На ближних подступах к «саранчовнику» какие-то звери успели нарыть сотни, если не тысячи подземных ходов.
Наши уцелевшие к тому времени верблюды неминуемо поломали бы ноги. Пришлось оставить их под охраной разведчика и двоих офицеров. Верблюды очень пригодятся нам на обратном пути. Там же мы сгрузили запасы пищи, амуницию и даже часть личного оружия. Ведь нам теперь тащить на себе бомбомет и ящики со снарядами.
Глотнув мерзкой водицы, мы взгромоздили на себя тяжеленный груз. Только Воевода и хромающий Ефим Копелев шли налегке, зато они должны были прикрывать остальных.
На мою долю выпало нести двухпудовый ствол бомбомета. В паре со мной был второй разведчик, не проронивший за всю дорогу и двух слов.
Полуторасаженный металлический ствол был обмотан покрывалом и все равно раскалился, так что не было терпежу. То и дело повторяя самозаговор, мы с разведчиком пытались выдержать эту боль. Из-за его действия меня охватило тупое безразличие ко всему на свете, но после я обнаружил на плече огромный лопнувший пузырь, и мясо было стерто чуть не до кости. Вытекшая лимфа и кровь пропитали одежку и засохли на ней серо-бурой коркой.
Мы шли вперед через не могу, пошатываясь, оступаясь, с трудом разбирая дорогу. Едва не теряли сознание, но упрямо передвигали ноги. Казалось, сама природа была против нас. А вдруг именно мы, и-чу, а не чудовища – выродки, смертельно опасные для мироздания, и мать-природа справедливо желает стереть нас с лица Земли?
И вот наконец вдалеке показался он – проклятый и долгожданный «саранчовник». Это было грандиозное сооружение – пятнадцати саженей в высоту и восьми в диаметре у основания. Кривоватая, чуть склоненная к западу крепостная башня, изрытая множеством отверстий. Воевода потом сказал, что таких больших «саранчовников» он еще никогда не встречал. А ведь в бытность свою разведчиком в пустыне Гоби Шульгин повидал их десятка два. Самое трудное было подобраться к «саранчовнику». Когда он оказался в пределах досягаемости бомбомета, все подумали, что судьба боя решена. Разнести в клочья этот рассадник чудовищ – дело техники. Офицеры спешно устанавливали трубу бомбомета на треноге, а из песка десятками выпрыгивали обезумевшие суслики, пытаясь вцепиться нам в руки. Воевода и разведчик стремительно поворачивались и взмахивали мечами, словно и не было изнурительного перехода по пустыне. Лезвия рассекали несчастных сусликов пополам.
И тут из кривой башни к нам потекла красная река – миллионы слепых рабочих особей, посланные своей Царицей. Они не имели ни ядовитых жвал, ни острых когтей, ни сильных челюстей. Они должны были задавить нас массой, затопить, погрести под собой…
Пули разбрызгивали насекомых, но через окровавленные ошметки тут же перетекал неостановимый красный поток. Насекомые не обращали внимания на огонь, они не боялись смерти, не зная, что это такое. А мы не могли расстреливать их всех – для этого понадобились бы сотни тысяч патронов. Живая река катилась на нас.
Подпустив саранчу ближе, мы разрядили в нее огнеметы. Остатков горючей смеси хватило лишь на полминуты: мы изрядно потратились по дороге сюда. Затем мы начали забрасывать красную реку гранатами. Надолго их не хватит.
Назар Шульгин зарядил фугасную бомбу в ствол и сделал первый выстрел. Грохот ударил в уши, бомбомет дернулся и пропал в едком вонючем дыму. Бомба взорвалась, ударив в основание кривой башни. Башня содрогнулась.
– Снаряд! – рявкнул Воевода.
Ему поднесли новую фугаску. Выстрел. Башня снова вздрогнула, но устояла. Когда дым и песчаная пыль рассеялись, в основании мы увидели саженную дыру.
