и – никаких тебе фосфоресцирующих глаз или перебитых крыльев. Однако старик знал: осторожность никогда не помешает.
Он опасливо приоткрыл дверь на несколько дюймов и угрюмо осведомился, чего джентльменам надо. Сквайр, отвечая вопросом на вопрос, справился, не видел ли церковный сторож Скайлингденскую сову. Мистер Боттом отвечал, что не видел, что ровным счетом ничего не знает ни про каких Скайлингденских сов и знать не хочет, чего и гостю желает. Джентльмены посоветовали ему не терять бдительности, поскольку птица ранена, разъярена и рыщет где-то поблизости.
Позади них на гравиевой дорожке послышались шаги – подошел викарий. Жена послала его узнать, что там за шум на Нижней улице, – сам-то мистер Скаттергуд ничего не заметил, занятый виолончелью и маэстро Равиолой. Марк и Оливер не знали, стоит ли доверять преподобному священнику: он скорее всего воспримет их рассказ скептически и придет в ужас; так что джентльмены лишь повторили все то, что сказали мистеру Боттому: дескать, Скайлингденская сова ранена, обезумела от ярости и крайне опасна, потому увидевший ее пусть оповестит соседей. Викарий поправил очки, поблагодарил джентльменов за предостережение и возвратился в дом – опасливо озираясь по сторонам на каждом шагу, – где, успокоив свою прелестную рыжеволосую супругу, возобновил общение с виолончельной музой.
И сквайр, и Оливер сошлись на том, что необходимо разделиться (остальные члены отряда уже это проделали), чтобы обыскать деревенские улицы и окрестности более эффективно. Подкрепляя слова делом, они разъехались в разные стороны с саблями наголо.
Миссис Дина Скаттергуд, допросив супруга по всем статьям и скорчив подобающую гримаску при упоминании имени Марка Тренча, отпустила супруга на свободу, коротко поблагодарив; так что преподобный джентльмен вернулся к виолончели и Равиоле, а Дина – в будуар, к вязанью.
А надо сказать, что в будуаре было большое окно с заедающей скользящей рамой и квадратными стеклами; причем, поскольку находилось оно на втором этаже, а вокруг наблюдалась лишь глухая стена, решеток на него не поставили, сочтя эту меру предосторожности излишней. Сейчас это самое окно с заедающей рамой было приоткрыто; и со временем Дине почудилось, будто снаружи доносится легкий шум, что-то вроде царапанья. То, что сквайр Далройдский поведал ее супругу, миссис Скаттергуд решительно отложила в тот ящик сознания, на котором красовался ярлык «Махровая чушь». Так что теперь молодая женщина храбро подошла к окну – проверить, что там такое. Она приподняла раму чуть выше и вгляделась в пронизанные лунным светом сумерки, однако ничего не увидела: внизу – пусто, справа – пусто, слева – тоже пусто. Втянув голову обратно, она вернулась к своему респектабельному занятию; но вскоре тихое царапанье послышалось опять, и тут же – жалобный стон.
Дина шагнула к окну и, приподняв тяжелую раму, открыла его еще шире. И вновь ничего не обнаружила, и вновь возвратилась к вязанью. Несколько минут предавалась она этому отрадному развлечению, когда тишину взорвал оглушительный грохот. Из темноты вылетела громадная птица, с размаху ударила в окно и принялась протискиваться в комнату. То была жуткая, прямо-таки кошмарная тварь весьма грозного вида, со свирепыми зелеными глазами и заляпанным кровью оперением. При виде совы Дина пронзительно вскрикнула и выронила вязанье. Виолончель в соседней комнате разом смолкла – и в будуар вбежал достойный викарий с луком в руках. Мгновенно оценив ситуацию, он отважно бросился защищать жену.
