Борись с ублюдком, который хочет тебя убить!" – мысленно приказывал себе Вулф.
Наконец к нему вернулась способность направлять энергию "макура на хирума", и он позволил расслабиться телу. Все вмиг преобразилось, он стал совсем другим и ощутил слизь на щеках и лбу. Открыв глаза, Вулф увидел то, что ему и следовало видеть все это время: перед ним был Сума собственной персоной. Вот, оказывается, кто тянул за шнурки, затягивая петлю на шее Вулфа. Да, все это время он сражался под водой с Сумой! Чика его не предавала.
Теперь он глянул Суме в глаза и заметил, как японец широко распахнул их, познав могучую энергию противника. Заколебавшегося Суму вмиг охватил ужас.
Вулф направил на него лучи своего биополя. Сума в страхе отпрянул, потряс головой и высоко подпрыгнул, а Вулф, размотав петлю на шее, ощутил еще больший прилив психотропной энергии.
Сума стал поглядывать вверх на проникающий сквозь толщу воды свет и, одним сильным рывком переместившись в сторону, исчез, вытянув стрелою тело, где-то в густом мраке среди камней, громоздящихся на дне реки.
Вулф, резко оттолкнувшись от дна, вынырнул на поверхность, глотнул широко открытым ртом воздуха и почувствовал, как его схватила чья-то рука и потащила назад, к ближайшему берегу. Жадно глотая воздух, он лег на землю. Поддерживая его голову, над ним склонилась Чика с перекошенным от ужаса лицом.
Вашингтон – Токио – Бостон
Хэм Конрад поджидал, когда Марион Старр Сент-Джеймс пойдет с работы. Вечер только начинался, солнце еще ярко освещало верхние этажи государственных учреждений. Он сидел за рулем машины и, как только она поравнялась с ним, распахнул дверь и пригласил сесть.
– Привет, – сказала Марион, – какая приятная встреча!
– И для меня тоже. Поедем куда-нибудь, поужинаем.
– Ах, извини, дорогой, – начала она было с улыбкой отказываться. – Я думала, что ты мне позвонишь пораньше. А теперь у меня встреча в семь, а потом...
– Садись в машину, Марион!
Она лишь фыркнула.
– У тебя все в порядке? Ты какой-то психованный.
– Будешь тут психованным, – заметил Хэм, – да я просто взбесился от злости, а почему и сам не знаю. – Он пристально посмотрел на нее. – Делай, что велю! Думаю, тебе не понравится, если я сейчас устрою скандал перед твоими сослуживцами.
Марион села рядом с ним и не успела еще захлопнуть дверь, как машина рванулась с места.
– Ради бога, Хэм, что за муха тебя укусила.
Он кивнул головой на автомобильный радиотелефон.
– Звони, если нужно. Весь этот вечер будешь со мной.
Целую минуту она не отрываясь смотрела на него, потом полезла в сумочку за записной книжкой и позвонила в два места. Позвонив, посмотрела в окно машины и увидела, что они едут по грязному, запущенному району, причем чем больше они удалялись от места встречи, тем больше чувствовались запустение и бедность. Это был район, где процветала торговля наркотиками и то и дело совершались убийства. Одним словом, трущобы, гетто.
– Куда мы едем?
– Ужинать, – ответил он, не повернув головы.
– Здесь? – Она видела на улицах одних чернокожих. – У тебя что, крыша поехала?
– А в чем дело-то? – грубо спросил он. – Тебе не нравятся черные?
– Да нет же, просто надо быть хоть немного благоразумным. – Она взялась за дверную ручку. – Останови машину, выпусти меня.
– Вряд ли это благоразумно.
– Ради бога, Хэм!
Он подрулил к тротуару на Флорида-авеню у дома с затемненными витринами и обитым жестяными листами фасадом. Мерцали неоновые буквы названия заведения.
– Пошли, – сказал он, вылезая из машины и захлопывая дверь.
Марион уставилась на него поверх крыши автомобиля:
– Тебя не волнует, как нас встретят здесь, в этой забегаловке?
– Здесь всегда хватает и белых. Они приходят сюда перекусить.
Она озабоченно озиралась вокруг:
– Уповаю на Бога, что ты в своем уме и знаешь, что делаешь.
Хэм усмехнулся, запер машину, взял ее под руку и повел в ресторан. Внутри было темновато, впрочем, как и на улице. В воздухе стоял сильный запах древесного угля. К обитому жестью потолку были подвешены лампы с матерчатыми абажурами темного цвета. Стены скрывали свое убожество под тонкими деревянными панелями. Выщербленный местами и посыпанный опилками пол был покрыт маленькими потрескавшимися черно-белыми плитками с въевшейся в них грязью.
Проходя мимо длинного бара с цинковой стойкой, они увидели группу местных пьяниц, один вид которых говорил, что они не вылезают отсюда неделями, а может, и месяцами. Освещался бар лишь тусклым верхним светом, отраженным старыми потрескавшимися зеркалами...
Марион с уверенностью могла сказать, что все головы сразу повернулись в ее сторону, когда они вышли, и посетители стали нагло и пристально разглядывать ее фигуру. Она тут же пожалела, что надела короткую шерстяную юбку и прозрачную блузку. Глянув на себя в зеркало, она, к своему стыду и ужасу, увидела, что сквозь материал откровенно просвечивают соски на ее грудях. Лучше было бы надеть плащ до самых колен!
– Столик на двоих! – заказал Хэм, подходя к буфетчику внушительной комплекции. Но никто не обратил на него ни малейшего внимания.
За фанерной перегородкой в зале стояло множество столиков. Хоть Хэм и говорил, что в ресторане полным-полно белых, Марион не увидела ни одного – вокруг были только чернокожие.