Нас захлестнула первая волна «кровавок». Мы топтали их, молотили прикладами. Они хрустели, поскрипывали, шелестели. «Кровавки» накатывались, и вскоре мы погрузились в них по колени. Заряжать бомбомет стало труднее. Однако Шульгин продолжал вести огонь.
Выстрел. Попадание! Выстрел. Точно! Выстрел. В цель! Река продолжала течь, изливаясь из огромных пробоин в «саранчовнике». Я больше не мог топтать «кровавок». Не мог я и подносить снаряды. Ноги мои до бедер увязли в липкой беловато-красной гуще.
Тугой напор тысяч хитиновых телец опрокинул меня на спину. Медленно и оттого еще более страшно я стал погружаться в месиво из живых и мертвых «кровавок». «Конец!» – промелькнула мысль, и я, зачем-то набрав в грудь воздуха, скрылся с головой.
Выстрел… Это была последняя бомба Воеводы. Грохот докатился до меня сквозь толщу копошащихся насекомых. И тут в мире что-то изменилось. Звуки внезапно смолкли, прекратилось вокруг меня и всякое движение. «Кровавки» застыли в ожидании нового приказа – а его не было. Затем они начали расползаться. Мы перестали быть их врагами. Теперь они не замечали нас, они уже не замечали никого и ничего. Значит, Царица Роя убита.
Выбравшись из гущи мертвых «кровавок», отплевавшись, продышавшись и очистив лицо от мерзостной, вязкой массы, мы без сил повалились на песок. Шульгин один остался стоять, вцепившись в свой бомбомет. Он привязал себя к треноге, чтоб не снесла живая волна, и только поэтому смог сделать решающий выстрел. А теперь у него просто не было сил освободиться.
Обратный путь к сибирской границе был долог и труден, но куда легче прорыва к «саранчовнику» сквозь раскаленную пустыню. И неделю спустя мы уже сидели в купе скорого поезда и, не веря своему счастью, попивали крепко заваренный чай с настоечкой пополам, а потом блаженствовали на чистых накрахмаленных простынях.
Подъезжая к Каменску, я решился задать Воеводе давно занимавший меня вопрос:
– Почему вы взяли с собой именно нас, а не алтайцев или, скажем, беглых уйгуров? Мы ведь не знаем пустыни, не привыкли к такому пеклу и могли погубить экспедицию.
Назар усмехнулся и покачал головой. Оказывается, он всего-навсего решил проверить в деле нас, штабников. Ему было необходимо знать, чего мы стоим и можно ли полагаться на нас в трудный момент.
«Он хотел пропустить нас через самую лихую мясорубку – и пропустил, рискуя собственной жизнью, – думал я, пораженный. – Он никогда не останавливается на полпути, ни в чем не знает удержу. Не дай бог, грянет лихая година…»
Глава третья
Раскол
Шло время. Постепенно я привык и к нудной штабной работе, и к неожиданным заданиям, которые изредка поручал нам Воевода. Настолько вошел в колею, что порой начинало казаться: другой жизни и быть не может. Будущее мое определено, время расписано на годы вперед.
Ничто не предвещало грозы. Жизнь в стране понемногу успокоилась после неудавшегося путча «черных егерей». Он с самого начала был обречен: коллективное самоубийство – и только. Благородное безумие пытающихся вылечить страну и не знающих спасительного рецепта офицеров. Их не поддержала ни армия, ни тем более народ, который вообще ничего не понял. Чрезвычайные меры одна за другой были отменены, были назначены президентские выборы, которые прошли без каких-либо сюрпризов.
