А сегодня была ярмарка. В такие дни царила особая суета. Вопреки советам Дераты, на время ярмарки ворота широко открывали и пропускали всех подряд без особой проверки.
– Как я смогу прокормить такой город, если начну запирать ворота? – спросил Дарвин Среброволосый в присутствии Горена. – Я несу ответственность за свой народ. У нас и так весьма скромные доходы, уменьшать их я не имею права.
Для Горена открытые ворота давали колоссальное преимущество: в такие дни он мог незаметно уезжать, правда, брать с собой Златострелого не получалось, ведь он был слишком приметным. Конь, рядом с которым Горен вырос, прожил уже около девятнадцати лет, но до сих пор, как ни удивительно, оставался быстрым и непобедимым. Хотя Горен сильно вырос и был слишком тяжелым для своего возраста, конь без труда носил его на спине и при этом летел быстрее ветра.
– В этом нет ничего странного, – только вчера объясняла сыну Дерата. – Он ведет свое начало от особой, очень древней породы. И наверняка проживет больше тридцати лет. И долго сможет стрелой носиться по полям.
– Но это ведь твоя лошадь, – смущенно напомнил Горен.
За эти годы суммы, которые предлагали за Златострелого, выросли до невероятных размеров; наверное, за такие деньги можно было купить крепость. Гвардейцы давно расстались с надеждой получить когда-то назначенный золотой адлер. Скачки же устраивали два раза в год в дни солнцестояния, одновременно проводили большую ярмарку и праздник в честь Стражей.
– Ты же хотел получить золото, – ответила Дерата. – Шесть лет назад ты стремился к этому больше других. И вот он твой. – Она протянула Горену поводья. – Иногда, сынок, требуется немного терпения, а потом можно получить награду. – Она погладила коня и ушла.
Взволнованный Горен смотрел ей вслед. В горле у него стоял огромный ком. За эти годы мать, как и он сам, стала старше, но при этом еще красивее, силы ее не были сломлены, походка оставалась плавной, быстрой и бесшумной. Она не перестала быть строгой и требовала от Горена больше, чем от других. Но иногда, как, например, сегодня, за свои усилия он получал щедрую награду и тогда понимал, что в груди у нее все еще живут теплые чувства, которые она, к сожалению, демонстрировала крайне редко. Ему очень хотелось знать, что творится у нее в душе, но он давно уже не осмеливался задавать вопросы.
Союзника Горен приобрел в лице Дарвина Среброволосого, который не прекращал предпринимать осторожные попытки сближения, но Дерата всегда была настороже и не позволяла застать себя врасплох. Казалось, она живет только ради своих обязанностей капитана и ради обучения Горена. Между Гореном и Дарвином царило абсолютное доверие, что утешало мальчика, не забывшего трудное, проведенное без отца детство. Он уже давно не слышал никаких насмешек; после той драки Захарий держался от него подальше, а все остальные были гораздо меньше и слабее его, к тому же они знали о его особом положении у правителя и не собирались портить с ним отношения.
«Ну, – думал Горен, несшийся по тропинке вдоль поля, – я владею Златострелым, самым ценным сокровищем во всем Лирайне. Это мой лучший друг, верный, гордый, смелый. Почему мама так сделала, да еще и как бы между прочим, ничего не пояснив? Я знаю, это ее манера. У меня сегодня день рождения, а утром она ничего не сказала, только больше обычного нагрузила работой».
И сегодня он ее не выполнит, но на этот раз ему было безразлично, что на него обрушится материнский гнев. У него было замечательное настроение, его несло на волне приближающегося лета, на сердце стало совсем легко. Отныне Златострелый принадлежит ему! До сих пор не верится. Вчера он испытал шок, а сегодня с головой окунулся в счастье. Светило яркое солнце, пахло свежескошенной травой, первые розы раскрыли свои ароматные цветки, в воздухе порхали радостно чирикающие птицы.
Сегодня Горен был самым богатым пятнадцатилетним мальчишкой на всей Фиаре, и сердце его подпевало птицам. Он нырнул в лес и понесся по звериным тропам. Он летел к Небесной Опоре (так называли дерево неизвестной породы, самое высокое в лесу). Его раскидистая крона касалась облаков. Кора была волокнистой и бархатисто-мягкой; если постучать по стволу, казалось, что внутри пустота. Узкие и тонкие светло-зеленые с белыми прожилками листья свисали на длинных черенках вниз. Вытянутые вверх ветви были похожи на поднятые к небу руки священника, исполняющего торжественный обряд. Значит, Небесная Опора появилась здесь первой, а потом уже вокруг нее вырос лес.