Птица изо всех сил старалась пробиться сквозь щель между рамой и подоконником, так что викарию ничего другого не оставалось, кроме как ткнуть в нее концом лука, точно дуэлянт – шпагой, в попытке выдворить незваную гостью обратно в ночь. Супруга, укрывшись за надежной спиной мужа, возбужденно подбадривала его предостерегающими криками и сбивчивыми приказами. Викарий, стремительно прянув вперед, делал выпад, атаковал и тыкал, вступал в ближний бой и отскакивал назад, наносил удар за ударом; увы, оружие его был тонко и хрупко в сравнении со стальными когтями и крепким клювом совы, что яростно отражала натиск врага. В конце концов мистеру Скаттергуду удалось-таки отогнать птицу, при том, что оружие его изрядно пострадало.
Закрыв окно и захлопнув ставни, викарий вихрем слетел вниз по лестнице и выбежал за двери. Хотя мистер Скаттергуд имел все основания опасаться за собственную свою жизнь, он твердо вознамерился предостеречь соседей, как посоветовали ему сквайр с Оливером; в конце концов, не это ли вменяет ему в долг христианское милосердие? Тут священник услышал цокот копыт и опознал во всаднике не кого иного, как самого мистера Лэнгли. Гость из Вороньего Края только что безрезультатно обыскал близлежащие переулки. Викарий в нескольких словах описал ему происшедшее и указал новое направление – на юго-запад, в сторону от Нижней улицы, к той части деревни, откуда начиналась Скайлингденская дорога.
Оливер пустил лошадь легкой рысью, настороженно глядя по сторонам и бдительно прислушиваясь. В лучах лунного света ему померещился силуэт птицы, перепархивающей туда-сюда, с одного высокого, похожего на башню дерева, на другое. Он еще больше укрепился в своих подозрениях, когда гнедая кобылка забеспокоилась, зафыркала, затрясла головой, протестующе заржала и заартачилась. Оливер потрепал ее по холке, пытаясь успокоить, и, пришпорив, погнал в указанном направлении.
К тому времени он уже миновал несколько домиков, обитатели которых с любопытством глядели сквозь решетки освещенных окон либо стояли в дверях и на ступенях крыльца, недоумевая, куда это галопом скачут всадники и отчего лают гончие: вот уже с час как шум травли не давал им покоя. Однако в двух словах события столь запутанные объяснить было невозможно, так что Оливер, проезжая мимо, лишь приподнимал шляпу в знак приветствия – и продолжал путь.
Тропа уводила по пересеченной местности вверх, на гребень холма; там выстроились в ряд уютные виллы, откуда открывался вид на озеро, а далее начиналась Скайлингденская дорога, крутой подъем к скалистому мысу и к усадьбе. Меж деревьев позади вилл мелькнул зеленый огонь, и Оливер во весь опор устремился туда. Он прочесал лес, но, по всей видимости, потерял след, ибо огонек погас; впрочем, гнедая кобылка вела себя так, словно в окрестностях не все было ладно. Оливер изо всех сил напрягал глаза, пытаясь высмотреть хоть что-нибудь подозрительное под кафедральным сводом дерев, – но тщетно.
Размышляя, что предпринять теперь, Оливер натянул поводья под лохматой поникающей сосной, однако, поскольку здесь гнедая кобылка забеспокоилась не на шутку, он уже собрался было ехать дальше, как вдруг на шляпу его упала капля дождя. Молодой человек подивился, откуда бы здесь взяться дождю, ведь на небе взгляд не различал ни облачка и светила полная луна; и все-таки откуда-то сверху сорвалась темная капля, а затем и вторая – прямо ему на рукав. Он нагнулся и пригляделся: третья капля упала ему на перчатку. Оливер глядел и не верил: жидкость и впрямь была совсем темной, ничуть не похожей на дождь. Он поднял глаза – и новая капля, горячая и дымящаяся, упала ему на щеку и потекла по ней; прямо на него, на расстоянии каких-нибудь нескольких футов, не отрываясь, смотрели совсем иные глаза: две огромные фосфоресцирующие сферы горели в кроне зеленым огнем.