Закулисные интриги, подковерная борьба, грязные слухи, размноженные газетами и эфиром в ходе предвыборной гонки, – ничто не смогло поколебать позиций Валуна. (Именно так в народе прозвали господина Лиознова, нашего Президента.) Никому из конкурентов не удалось выбить его из колеи, ни разу не заставили сорваться – побагроветь или побелеть от бешенства, рвануться с места, опрокидывая стулья, рявкнуть во всю глотку. А ведь попыток было не счесть. Несмотря ни на что, он оставался безмятежно спокоен, порой чуть улыбался уголками рта, разглядывая зарвавшегося оппонента, словно это был утративший чувство меры паяц или вообще шалун малолетка.
Гильдия демонстративно сохраняла нейтралитет, и Президента вроде бы это устраивало. До поры до времени.
Послушав наполненное казенным оптимизмом выступление главы Сибирской Республики, который посетил Каменск в ходе избирательного турне, я понял, на кого, кроме убиенного вервольфа, похож наш Воевода. На господина Лиознова – при всей внешней несхожести. Они явно одного поля ягоды. Оба держат в себе огненный смерч, готовый вырваться наружу и испепелить все вокруг. Они – заряженные гранаты с невыдернутой чекой.
Собранные в оперном театре губернские чиновники рукоплескали и подносили корзины цветов сановному кандидату, и в этом ликующем зале я чувствовал себя белой вороной и паршивой овцой – одновременно. Всеобщее ликование с детства меня пугает. Люди не должны выглядеть заводными игрушками. Слава Логосу, в Гильдии не поощряется единомыслие – не то что в миру.
Назар Шульгин тоже явился в театр. Верноподданнические чувства он выражать не стал, сохраняя лицо Гильдии, но поприветствовать настоящего и будущего Президента Сибири все же подошел.
У Лиознова был острый взгляд. Он тотчас выделил Воеводу из общей череды жаждущих прикоснуться к вершителю судеб и ринулся к нему, будто к старому другу, хотя они были едва знакомы. Крепко пожал Шульгину руку, вернее, сдавил со всей богатырской силушки. Была у Василия Петровича такая любимая игра – «давилка». Воевода с честью выдержал медвежье пожатие: не охнул, лицо не скривил, даже улыбнулся, а ведь Президент был его на голову выше и вдвое шире в плечах – настоящий гигант. И ручищи у Лиознова огромные, точно лопаты, и крепкие, как стальные рукавицы средневекового ратника.
Словом, понравился Назар Шульгин Президенту. Разговорились они, тормозя очередь «отцов города», желающих поручкаться с Валуном. И уже прощаясь – в нарушение протокола, – Василий Лиознов вдруг пригласил нашего Воеводу отобедать с ним с глазу на глаз в личном вагоне президентского поезда. Перед отправлением у Президента оставался свободный час, на который претендовал господин губернатор. Отвергнутый Черепанов был оскорблен до глубины души и затаил на Шульгина смертельную обиду.
О чем говорили Воевода с Президентом, неизвестно. Казалось, никаких ощутимых последствий для Гильдии их встреча не имела. Но это было не так…
Ну а выборы закончились грандиозным успехом Василия Лиознова, пошедшего на второй срок. Наш народ, как известно, от добра добра не ищет.
У Гильдии всегда было секретное оружие. Вот, например, «умные» стрелы, которые самолично заговаривал Великий Логик Сибири Феофан Васильчиков. Их разослали по стране фельдъегерскими конвоями. Согласно строжайшему приказу, стрелы следовало хранить в оружейных комнатах губернских Воевод – в отдельных серебряных сундуках, запечатанных сургучом и могучим логическим заклинанием от взлома. Говорят, на очереди стояло производство «умных» пуль. А потом… Что оставили Великие Логики на потом, теперь уж никто не узнает.
Меня, как и большинство офицеров Гильдии, случившееся застало врасплох. Выпущенные из арбалетов «умные» стрелы с отравленными наконечниками пролетели над пустым и печальным ночным рынком и в ожидании рассвета зависли под крышами овощных рядов, приклеились к застрехам соседних складов, легли на карнизы. Было пущено в ход секретное оружие Гильдии, припрятанное на черный день.
