– Брось пушку, старый дебил! – крикнул Маэстро.
Николай Николаевич дико озирался по сторонам, не понимая, чего же от него хотят все эти ужасные люди.
Киндер спокойно, неторопливым шагом приблизился к нему и деликатно вынул пистолет из руки. Беглец не сопротивлялся.
– У него штаны мокрые, командир! – удивленно сказал Киндер.
Маэстро, уже взобравшийся на крышу, с досадой сплюнул.
– Ну и контингент, – сказал он с отвращением. – Выжившая из ума дура, старый трусливый осел...
– Не скажите, командир, – возразил Томас, все еще находившийся под впечатлением от пули, пролетевшей в дюйме от его головы. – Те ребята были хоть куда, отчаянные.
Маэстро машинально ощупал грудную клетку.
– Да, и впрямь отчаянные... и где они?
Он приблизился к Николаю Николаевичу, которого трясло.
– Что же это вы, уважаемый, в ваши-то годы по крышам скачете? У вас старческое слабоумие плюс недержание мочи... Ну ничего, мы вам обеспечим санаторий. Пошел вниз! Домой, кому сказано!
...В квартире обстановка была уже терпимой; обошлось без пожарных – Мадонна загасила пламя одеялами, и те теперь тлели, слабо курясь дымом. Николай Николаевич, как подкошенный, рухнул в кресло. Глаза у него слезились, недавний гонор улетучился. Под глазами обозначились темные круги.
Маэстро покачал головой.
– Нет, это не шпионаж. Разведка не пользуется услугами таких субъектов. Здесь что-то другое, не классическая спецслужба... Где капитан? Быстро! – рявкнул он, обращаясь к хозяину.
– Какой капитан? – пролепетал тот, заикаясь.
– Не строй из себя кретина! Ты и так идиот! Где Гладилин?
– Я не знаю никакого Гладилина...
Маэстро выругался.
– Хорошо. Где человек, который приходил к тебе из Славяновки?
– Он... он далеко...
– Эту песню я уже слышал! Что значит – далеко?
– Он... уехал несколько часов назад... в Питер...
– Каким путем? На чем?
– Увезли... на машине...
– Марка, номер – быстро!
– Я... не разбираюсь... не помню номера... иномарка... мое дело было вызвать... машина пришла через час после него...
Маэстро оглянулся и посмотрел на Мадонну.
Та беспомощно развела руками.
– К кому в Питере он направился? Адрес!
– Я не знаю адреса... его повезли в клинику... для пластической операции...
– Названия клиники тоже, конечно, не знаешь?
– Я маленький человек, рядовой исполнитель. Мое дело – вызвать кого нужно. Вот они знают.
– Как ты выходил на связь?
– Вот...
Николай Николаевич полез за пазуху, вынул из внутреннего кармана пиджака записную книжку. Руки у него прыгали.
– Снова книжка, – хмыкнул Маэстро. – Ну и профи!
Николай Николаевич указал телефонный номер, и Маэстро кивнул Мадонне. Та ушла пробивать владельца.
Николай Николаевич был полностью деморализован. С приданными ему в подкрепление амбалами он чувствовал себя как за каменной стеной. Без них он превратился в аморфное биологическое образование, едва способное рассуждать и размышлять.
– У него был груз. Что с ним стало?
– Увезли на той же машине...
– Ты говоришь о капитане как о бесчувственном теле. Как тебя понимать?
– Он не хотел отдавать... пришлось сделать инъекцию...
– У него есть кличка? Для ваших?
– Его называют Сантой...
– Дед Мороз, значит. С подарочком. Хозяев своих ты, наверное, тоже не знаешь? Слепой винтик, да?
– Одного знаю. Он один со мной работал.
– Имя?
– Клаус Ваффензее...
Снова пустышка. Маэстро было известно, что Клауса Ваффензее уже нет среди живых. Но это хоть какая-то информация.
Маэстро задумался.
Объявлять «Перехват» не имело смысла – во-первых, непонятно, кого перехватывать; во-вторых, уже поздно – Гладилин наверняка добрался до города, и действовать предстоит непосредственно там. Единственное, что оставалось, – проверить все частные клиники пластической хирургии.
Но клиника могла быть и подпольной.
Командир вздохнул.
– Иди и переоденься, – сказал он брезгливо. – Дорога дальняя. А ты как-никак поедешь с женщиной – стыдно в мокрых штанах-то...