Горен подпрыгнул, вытянул руку, и его сильные пальцы схватились за нижнюю ветку. Мальчик был достаточно высоким, чтобы дотянуться, а тяжелые материнские уроки внесли свою лепту. Легко, словно белка, он раскачался на ветке, встал на ноги и ухватился за следующий сук. Как ласка, он лез наверх, все выше и выше.
У другого давно бы закружилась голова. Но Горену любая высота была нипочем. Вскоре верхушки других деревьев остались далеко внизу; эта часть ствола Небесной Опоры была молодой, с более тонкими ветками.
Теперь действительно стало опасно. В любой момент ветка могла обломиться под тяжестью Горена. Но именно это и любил он – эту неуверенность, от которой бьется сердце, эту узкую перемычку между небом и землей, прекрасный вид, открывающийся перед ним. В такие минуты он был доволен устройством мира.
В ясные дни далеко-далеко на востоке был виден Гвоздь – высокая узкая скала невзрачного серого цвета, мистический символ Фиары, о тайне которого почти не сохранилось никаких сведений.
Там, за лесом, насколько хватало глаз, чередовались покрытые травой холмы и длинные степи. На западе вдоль горизонта тянулось побережье, затянутое вечным туманом.
Горен подставил лицо ветру и тихонько запел. Голос его, все еще юный и чистый, постепенно становился по-мужски зрелым и низким.
Далекие звезды сияют в ночи,
Прячась в тумане. Небо молчит.
Меня затянула теплая ночь,
Свет Финонмира мне сможет помочь.
Добрый странник Аонир
Защитит огромный мир,
Озарит меня сияньем
Звезд могучих, самых дальних.
Улыбнется Странник мне,
Приближаясь на коне,
Отнесет меня он к морю
По огромному, по полю.
Горен вслушивался в музыку своей песни, верхушки деревьев подхватили последние звуки, заставив их танцевать над самыми листьями, а потом они постепенно исчезли.
Он не знал, почему в голову пришла именно эта грустная песня, но ему понравились и ее мелодия, и мягкость слов. Он почувствовал себя чуть ли не героем. В свете заходящего солнца он представлял себе поле боя, слышал жалобные стоны и звон мечей, видел, как одни мужчины падали и умирали, а другие побеждали. Над полем с грустным свистом пролетал ветер, наполненный горем и страданием. Горену казалось, что он летит прямо к нему. Картина становилась все более отчетливой, краски темнели, солнце посылало вниз кровавые лучи. Ветер трепал черные волосы Горена, метался вокруг него. Горен видел в воздухе маленькие бурунчики, синие, красные, зеленые, они словно раскачивались на морских волнах. У них появились уста, которыми они шептали и шептали о том, что происходило, происходит и будет происходить.
Веки его затрепетали, взгляд затуманился. Он не в первый раз слышал шепот ветра, совсем не похожий на его внутренний голос. Каким-то необъяснимым образом он знал,что это не сон и что он не разговаривает сам с собой. Ветер метался вокруг него, хватал своими пальцами-туманами, которые тут же растворялись, пел, свистел и шептал на разные голоса. Такое с Гореном уже бывало в детстве, хотя тогда он ничего не понял.
– Мам, ветер со мной разговаривает, – сказал он однажды, когда они сидели перед камином; это был один из редких спокойных вечеров, когда она рассказывала ему истории.
– И что же он говорит? – насторожилась Дерата.
– Не знаю, мне никак не разобрать.
– Тогда продолжай слушать, сынок, и когда-нибудь научишься понимать язык ветра. Чем внимательнее будешь слушать, тем быстрее поймешь.
Может быть, именно поэтому Горен так любит бывать здесь, наверху? Чтобы слушать песни ветра в надежде понять, что же он хочет сказать? Тогда ему больше не придется разговаривать с самим собой…
– Поговорите со мной, – прошептал он. – Я вас слушаю, я вижу все, что вы мне показываете… Я слушаю уже так давно. Поговорите со мной, чтобы я научился понимать…
Он прислушивался. Долго и очень внимательно. Так, как это часто делал магистр Альтар, занимаясь магией.