Утром Центральный рынок стал наполняться людьми. Шумные разноязыкие торговцы из Туркестана и Джунгарии появились на своих местах и начали раскладывать товар. Рынок еще не открылся, и покупателей не пускали. По эфирному сигналу самонаводящиеся стрелы вылетели из засад и устремились к цели. Отравленные наконечники вонзались южанам в грудь, шею, руку. Смерть наступала мгновенно. Охрана рынка, состоящая из низкорослых сибирских тюрок, тоже полегла вся.
Через минуту-другую торчащие из мертвых тел «умные» стрелы, заряженные могучим заговором, вспыхнули и сгорели дотла, лишив полицию единственной, но неоспоримой улики.
Полицмейстер напрасно костерил своих подчиненных, и сыщики впустую прочесывали город – следов не осталось никаких. Но мы-то понимали, что убийство совершено по приказу или с ведома верхушки и-чу. А кому была выгодна эта акция устрашения? Разве что «Белой воле».
Решение поддержать движение «Белая воля» Воевода Назар Шульгин принял давно, но до последнего времени скрывал свои политические пристрастия. Он не спеша проводил чистку Военного Совета каменской рати, всюду расставляя своих людей. В каждом конкретном случае он находил убойные аргументы, уходящий в отставку оказывался кругом виноват и пятнал честь Гильдии, а новый начальник – хоть и темная лошадка, но, по крайней мере, вляпаться в грязь еще не успел.
А потом прошло закрытое заседание Совета, было отправлено секретное письмо Воеводам уездных ратей, и наконец состоялся хорошо подготовленный губернский съезд, на котором Назар выиграл по всем статьям. Противники были раздроблены, они только мешали друг другу бороться с Воеводой, и запутанное их междоусобной словесной баталией «болото» при решающем голосовании поддержало власть.
Перед голосованием по старой гильдийной традиции состоялись прения. В нашем опасном деле, как в разведке, каждый имеет право высказаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Наши уцелевшие к тому времени верблюды неминуемо поломали бы ноги. Пришлось оставить их под охраной разведчика и двоих офицеров. Верблюды очень пригодятся нам на обратном пути. Там же мы сгрузили запасы пищи, амуницию и даже часть личного оружия. Ведь нам теперь тащить на себе бомбомет и ящики со снарядами.
Глотнув мерзкой водицы, мы взгромоздили на себя тяжеленный груз. Только Воевода и хромающий Ефим Копелев шли налегке, зато они должны были прикрывать остальных.
На мою долю выпало нести двухпудовый ствол бомбомета. В паре со мной был второй разведчик, не проронивший за всю дорогу и двух слов.
Полуторасаженный металлический ствол был обмотан покрывалом и все равно раскалился, так что не было терпежу. То и дело повторяя самозаговор, мы с разведчиком пытались выдержать эту боль. Из-за его действия меня охватило тупое безразличие ко всему на свете, но после я обнаружил на плече огромный лопнувший пузырь, и мясо было стерто чуть не до кости. Вытекшая лимфа и кровь пропитали одежку и засохли на ней серо-бурой коркой.
Мы шли вперед через не могу, пошатываясь, оступаясь, с трудом разбирая дорогу. Едва не теряли сознание, но упрямо передвигали ноги. Казалось, сама природа была против нас. А вдруг именно мы, и-чу, а не чудовища – выродки, смертельно опасные для мироздания, и мать-природа справедливо желает стереть нас с лица Земли?
