Теперь она была одета в светлые брючки, лазоревый топ и лиловый жакетик…
В руке у нее – дамская сумочка.
Она достала сотовый – в сумочке их, мобильников, кажется, было две штуки. Коротко прозвонила кому-то, бросив – «мы уже выезжаем». Затем энергичным жестом предложила Швецу выметаться из конспиративной квартиры.
Они вышли из подъезда. Маша уселась за руль «десятки», Валера – рядышком, в кресло пассажира. Едва они тронулись, как вслед за ними со двора выехал уже знакомый ему «опель».
– Не надо крутить головой, – подала реплику Данилова. – Ситуация под контролем.
– Мне это не очень нравится, – воспользовавшись дословно одной из фраз, брошенных ему по ходу инструктажа куратором, заметил Швец. – Я не хотел бы, чтобы моя приметная рыжая образина мелькала перед большим количеством ваших людей.
– Я не первый год замужем, Валерий, – сказала Данилова, выруливая на широкий проспект. – Поверь, я знаю, что делаю.
Швец думал, что они поедут в центр, возможно, в тот самый офис, который в воскресенье вечером посещала Данилова, но вскоре выяснилось, что он ошибся.
Они выехали на Кольцевую, какое-то время неслись в не слишком густом потоке транспорта, затем у Новогиреева свернули на Носовихинское шоссе. Проехали Реутово… Салтыковку…
В какой-то момент Валера интуитивно врубился, что что-то идет не так. Маша пару раз обеспокоенно глянула в зеркало заднего обзора; он обернулся и не обнаружил позади них ни знакомого «опеля», ни другой машины, кроме микроавтобуса, который вдруг стал стремительно сближаться с ними…
В этот момент, – не с кромки, а выйдя на дорожное полотно – им сделал отмашку жезлом инспектор ГИБДД (одет по форме, машина его служебная стоит на обочине, рядышком фигуры еще двое гаишников)…
Валере в какой-то миг показалось, что Данилова сейчас или попытается обогнуть гаишника по встречной полосе, либо вообще снесет его бампером своей «десятки».
Но нет… она все же благоразумно притормозила.
– Ты что, Швец, ох…л?! – прошипела Данилова, разом превратившись в гадюку, да еще и сквернословящую. – Если это твои дела… то ты ответишь!
Ее рука нырнула в сумочку. Швец решил, что там ствол и что она сейчас его элементарно хлопнет… Но секундой позже сообразил, что полезла она в сумочку за сотовым, причем наверняка понимала, что вряд ли успеет им воспользоваться… Он схватил ее за руку.
«Ну и ладненько… это, ясный хрен, наши люди», – подумал он про себя, хотя такой вариант развития событий они с куратором даже не обсуждали.
«Наши люди» в это время успели выскочить из нагнавшего их микроавтобуса – это был какой-то спецназ в масках – и… ринулись к «десятке».
– Не открывай дверцу, идиот! – успела крикнуть Данилова.
Но Швец все же открыл ее, левой рукой продолжая удерживать за кисть Данилову. И даже улыбнулся подскочившему с его стороны спецназовцу…
А уже в следующую секунду что-то ослепительно вспыхнуло у него в голове… И он стал куда-то стремительно падать, причем лицо его сохраняло все то же блаженно-придурковатое выражение.
Глава 22
И СКУЧНО, И ГРУСТНО,
И НЕКОМУ РУКУ ПОДАТЬ
После ЧП в столовке, когда Анохин на глазах у всех свернул шею Шлепе и когда его самого едва не пустили в расход, никаких видимых изменений в режиме содержания литерных зэков в особом лагпункте не произошло.
Можно было предположить, что его, Сергея, поволокут в оперчасть, где допросят по поводу произошедшего. Где с него, в установленном в УПК порядке снимут показания, чтобы завести по факту содеянного им уголовное дело… Ну и так далее. Каким бы Шлепа ни был по жизни гадом и отпетым рецидивистом, все же Вятлаг, а если смотреть шире, то ГУИН Минюста, со всей их документальной отчетностью должны были хоть как-то прореагировать на мокруху…
Но следующий день вопреки тревожным ожиданиям самого Анохина прошел в штатном режиме. Его даже не стали отделять от других зэков, а продолжали водить в столовку вместе с остальными. Место покойного Шлепы за столом пока пустовало. Остальные зэки, кроме Лехи-Дизеля, естественно, не только опасались косо на него глядеть, но даже, кажется, дышать переставали в его присутствии…
Особенно это было заметно во время прогулок, когда их «пятерку», с Шестого по Десятого включительно, поочередно, сняв наручники с каждого, запускали во внутренний дворик. Даже такие, как Гамадрил и Крюк, – оба «быки» по натуре, насколько здоровые, настолько же и глупые, – предпочитали держаться от него подальше и как будто даже уменьшались в своих габаритах…
Когда его содержали изолированно от прочих зэков, Анохин мог проделывать интенсивные разминки по ходу прогулок. Но сейчас, когда на прогулку выводили «пятерками», о подобных поблажках и речи быть не могло. Их строили в затылок, затем следовала команда: «По кр-ругу, ша-агом!» Через минуту-другую: «Быстрей!»… Потом: «Увеличить темп!» И, наконец: «Трусцой! Быстрее! Еще быстрее!! Бе-егом!!!»