Глава тринадцатая
ПЕВЧАЯ ПТИЧКА НА ПОКОЕ

«Мицубиси» генерал-майора Клюнтина свернул с Выборгского шоссе и углубился в подлесок. Против обыкновения, Клюнтин вел машину сам, ехал один. Он любил погонять, но статус обязывал пользоваться услугами шофера. Однако сегодня был не тот случай, и шофер получил выходной.
Проехав еще с полкилометра, Клюнтин затормозил у высокого забора, увидеть за которым можно было только двускатную крышу.
Камеры наблюдения зафиксировали приезд гостя, но Клюнтин сегодня был довольно спокоен. Здесь его знали и ждали. Он неторопливо вышел из машины, затянул узел галстука, одернул пиджак. Неспешно подошел к воротам, утопил кнопку звонка, услышал тихий зуммер.
Двумя секундами позже створки ворот медленно распахнулись, и генерал перешел в заповедную зону. Молодой охранник в камуфляжной форме почтительно спросил у него документы – стандартная процедура, неизменно повторявшаяся из визита в визит. Документами дело не ограничивалось, специальным датчиком считывалась информация с сетчатки. Мало ли кто может нарядиться и, движимый бредом величия, притвориться генералом Клюнтиным.
Удовлетворившись, охранник шагнул в сторону и сделал приглашающий жест. Клюнтин никак не отреагировал и вообще держал себя так, словно имеет дело с неодушевленным предметом.
Белый кирпичный особняк, высившийся перед ним, выглядел не таким безвкусно-роскошным, как замок покойного цыганского барона, но отчего-то казался внушительнее и солиднее. Справа и слева весело шуршали поливалки. Пышные клумбы обрамлялись каменной кладкой, в которой улавливалось нечто японское. Никаких огородов – ни банальной картошки, ни лука, ни даже смородинового куста. Гараж, баня. Строй себе такие хоромы сам Клюнтин, его первым порывом было бы обосноваться на берегу озера, чтобы из бани можно было сразу переместиться в воду. Но это был бы первый порыв. Озеро – штука рискованная, оно создает дополнительные проблемы в смысле безопасности. Водным путем легче подобраться к особняку. И хозяин особняка никогда не забывал о существовании водного, точнее, подводного спецназа.
Ему вполне хватало знания о сухопутном.
Генерал-майор знал, что дом до отказа нашпигован разнообразной аппаратурой и ловушками – не хуже, чем особняк Валентино Баутце, где в скором времени начнется боевая операция. Но ему пока нечего было опасаться.
Пока.
До тех пор, пока не будет пущен в ход компромат.
Генерал-майор выжидал, когда наступит момент, подходящий для удара, и одновременно готовил для себя пути отступления, страховался, защищался. Когда разразится скандал – скорее всего международный, – ему не удастся отстояться в стороне, но это не означает, что он обязан сильно пострадать. Диск с материалами хранился у него дома, в сейфе, а партнер, его передавший, уже некоторое время как мертв. Трагически скончался от сердечного приступа на вокзале.
Ударить придется, потому что любимый шеф со всей очевидностью выживал из ума и был готов на любые кровавые безумства – лишь бы спасти свою древнюю задницу, которой все равно скоро подыхать. Клюнтин еще кое-как проглотил затею с островом Коневец и проглотит Париж, ладно, но что взбредет в голову старому хрену дальше – об этом и сам черт не скажет!
Этот старый хрен покамест держал за горло его самого, тоже, кстати, располагая некоторыми уликами. Но скоро Клюнтин изыщет способ выскользнуть из петли.
Едва генерал-майор приблизился к двери, как та услужливо распахнулась, не дожидаясь звонка, и на пороге возникла миловидная девица в белоснежном фартуке. Старый козел, видать, еще немного и педофил. На диске, помимо служебной, содержалась и кое-какая житейская информация. Людям покойного коллеги удалось исхитриться и кое-что заснять... Клюнтин не смог заставить себя смотреть эту мерзость. Он был воспитан пуританином.
– Добрый день, – поздоровалась горничная. – Милости просим.
Во множественном числе, ишь ты. Кем ты, дура, себя вообразила?
– Добрый, добрый, – широко улыбнулся Клюнтин. – Как наше здоровье? Суставы не слишком беспокоят?
– Сегодня терпимо, – ответила та. – А вот вчера, к дождю, ныли ужасно, чуть не криком кричал.
– Ай, ай, – Клюнтин сочувственно покачал головой. – Ну, ведите меня к нему.
Он прошел бы и сам, но предпочел немного поскоморошничать.
Старик жил внизу, на втором этаже обосновалась прислуга. Это и понятно: старикан ни за что не осилил бы винтовую лестницу.
