При каждой их встрече Рашкин вел себя как нельзя лучше, и к концу июня у Иззи исчезли последние опасения, связанные с этим человеком. Они никогда не обсуждали ньюменов и вообще не говорили о странных и таинственных явлениях – только об искусстве. Рашкин высказывал свои замечания в очень деликатной форме и не скупился на похвалы. Иззи забыла обо всех предостережениях Джона, о припадках безумной ярости Рашкина – обо всём, кроме восторга созидания, и с радостью делилась этим восторгом с художником, которым восхищалась до самозабвения.
Иззи не собиралась скрывать возобновление отношений с бывшим учителем, но в присутствии Кэти речь об этом ни разу не заходила. Ее соседка могла бы услышать об этих визитах от кого-нибудь другого, но Кэти была слишком занята. Она наконец-то получила свою долю гонорара за книгу и теперь всё свободное время посвящала устройству Детского фонда. Кэти пришлось заниматься всем сразу: получать для своего учреждения статус благотворительного заведения, подыскивать подходящее помещение и закупать соответствующий инвентарь.
Как говорила Кэти еще в январе, денег, полученных за книгу, не хватило даже на самое необходимое. В конце июня она организовала благотворительный концерт, совмещенный с аукционом, и по окончании этого мероприятия фонд увеличился на семьдесят две тысячи долларов. Из них тысяча сто долларов была выручена за одну из картин Иззи.
– Двенадцатого июля Детский фонд будет открыт, – сказала она Иззи через несколько дней после аукциона.
– Ты собираешься устроить праздник по этому поводу? – спросила Иззи.
– Конечно. Но бесплатного угощения не будет. Я не хочу, чтобы предназначенные детям деньги шли на что-то другое. Единственное, что меня беспокоит, так это слишком большое количество несчастных детей, а я не хочу никому отказывать в помощи.
– Так организуй еще один аукцион, – предложила Иззи.
– Не думаю, что это поможет. Такие мероприятия нельзя устраивать чаще одного раза в год. К состоятельным людям и так постоянно обращаются с просьбами о пожертвованиях.
– Тогда тебе лучше вплотную заняться книгами, – с улыбкой сказала Иззи.
– Я так и делаю. То есть когда есть свободное время. Алан говорит, что многие издатели заинтересованы в моем следующем сборнике, да и на первый поступают дополнительные заявки.
– А ты собираешься продать права на издание той же самой фирме? – спросила Иззи.
Кэти покачала головой:
– Право первого тиража я предоставлю Алану. А он предложит его всем остальным. Для его издательства это шанс окончательно встать на ноги, а после того, что он для меня сделал, это самое меньшее, чем я могу отблагодарить его за участие.
– Но если он опять возьмет пятьдесят процентов комиссионных... – начала возражать Иззи.
– Этого не случится. Он даже отказался от своей доли за «Ангелов».
– Что ты говоришь?
– Те деньги, которые причитались ему в качестве комиссионных, были пожертвованы в фонд.
– Вот это да! Не могу поверить, что он отказался от такой суммы.
– Некоторые люди сказали бы то же самое о тебе, узнав о картине, которую ты предоставила для аукциона.
– Это совсем другое, – возразила Иззи, но, подумав, кивнула. – Да, я думаю, ты права.
– Мне повезло с друзьями, – сказала Кэти. Она попыталась скрыть зевок, но не сумела. – Пожалуй, мне пора спать. Я смертельно устала.
– Тебе не стоит так переутомляться, – посоветовала Иззи.
– Я не буду, – заверила ее Кэти, направляясь в спальню. – Я просто счастлива, что всё идет так благополучно. – Кэти остановилась на пороге и взглянула Иззи в лицо. – Знаешь, может, мне и в самом деле удастся спасти нескольких ребятишек от того дерьма, через которое мне пришлось пройти самой.
«Но ты не выглядишь счастливой, – подумала Иззи, глядя вслед подруге. – Ты выглядишь смертельно усталой».
XVI
Июль 1978-го
Казалось, что буквально все знакомые Иззи и Кэти пришли на церемонию открытия Детского фонда Ньюфорда. Исключение составили только Джон и Рашкин, хотя оба получили приглашения – Рашкин от Иззи, а Джон от Кэти, которая случайно встретилась с ним на станции метро за неделю до этого события. Меблировку помещения Джилли определила как «современное попрошайничество», поскольку все предметы были куплены на уличных распродажах и в магазинах подержанных вещей.
– Мебель должна служить тем целям, для которых она предназначена, – говорила Кэти, стараясь сэкономить каждый цент. – Она не должна быть украшением.
