Что-то подсказывало ему, что с того времени минуло уже несколько суток, возможно, даже целая неделя.
В какой-то момент он даже понимал, отдавал себе отчет в том, что находится под воздействием каких-то наркотиков либо психотропных препаратов… Но затем вновь забывал обо всем.
Существование его нынче состояло из череды видений, перемежавшихся провалами в сознании.
Из всей той бредятины, которая крутилась у него в голове, запомнились и отложились в памяти лишь обрывки каких-то сновидений. Так, например, он привиделся самому себе в какой-то больничной палате привязанным к операционному столу… Никакой боли он не чувствовал, но было – жутковато. Кажется, обошлось, и ничего жизненно важного ему не отрезали. Лицо одного из врачей показалось Валере знакомым. Ну да, так и есть… это же Игорь Глебов! Тот самый человек, которого разыскивает Маша Данилова. Кстати, его фото Швецу показывал куратор из спецотдела, так что ошибочки тут быть не могло…
«Здравствуйте, гражданин Игорь Глебов, – стараясь глядеть на него строго, как и положено блюстителю закона, сказал капитан милиции Швец. – Где это вы пропадали, уважаемый?! Я вот на вас вынужден розыскное дело завести! У меня есть к вам конкретный вопрос! Скажите, только прямо, где вы сейчас находитесь?! В Германии, в местечке Байрейт? В России, где вас кое-кто числит пропавшим без вести? Или вас уже нет в живых?»
Наверное, он лишь шевелил губами, силясь хоть что-то произнести, потому что Глебов – даже тот, что посетил его во сне, – оставил все вопросы без ответов.
Но это так, пустячок.
Швецу привиделось кое-что и по страшнее операционной палаты.
Ему вдруг приблазнилось, что он – маленький мальчик Петя, из которого потом вырос офицер КГБ, превратившийся со временем в пожилого мужчину Леонтьича, у которого явно не все дома. Вот! Однажды, воспользовавшись дыркой в высоком дощатом заборе, а также опустившимися на землю сумерками, он, то есть мальчик Петя, пробрался на территорию спецполигона. В принципе, он хотел всего лишь наведаться тишком во фруктовый сад – яблони на здешней почве плодоносят удивительно сочным белым наливом, – но заплутал и вышел совсем в другое место…
Он увидел, укрывшись в полосе кустарника, свежевырытый ров, на краю которого, вытянувшись в цепочку, стояли какие-то люди, одинаково сутулившиеся, с бессильно опущенными головами и связанными руками. У всех этих людей не было лиц, одни лишь затылки. Позади строя, за спинами этих сутулых безликих особей, прохаживались какие-то мужчины в военной форме, среди которых он – то есть мальчик Петя – узнал и своего отца. У кого-то из этой особенной группы людей были узнаваемые лица… Обличья же других были невыразительными, какими-то стертыми. Но все они, эти мужчины, без исключения вооружены кто «наганами», кто, как его «отец», пистолетами ТТ.
Он увидел, как отец подошел к крайнему цепочке безликих. Протянул руку к ближнему, словно хотел дотронуться до затылка. Что-то щелкнуло приглушенно, и крайний мужчина без лица, ступив шаг вперед, рухнул в канаву.
Остальные военные тут же принялись за работу: «щелк!», «щелк!», «щелк!».
Смотреть на все это было жутко, но мальчик Петя все равно смотрел… как завороженный, не смея оторвать глаз.
Вдруг какая-то сила выдернула его, мальчика, из кустарника, встряхнула, да так сильно, что у него клацнула челюсть…
– Что?! Подглядывать вздумал! – прозвучал над ухом чей-то знакомый до ужаса голос.
Над ним, над мальчиком Петей, злостно нарушившим существующие здесь, в Бутове, строгие правила и запреты, навис не кто иной, как сам Дмитрий Абросимов: светловолосый гигант, у которого даже брови белые; альбинос с черными глазами, в глубине которых, подобно адским угольям, переливаются, посверкивают багрово-красные огоньки.
Этот страшный человек, которого опасались даже его сослуживцы, ведал ликвидациями на полигоне. И этим, собственно, уже все сказано.
– Ты преступил наш закон! – сказал Абросимов и потащил малолетнего злоумышленника туда, откуда доносились все эти «щелк!», «щелк!». – Товарищи… вот еще один враг народа! Какие есть предложения?
– Исполнить! – успел первым высказаться отец. – В расход!
– Исполнить!.. Исполнить!.. – согласно закивали головами пахнущие порохом и кровью чекисты. – Шлепнуть негодяя, и весь разговор!