Раздалось хищное шипение; зловеще защелкал клюв; сова раскачивалась на ветке туда-сюда – медленно, завораживающе. На кратчайшую долю мгновения голова совы словно растаяла, а на ее месте возникло женское лицо, с мокрыми и грязными волосами, со свирепо оскаленными зубами, из двух глазниц, где некогда были глаза, били жуткие зеленые лучи; в следующий миг сова вновь стала совой. Раздался пронзительный вопль, взметнулся ветер, загудели крылья, и гнусная тварь набросилась на Оливера.
От удара молодой человек вылетел из седла и покатился по земле, слегка оглушенный, схватившись за плечо: видимо, сломалась кость, поскольку боль была страшная. Не дождь капал с безоблачного неба, а кровь из перебитого крыла и прочих ран птицы, однако потеря этой жизненно важной жидкости, похоже, ничуть не умаляла неистовства ее атаки. Клюв и когти впивались в плотную куртку для верховой езды и жилет, пытаясь добраться до уязвимой плоти. Сабля оказалась бесполезна, ибо Оливер выронил ее; лошадь при виде совы в страхе умчалась прочь. Плечо болело немилосердно.
Оливер защищался, свернувшись в клубок и прикрывая голову широкополой шляпой. Здоровой рукой он старался удержать врага на расстоянии, но то была неестественно огромная и тяжелая сова, и сдаваться она не собиралась. Молодой человек понимал, что долго не выдержит: через секунду-другую страшные когти и клюв располосуют одежду. Он позвал на помощь, молясь про себя, чтобы на какой-нибудь вилле его услышали; но поскольку он находился несколько в стороне и в глухом лесу, надеяться на спасение не приходилось.
И тут он услышал новый звук – самый что ни на есть желанный, и донесся он не со стороны вилл, а из самой чащи: перестук подкованных железом копыт по дерну и позвякивание уздечки. Из-за поворота вылетел всадник. Конь пронзительно заржал, верховой соскочил на землю, стукнув каблуками и шпорами. Приподняв шляпу и оглянувшись через здоровое плечо, Оливер увидел прямо перед собою высокий силуэт Медника – огромного, безобразного, высотою в шестнадцать ладоней мерина с грудью что бочка и вытянутой мордой, несравненного, величественного, великолепного Медника, который тяжело дышал и всхрапывал, а рядом с ним – сквайра Далройдского с саблей наголо.
– Прикрой лицо, Нолл, прикрой лицо! – приказал Марк.
Оливер тут же повиновался. Смертоносная сталь со свистом рассекла воздух, пронзительно завизжала сова, заржал Медник, сквайр, тяжело, с присвистом дыша, размахивал саблей. Мистер Лэнгли вновь выглянул из-под шляпы: представшее его взгляду зрелище одновременно ужасало его и завораживало. Да, это был Марк – глаза его горели неутолимой яростью, безумной, одержимой жаждой мщения, пальцы судорожно сжимали рукоять; клинок так и ходил в его руке туда-сюда, вверх и вниз, на бешеных выпадах и атаках, как если бы сквайр вознамерился искромсать птицу на мельчайшие кусочки и частицы; впрочем, до поры сове удавалось ускользнуть от его сабли.
– Нет, Марк, нет! Это она, бедняжка-утопленница! Господи милосердный, Марк, не убивай ее! – воскликнул Оливер.
Увы, слишком поздно! На мгновение птица потеряла бдительность – на краткое мгновение, не более, и тут сквайр обрушил на нее мощный, сокрушительный удар. Сова заверещала, рухнула на землю, приподнялась, зашаталась, увернулась от нового выпада, затем взвилась в воздух и понеслась в сторону вилл.
– Ты как, старина Нолл? – выдохнул Марк. Пыхтя и фыркая под стать Меднику, он опустился на колени рядом с другом. – Ты ранен? Повредил себе что-нибудь?
– Плечо, – скривился Оливер, с трудом возвращаясь в сидячее положение. – Боюсь, перелом. Болит просто адски.
– К доктору, и немедленно! – воскликнул сквайр, до крайности встревоженный.