Чтобы как-то скрасить впечатление от поцарапанных столов и расшатанных шкафов, Иззи и Кэти вместе со своими друзьями в течение нескольких недель мыли полы, красили потолки, шили портьеры, переклеивали обои, расписывали стены на кухне и наконец создали в доме вполне жилую атмосферу. Главным украшением комнаты ожидания, которая одновременно служила и приемной, стали картины Иззи с персонажами сказок Кэти: «Женщина с книгой» и «Дикарка». Иззи подарила их подруге еще в прошлом году.
– Я очень рада видеть их здесь, – сказала Иззи, когда они закончили встречать гостей и с бокалами в руках устало прислонились к стене в приемной.
– Мне нравится, как они здесь выглядят, – улыбнулась Кэти. – Я знаю, что ты позаимствовала образы из моих сказок, но они очень подходят для фонда. «Дикарка» воплощает в себе всех детей, которым мы надеемся помочь, а «Женщина с книгой» – идеальный образ той, кого многим из них не хватает, она похожа на любящую мать, собравшуюся почитать сказку своему ребенку на сон грядущий. На самом деле обе эти картины теперь составляют часть имущества фонда, и я написала специальное распоряжение, чтобы они всегда висели в приемной фонда, где бы она ни находилась и что бы ни случилось со мной лично.
– Я рада, – сказала Иззи. – Что мне нравится в искусстве, так это то, что каждый из нас по-своему истолковывает произведения. И при этом никто не может ошибиться.
– Ты знаешь, я время от времени вижу ее, – произнесла Кэти, указывая на Розалинду.
Иззи слегка смутилась. Зная о явном нежелании Розалинды встречаться с Кэти, она удивилась, услышав, что женщина преодолела свою застенчивость.
– В самом деле? – спросила она.
– О, я ни разу не говорила с ней, – объяснила Кэти. – Но иногда краем глаза я ее вижу – то за столиком кафе на другой стороне улицы, то на дальней тропинке в парке. Очень странно и в то же время замечательно видеть персонажа своей книги на городской улице. Это хотя бы отчасти помогает мне понять твои чувства в отношении ньюменов.
Иззи действительно хотела, чтобы Розалинда смогла набраться смелости и встретиться с Кэти. Они моментально почувствовали бы расположение друг к другу. Не раз Иззи размышляла о возможности тайком подстроить их встречу, но потом вспоминала Джона и доверие, оказанное ей Розалиндой, и всякий раз отказывалась от этой идеи.
– А Козетта? – спросила она. – Ты и ее видишь?
– Нет, – покачала головой Кэти. – По-моему, я слишком благопристойна, чтобы посещать те места, где она бывает. Держу пари, Джилли не раз ее встречала.
– Мне кажется, Джилли знакома с каждым четвертым жителем нашего города.
– Скорее с каждым третьим, и не собирается на этом останавливаться. – Кэти немного помолчала. – А почему ты никогда не рассказывала Джилли о ньюменах? Эта тема пришлась бы ей по вкусу.
– Сама не знаю, – пожала плечами Иззи. – Я никогда не была эгоисткой, но никак не могу избавиться от мысли, что если об этом узнает кто-то еще, всё изменится.
– Но мне-то ты рассказала.
– Это совсем другое, – возразила Иззи. – Это всё равно что рассказать своей второй половинке.
– Так мы с тобой всегда будем подругами? – спросила Кэти.
Иззи повернулась к ней лицом. Ее соседка смотрела так серьезно, что насмешливый ответ замер у нее на губах.
– Мы всегда будем подругами, – подтвердила она. На лице Кэти мелькнула улыбка.
– Это прекрасно. Ведь ты – самое лучшее, что когда-либо было в моей жизни. И ты ни разу не отвернулась от меня и не причинила мне боли.
– Посмотри вокруг, – сказала Иззи. – Все эти люди – твои друзья. И все они собрались здесь только благодаря тебе.
– Я знаю. Но ты ведь понимаешь, что к тебе у меня особенное отношение, не такое, как к ним.
Иззи поставила свой бокал и обняла подругу.
– Наверно, у каждого из нас может быть только один настоящий друг, – сказала она. – И мы будем верны друг другу.
– Будем верны, – повторила Кэти, отвечая на объятие Иззи. – Как соль и перец.
– Как крекеры и сыр.
– Яичница и ветчина.
– Я уже проголодалась, – рассмеялась Иззи.
– Я тоже.
Иззи взяла свой бокал с подоконника, и они рука об руку направились сквозь толпу к буфету.
