждое тело после смерти. И единственным исключением было убийство Бевуса, которое, с той же самой определенностью, с которой он помнил все остальные убийства, он знал, что не совершал.
— Ну, теперь вспомнил? — спросил Бевус, снова начав приближаться.
— Стой! — закричал Тихиан, открывая себя жгучей энергии линзы. — Я не убивал тебя тогда — зато убью сейчас.
Бевус остановился рядом с Тихианом и положил руку на его крыло. — Ты дурак — как ты можешь убить мертвого человека? Ты думаешь, что мы привели бы тебя в Серость, если бы ты мог повредить нам?
— Так это вы заманили меня сюда? — прорычал Тихиан.
— Мы позвали линзу, — подтвердил голос Кестер. — А ты пошел за ней.
— Да, Кестер знала, что так и будет, — подхватил Бевус. — Она сказала, что это единственная вешь, которую ты ценишь больше своей жизни.
Холодный палец царапнул по кожанному крылу Тихиана, король завыл от боли. Ощущение было такое, что Бевус оторвал кусок его кожи, но, когда король взглянул через плечо, то увидел, что это был не тот случай. Бесплотные пальцы его брата погрузились в его плоть, не разрывая ее, но оставив на теле рубец, который, кажется, была единственной травмой, которую эти пальцы могли ему нанести.
— И ты знаешь, что самое лучшее? Я могу делать это вечно, и ты никогда не умрешь!
Тихиан опять завыл и вцепился в лицо брата. Но его руки провалились прямо через подбородок Бевуса. Его похитители были духи, и он не мог что-то сделать с ними физически. Но, и король знал это лучше, чем кто бы то ни был, худшая боль редко бывает физической — и после тех ужасов, которые они заставили его пережить, ввергнув его в Серость, он решил заставить их страдать больше, чем они страдали при жизни.
Тихиан взглянул в ближайшую пару глаз. Узнав голос Гракиди, юного раба, которого он однажды использовал как пример, чтобы заставить Рикуса отказаться от побега, король представил раба с пурпурной гусеницей, лежащей на верхней губе мальчика. Испуганное лицо Гракиди появилось в центре вихря и гусеница немедленно заползла ему нос. Мгновением позже кровь кровь полилась из обеих ноздрей, раб закричал от ужаса, а его вихрь скрылся из виду.
Тихиан заставил свои губы искривиться в улыбке, без особого успеха стараясь не обращать внимание на боль от ужасных ран. — Ты видишь? Можно убить мертвого человека — снова и снова, — сквозь зубы ухмельнулся он, бросая взгляд через плечо, когда очередной разряд боли поднялся по его крылу. — Что такое несколько новых шрамов по сравнению с радостью убивать вас всех — опять и опять.
Пока о говорил, он поймал взгляд фиолетовых глаз. Они принадлежали Деве, юной аристократке, которая любила Бевуса, и у которой не хватило здравого смысла молчать, а не кричать о своих подозрениях всем и каждому. Как только он представил себе обсидановый клинок, прижатый к ее горлу, женщина закричала и исчезла прежде, чем конец клинка проткнул ее кожу.
Больше половины других призраков также испугались этой тактики запугивания и молчаливо исчезли в Серости. Спровадить других оказалось не так-то легко. Приняв форму, которая напоминала их бывшее тело, они толпились вокруг, вцеплялись в лицо Тихиана похожими на когти пальцами и рвали его плоть острыми зубами. Как и с Бевусом, каждая атака посылала ледяной болт боли, пронзавший его плоть, а отвратительные рубцы поднимались по всему телу.
Вопя от боли, сражался единственным способом, каким мог, стараясь узнать каждого из нападающих и воссоздать картину их смерти. Используя силу Черной Линзы, он вообразил дюжину различных орудий убийства: кинжал, который он использовал, чтобы убить темпларов, которые привели его в пустыню, удушающие петли, которыми он душил ничего не подозревающих соперников, яды замедленного действия, которые он так изящно подливал женщинам, презрительно отказывавшим ему, редкие ядовитые жуки, которых он подбрасывал ненавистным начальникам, и даже топор, который он как-то раз использовал, чтобы выместить свой гнев на неловком слуге. После каждой атаки еще один дух вскрикивал и исчезал, так что число когтей, рвавших его тело, постепенно уменьшалось. Если бы не его собственная боль, король мог бы сказать, что встреча с духами принесла ему много удовольствия.