Швец почувствовал, как вся его жизнь перетекла в одну точку и сконцентрировалась где-то у основания черепа… Успел ощутить, как его мощным рывком бросило вперед… и тут же очнулся, придя в себя наконец после нескольких суток беспамятства.
В первые секунды у Валеры было такое ощущение, словно он только что очухался после крутого бодуна.
Поначалу он и повел себя соответственным образом, автоматически следуя – как и положено высшему примату – уже отшлифованным прежней жизнью рефлексам. То есть уселся в кровати и стал искать бутылку с водой или чайник, чтобы залить водой полыхавший в утробе пожар…
Ну и где это, спрашивается, он умудрился так нажраться?
Прошло еще несколько секунд, прежде чем он смог разлепить глаза и оглядеться окрест себя.
– Ну н-ни ф-фига себе! – пробормотал Валера. – И где это я?
Кровать, на которой он сидел, была ему незнакомой. Случается, конечно, что переберешь малость, а потом не можешь вспомнить имя своей сексуальной партнерши… Но Валера и комнату, в которой он сейчас находился, тоже не смог вспомнить.
Пребывая в сильнейшем недоумении, он ощупал голову: черепушка точно его, знакомая до боли… Вот только рожа сильно небритая.
Спал он, однако, раздетым. С кем именно спал? Да хрен его знает: кроме него, здесь никого, кажется, нет…
Кое-как, с попытки эдак четвертой, он все же смог встать с кровати. Почва тут же попыталась уйти из-под ног… Чтобы не потерять равновесия, он схватился за стул, на котором висела чья-то одежда… Почему это «чья-то»? Это ведь его брюки?! Ну да… А эта клетчатая рубашка? А вот рубаха, определенно, не из его гардероба…
Во рту стоял отвратный кисловато-металлический привкус. Сфокусировав взгляд, он обнаружил на прикроватной тумбочке графин с водой, стакан и круглую пластиковую крышечку, на которой лежали две капсулы. Одну капсулу он тут же отправил в рот, запив ее водой прямо из графина. Даже если это яд, подумал он, все равно хуже, чем сейчас, уже не будет…
Прошло всего несколько секунд, и ему стало значительно лучше. Во всяком случае, боль теперь пульсировала лишь где-то в височных долях, причем амплитуда этих болезненных пульсаций постепенно сокращалась.
Стены комнаты, в которой он находился, были обиты вагонкой, как в каком-нибудь загородном коттедже. Пахло хвоей, разогретым на солнце деревом и лекарством. Через приоткрытую фрамугу окна, игриво шевеля занавески, в комнату проникал снаружи легкий ветерок. Показалось, что он слышит доносящийся оттуда же птичий щебет; но нельзя исключить, что эти самые «птички» чирикают где-то в его собственном чердаке.
Валера кое-как напялил брюки, надев их прямо на голое тело. И тут же услышал подозрительное шебуршание, доносившееся в комнату через приоткрытую дверь.
– Эй! – пугаясь собственного голоса, позвал он. – Есть тут кто еще живой?
Швец выбрался в коридор, стены которого оказались тоже обитыми вагонкой. Здесь он обнаружил… Машу Данилову. И вот что любопытно: она, кажется, была в лом пьяна. Или капитально обдолбана… Какая-либо одежда на ней напрочь отсутствовала. Маша, чуть отставив аппетитную округлую попку и выгнув гибкий стан, держалась двумя руками за стенку; при этом ей с трудом удавалось сохранять равновесие. Молодая женщина явно пребывала в том состоянии «шторма и качки», из которого только что выбрался сам Валера благодаря спасительной пилюле, которую он проглотил, даже не задумываясь… «Все ясно, – подумал он, – это мы на пару с Даниловой так капитально набрались…»
Валера хотел взять Машу под локоток и сопроводить в комнату, но она отмахнулась, выдернув руку. Причем едва не свалилась при этом на пол.
– Отвали! – пробормотала Данилова. – Убери от меня свои лапы, козел…
Швец решил, что не стоит обижаться на пьяную бабу. Хуже всего было не то, что Маша ругается на него, а другое: он решительно не помнил, в честь чего они устроили крутую гулянку, с чего у них все началось, чем все завершилось… А также то, как далеко они зашли в своих отношениях с Машей Даниловой…
Судя по тому, что Валера проснулся в чужой двухспальной кровати, в каком-то загородном коттеджике, в компании с голой Даниловой и при этом нифига не помнит… Мда, погуляли они, видимо, неслабо.