XVII
Август 1978-го
Через пару недель после открытия Детского фонда Иззи, возвратившись после пикника с Томом Даунсом, обнаружила, что ее студия разгромлена. Повсюду валялись блокноты для эскизов и вырванные из них листы бумаги. Пол был испещрен пятнами краски, карандаши и палочки пастели разлетелись по всей комнате. Мольберт лежал на полу, а начатое полотно валялось рядом, к счастью, лицевой стороной вверх, и Иззи поблагодарила за это судьбу.
Онемев от потрясения, она прошла через этот хаос, подняла мольберт, повесила на место полотно, а потом заглянула в шкаф, где хранились законченные картины. В первый момент Иззи решила, что ее ограбили, но она не обнаружила никакой пропажи. Все картины-врата ее ньюменов оказались на своих местах, и ни одна из них не пострадала. Так что же здесь произошло?
Иззи нагнулась и стала собирать карандаши пастели, укладывая их в коробку, но какое-то шестое чувство заставило ее заглянуть под рабочий стол. Там в самом углу скорчилась знакомая рыжеволосая фигурка.
– Козетта, – прошептала потрясенная Иззи. Дикарка подняла залитое слезами лицо.
– Я... я знала, что так нельзя... даже когда это делала, я знала... Но я просто не могла остановиться, – произнесла она тихим, прерывающимся голосом.
Иззи почувствовала злость, но смущение и растерянность на лице Козетты погасили раздражение. Она молча посмотрела на свою гостью, а потом встала на четвереньки, залезла под стол и уселась рядышком. Иззи обняла дикарку и стала пальцами приглаживать ее рыжие вихры.
– Что случилось? – спросила она.
– Я пыталась... нарисовать картину, но ничего не получалось. Я очень старалась, но всё было так плохо, так ужасно. А я всё продолжала и продолжала, пока не почувствовала, что... начинаю задыхаться, и тогда смахнула со стола всё, что там было. Потом поняла, что поступаю неправильно, но слезы душили меня, и я продолжала разбрасывать вещи, хотя знала, что так нельзя. Я не хотела, но никак не могла остановиться.
– Я и сама нередко впадала в ярость, когда только училась рисовать, – сказала ей Иззи.
В глазах Козетты мелькнула благодарность.
– Я должна научиться, – сказала она. – Обязательно должна.
– Никто не может знать заранее, на что он способен. Чтобы достичь желаемого, приходится долго и напряженно трудиться.
– Но у меня ничего не получится, потому что внутри меня пустота. Я думала, что рисование заполнит ее, но для этого надо сначала стать настоящей. Как ты. Я хочу быть такой же, как ты.
– Тебе вовсе не обязательно быть похожей на меня, чтобы научиться рисовать, – ответила Иззи. – Все художники разные.
– Нет, я хочу быть такой же, как ты, – упрямо покачала головой Козетта.
– Но почему?
– Я хочу быть настоящей.
– Ты и так настоящая, – сказала Иззи.
– Нет, я такая же, как Серьезный Джон.
– Джон тоже настоящий. – Козетта снова замотала головой:
– Он говорит, что ты сама в это не веришь. А если ты не веришь, значит, так и есть, потому что это ты нас создала.
– Я вас не создавала, – возразила Иззи. – Я всего лишь открыла дверь, чтобы вы могли прийти.
– Тогда почему Джон так говорит? – Иззи вздохнула.
– Мы с Джоном никак не можем решить некоторые личные проблемы, – сказала она, что было явным преувеличением, поскольку они не виделись уже очень давно, но Иззи попыталась не заострять на этом внимание, главным сейчас было успокоить Козетту. – Поэтому не всегда его слова соответствуют действительности.
– И то, что он говорит о темном человеке, тоже? – спросила Козетта.
Иззи не сразу поняла, о ком идет речь.
– Ты имеешь в виду Рашкина? – спросила она и, увидев, что Козетта кивнула, попыталась ответить: – Джон недолюбливает его, поэтому подозревает в страшных преступлениях.
– Так он... он не питается нами?
Иззи не знала, что ответить. В голове пронеслись отрывки ужасного сновидения – снежная буря, Рашкин с арбалетом в руках, умирающая крылатая кошка, Пэддиджек, спасенный Джоном. Но потом она вспомнила слова Энни:
Я слышала, что во сне люди видят самые невероятные вещи, а когда просыпаются, то всё исчезает.
– Я так не думаю, – сказала она.
– И всё равно я хочу стать настоящей.
– Ты настоящая, поверь мне. Посмотри мне в глаза, Козетта. Неужели ты не видишь, что я в это верю?
– Кажется, вижу.
Иззи и Козетта еще некоторое время молча просидели под столом, потом девочка вздохнула:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82