– Нет! Я-то поправлюсь, держу пари, – слабо возразил смертельно бледный Оливер. – Догони лучше сову, прежде чем она нападет на кого-то еще. Она уже покушалась на жену викария. Только смотри поймай ее живой, не причиняй ей вреда. Это она… мисс Марчант… я видел ее лицо, Марк! А капитан Хой куда подевался?
– Лучший наездник Талботшира, сдается мне, ненароком умчался за пределы графства. К слову сказать, Нолл, где твоя кобылка? Где гнедая-то?
– Испугалась и понесла.
– Ха! И что теперь прикажете делать с тобой?
– Оставь меня, – взмолился Оливер. – Мне сейчас ничем не поможешь. Позволь, я просто полежу здесь. Приду в себя, успокоюсь. Я дождусь тебя.
Сквайр заколебался, не зная, как лучше поступить. А затем улыбнулся обычной своей кривой улыбкой, схватил друга за плечо – за здоровое, разумеется! – и воскликнул:
– Молодчага ты, Нолл, жизнью клянусь!
И, вскочив в седло, унесся прочь.
Теперь преследовать сову было проще: птица с шумом перепархивала с дерева на дерево, так что ломались и трещали ветки. Будь тут псы, они бы мигом загнали добычу. Громы и кандалы, думал про себя Марк, и где сейчас капитан Хой с таким уместным ягдташем?
Сквайр выехал из лесу на гребень холма. Перед ним раскинулась бескрайняя темная гладь озера, лунный свет играл на подернутой рябью воде; по правую руку высились виллы, удачно расположенные у самого начала Скайлингденской дороги. Сейчас внимание его привлек один из этих домов – просторный каменный коттедж, выстроенный на пригорке; к нему-то и направляла свой прерывистый зигзагообразный полет сова. Сквайр пустил Медника в галоп и устремился следом.
Подлетев к коттеджу, сова с силой врезалась во входную дверь. И, как ни странно, тут же развернулась, на мгновение зависла в воздухе – и повторила маневр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Он опасливо приоткрыл дверь на несколько дюймов и угрюмо осведомился, чего джентльменам надо. Сквайр, отвечая вопросом на вопрос, справился, не видел ли церковный сторож Скайлингденскую сову. Мистер Боттом отвечал, что не видел, что ровным счетом ничего не знает ни про каких Скайлингденских сов и знать не хочет, чего и гостю желает. Джентльмены посоветовали ему не терять бдительности, поскольку птица ранена, разъярена и рыщет где-то поблизости.
Позади них на гравиевой дорожке послышались шаги – подошел викарий. Жена послала его узнать, что там за шум на Нижней улице, – сам-то мистер Скаттергуд ничего не заметил, занятый виолончелью и маэстро Равиолой. Марк и Оливер не знали, стоит ли доверять преподобному священнику: он скорее всего воспримет их рассказ скептически и придет в ужас; так что джентльмены лишь повторили все то, что сказали мистеру Боттому: дескать, Скайлингденская сова ранена, обезумела от ярости и крайне опасна, потому увидевший ее пусть оповестит соседей. Викарий поправил очки, поблагодарил джентльменов за предостережение и возвратился в дом – опасливо озираясь по сторонам на каждом шагу, – где, успокоив свою прелестную рыжеволосую супругу, возобновил общение с виолончельной музой.
И сквайр, и Оливер сошлись на том, что необходимо разделиться (остальные члены отряда уже это проделали), чтобы обыскать деревенские улицы и окрестности более эффективно. Подкрепляя слова делом, они разъехались в разные стороны с саблями наголо.
Миссис Дина Скаттергуд, допросив супруга по всем статьям и скорчив подобающую гримаску при упоминании имени Марка Тренча, отпустила супруга на свободу, коротко поблагодарив; так что преподобный джентльмен вернулся к виолончели и Равиоле, а Дина – в будуар, к вязанью.