– Хорошо мы, однако, повеселились, – не слишком уверенно сказал Швец, обращаясь к молодой женщине, которая по-прежнему подпирала стену коридора двумя руками. – Милая, ты была просто превосходна… Надеюсь, тебе тоже все… понравилось?
– Боже, какой идиот, – простонала Данилова. – Ну все, все… хватит пялить зенки на меня! Чего уставился?! Принеси-ка мне лучше какую-нибудь одежду! Халат или рубашку!
Швец подумал, глядя на нее, что девушка все еще малость не в себе. Одновременно он ощутил мощный зов плоти – вид голенькой Даниловой подействовал на него крайне возбуждающе. Но, как истинный джентльмен, он не решился воспользоваться столь удобным случаем, благородно рассудив, что интимные отношения не терпят суеты и лобового напора..
Он вернулся в комнату, чтобы выполнить просьбу Даниловой… И тут вдруг вспомнил о чудодейственных пилюлях, одна из которых несколькими минутами ранее помогла ему избавиться от жуткой головной боли.
– Вот, Маша… выпей-ка это лекарство! – сказал Валера, вернувшись в коридор с заветной капсулой и стаканом воды. – Не бойся, я его уже испытал на себе! Как видишь, живой пока.
Преодолев вялое сопротивление Даниловой, он все же заставил ее проглотить капсулу, дав запить неведомое снадобье глотком воды из стакана.
Только сейчас он заметил, что левое предплечье Даниловой замотано эластичным бинтом телесного цвета. И точно такая же повязка – это обстоятельство он только сейчас обнаружил – красовалась на его левом предплечье.
Валера осторожно коснулся пальцами повязки, пытаясь сообразить, что с ним стряслось и откуда вообще она взялась. Никакой боли в том месте он не чувствовал…
Он хотел спросить у Даниловой, что она знает или думает, но вдруг так и замер с открытым ртом…
Дело в том, что он обнаружил на собственном запястье металлический браслет. Причем, он не только не знал, откуда взялась на его руке эта штуковина, но и никогда прежде ее не видел… Любопытно, что точно такой же браслет он заметил и на правом запястье Маши Даниловой!
Пока Валера Швец, приоткрыв рот от удивления, напрягал свои мозги, чтобы решить эту умственную загадку, Данилова под воздействием капсулы антидота определенно пришла в себя.
Так и не дождавшись от Швеца услуги, о которой она его попросила, Маша сама отправилась на поиски одежды. Из комнаты она вернулась уже облаченной в клетчатую рубаху, которая достигала середины ее бедра. Валера не стал пенять ей за то, что она надела его рубашку. Во-первых, ему нравилось, когда женщина, да еще с такой обалденной фигуркой, как у Даниловой, разгуливает после утреннего секса – дневного, вечернего и т. д. – в мужской сорочке, наброшенной на голенькое тело (в его собственной жизни, правда, такое редко случалось). Во-вторых, он наконец вспомнил, что такой рубахи в его личном гардеробе точно никогда не было, а значит, это не его, а чья-то, чужая вещь… Возможно, даже самой Маши Даниловой.
Еще его мучил в эти секунды, как это часто бывает в подобных случаях, один немаловажный вопрос: с Даниловой у него… было? И если да, то почему он ни-че-го об этом не помнит?
Пока Валера размышлял над всеми этими сложными вопросами, Маша, проскользнув мимо него, успела скрыться за одной из дверей, за которой, кажется, находится ванная комната.
Валера деликатно постучался в эту дверь.
– Чего тебе? – приоткрыв дверь, хмуро спросила Маша. – Дай мне сначала душ принять!
– Маша, я видел у тебя повязку на руке… У меня точь в точь такая же. – Валера продемонстрировал предплечье. – Браслет на руке… Нич-чего не понимаю!.. А хочешь, я тебе спинку потру?!
– Ты и в правду такой идиот, Швец? – приподняв бровь, поинтересовалась Данилова. – Или только прикидываешься? Господи… и за что мне все это?
Произнеся эту горестную тираду, молодая женщина с треском захлопнула дверь ванной комнаты.
Пока Маша, успевшая уже продемонстрировать ему свой истинный – сварливый – характер, плескалась в душе, Валера немного осмотрелся.
Жилище, в которое его занесло непонятно каким ветром, представляло из себя нечто среднее между финским домиком и небольшим дачным коттеджем, каких немало возведено нынче в ближнем и дальнем Подмосковье. Коттедж этот, с почти плоской черепичной крышей зеленоватого окраса, имеет довольно скромные размеры и состоит из единственной комнаты площадью около восемнадцати квадратов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46