И вот наконец вдалеке показался он – проклятый и долгожданный «саранчовник». Это было грандиозное сооружение – пятнадцати саженей в высоту и восьми в диаметре у основания. Кривоватая, чуть склоненная к западу крепостная башня, изрытая множеством отверстий. Воевода потом сказал, что таких больших «саранчовников» он еще никогда не встречал. А ведь в бытность свою разведчиком в пустыне Гоби Шульгин повидал их десятка два. Самое трудное было подобраться к «саранчовнику». Когда он оказался в пределах досягаемости бомбомета, все подумали, что судьба боя решена. Разнести в клочья этот рассадник чудовищ – дело техники. Офицеры спешно устанавливали трубу бомбомета на треноге, а из песка десятками выпрыгивали обезумевшие суслики, пытаясь вцепиться нам в руки. Воевода и разведчик стремительно поворачивались и взмахивали мечами, словно и не было изнурительного перехода по пустыне. Лезвия рассекали несчастных сусликов пополам.
И тут из кривой башни к нам потекла красная река – миллионы слепых рабочих особей, посланные своей Царицей. Они не имели ни ядовитых жвал, ни острых когтей, ни сильных челюстей. Они должны были задавить нас массой, затопить, погрести под собой…
Пули разбрызгивали насекомых, но через окровавленные ошметки тут же перетекал неостановимый красный поток. Насекомые не обращали внимания на огонь, они не боялись смерти, не зная, что это такое. А мы не могли расстреливать их всех – для этого понадобились бы сотни тысяч патронов. Живая река катилась на нас.
Подпустив саранчу ближе, мы разрядили в нее огнеметы. Остатков горючей смеси хватило лишь на полминуты: мы изрядно потратились по дороге сюда. Затем мы начали забрасывать красную реку гранатами. Надолго их не хватит.
Назар Шульгин зарядил фугасную бомбу в ствол и сделал первый выстрел. Грохот ударил в уши, бомбомет дернулся и пропал в едком вонючем дыму. Бомба взорвалась, ударив в основание кривой башни. Башня содрогнулась.
– Снаряд! – рявкнул Воевода.
Ему поднесли новую фугаску. Выстрел. Башня снова вздрогнула, но устояла. Когда дым и песчаная пыль рассеялись, в основании мы увидели саженную дыру.
Нас захлестнула первая волна «кровавок». Мы топтали их, молотили прикладами. Они хрустели, поскрипывали, шелестели. «Кровавки» накатывались, и вскоре мы погрузились в них по колени. Заряжать бомбомет стало труднее. Однако Шульгин продолжал вести огонь.
Выстрел. Попадание! Выстрел. Точно! Выстрел. В цель! Река продолжала течь, изливаясь из огромных пробоин в «саранчовнике». Я больше не мог топтать «кровавок». Не мог я и подносить снаряды. Ноги мои до бедер увязли в липкой беловато-красной гуще.
Тугой напор тысяч хитиновых телец опрокинул меня на спину. Медленно и оттого еще более страшно я стал погружаться в месиво из живых и мертвых «кровавок». «Конец!» – промелькнула мысль, и я, зачем-то набрав в грудь воздуха, скрылся с головой.
Выстрел… Это была последняя бомба Воеводы. Грохот докатился до меня сквозь толщу копошащихся насекомых. И тут в мире что-то изменилось. Звуки внезапно смолкли, прекратилось вокруг меня и всякое движение. «Кровавки» застыли в ожидании нового приказа – а его не было. Затем они начали расползаться. Мы перестали быть их врагами. Теперь они не замечали нас, они уже не замечали никого и ничего. Значит, Царица Роя убита.
Выбравшись из гущи мертвых «кровавок», отплевавшись, продышавшись и очистив лицо от мерзостной, вязкой массы, мы без сил повалились на песок. Шульгин один остался стоять, вцепившись в свой бомбомет. Он привязал себя к треноге, чтоб не снесла живая волна, и только поэтому смог сделать решающий выстрел. А теперь у него просто не было сил освободиться.
Обратный путь к сибирской границе был долог и труден, но куда легче прорыва к «саранчовнику» сквозь раскаленную пустыню. И неделю спустя мы уже сидели в купе скорого поезда и, не веря своему счастью, попивали крепко заваренный чай с настоечкой пополам, а потом блаженствовали на чистых накрахмаленных простынях.