А надо сказать, что в будуаре было большое окно с заедающей скользящей рамой и квадратными стеклами; причем, поскольку находилось оно на втором этаже, а вокруг наблюдалась лишь глухая стена, решеток на него не поставили, сочтя эту меру предосторожности излишней. Сейчас это самое окно с заедающей рамой было приоткрыто; и со временем Дине почудилось, будто снаружи доносится легкий шум, что-то вроде царапанья. То, что сквайр Далройдский поведал ее супругу, миссис Скаттергуд решительно отложила в тот ящик сознания, на котором красовался ярлык «Махровая чушь». Так что теперь молодая женщина храбро подошла к окну – проверить, что там такое. Она приподняла раму чуть выше и вгляделась в пронизанные лунным светом сумерки, однако ничего не увидела: внизу – пусто, справа – пусто, слева – тоже пусто. Втянув голову обратно, она вернулась к своему респектабельному занятию; но вскоре тихое царапанье послышалось опять, и тут же – жалобный стон.
Дина шагнула к окну и, приподняв тяжелую раму, открыла его еще шире. И вновь ничего не обнаружила, и вновь возвратилась к вязанью. Несколько минут предавалась она этому отрадному развлечению, когда тишину взорвал оглушительный грохот. Из темноты вылетела громадная птица, с размаху ударила в окно и принялась протискиваться в комнату. То была жуткая, прямо-таки кошмарная тварь весьма грозного вида, со свирепыми зелеными глазами и заляпанным кровью оперением. При виде совы Дина пронзительно вскрикнула и выронила вязанье. Виолончель в соседней комнате разом смолкла – и в будуар вбежал достойный викарий с луком в руках. Мгновенно оценив ситуацию, он отважно бросился защищать жену.
Птица изо всех сил старалась пробиться сквозь щель между рамой и подоконником, так что викарию ничего другого не оставалось, кроме как ткнуть в нее концом лука, точно дуэлянт – шпагой, в попытке выдворить незваную гостью обратно в ночь. Супруга, укрывшись за надежной спиной мужа, возбужденно подбадривала его предостерегающими криками и сбивчивыми приказами. Викарий, стремительно прянув вперед, делал выпад, атаковал и тыкал, вступал в ближний бой и отскакивал назад, наносил удар за ударом; увы, оружие его был тонко и хрупко в сравнении со стальными когтями и крепким клювом совы, что яростно отражала натиск врага. В конце концов мистеру Скаттергуду удалось-таки отогнать птицу, при том, что оружие его изрядно пострадало.
Закрыв окно и захлопнув ставни, викарий вихрем слетел вниз по лестнице и выбежал за двери. Хотя мистер Скаттергуд имел все основания опасаться за собственную свою жизнь, он твердо вознамерился предостеречь соседей, как посоветовали ему сквайр с Оливером; в конце концов, не это ли вменяет ему в долг христианское милосердие? Тут священник услышал цокот копыт и опознал во всаднике не кого иного, как самого мистера Лэнгли. Гость из Вороньего Края только что безрезультатно обыскал близлежащие переулки. Викарий в нескольких словах описал ему происшедшее и указал новое направление – на юго-запад, в сторону от Нижней улицы, к той части деревни, откуда начиналась Скайлингденская дорога.
Оливер пустил лошадь легкой рысью, настороженно глядя по сторонам и бдительно прислушиваясь. В лучах лунного света ему померещился силуэт птицы, перепархивающей туда-сюда, с одного высокого, похожего на башню дерева, на другое. Он еще больше укрепился в своих подозрениях, когда гнедая кобылка забеспокоилась, зафыркала, затрясла головой, протестующе заржала и заартачилась. Оливер потрепал ее по холке, пытаясь успокоить, и, пришпорив, погнал в указанном направлении.
К тому времени он уже миновал несколько домиков, обитатели которых с любопытством глядели сквозь решетки освещенных окон либо стояли в дверях и на ступенях крыльца, недоумевая, куда это галопом скачут всадники и отчего лают гончие: вот уже с час как шум травли не давал им покоя. Однако в двух словах события столь запутанные объяснить было невозможно, так что Оливер, проезжая мимо, лишь приподнимал шляпу в знак приветствия – и продолжал путь.
