любители зороастрийской экзотики не преминули бы наведаться к Башням Молчания, где зороастрийцы по давней традиции оставляли тела умерших на съедение стервятникам. Наверняка не остались бы без внимания Национальный музей, усыпальница Чаукунди и археологический музей Моенджодаро.
Однако встречаются гости, которым посещение этих мест заказано. Равно как и всех остальных, никакими достопримечательностями не являющихся.
Волей судьбы, а больше волей своих новых друзей-тюремщиков, один такой гость обосновался в стоявшем на отшибе неприглядном строении, которое на вид заслуживало лишь одного названия: лачуга. Таких лачуг в Карачи – тьмы и тьмы; есть сирые домишки для одиночного проживания, есть многоквартирные дома – во обоих случаях убожество остается неизменным и оскорбляет взор.
Наружность нередко обманчива.
Здание, в котором оказался заморский гость, было построено исключительно затейливо. Попасть внутрь оказалось бы весьма и весьма непросто, а уж выйти против желания его владельцев – и вовсе невозможно. Внешний феодализм в своей примитивной форме сочетался с внутренним капитализмом, который ухитрился сгнить до нанотехнологий. Особняк доктора Валентино (в плане защищенности) не мог идти ни в какое сравнение с этой хибарой.
Капитана Гладилина окружала мертвая тишина.
Помещение, в котором он находился, было полностью звукоизолированным; затененные пуленепробиваемые и звуконепроницаемые стекла давали возможность созерцать убогий пустынный дворик с чахлым деревцем в центре. Это было все, чем он мог довольствоваться.
С Гладилиным обращались с молчаливой учтивостью, одновременно показывая, что он здесь никто и не имеет права голоса.
Как и самого голоса вообще.
Говорить ему, впрочем, было не с кем.
К нему приходил лишь слуга-пуштун по имени Икбал – просто Икбал, без «расширения», приносил еду и питье; пуштун не знал языков – как и сам капитан. Объясниться с ним было решительно невозможно, да и не имело смысла.
Гладилин не имел ни малейшего представления, зачем он здесь и к чему его готовят.
В Карачи его доставил лично Лютер, но сразу по прибытии немец исчез, перепоручив Санту местным. Раскормленные бугаи в черных костюмах не вызывали желания сопротивляться. Капитану завязали глаза, и он не смог насладиться экзотическими видами, пока его везли на базу. Правда, он был благодарен уже за то, что обошлось без очередных химических вливаний. У него уже ныла печень от всех этих экспериментов.
На третий день заточения в тоскливое существование Гладилина вошло некоторое разнообразие.
Человек, посетивший его, вполне прилично изъяснялся по-русски и назвался Мохаммедом Джаландаром, сотрудником министерства иностранных дел. Капитан про себя усмехнулся: ага, из министерства, как же, держи карман шире!
Он ответил на рукопожатие и сам называться не стал – просто не знал, как себя теперь величать.
Последовавший диалог был не вполне полноценным.
Разговаривал гость, он же хозяин, тогда как Гладилин изъяснялся письменно. Для простоты восприятия мы опустим последний момент и представим их общение как беседу в ее обычном варианте.
– Надеюсь, что вы акклиматизировались, господин Санта, – дружелюбно сказал Джаландар, опускаясь в кресло.
– Здесь кондиционер, – ядовито отозвался Гладилин. – У меня не было возможности хорошо ознакомиться с местным климатом.
– Еще появится, – невозмутимо успокоил его тот. – Жалобы? Пожелания?
– Мне бы не хотелось и дальше подвергаться медицинским манипуляциям. Я сыт по горло. Позавчера мне опять кололи какую-то дрянь.
– Это всего лишь прививки. От желтой лихорадки и еще кое-чего. Сами знаете – юг, жара, здесь пышным цветом цветет всякая зараза. А наша санитария, увы, еще пребывает не на должном уровне.
Гладилин решил положить этой великосветской беседе конец:
– Послушайте, как вас там... Джаландар? Кончайте с увертюрами. Скажите прямо – на что я вам понадобился?
Джаландар погладил свои густые черные усы:
– Доктор Валентино – авторитетнейшая фигура. Его интересы распространяются едва ли не на весь земной шар.
– Перестаньте нести ахинею. Нашли мегазлодея. Мы с вами не в Голливуде. И кто это такой – Валентино?
– Ну, я немного преувеличил, признаю. Но интересы его и впрямь очень разнообразны. В Карачи у него тоже есть серьезные дела...
– И пусть! При чем здесь я? О ком вы говорите, черт побери?
– Да все при том же, – искренне удивился Джаландар. – И говорю я о вас. Ведь доктор Валентино – это вы, уважаемый Санта...
– Понятно, – процедил сквозь зубы капитан. – Мне уже ясно, что меня превратили в подсадную утку, подставили. Спасибо за определенность, теперь я хоть знаю, как меня зовут.
– Вы меня не поняли, – улыбнулся тот. – Ситуация изменилась. Доктора Валентино больше нет среди живых. Отныне вы – это и в самом деле он. Со всеми вытекающими привилегиями...
– Сидеть в клетке – это привилегия?
– Это вынужденное и временное ограничение. Если вас это утешит, скажу, что и сам доктор был большим затворником.
– И чем же думает ныне заняться ваш Айболит?
Джаландар непонимающе нахмурился:
– Как вы сказали?