Подъезжая к Каменску, я решился задать Воеводе давно занимавший меня вопрос:
– Почему вы взяли с собой именно нас, а не алтайцев или, скажем, беглых уйгуров? Мы ведь не знаем пустыни, не привыкли к такому пеклу и могли погубить экспедицию.
Назар усмехнулся и покачал головой. Оказывается, он всего-навсего решил проверить в деле нас, штабников. Ему было необходимо знать, чего мы стоим и можно ли полагаться на нас в трудный момент.
«Он хотел пропустить нас через самую лихую мясорубку – и пропустил, рискуя собственной жизнью, – думал я, пораженный. – Он никогда не останавливается на полпути, ни в чем не знает удержу. Не дай бог, грянет лихая година…»
Глава третья
Раскол
Шло время. Постепенно я привык и к нудной штабной работе, и к неожиданным заданиям, которые изредка поручал нам Воевода. Настолько вошел в колею, что порой начинало казаться: другой жизни и быть не может. Будущее мое определено, время расписано на годы вперед.
Ничто не предвещало грозы. Жизнь в стране понемногу успокоилась после неудавшегося путча «черных егерей». Он с самого начала был обречен: коллективное самоубийство – и только. Благородное безумие пытающихся вылечить страну и не знающих спасительного рецепта офицеров. Их не поддержала ни армия, ни тем более народ, который вообще ничего не понял. Чрезвычайные меры одна за другой были отменены, были назначены президентские выборы, которые прошли без каких-либо сюрпризов.
Закулисные интриги, подковерная борьба, грязные слухи, размноженные газетами и эфиром в ходе предвыборной гонки, – ничто не смогло поколебать позиций Валуна. (Именно так в народе прозвали господина Лиознова, нашего Президента.) Никому из конкурентов не удалось выбить его из колеи, ни разу не заставили сорваться – побагроветь или побелеть от бешенства, рвануться с места, опрокидывая стулья, рявкнуть во всю глотку. А ведь попыток было не счесть. Несмотря ни на что, он оставался безмятежно спокоен, порой чуть улыбался уголками рта, разглядывая зарвавшегося оппонента, словно это был утративший чувство меры паяц или вообще шалун малолетка.
Гильдия демонстративно сохраняла нейтралитет, и Президента вроде бы это устраивало. До поры до времени.
Послушав наполненное казенным оптимизмом выступление главы Сибирской Республики, который посетил Каменск в ходе избирательного турне, я понял, на кого, кроме убиенного вервольфа, похож наш Воевода. На господина Лиознова – при всей внешней несхожести. Они явно одного поля ягоды. Оба держат в себе огненный смерч, готовый вырваться наружу и испепелить все вокруг. Они – заряженные гранаты с невыдернутой чекой.
Собранные в оперном театре губернские чиновники рукоплескали и подносили корзины цветов сановному кандидату, и в этом ликующем зале я чувствовал себя белой вороной и паршивой овцой – одновременно. Всеобщее ликование с детства меня пугает. Люди не должны выглядеть заводными игрушками. Слава Логосу, в Гильдии не поощряется единомыслие – не то что в миру.
Назар Шульгин тоже явился в театр. Верноподданнические чувства он выражать не стал, сохраняя лицо Гильдии, но поприветствовать настоящего и будущего Президента Сибири все же подошел.
У Лиознова был острый взгляд. Он тотчас выделил Воеводу из общей череды жаждущих прикоснуться к вершителю судеб и ринулся к нему, будто к старому другу, хотя они были едва знакомы. Крепко пожал Шульгину руку, вернее, сдавил со всей богатырской силушки. Была у Василия Петровича такая любимая игра – «давилка». Воевода с честью выдержал медвежье пожатие: не охнул, лицо не скривил, даже улыбнулся, а ведь Президент был его на голову выше и вдвое шире в плечах – настоящий гигант. И ручищи у Лиознова огромные, точно лопаты, и крепкие, как стальные рукавицы средневекового ратника.