– В тебе, мой мальчик, живет мана, – сказал ему расчувствовавшийся старик, когда выпил слишком много ягодного вина и Горену пришлось нести его в постель. – Мана – это сила магии. Если она у тебя есть, конечно. О, если это так, ты должен научиться собирать эту силу в пучок, чтобы потом выталкивать из себя. Таким образом ты сможешь использовать магию, которая нас окружает, потому что она повсюду, это аура нашего мира. Все магистры добывают свою силу из самих себя и используют поток магии, вот так.
На следующий день Альтар наверняка не помнил, о чем болтал под воздействием винных паров, но Горен ничего не забыл, потому что подозревал, что то была не пустая болтовня, а важный элемент учения.
А поскольку он был единственным, кто слушал пение ветра и шепот внутри себя, то не сомневался, что это часть магии.
Но раньше он ни разу не размышлял об этом столь серьезно, как сегодня, в день рождения, когда у него было странное настроение и его тянуло к звездам, как любого молодого человека, который повзрослел и мечтает ни больше ни меньше как покорить весь мир.
Горен попытался представить, что же имел в виду магистр Альтар, говоря, что он может высвободить скрытую в нем ману. Он сосредоточился на своих ощущениях, представил себе, что мана – это маленький сияющий шарик, который медленно движется в его голове и открывает ему глаза и уши.
Все это он увидел на удивление четко. И на удивление ясно услышал. А потом… Потом он понялпесню ветра.
– В Далекой стране проснутся они, под широкими мрачными скалами,– шептал ветер.
Горен сидел тихо и внимательно слушал.
Осколки надежды в кулак собери,
Ищи их под всеми завалами.
Они засверкают, если твой путь,
Мой мальчик, окажется правильным,
Про корни свои смотри не забудь,
Они под крышею каменной.
Бежать тебе надо, к тебе спешит Тот,
Кто душу твою запросит,
Не слушай его, когда он придет.
Он враг твой, – использовав, бросит.
– Я не понимаю смысла ваших слов, – прошептал Горен. Холодный пот ручьем стекал по его спине, во рту пересохло. Обычно мальчик так легко не пугался.
Из бурунчиков выползли тонкие длинные щупальца, они коснулись лица Горена, и ему показалось, что ветер опалил его ледяным дыханием.
А потом ветер снова запел:
Плутая во мраке по сотням дорог,
Не нужно робеть, ведь ты очень сильный.
Да пребудет с тобой Аонира Клинок,
Да станет твой выбор счастливым!
Долго врага не развяжется нить,
Ищи же друзей и союзников.
Всем вместе вам по судьбе своей плыть,
Отряду измученных узников.
Спроси свою кровь, посмотри на дракона,
Что Уром зовут, прожил он много лет.
Да хранит тебя крепость Стражей закона!
Да поможет тебе Серебряный свет!
Сердце Горена готово было выскочить из груди. Что это значит? Наконец он разобрал слова ветра, но они складывались в какие-то мрачные предсказания, смысл которых был ему непонятен. Совсем другого он хотел. Особенно в такой день. Он думал, что ветер расскажет ему о дальних странах, в которые его манила жажда приключений, о других народах, о легендарных крепостях, славных героях и прекрасных принцессах. А услышанное ему не понравилось. Его первое путешествие в магию почти что провалилось.
– Ах, замолчи! – гневно крикнул он в пустой воздух. День вдруг показался ему совсем не таким светлым и радостным. Несмотря на теплую улыбку сияющей на небе Тиары, его бил озноб. Горен мгновенно спустился с дерева, желание побродить по лесу пропало.
И тут он почувствовал угрызения совести, ведь он сбежал, никому ничего не сказав и бросив работу. Он решил вернуться в город, купить что-нибудь на ярмарке (может, немного овощей), у него хотя бы будет отговорка, почему же он до сих пор бездельничал.
Но сначала ему нужно сделать кое-что еще.
Запыхавшись, Горен влетел в башню. Мастер Альтар дремал в потрепанном кресле, сложив руки на животе, на носу неизменные очки. Привычный ритуал перед обедом. Хотя маленький старичок был худым как щепка, он обладал невероятным аппетитом, соревноваться с ним в поглощении пищи уже давно никто даже не пытался.
Магистр Альтар подскочил, когда ворвавшийся Горен задел столик. Сегодня утром его здесь не было, а сейчас на нем валялись пачки карт и фолиантов. Столик перевернулся и с грохотом упал, листы с шелестом разлетелись во все стороны.
– Эй! – закричал магистр, схватил посох и начал дико вращать им. – Что за дела?