Наконец, после того, как Тихиан воссоздал кинжал, который он пару часов назад вонзил в спину Кестер, осталось только два призрака: Бевус и еще один, которого он не смог узнать. Хотя его брат продолжал мучить его, медленно проводя своими когтями вдоль позвоночника, второй призрак вообще не двигался. Все это время он не говорил и не смеялся, а его крошечные черные глаза не могли помочь королю узнать его. Тихиан ломал голову, стараясь вспомнить всех людей, которых он убил и совместить их с тем, от которого он хотел избавиться, но никак не мог сообразить, кто же этот последний призрак.
— У тебя совершенно исключительная память на убийства, — ехидно заметил Бевус.
Король едва слышал его, качаясь на волнах боли. С головы до ног, все его тело было одним горящим от боли рубцом. Даже его крылья были настолько красны и сморщенны, что выглядели как два спинных гребня какой-то полудохлой ящерицы. Его тошнило, голова кружилась от непрерывной боли, и он был опасно близок к потере сознания.
— Слишком плохо, что ты не можешь вспомнить, как убивал меня, — продолжал Бевус. — Возможно это потому, что ты был вдребезги пьян.
Сражаясь с болью, Тихиан представил себе огромный топор со стальным лезвием, который долгие годы был в роду Мериклов. Он был найден в пустыне, спустя несколько недель после убийства и полагали, что он и был орудием убийства.
Бевус только засмеялся. — Это был не топор, дорогой брат, — сказал он, показывая свою наполовину перерубленную шею. — Твои друзья сделали это мне только тогда, когда я был уже мертв.
Тихиан закрыл глаза, опять стараясь вспомнить то, что произошло той ночью. Он и два темплара вытащили смотрителя из кровати, утверждая, что у них официальное дело и они не должны платить за канков. Потом они промчались на животных по темным улицам, сбив с ног полдюжины нищих, слишком пьяных, чтобы убраться с дороги. У ночных ворот они громко похвастались стражам, что, вернувшись, они будут богачами, и потом поскакали в пусыню. После чего…
Бесполезно. Тихиан больше ничего вспомнить не мог.
Король взглянул на последнего призрака. — Где ты был той ночью? — спросил он. — Может быть ты один из стражей моего брата?
— Слабый дурак!
Челюсть Тихиана отвисла, когда он сообразил, кто последний призрак. — Король Калак! — выдохнул он. — Я не убивал тебя!
— Конечно нет. Честь принадлежит этому шакалу, Агису, и его друзьям, — прошипел Калак, уплотняясь и становясь твердым. Хотя он был только в шаге от превращения в дракона, когда Тихиан видел его в последний раз, сейчас он предпочел стать стариком с лысой, чешуйчатой головой и лицом, изъеденным морщинами. — Ты просто предал меня им.
— Тогда что ты делаешь здесь? — спросил Тихиан.
— Я пришел посмотреть, могу ли я помочь тебе, — сказал Калак. — Я думал, ты сможешь отомстить за мою смерть — но то, что я вижу, мне не нравится. Если ты не можешь даже представить себе убийство своего брата, ты никогда не убъешь Агиса.
— Я не убивал Бевуса! — запротестовал Тихиан, его голос, наполненный болью, больше напоминал карканье. — Кого-то другого — но не его.
— Я знаю, как это было, — фыркнул Калак. — Ты призвал мою магию-
— Король Калак, нет! — запротестовал Бевус, протягивая руку к спокойному старцу.
Калак отбросил его руку в сторону, протом продолжал, обращаясь к Тихиану. — Когда я увидел, как ты убил своего брата, Тихиан, я решил, что ты настоящий убийца — такой же как и любой из нас со времен Раджаата, — сказал Калак. Он помедлил какое-то время, потом недовольно покачал своей древней головой и потянулся снять измятую корону с покрытой шрамами головы Тихиана. — Но я ошибся. Ты не достоен ее.
