– Шеф, может, вы отпустите пуговицу? – вежливо произнес Швец. – И так на одном честном слове держится. Оторвется же…
– Уже оторвалась, – очнувшись от раздумий, сказал Федорцов, протягивая оперу открученную пуговицу. – Сразу видно, Валера, что у тебя бабы нет… пришей-ка сам покрепче! Выходной у тебя, кстати, только завтра, так что иди и работай!..
В воскресенье Валера проснулся в одиннадцатом часу утра. Вчера до часу ночи он общался со своим соседом по ментовскому общежитию Витей Мироновым (сотрудник МУРа, спец по наружке, тоже прошел через развод… такая же неприкаянная душа, что и Валера Швец). Поскольку у Валеры имелась маленькая просьба к муровцу, то ужин пришлось накрывать именно ему. Выпили они, правда, немного – поллитра водки на двоих, – так что голова на утро не болела, да и в целом самочувствие было около нормы.
Он умылся, оделся, затем – хотя и знал, что там мышь от голода повесилась, – сунул свой конопатый нос в старенький холодильник «Минск». Ничего, что мог бы переварить даже его крепкий желудок, он там, конечно, не обнаружил… Теперь, когда наступил воскресный день, идея, которую он вчера вечером обсуждал с Мироновым, показалась ему какой-то уж совсем глупой, несерьезной. Но если он все отменит, то будет выглядеть в глазах коллеги – и в своих собственных законченным идиотом…
Заглянув ненадолго к соседу-муровцу, Валера вышел из общежития на свежий воздух.
День стоял майский, солнечный, пригожий.
Первое, на что обратил внимание Швец, – это была припаркованная неподалеку от входа бежевая «десятка».
Еще за несколько мгновений до этого Валера полагал, что ничего, кроме скуки, этот воскресный день ему не сулит.
Он не подал виду, что увидел, заметил – и узнал припаркованную возле ментовского общежития машину… Пройдя неспешным шагом примерно сотню метров, Валера остановился возле киоска, торгующего горячими закусками и прохладительными напитками. Заказал себе пару хотдогов с сосисками и бутылку пива. Перенес заказанное на стол перед киоском, и, стоя спиной к тротуару, стал неторопливо поглощать свой нехитрый воскресный завтрак, запивая его светлым пивом.
Валера вспомнил, что после того эпизода, когда Данилова или ее старшая сестра Светлана Глебова – кто именно из этих двоих сидел в «мерсе», он так и не понял – попыталась всучить ему конверт с баксами, он все же удосужился наконец позвонить своему приятелю Полухину. Разговор у них получился каким-то скомканным: Слава то ли успел забыть о своей просьбе подсобить гражданке Маше Даниловой в разрешении ее проблем, то ли в его служебном кабинете находился еще кто-то, при ком он не хотел говорить на подобные темы. Валера спросил у него, как давно и как хорошо он знает эту Данилову, Полухин, чуть замявшись, сказал, что знакомство у них, в общем-то, шапочное. И что он переключил ее на Швеца только потому, что сам он ей помочь, сидя в своем райцентре, ничем не может, а поэтому, зная, что у его приятеля Валеры после развода пошли напряги с деньгами на жизнь, он решил подсобить тому с халтуркой, благо клиентка, как он заверил, при бабках…
Услышав быстрый перестук каблучков по тротуару, приближающийся к нему, Валера про себя усмехнулся: «Всю свою жизнь, Швец, ты сам волочился за девчонками… А теперь вот нашлась красотка, которая так и норовит подцепить тебя на крючок».
Знать бы только, что за всем этим стоит.
– Здравствуйте, Валерий, – прозвучал знакомый женский голос. – Ничего, если я нарушу ваш покой?
«Ты уже нарушила его, девочка, – подумал про себя Швец, не зная, радоваться ему этой встрече или же, наоборот, делать ноги, пока не поздно. – Но, с другой стороны, чем бы я сейчас занимался в этот свой выходной день».
Он дожевал второй – и последний – хот-дог, вытер губы салфеткой, глотнул пива и лишь после этого поднял глаза на подошедшую к нему женщину, которая находилась по другую сторону круглого столика.
– А… это вы, – сказал он нейтральным тоном. – Вообще-то я не ожидал больше вас увидеть.