Генерал-майор, идя вслед за горничной, свернул по коридору налево. Горничная постучала, дождалась одной ей слышного и понятного кряканья, открыла дверь и замерла. Клюнтин вошел в просторную комнату и остановился в ожидании, когда с ним заговорят.
Было тепло, но в комнате вовсю полыхал камин. Перед камином стояло кресло с высокой спинкой, из-за которой нельзя было видеть сидящего. Лишь по бокам выбивался клетчатый плед.
Клюнтин ничего не говорил и не откашливался с целью напомнить о своем присутствии. У старика, как ни удивительно, был отменный слух, и зрение тоже хорошо сохранилось. Зато имелась другая неприятная проблема: рак гортани. В горле зияла дырка, и старик подносил к ней микрофон. Голос после этого получался жутковатый, как у робота, а из дыры тянуло гнилью.
Старик приписывал эту гадкую хворь воздействию радиации. Он считал себя героем, пострадавшим во имя Отечества.
– Докладывайте, – проскрежетало из кресла.
Теперь Клюнтин позволил себе кашлянуть.
– Группа заряжена, товарищ генерал-лейтенант.
Бывший майор, а ныне генерал-лейтенант в отставке Жаворонок выпростал из-под пледа иссохшую руку и махнул, приглашая Клюнтина обозначиться в поле зрения. Тот покорно подошел к камину, где мгновенно взопрел, и остановился, созерцая шефа преданным взглядом.
Жаворонок повернул к нему лицо.
С Жаворонком произошли удивительные метаморфозы: сам генерал-лейтенант об этом не подозревал, но он сделался почти полным близнецом доктора Валентино Баутце! Старость уравнивает многих, а пуще – смерть, но в данном случае сходство было поразительным и вообще стало бы практически абсолютным, если бы не зловещая дыра-трахеостома.
Некогда аристократические черты лица постепенно сгладились-истерлись, а где-то заострились, и лицо казалось теперь птичьим. Жаворонок был абсолютно лыс. Пятнистая желтоватая кожа, мутноватые, с красными прожилками, слезящиеся глаза, набухший нос. Руки мелко дрожали, и подбородок тоже подергивался. На щеке выросла огромная бородавка, из которой торчал длинный белый волос, почему-то наводивший на мысли о китовом усе.
– Та же самая группа?
– Так точно.
– Это хорошо, – скрипуче молвило изуродованное горло.
– Правда, командир затребовал пополнения. Два члена отряда выбыли из строя, как вам известно, и вместо них мне пришлось добавить двух новых.
На лице старика написался гнев:
– Сколько раз повторять вам, Клюнтин, что специфика дела не позволяет расширять список информированных и причастных? Мы и так на виду, на ладони! Знают двое – знает свинья, помните это? А у вас сколько человек уже знают?
– Они ничего не знают, товарищ генерал-лейтенант.
– Не знают... у вас в спецназе одни идиоты, да? Тогда на кой черт их посылать?
– Они не идиоты...
– А если не идиоты, то уже давно имеют вопросы... Зачем вырезали цыган? Откуда взялся на вокзале чемодан с маяком? Откуда, позвольте узнать?
Клюнтин с трудом себя сдерживал. У старика не то склероз, не то простое желание достать и пронять до печенок. Он уже в пятый раз спрашивал про этот чемодан. Ну да, Клюнтин оплошал, перемудрил...
Он повторил то, что уже говорил раньше:
– Вокзал – идеальное место для встреч... я всегда пользуюсь вокзалом, там у меня явки...
– Идиотская практика! Умники хреновы. Забрали и отвезли, к чему какие-то промежуточные этапы?
– Исполнителей все равно нет в живых, товарищ генерал-лейтенант.
– И что? Вопросы-то остаются! Нестыковки и неувязки! Почему не присылали подкрепления на остров, например...
– Вы сами запретили, позвольте напомнить. Огласка...
– Конечно, запретил, – прохрипел Жаворонок. – И это оказалось бы не слишком заметным, если бы не прочие глупости... Ладно, отставить.
«Это он кому? – саркастически подумал Клюнтин. – Не себе ли?»
Старик молчал, вяло пожевывая губами и пялясь на огонь.
– Что с контейнерами? – спросил он, наконец.
– Ищем, товарищ генерал-лейтенант.
– Вы понимаете, что это вещдок? Что они непременно должны исчезнуть с лица земли? Испариться?
«Уже испарились».
– Так точно, понимаю.
– Кто занимается предателем?
– Я затребовал группу Маэстро.
Жаворонок раздраженно поморщился:
– Кто такой Маэстро?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32