Тропа уводила по пересеченной местности вверх, на гребень холма; там выстроились в ряд уютные виллы, откуда открывался вид на озеро, а далее начиналась Скайлингденская дорога, крутой подъем к скалистому мысу и к усадьбе. Меж деревьев позади вилл мелькнул зеленый огонь, и Оливер во весь опор устремился туда. Он прочесал лес, но, по всей видимости, потерял след, ибо огонек погас; впрочем, гнедая кобылка вела себя так, словно в окрестностях не все было ладно. Оливер изо всех сил напрягал глаза, пытаясь высмотреть хоть что-нибудь подозрительное под кафедральным сводом дерев, – но тщетно.
Размышляя, что предпринять теперь, Оливер натянул поводья под лохматой поникающей сосной, однако, поскольку здесь гнедая кобылка забеспокоилась не на шутку, он уже собрался было ехать дальше, как вдруг на шляпу его упала капля дождя. Молодой человек подивился, откуда бы здесь взяться дождю, ведь на небе взгляд не различал ни облачка и светила полная луна; и все-таки откуда-то сверху сорвалась темная капля, а затем и вторая – прямо ему на рукав. Он нагнулся и пригляделся: третья капля упала ему на перчатку. Оливер глядел и не верил: жидкость и впрямь была совсем темной, ничуть не похожей на дождь. Он поднял глаза – и новая капля, горячая и дымящаяся, упала ему на щеку и потекла по ней; прямо на него, на расстоянии каких-нибудь нескольких футов, не отрываясь, смотрели совсем иные глаза: две огромные фосфоресцирующие сферы горели в кроне зеленым огнем.
Раздалось хищное шипение; зловеще защелкал клюв; сова раскачивалась на ветке туда-сюда – медленно, завораживающе. На кратчайшую долю мгновения голова совы словно растаяла, а на ее месте возникло женское лицо, с мокрыми и грязными волосами, со свирепо оскаленными зубами, из двух глазниц, где некогда были глаза, били жуткие зеленые лучи; в следующий миг сова вновь стала совой. Раздался пронзительный вопль, взметнулся ветер, загудели крылья, и гнусная тварь набросилась на Оливера.
От удара молодой человек вылетел из седла и покатился по земле, слегка оглушенный, схватившись за плечо: видимо, сломалась кость, поскольку боль была страшная. Не дождь капал с безоблачного неба, а кровь из перебитого крыла и прочих ран птицы, однако потеря этой жизненно важной жидкости, похоже, ничуть не умаляла неистовства ее атаки. Клюв и когти впивались в плотную куртку для верховой езды и жилет, пытаясь добраться до уязвимой плоти. Сабля оказалась бесполезна, ибо Оливер выронил ее; лошадь при виде совы в страхе умчалась прочь. Плечо болело немилосердно.
Оливер защищался, свернувшись в клубок и прикрывая голову широкополой шляпой. Здоровой рукой он старался удержать врага на расстоянии, но то была неестественно огромная и тяжелая сова, и сдаваться она не собиралась. Молодой человек понимал, что долго не выдержит: через секунду-другую страшные когти и клюв располосуют одежду. Он позвал на помощь, молясь про себя, чтобы на какой-нибудь вилле его услышали; но поскольку он находился несколько в стороне и в глухом лесу, надеяться на спасение не приходилось.
И тут он услышал новый звук – самый что ни на есть желанный, и донесся он не со стороны вилл, а из самой чащи: перестук подкованных железом копыт по дерну и позвякивание уздечки. Из-за поворота вылетел всадник. Конь пронзительно заржал, верховой соскочил на землю, стукнув каблуками и шпорами. Приподняв шляпу и оглянувшись через здоровое плечо, Оливер увидел прямо перед собою высокий силуэт Медника – огромного, безобразного, высотою в шестнадцать ладоней мерина с грудью что бочка и вытянутой мордой, несравненного, величественного, великолепного Медника, который тяжело дышал и всхрапывал, а рядом с ним – сквайра Далройдского с саблей наголо.