Если бы Горен стоял чуть ближе, ему бы здорово досталось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
– Как я смогу прокормить такой город, если начну запирать ворота? – спросил Дарвин Среброволосый в присутствии Горена. – Я несу ответственность за свой народ. У нас и так весьма скромные доходы, уменьшать их я не имею права.
Для Горена открытые ворота давали колоссальное преимущество: в такие дни он мог незаметно уезжать, правда, брать с собой Златострелого не получалось, ведь он был слишком приметным. Конь, рядом с которым Горен вырос, прожил уже около девятнадцати лет, но до сих пор, как ни удивительно, оставался быстрым и непобедимым. Хотя Горен сильно вырос и был слишком тяжелым для своего возраста, конь без труда носил его на спине и при этом летел быстрее ветра.
– В этом нет ничего странного, – только вчера объясняла сыну Дерата. – Он ведет свое начало от особой, очень древней породы. И наверняка проживет больше тридцати лет. И долго сможет стрелой носиться по полям.
– Но это ведь твоя лошадь, – смущенно напомнил Горен.
За эти годы суммы, которые предлагали за Златострелого, выросли до невероятных размеров; наверное, за такие деньги можно было купить крепость. Гвардейцы давно расстались с надеждой получить когда-то назначенный золотой адлер. Скачки же устраивали два раза в год в дни солнцестояния, одновременно проводили большую ярмарку и праздник в честь Стражей.
– Ты же хотел получить золото, – ответила Дерата. – Шесть лет назад ты стремился к этому больше других. И вот он твой. – Она протянула Горену поводья. – Иногда, сынок, требуется немного терпения, а потом можно получить награду. – Она погладила коня и ушла.
Взволнованный Горен смотрел ей вслед. В горле у него стоял огромный ком. За эти годы мать, как и он сам, стала старше, но при этом еще красивее, силы ее не были сломлены, походка оставалась плавной, быстрой и бесшумной. Она не перестала быть строгой и требовала от Горена больше, чем от других. Но иногда, как, например, сегодня, за свои усилия он получал щедрую награду и тогда понимал, что в груди у нее все еще живут теплые чувства, которые она, к сожалению, демонстрировала крайне редко. Ему очень хотелось знать, что творится у нее в душе, но он давно уже не осмеливался задавать вопросы.
Союзника Горен приобрел в лице Дарвина Среброволосого, который не прекращал предпринимать осторожные попытки сближения, но Дерата всегда была настороже и не позволяла застать себя врасплох. Казалось, она живет только ради своих обязанностей капитана и ради обучения Горена. Между Гореном и Дарвином царило абсолютное доверие, что утешало мальчика, не забывшего трудное, проведенное без отца детство. Он уже давно не слышал никаких насмешек; после той драки Захарий держался от него подальше, а все остальные были гораздо меньше и слабее его, к тому же они знали о его особом положении у правителя и не собирались портить с ним отношения.
«Ну, – думал Горен, несшийся по тропинке вдоль поля, – я владею Златострелым, самым ценным сокровищем во всем Лирайне. Это мой лучший друг, верный, гордый, смелый. Почему мама так сделала, да еще и как бы между прочим, ничего не пояснив? Я знаю, это ее манера. У меня сегодня день рождения, а утром она ничего не сказала, только больше обычного нагрузила работой».
И сегодня он ее не выполнит, но на этот раз ему было безразлично, что на него обрушится материнский гнев. У него было замечательное настроение, его несло на волне приближающегося лета, на сердце стало совсем легко. Отныне Златострелый принадлежит ему! До сих пор не верится. Вчера он испытал шок, а сегодня с головой окунулся в счастье. Светило яркое солнце, пахло свежескошенной травой, первые розы раскрыли свои ароматные цветки, в воздухе порхали радостно чирикающие птицы.
Сегодня Горен был самым богатым пятнадцатилетним мальчишкой на всей Фиаре, и сердце его подпевало птицам. Он нырнул в лес и понесся по звериным тропам. Он летел к Небесной Опоре (так называли дерево неизвестной породы, самое высокое в лесу). Его раскидистая крона касалась облаков. Кора была волокнистой и бархатисто-мягкой; если постучать по стволу, казалось, что внутри пустота. Узкие и тонкие светло-зеленые с белыми прожилками листья свисали на длинных черенках вниз. Вытянутые вверх ветви были похожи на поднятые к небу руки священника, исполняющего торжественный обряд. Значит, Небесная Опора появилась здесь первой, а потом уже вокруг нее вырос лес.