Топая ногами по бетонированному дворику и к концу «прогулки» уже со всхлипами втягивая воздух в легкие, зэки носились по кругу… Во всем этом присутствовало что-то инфернальное, дьявольское, как будто все они, включая наблюдавшую за ними вооруженную охрану, постепенно втягивались в воронку чеченского танца «зикр»…
Прошла еще одна ночь. После завтрака зэкам дали час на то, чтобы переварить пищу. Затем вновь заставили бегать трусцой во внутреннем дворике, нарезая круг за кругом…
Наверное, во всем этом имелся какой-то потаенный смысл, но Анохин, не говоря уже о других зэках, мог пока лишь теряться в догадках относительно всего происходящего в этом «особом лагпункте».
После прогулки зэков развели по камерам.
Анохина тоже вернули в «двушку». К нему по-прежнему никого не подсаживали, предоставив его на время самому себе.
Минуты одиночества, складывавшиеся в часы, были особенно трудны для него, ибо никто и ничто здесь не могли отвлечь его от тяжких воспоминаний, тотчас же заполонивших всего его целиком.
Сергей Анохин не раз задумывался над тем, почему менты не покончили с ним тогда, вечером четвертого января, когда они выяснили для себя сразу две пренеприятные истины: что они «дали маху», задержав не тех людей, и что женщина, которую они ошибочно приняли за киллершу, к этому моменту уже была мертва (то есть была убита «по неосторожности» одним из них).
Ведь они с Ольгой находились в Москве проездом. Утром сошли с поезда на перрон Белорусского вокзала и вечером того же дня должны были отправиться дальше, в пункт их назначения, другим пассажирским поездом, уже с Рижского вокзала. В Первопрестольной у них не было ни родственников, ни даже друзей и знакомых… Сколько людей ежедневно посещает российскую столицу, самого разного рода-племени?! Около трех миллионов, если верить статистике! Кто-то, случается и такое, пропадает с концами. Если территориальный орган внутренних дел примет заявление от родственников или знакомых потерпевшего – а может ведь и не принять, – то будет заведено «розыскное дело», отработкой мероприятий по которому, по правде говоря, вряд ли кто-нибудь из сотрудников милиции станет себя утруждать (если только в ход не будет пущен «материальный интерес»). Что, пропали какие-то двое граждан? Сергей и Ольга Анохины, прописанные в самой западной российской губернии? Гм… А почему, собственно, господа заявители, вы полагаете, что они «пропали» именно в столице? Этот факт еще нужно установить… Да хоть и в столице! Москва, знаете ли, а-а-агромный мегаполис! Ищи теперь иголку в стоге сена.
Чтобы избежать ответственности за содеянное, Федотов и его подельники могли бы пойти на крайние меры: убить и Анохина, а затем, тишком вывезя трупы из отделения, где-нибудь оставить их в укромном местечке, да еще и на территории, подведомственной другому отделению милиции…
Но они не пошли на такой вариант. Может, опасались, что принцип круговой поруки может на этот раздать сбой… Как бы то ни было, но они решили действовать по другому сценарию, более сложному, но вместе с тем оставляющему поле для маневра.
Анохин очнулся в больничной палате – охраняемой сотрудниками милиции, как выяснилось позднее – только вечером пятого января, то есть спустя сутки после случившегося.
Кстати, его содержали не в Склифе, куда чаще всего везут пострадавших в подобных случаях, а в ведомственной больнице московского ГУВД. Врачи обнаружили у Анохина тяжелое сотрясение мозга – полученное в результате удара чем-то тяжелым по затылку. У него также оказались сломаны левая ключица и два ребра… Не говоря уже о многочисленных ссадинах и синяках. Он был до такой степени обдолбан то ли лекарственными препаратами, то ли наркотой, что поначалу, кажется, не смог даже назвать собственные имя, фамилию и постоянное место проживания.