– Прикрой лицо, Нолл, прикрой лицо! – приказал Марк.
Оливер тут же повиновался. Смертоносная сталь со свистом рассекла воздух, пронзительно завизжала сова, заржал Медник, сквайр, тяжело, с присвистом дыша, размахивал саблей. Мистер Лэнгли вновь выглянул из-под шляпы: представшее его взгляду зрелище одновременно ужасало его и завораживало. Да, это был Марк – глаза его горели неутолимой яростью, безумной, одержимой жаждой мщения, пальцы судорожно сжимали рукоять; клинок так и ходил в его руке туда-сюда, вверх и вниз, на бешеных выпадах и атаках, как если бы сквайр вознамерился искромсать птицу на мельчайшие кусочки и частицы; впрочем, до поры сове удавалось ускользнуть от его сабли.
– Нет, Марк, нет! Это она, бедняжка-утопленница! Господи милосердный, Марк, не убивай ее! – воскликнул Оливер.
Увы, слишком поздно! На мгновение птица потеряла бдительность – на краткое мгновение, не более, и тут сквайр обрушил на нее мощный, сокрушительный удар. Сова заверещала, рухнула на землю, приподнялась, зашаталась, увернулась от нового выпада, затем взвилась в воздух и понеслась в сторону вилл.
– Ты как, старина Нолл? – выдохнул Марк. Пыхтя и фыркая под стать Меднику, он опустился на колени рядом с другом. – Ты ранен? Повредил себе что-нибудь?
– Плечо, – скривился Оливер, с трудом возвращаясь в сидячее положение. – Боюсь, перелом. Болит просто адски.
– К доктору, и немедленно! – воскликнул сквайр, до крайности встревоженный.
– Нет! Я-то поправлюсь, держу пари, – слабо возразил смертельно бледный Оливер. – Догони лучше сову, прежде чем она нападет на кого-то еще. Она уже покушалась на жену викария. Только смотри поймай ее живой, не причиняй ей вреда. Это она… мисс Марчант… я видел ее лицо, Марк! А капитан Хой куда подевался?
– Лучший наездник Талботшира, сдается мне, ненароком умчался за пределы графства. К слову сказать, Нолл, где твоя кобылка? Где гнедая-то?
– Испугалась и понесла.
– Ха! И что теперь прикажете делать с тобой?
– Оставь меня, – взмолился Оливер. – Мне сейчас ничем не поможешь. Позволь, я просто полежу здесь. Приду в себя, успокоюсь. Я дождусь тебя.
Сквайр заколебался, не зная, как лучше поступить. А затем улыбнулся обычной своей кривой улыбкой, схватил друга за плечо – за здоровое, разумеется! – и воскликнул:
– Молодчага ты, Нолл, жизнью клянусь!
И, вскочив в седло, унесся прочь.
Теперь преследовать сову было проще: птица с шумом перепархивала с дерева на дерево, так что ломались и трещали ветки. Будь тут псы, они бы мигом загнали добычу. Громы и кандалы, думал про себя Марк, и где сейчас капитан Хой с таким уместным ягдташем?
Сквайр выехал из лесу на гребень холма. Перед ним раскинулась бескрайняя темная гладь озера, лунный свет играл на подернутой рябью воде; по правую руку высились виллы, удачно расположенные у самого начала Скайлингденской дороги. Сейчас внимание его привлек один из этих домов – просторный каменный коттедж, выстроенный на пригорке; к нему-то и направляла свой прерывистый зигзагообразный полет сова. Сквайр пустил Медника в галоп и устремился следом.
Подлетев к коттеджу, сова с силой врезалась во входную дверь. И, как ни странно, тут же развернулась, на мгновение зависла в воздухе – и повторила маневр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61