Горен подпрыгнул, вытянул руку, и его сильные пальцы схватились за нижнюю ветку. Мальчик был достаточно высоким, чтобы дотянуться, а тяжелые материнские уроки внесли свою лепту. Легко, словно белка, он раскачался на ветке, встал на ноги и ухватился за следующий сук. Как ласка, он лез наверх, все выше и выше.
У другого давно бы закружилась голова. Но Горену любая высота была нипочем. Вскоре верхушки других деревьев остались далеко внизу; эта часть ствола Небесной Опоры была молодой, с более тонкими ветками.
Теперь действительно стало опасно. В любой момент ветка могла обломиться под тяжестью Горена. Но именно это и любил он – эту неуверенность, от которой бьется сердце, эту узкую перемычку между небом и землей, прекрасный вид, открывающийся перед ним. В такие минуты он был доволен устройством мира.
В ясные дни далеко-далеко на востоке был виден Гвоздь – высокая узкая скала невзрачного серого цвета, мистический символ Фиары, о тайне которого почти не сохранилось никаких сведений.
Там, за лесом, насколько хватало глаз, чередовались покрытые травой холмы и длинные степи. На западе вдоль горизонта тянулось побережье, затянутое вечным туманом.
Горен подставил лицо ветру и тихонько запел. Голос его, все еще юный и чистый, постепенно становился по-мужски зрелым и низким.
Далекие звезды сияют в ночи,
Прячась в тумане. Небо молчит.
Меня затянула теплая ночь,
Свет Финонмира мне сможет помочь.
Добрый странник Аонир
Защитит огромный мир,
Озарит меня сияньем
Звезд могучих, самых дальних.
Улыбнется Странник мне,
Приближаясь на коне,
Отнесет меня он к морю
По огромному, по полю.
Горен вслушивался в музыку своей песни, верхушки деревьев подхватили последние звуки, заставив их танцевать над самыми листьями, а потом они постепенно исчезли.
Он не знал, почему в голову пришла именно эта грустная песня, но ему понравились и ее мелодия, и мягкость слов. Он почувствовал себя чуть ли не героем. В свете заходящего солнца он представлял себе поле боя, слышал жалобные стоны и звон мечей, видел, как одни мужчины падали и умирали, а другие побеждали. Над полем с грустным свистом пролетал ветер, наполненный горем и страданием. Горену казалось, что он летит прямо к нему. Картина становилась все более отчетливой, краски темнели, солнце посылало вниз кровавые лучи. Ветер трепал черные волосы Горена, метался вокруг него. Горен видел в воздухе маленькие бурунчики, синие, красные, зеленые, они словно раскачивались на морских волнах. У них появились уста, которыми они шептали и шептали о том, что происходило, происходит и будет происходить.
Веки его затрепетали, взгляд затуманился. Он не в первый раз слышал шепот ветра, совсем не похожий на его внутренний голос. Каким-то необъяснимым образом он знал,что это не сон и что он не разговаривает сам с собой. Ветер метался вокруг него, хватал своими пальцами-туманами, которые тут же растворялись, пел, свистел и шептал на разные голоса. Такое с Гореном уже бывало в детстве, хотя тогда он ничего не понял.
– Мам, ветер со мной разговаривает, – сказал он однажды, когда они сидели перед камином; это был один из редких спокойных вечеров, когда она рассказывала ему истории.
– И что же он говорит? – насторожилась Дерата.
– Не знаю, мне никак не разобрать.
– Тогда продолжай слушать, сынок, и когда-нибудь научишься понимать язык ветра. Чем внимательнее будешь слушать, тем быстрее поймешь.
Может быть, именно поэтому Горен так любит бывать здесь, наверху? Чтобы слушать песни ветра в надежде понять, что же он хочет сказать? Тогда ему больше не придется разговаривать с самим собой…
– Поговорите со мной, – прошептал он. – Я вас слушаю, я вижу все, что вы мне показываете… Я слушаю уже так давно. Поговорите со мной, чтобы я научился понимать…
Он прислушивался. Долго и очень внимательно. Так, как это часто делал магистр Альтар, занимаясь магией.