Чуть только он пришел в себя, его тут же взяли в крутой оборот. Работали с ним двое: следователь межрайонной прокуратуры (вежливый, но какой-то скользкий и неприятный, он, начиная с первого допроса, вел себя как иезуит), а также старший оперуполномоченный ГУБНОН.
Версия у них была простая. Около восьми вечера все того же злополучного 4-го января какой-то аноним позвонил в дежурную часть и сообщил о разборке, которая имела место во дворе одного из поставленных на капремонт зданий в районе Марьиной Рощи. Подъехавший наряд милиции обнаружил двух пострадавших, кем-то основательно избитых. Мужчина с многочисленными следами побоев находился в бессознательном состоянии, но был жив. Чего нельзя сказать о найденной там же молодой женщине, у которой оказался проломленным череп.
Рядышком нашли и орудие преступления, а именно толстый металлический прут – отрезок арматуры длиной около восьмидесяти сантиметров со следами крови. Которые, как показала впоследствии экспертиза, полностью идентичны образцу крови, взятой на пробу у убитой Ольги Анохиной.
Опербригада, производя осмотр самих пострадавших, обнаружила при них восемь граммов героина, по четыре кулечка на каждого, и тридцать граммов опия-сырца, упакованного в спичечный коробок. Дальше – больше… В кармане куртки Анохина нашли два жетона из камеры хранения Рижского вокзала. В присутствии понятых были изъяты сданные на хранение чемодан и дорожная сумка. Ну а в сумке нашли еще четыре грамма героина и кусочек «черняшки» – опия-сырца весом примерно в двадцать граммов….
Нашелся также свидетель, который описал оперативникам внешние приметы двух нападавших: «молодые, лет по двадцать пять, кавказцы по обличью»… Позже, уже на суде, выплыл еще какой-то бомж, который ошивался на этой стройке и якобы видел, как четверо, среди которых была женщина, сначала о чем-то своем договаривались, а затем меж ними вдруг вспыхнула драка…
Неудивительно, что «потерпевший» мигом превратился в подследственного. У Анохина еще в палате откатали «пальчики», завели на него дело в межрайонной прокуратуре по статье 228-й, часть 4-я «Деяния… совершенные организованной группой… в отношении наркотических средств… в особо крупном размере… срок от семи до пятнадцати лет…». А уже спустя неделю выписали из больницы и доставили в Бутырку.
В ходе следствия Анохин столкнулся с таким беспределом, что порой отказывался верить собственным глазам и ушам. Его попросту никто не слушал, его показания никому были не интересны.
Ему оставили на выбор два варианта: либо как-то исхитриться и наложить на себя руки, чтобы не мучиться, либо смириться с долгим сроком в колонии строгого режима. Но Анохин собрал всю волю в кулак и каким-то чудом выстоял. Он видел, – о чем эти подонки даже не подозревали – еще один, третий вариант развития событий. Он запомнил поименно всех, кто оставил ядовито-черный след в его жизни. Теперь нужно сделать все возможное и даже невозможное, чтобы как можно скорее выбраться на свободу.
Анохин уже около полутора часов мерял шагами камеру – четыре шага в одну сторону, медленный поворот на сто восемьдесят, четыре в обратную…
Угнетало, что прекратились вдруг вызовы на обследование в медблок. Неужели оборвется та тонкая ниточка, которая столь неожиданно связала его с лепилой, с этим совершенно незнакомым ему прежде человеком? А вместе с этим пропадет, исчезнет и сама надежда на то, что ему когда-либо удастся вновь обрести свободу.
А значит, самому лично осуществить миссию возмездия, что, собственно, и является сейчас его главной целью…
Мягко, почти бесшумно провернулся ключ в замочной скважине. Чуть громче брякнул затворный механизм, разблокировавший дверь. Убедившись, что отпирают именно его камеру, Анохин встал со шконки и замер у противоположной от входа стены, повернувшись лицом к ней.
– Входи! – услышал он голос одного из местных надзирателей. – Смелее, давай! Не укусит… Эй, Десятый! Принимай компаньона! Но только гляди… чтоб у меня без глупостей!
Услышав звук запираемой двери, Анохин резко обернулся.
На пороге, буквально касаясь лопатками двери, застыл невзрачного вида мужичонка, одетый в точно такую же униформу, что красовалась и на самом Анохине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46