Словом, понравился Назар Шульгин Президенту. Разговорились они, тормозя очередь «отцов города», желающих поручкаться с Валуном. И уже прощаясь – в нарушение протокола, – Василий Лиознов вдруг пригласил нашего Воеводу отобедать с ним с глазу на глаз в личном вагоне президентского поезда. Перед отправлением у Президента оставался свободный час, на который претендовал господин губернатор. Отвергнутый Черепанов был оскорблен до глубины души и затаил на Шульгина смертельную обиду.
О чем говорили Воевода с Президентом, неизвестно. Казалось, никаких ощутимых последствий для Гильдии их встреча не имела. Но это было не так…
Ну а выборы закончились грандиозным успехом Василия Лиознова, пошедшего на второй срок. Наш народ, как известно, от добра добра не ищет.
У Гильдии всегда было секретное оружие. Вот, например, «умные» стрелы, которые самолично заговаривал Великий Логик Сибири Феофан Васильчиков. Их разослали по стране фельдъегерскими конвоями. Согласно строжайшему приказу, стрелы следовало хранить в оружейных комнатах губернских Воевод – в отдельных серебряных сундуках, запечатанных сургучом и могучим логическим заклинанием от взлома. Говорят, на очереди стояло производство «умных» пуль. А потом… Что оставили Великие Логики на потом, теперь уж никто не узнает.
Меня, как и большинство офицеров Гильдии, случившееся застало врасплох. Выпущенные из арбалетов «умные» стрелы с отравленными наконечниками пролетели над пустым и печальным ночным рынком и в ожидании рассвета зависли под крышами овощных рядов, приклеились к застрехам соседних складов, легли на карнизы. Было пущено в ход секретное оружие Гильдии, припрятанное на черный день.
Утром Центральный рынок стал наполняться людьми. Шумные разноязыкие торговцы из Туркестана и Джунгарии появились на своих местах и начали раскладывать товар. Рынок еще не открылся, и покупателей не пускали. По эфирному сигналу самонаводящиеся стрелы вылетели из засад и устремились к цели. Отравленные наконечники вонзались южанам в грудь, шею, руку. Смерть наступала мгновенно. Охрана рынка, состоящая из низкорослых сибирских тюрок, тоже полегла вся.
Через минуту-другую торчащие из мертвых тел «умные» стрелы, заряженные могучим заговором, вспыхнули и сгорели дотла, лишив полицию единственной, но неоспоримой улики.
Полицмейстер напрасно костерил своих подчиненных, и сыщики впустую прочесывали город – следов не осталось никаких. Но мы-то понимали, что убийство совершено по приказу или с ведома верхушки и-чу. А кому была выгодна эта акция устрашения? Разве что «Белой воле».
Решение поддержать движение «Белая воля» Воевода Назар Шульгин принял давно, но до последнего времени скрывал свои политические пристрастия. Он не спеша проводил чистку Военного Совета каменской рати, всюду расставляя своих людей. В каждом конкретном случае он находил убойные аргументы, уходящий в отставку оказывался кругом виноват и пятнал честь Гильдии, а новый начальник – хоть и темная лошадка, но, по крайней мере, вляпаться в грязь еще не успел.
А потом прошло закрытое заседание Совета, было отправлено секретное письмо Воеводам уездных ратей, и наконец состоялся хорошо подготовленный губернский съезд, на котором Назар выиграл по всем статьям. Противники были раздроблены, они только мешали друг другу бороться с Воеводой, и запутанное их междоусобной словесной баталией «болото» при решающем голосовании поддержало власть.
Перед голосованием по старой гильдийной традиции состоялись прения. В нашем опасном деле, как в разведке, каждый имеет право высказаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66