– В тебе, мой мальчик, живет мана, – сказал ему расчувствовавшийся старик, когда выпил слишком много ягодного вина и Горену пришлось нести его в постель. – Мана – это сила магии. Если она у тебя есть, конечно. О, если это так, ты должен научиться собирать эту силу в пучок, чтобы потом выталкивать из себя. Таким образом ты сможешь использовать магию, которая нас окружает, потому что она повсюду, это аура нашего мира. Все магистры добывают свою силу из самих себя и используют поток магии, вот так.
На следующий день Альтар наверняка не помнил, о чем болтал под воздействием винных паров, но Горен ничего не забыл, потому что подозревал, что то была не пустая болтовня, а важный элемент учения.
А поскольку он был единственным, кто слушал пение ветра и шепот внутри себя, то не сомневался, что это часть магии.
Но раньше он ни разу не размышлял об этом столь серьезно, как сегодня, в день рождения, когда у него было странное настроение и его тянуло к звездам, как любого молодого человека, который повзрослел и мечтает ни больше ни меньше как покорить весь мир.
Горен попытался представить, что же имел в виду магистр Альтар, говоря, что он может высвободить скрытую в нем ману. Он сосредоточился на своих ощущениях, представил себе, что мана – это маленький сияющий шарик, который медленно движется в его голове и открывает ему глаза и уши.
Все это он увидел на удивление четко. И на удивление ясно услышал. А потом… Потом он понялпесню ветра.
– В Далекой стране проснутся они, под широкими мрачными скалами,– шептал ветер.
Горен сидел тихо и внимательно слушал.
Осколки надежды в кулак собери,
Ищи их под всеми завалами.
Они засверкают, если твой путь,
Мой мальчик, окажется правильным,
Про корни свои смотри не забудь,
Они под крышею каменной.
Бежать тебе надо, к тебе спешит Тот,
Кто душу твою запросит,
Не слушай его, когда он придет.
Он враг твой, – использовав, бросит.
– Я не понимаю смысла ваших слов, – прошептал Горен. Холодный пот ручьем стекал по его спине, во рту пересохло. Обычно мальчик так легко не пугался.
Из бурунчиков выползли тонкие длинные щупальца, они коснулись лица Горена, и ему показалось, что ветер опалил его ледяным дыханием.
А потом ветер снова запел:
Плутая во мраке по сотням дорог,
Не нужно робеть, ведь ты очень сильный.
Да пребудет с тобой Аонира Клинок,
Да станет твой выбор счастливым!
Долго врага не развяжется нить,
Ищи же друзей и союзников.
Всем вместе вам по судьбе своей плыть,
Отряду измученных узников.
Спроси свою кровь, посмотри на дракона,
Что Уром зовут, прожил он много лет.
Да хранит тебя крепость Стражей закона!
Да поможет тебе Серебряный свет!
Сердце Горена готово было выскочить из груди. Что это значит? Наконец он разобрал слова ветра, но они складывались в какие-то мрачные предсказания, смысл которых был ему непонятен. Совсем другого он хотел. Особенно в такой день. Он думал, что ветер расскажет ему о дальних странах, в которые его манила жажда приключений, о других народах, о легендарных крепостях, славных героях и прекрасных принцессах. А услышанное ему не понравилось. Его первое путешествие в магию почти что провалилось.
– Ах, замолчи! – гневно крикнул он в пустой воздух. День вдруг показался ему совсем не таким светлым и радостным. Несмотря на теплую улыбку сияющей на небе Тиары, его бил озноб. Горен мгновенно спустился с дерева, желание побродить по лесу пропало.
И тут он почувствовал угрызения совести, ведь он сбежал, никому ничего не сказав и бросив работу. Он решил вернуться в город, купить что-нибудь на ярмарке (может, немного овощей), у него хотя бы будет отговорка, почему же он до сих пор бездельничал.
Но сначала ему нужно сделать кое-что еще.
Запыхавшись, Горен влетел в башню. Мастер Альтар дремал в потрепанном кресле, сложив руки на животе, на носу неизменные очки. Привычный ритуал перед обедом. Хотя маленький старичок был худым как щепка, он обладал невероятным аппетитом, соревноваться с ним в поглощении пищи уже давно никто даже не пытался.
Магистр Альтар подскочил, когда ворвавшийся Горен задел столик. Сегодня утром его здесь не было, а сейчас на нем валялись пачки карт и фолиантов. Столик перевернулся и с грохотом упал, листы с шелестом разлетелись во все стороны.
– Эй! – закричал магистр, схватил посох и начал дико вращать им. – Что за дела?
Если бы Горен стоял чуть ближе, ему бы здорово досталось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35