– Почему? – удивленно произнесла Данилова, отчего в ее облике еще сильнее проявилась печать чуточку наивного провинциализма. – Что-то я вас не понимаю…
Швец неторопливо выковырял сигарету из пачки, закурил. На этот раз Данилова была одета в салатового цвета брючки и легкий светлый пиджак; на ее плече болталась уже знакомая Валере по их первому свиданию в «Макдоналдсе» дамская сумочка. Минимум косметики. Лицо свежее, приятное, с легким румянцем на щечках. Бесспорно, она недурна собой, эта Данилова. И если бы не ее ищущий, вопросительный, чуточку обиженный взгляд наивной девочки-подростка и отсутствие еще некоторых деталей, которые в своей совокупности способны наделить женщину в глазах любого мужчины особым шармом, то она могла бы поспорить со многими столичными красотками.
Швец бросил на нее многозначительный взгляд.
– Пятница, – сказал он, – около трех пополудни. Молодая женщина в джипе марки «Мерседес», внешне очень похожая на вас… Предложила тысячу долларов… за то, чтобы я свернул дело, за которое, если честно, даже не собирался браться.
Валере показалось, что Данилова, услышав данную новость, слегка побледнела.
– Вы не говорили мне, Маша, что у вас есть «мерс». И что вас сопровождает джип с охраной, – опередив ее, сказал Швец. – Согласитесь, все это несколько отличается от той информации, которую вы мне дали о себе входе нашего ознакомительного разговора.
Пока он говорил эти слова, Данилова успела достать из сумочки носовой платочек и стала нервно комкать его в своей ручке.
– Вот этого я и боялась, – негромко, как бы самой себе, сказала Данилова. – Кажется, она теперь следит за каждым моим шагом…
– Кто? – попытался уточнить Швец.
– Неужели не понятно? – Данилова вздохнула – Светлана… кто же еще?! Вы бы могли и сами догадаться, Валерий.
– Та самая ваша сестра Светлана Глебова, про которую вы говорили, что она «пропала без вести»? – иронично усмехнувшись, сказал Швец. – То есть вы опять настроены морочить мне голову?
Данилова поднесла к глазам носовой платок. Швец, увидев это, поморщился: он терпеть не мог женских слез, причем неважно, стоят ли за этим настоящие чувства или искусное притворство.
– Вы ее не знаете, – шмыгнув носиком, заявила Данилова. – Иногда я думаю, что она… она способна на все.
Швец спокойно допил пиво; сохраняя тот же спокойный вид, подошел к молодой женщине и, взяв ее под локоток и отведя чуть в сторонку, неожиданно произнес:
– Кто вам дал адрес моего общежития? Только не говорите, что вы шли по улице и случайно увидели знакомого!
– Да это же все… так легко… на поверхности. – Вот теперь в ее глазах действительно появились слезы. – Вы ведь не оставили мне номера контактного телефона… Слава записал мне ваш служебный номер, но сколько ни набирала, никто не отвечает. Тот же Слава обмолвился, что вы после развода проживаете в служебном общежитии, в Южных Черемушках.
– Полухин сказал вам мой нынешний адрес?
– Нет, потому что я не спрашивала. Здесь, в этом районе, всего одно ведомственное общежитие, так что найти вас особого труда мне не составило.
– Дальше! – строго сказал Швец.
– Что? – удивленно посмотрела на него Данилова. – Я думала, это вы мне что-нибудь расскажете – по моему вопросу. Я вот ждала от вас звонка, ждала… Но теперь вижу, что только напрасно теряю с вами время.
Швец догнал ее уже на противоположной стороне улицы, когда она собиралась усесться в свою бежевую «десятку».
– Да, я виноват, – поморщившись, сказал он. – Замотался, забыл… ни черта не узнал по вашему запросу!.. Послушайте, только не надо плакать! Гм… Если хотите… если это вас несколько успокоит… Можете дать мне разок в морду!
– Еще чего! – улыбнулась сквозь слезы Данилова. – Извините, что я дала волю чувствам. Я одинока, и мне сейчас не на кого опереться. Все знакомые мужчины… они оказались, знаете ли, такие…
– Козлы, – уточнил Швец. – Вот что, Маша. Давайте-ка вырвем первую страничку и начнем писать нашу историю как бы с нового листа.
Он зачем – то коснулся губами ее руки и лишь затем отпустил женскую ладошку на волю.
– Чудной вы какой-то, Валерий, – сказала Данилова (она уже перестала плакать). – Значит, я могу на вас надеяться?
– Да, но нужно кое-что уточнить.