– Ну, доктор ваш, – брезгливо пояснил Гладилин.
– Войной, – тотчас последовал ответ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Однако встречаются гости, которым посещение этих мест заказано. Равно как и всех остальных, никакими достопримечательностями не являющихся.
Волей судьбы, а больше волей своих новых друзей-тюремщиков, один такой гость обосновался в стоявшем на отшибе неприглядном строении, которое на вид заслуживало лишь одного названия: лачуга. Таких лачуг в Карачи – тьмы и тьмы; есть сирые домишки для одиночного проживания, есть многоквартирные дома – во обоих случаях убожество остается неизменным и оскорбляет взор.
Наружность нередко обманчива.
Здание, в котором оказался заморский гость, было построено исключительно затейливо. Попасть внутрь оказалось бы весьма и весьма непросто, а уж выйти против желания его владельцев – и вовсе невозможно. Внешний феодализм в своей примитивной форме сочетался с внутренним капитализмом, который ухитрился сгнить до нанотехнологий. Особняк доктора Валентино (в плане защищенности) не мог идти ни в какое сравнение с этой хибарой.
Капитана Гладилина окружала мертвая тишина.
Помещение, в котором он находился, было полностью звукоизолированным; затененные пуленепробиваемые и звуконепроницаемые стекла давали возможность созерцать убогий пустынный дворик с чахлым деревцем в центре. Это было все, чем он мог довольствоваться.
С Гладилиным обращались с молчаливой учтивостью, одновременно показывая, что он здесь никто и не имеет права голоса.
Как и самого голоса вообще.
Говорить ему, впрочем, было не с кем.
К нему приходил лишь слуга-пуштун по имени Икбал – просто Икбал, без «расширения», приносил еду и питье; пуштун не знал языков – как и сам капитан. Объясниться с ним было решительно невозможно, да и не имело смысла.
Гладилин не имел ни малейшего представления, зачем он здесь и к чему его готовят.
В Карачи его доставил лично Лютер, но сразу по прибытии немец исчез, перепоручив Санту местным. Раскормленные бугаи в черных костюмах не вызывали желания сопротивляться. Капитану завязали глаза, и он не смог насладиться экзотическими видами, пока его везли на базу. Правда, он был благодарен уже за то, что обошлось без очередных химических вливаний. У него уже ныла печень от всех этих экспериментов.
На третий день заточения в тоскливое существование Гладилина вошло некоторое разнообразие.
Человек, посетивший его, вполне прилично изъяснялся по-русски и назвался Мохаммедом Джаландаром, сотрудником министерства иностранных дел. Капитан про себя усмехнулся: ага, из министерства, как же, держи карман шире!
Он ответил на рукопожатие и сам называться не стал – просто не знал, как себя теперь величать.
Последовавший диалог был не вполне полноценным.
Разговаривал гость, он же хозяин, тогда как Гладилин изъяснялся письменно. Для простоты восприятия мы опустим последний момент и представим их общение как беседу в ее обычном варианте.
– Надеюсь, что вы акклиматизировались, господин Санта, – дружелюбно сказал Джаландар, опускаясь в кресло.
– Здесь кондиционер, – ядовито отозвался Гладилин. – У меня не было возможности хорошо ознакомиться с местным климатом.
– Еще появится, – невозмутимо успокоил его тот. – Жалобы? Пожелания?
– Мне бы не хотелось и дальше подвергаться медицинским манипуляциям. Я сыт по горло. Позавчера мне опять кололи какую-то дрянь.
– Это всего лишь прививки. От желтой лихорадки и еще кое-чего. Сами знаете – юг, жара, здесь пышным цветом цветет всякая зараза. А наша санитария, увы, еще пребывает не на должном уровне.
Гладилин решил положить этой великосветской беседе конец:
– Послушайте, как вас там... Джаландар? Кончайте с увертюрами. Скажите прямо – на что я вам понадобился?
Джаландар погладил свои густые черные усы:
– Доктор Валентино – авторитетнейшая фигура. Его интересы распространяются едва ли не на весь земной шар.
– Перестаньте нести ахинею. Нашли мегазлодея. Мы с вами не в Голливуде. И кто это такой – Валентино?
– Ну, я немного преувеличил, признаю. Но интересы его и впрямь очень разнообразны. В Карачи у него тоже есть серьезные дела...
– И пусть! При чем здесь я? О ком вы говорите, черт побери?
– Да все при том же, – искренне удивился Джаландар. – И говорю я о вас. Ведь доктор Валентино – это вы, уважаемый Санта...
– Понятно, – процедил сквозь зубы капитан. – Мне уже ясно, что меня превратили в подсадную утку, подставили. Спасибо за определенность, теперь я хоть знаю, как меня зовут.
– Вы меня не поняли, – улыбнулся тот. – Ситуация изменилась. Доктора Валентино больше нет среди живых. Отныне вы – это и в самом деле он. Со всеми вытекающими привилегиями...
– Сидеть в клетке – это привилегия?
– Это вынужденное и временное ограничение. Если вас это утешит, скажу, что и сам доктор был большим затворником.
– И чем же думает ныне заняться ваш Айболит?
Джаландар непонимающе нахмурился:
– Как вы сказали?
– Ну, доктор ваш, – брезгливо пояснил Гладилин.
– Войной, – тотчас последовал ответ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32