Калак бросил корону в серую мглу, потом посмотрел обратно, на Бевуса. — Если ты действительно хочешь мучить своего брата, я полагаю, что ты должен дать ему возможность уйти.
— Почему я должен помочь ему? — спросил призрак.
— Это не помощь, дурак. Тихиан не в состоянии вспомнить, как он убил тебя, и каждый раз он упускает возможность убить Агиса, — ухмыльнулся король-волшебник. — Если трус, вроде него, использует Черную Линзу против Борса, ничего, что бы ты не придумал, не сравнится с тем, что Дракон сделает с ним.
Когда Калак растаял во мгле, Бевус повернулся, чтобы посмотреть на мучимую страшной болью фигуру брата. — Я думаю, что Калак недооценивает меня, — сказал он, протягивая руки к глазам Тихиана. — А ты как думаешь?
Король отвернул голову, стараясь, несмотря на боль, сохранить голову ясной. Бевус продолжал мучить его, проводя руками круги, спровождаемые страшной болью, вокруг глазниц короля, но двигаясь достаточно медленно, чтобы Тихиан мог во время отвернуться и спасти глаза.
Но и испытывая жуткие муки, король сосредоточился на том, как спасти себя. Он уже не пытался вспомнить, что случилось в ночь убийства Бевуса, но сконцентрировался на том, чтобы принять тот факт, что первым, кого он когда-либо убил, был его младший брат.
Отвратительная пелена ненависти к себе обрушилась на Тихиана, и на какой-то момент он больше ощущал ее, а не терзащую его физическую боль. Он чувствовал , как лживая тьма вспухает внутри него, поднимаясь из тайника, настолько глубокого и хорошо упрятонного, что он никогда даже не подозревал о его существовании. Когда этот кошмарный секрет показался на свет, он распознал это отвратительное чудовище и, несмотря на весь ужас внушающего страх знания, принял его как часть самого себя.
И тогда, немедленно, благостное чувство освобождения опустилось на Тихиана. Он понял, что случилось той страшной ночью, и почему с того времени все так легко удавалось ему: подъем в иерархии темпларов, упрочение семейного состояния, и даже удачный союз, который король заключил с ним. И еще он понял почему, когда он не мог чего-нибудь добиться, и ни предательство ни взятки не помогали достичь цели, он всегда получал удовольствие от последнего средства — настаивая, практично или нет, что всегда сделает это своими собственными руками.
Теперь, когда он думал об этом, было ясно, что смерть Бевуса была начальной точкой, моментом, когда он понял, что в действительности ему надо от жизни и когда его судьба стала ясна ему.
Король поднял руки, чтобы обнять своего брата, говоря, — Иди ко мне. — Пока он говорил, он использовал Путь, чтобы изменить свое тело в призрачное подобие почтенной женщины. У нее были седые волосы, блестящие коричневые глаза, небольшой нос, высокие скулы и добрая, приятная улыбка. — Да, мой сын, — сказал Тихиан, говоря мягким голосом своей матери. — Обними меня в последний раз, прежде чем я пожелаю тебе спокойной ночи.
Руки Тихиана обняли плечи брата, Бевус взглянул на него — ужас мелькнул в его глазах — Нет! — закричал он.
— Да! — ответил Тихиан, прижимая свои губы к щеке юноши. Одновременно король поднял руку и призвал свой костяной стилет. Когда оружие появилось в его руке, он резко вонзил его между лопаток брата. — Спокойной ночи, Бевус.
Глава Пятнадцатая. Возвращение Фило
Агис швырнул сумку на землю, протянул руку и схватил Сача за узел на волосах, выдернув его из воздуха. — Где Тихиан и линза? — рявкнул он.
— Он никогда не возвращался в этот туннель, — ответила голова. — Проклятый негодяй предал нас всех.
Агис с размаха ударил своего пленника о мерцающую стену из черной слюды. — Лжец!
— Был бы я здесь, если бы знал где Тихиан — или линза? — возразила голова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42