– У меня произошли некоторые перемены, – Данилова жестом пригласила его в салон «десятки». – Например, я сняла квартиру в Москве. Это, кстати, минутах в пятнадцати езды отсюда. Если у вас есть свободное время, я могла бы пригласить вас к себе… в это временное жилище. Могу даже накормить настоящим обедом. Ведь то, что вы только что съели, извините…
– Ладно, поехали, – усмехнувшись, сказал Швец. – Давненько женщины не приглашали меня к себе на домашний обед…
Глава 11
ВАРВАРА, НА РАСПРАВУ! (2)
Амбар, в который упаковали Анохина – как главного бузотера, зачинщика беспорядков, с виду казался обычной тюремной камерой-двушкой.
С той лишь разницей, что здесь было чисто, тепло, сухо… Не то что в карцере пересыльной, смахивающем на каменный склеп, где он, просидев даже менее суток, едва не задубел от холода. Здесь, в секции «В», никто не отбирал его одежду, никто не заставлял раздеваться догола. Оба топчана застланы постельным бельем, как в какой-нибудь больничной палате: простыня, одеяло, подушка в наволочке, все чин-чинарем… Имеются даже толчок и раковина. В камере он пока один; к Анохину почему-то никого не подсадили. Надо же… курорт, а не штрафной изолятор!
Он вначале присел, а затем прилег на топчан, и… никто из дежурных надзирателей не сделал ему за этот проступок даже малейшего замечания.
Но в то же время телекамера, укрепленная над дверью и снабженная защитным проволочным каркасом, бдительно следила за каждым его движением, так что надзиратели, очевидно, были постоянно в курсе того, чем занимается в своей камере зэк под порядковым номером десять.
Даже то немногое, что он уже успел подсмотреть здесь, на новом для него месте, порождало у Анохина массу вопросов.
Поневоле он вспомнил подслушанный им в вагонзаке разговор между двумя заключенными, из которого узнал, что в «девятке» существует четыре вида режима, и самым страшным из них является заключение в камеру штрафного изолятора на срок до шести месяцев. И еще о том, что, по слухам, в той же «девятке», вернее, где-то в окрестностях этой колонии, появился особый лагпункт и что именно оттуда попыталась совершить побег группа заключенных.
«Отставить панику! – приказал себе Анохин. – Терпеливо жди своего часа… Но и не позволяй им себя сломать!..»
Удивительно, но никаких разборок по поводу драки в столовке не состоялось. В оперчасть его по этому поводу пока не таскали. На протяжении нескольких часов после того, как он перенес «газовую атаку», его мутило и выворачивало наружу, плюс к этому он ощущал острую резь в глазах. Прямо в камеру, в сопровождении двух надзирателей, к нему наведывался медик – тот самый, знакомый еще по пересылке, чей странный, какой-то напряженный и даже вопросительный взгляд Анохин поймал на себе сутки назад, когда его в числе прочих прибывших этапом зэков осматривали и оформляли местные тюремные власти. Врач промыл ему глаза каким-то раствором, заставил выпить капсулу и полстакана крайне противного на вкус раствора, от чего, кстати говоря, почти полностью исчез разъедающий легкие, гортань, полость рта и носовые пазухи едкий привкус хлорпикрина…
– Ведите себя разумно, – негромко сказал медик, завершив эти нехитрые процедуры. – Запомните: это в ваших же интересах.
Когда Анохин вновь остался один в тюремной камере, он еще долго размышлял над этой брошенной как бы вскользь репликой.
Анохин допускал, что нечто подобное местный «лепило» говорил и всем прочим зэкам, которым он оказывал медицинскую помощь в этот суматошный день.
Но подобно тому, как утопающий готов ради спасения хвататься за любую соломинку, Анохину сейчас хотелось верить в то, что в словах этого незнакомого ему человека сокрыт некий особый, потаенный смысл…
Уже на следующее утро он целиком съел пайку, которую ему доставили прямо в камеру, причем пища, которой здесь потчевали, по своему качеству и калорийности далеко превосходила средние лагерные стандарты и могла сравниться разве что с усиленным санаторным питанием.
После завтрака, который он запил фруктовым кефиром – форменные чудеса творились в данном ИТУ – Анохина выводили на часовую прогулку во внутренний двор, куда сверху, через предохранительную сетку, проникали солнечные лучи. Как и в бутырских «двориках», Сергей при первой же возможности принялся делать разминку (как мог, он старался поддерживать свою физическую форму). Конвоир, наблюдавший сверху, с бетонного бортика, за его занятиями, равно как и выводящий, замечаний ему по данному поводу делать не стал, хотя в некоторых крытых, как доводилось уже слышать Анохину, подобные «кривляния» во время ежедневных прогулок администрацией как-то не приветствуются.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46