– Я хочу уйти отсюда, – просящим голосом умоляла она.
– Ни в коем случае! – Хэм крепко взял ее под руку и повел к столику у левой стены. – Вот уютное местечко.
Ребром ладони он смахнул со стульев крошки и соринки, затем положил ей на плечо руку, и Марион присела. Сам он сел напротив.
После того как официантка в третий раз прошла мимо них даже не повернув головы, Марион спросила:
– Ты не мог бы мне объяснить, что заставило тебя буквально украсть меня прямо на улице?
– А ты того и заслуживаешь, – ответил Хэм. – Ты скверная девчонка.
В баре между двумя посетителями вспыхнула перебранка. Марион подождала, пока не иссякнет поток ругательств, и сказала:
– А мне нравится быть скверной девчонкой. Но и хочется знать, что во мне уж такого плохого.
Наконец Хэм поймал взгляд официантки, заказал спиртное и напитки полегче и лишь после этого ответил ей:
– Расскажи-ка, дорогуша, как ты познакомилась с моим папашей.
Кто-то опустил в музыкальный автомат несколько монет. Завертелся механизм, передвигая пластинки.
– Господи! Да у меня в этой забегаловке мурашки от страха по телу ползут.
– Здесь люди как люди.
– Я же читаю газеты и знаю, что бывает в подобных заведениях.
Наконец заказанная пластинка с записью песенок Куинна Латифа подползла в автомате под иглу адаптера. Хэм извинился:
– Нужно на пару минут заглянуть в комнату для "бедных парнишек". Ща вернусь.
Марион осталась одна за столиком. Напитки все еще не принесли – официантка вела себя так, будто в ресторане вообще никого не было. На Марион не переставали пялить нахальные глаза посетители. Казалось, что они, наоборот, все больше и больше распаляются, интересуясь, а что у нее под юбкой и блузкой. Ей никогда прежде не приходилось бывать в местах, где она была бы, по сути дела, единственной белой, и от этого Марион чувствовала себя особенно неуютно. Под каждой поношенной курткой ей чудился острый нож или пистолет, а в каждом заднем кармане брюк – пластмассовая коробочка с кокаином. "Глупые мысли, конечно", – пыталась она успокоить себя и все же тряслась с перепугу.
Потом, собравшись с духом, она подхватила чемоданчик и сумочку и быстро направилась к бару, не обращая внимания на любопытные взоры и враждебные взгляды. Поставив чемоданчик на стойку бара и подождав немного, когда подойдет буфетчик, она попросила:
– Не могли бы вы заказать для меня такси по телефону?
Тот уставился на нее в недоумении желтыми глазами и, покрутив усы толстыми огрубелыми пальцами, сказал:
– Телефон не работает.
– Ну ладно, а есть тут телефон-автомат?
– Тоже не работает, – ответил он.
В одном ухе у него висела золотая бляшка в виде пули. Голова у буфетчика была лысая, волосы росли лишь на затылке.
– Звони не звони, все равно толку мало. Такси сюда в темное время суток не поедет. – Он осклабился во весь рот. – Я шоферов не виню. – Со свистом и шумом он втянул воздух сквозь зубы. – Тут ведь всякое случается. Так что вот тебе мой совет: сядь за столик и жди.
– Рискну все же. – Марион подхватила чемоданчик. – Поищу автомат на улице...
Она резко повернулась вправо и лицом к лицу столкнулась с высоким широкоплечим негром с приятным лицом, но с дурными манерами. Кожа у него была иссиня-черная и даже блестела на бритой голове. Одет он был в фиолетовую рубаху с открытым воротом, вокруг толстой шеи болтались по меньшей мере полдюжины золотых цепочек.
– Куда направилась, мамуленька?
– Извините, – промолвила она, пытаясь обойти приставалу, а когда тот попытался удержать ее, громко сказала: – Подонок сраный! – и крепко двинула его каблуком по подъему ноги. Казалось, у парня даже глаза изменились в цвете, но он все же ухватил Марион за глотку и так стиснул, что та не удержалась и громко вскрикнула.
– Ну а теперь попробуй шевельнись только, крутая сука, – произнес зловеще негр.
– Я... я не одна здесь, – удалось выдавить Марион. – Он тебе намылит холку, если ты...
– Ну ты, беложопая шлюха! – угрожающе сказал бритый. Он улыбнулся, и во рту блеснул золотой зуб. – Твой вонючий защитничек дерьма куриного не стоит. Думаешь, я боюсь его? Да я ему и секунды на размышление не дам. – Он приблизил свою наглую рожу вплотную к ее лицу. – Но мне нравится, как ты разговариваешь. – Он громко щелкнул зубами, изо рта понесло спиртным.
Марион закрыла глаза. "Пронеси, Господи", – подумала она и тут же прокляла Хэма за то, что он привел ее сюда.
– Эй, Марион!
Услышав голос откуда-то сзади, она открыла глаза.
– Эй! Что тут такое происходит?
– Слушай ты, парень. Тут твоя дамочка вконец обгадилась с перепугу. Тебе, брат, надо подбирать себе более крепких баб.
"Вроде слышится его голос", – облегченно подумала она и позвала:
– Хэм!
Она принялась изо всех сил вырываться, отдирая от горла липкую ладонь бритого негра, на глаза у нее навернулись слезы. Бритый ослабил хватку, и она в смятении бросилась к Хэму, разъяренная, ничего не соображая.
– Ты, подонок! – накинулась она на него. – Это все ты нарочно подстроил, а теперь забавляешься!
– Должен же я привести себя в порядок.
Негр громко ржал, буфетчик отвернулся – концерт окончен.
Марион закрыла лицо руками:
– Теперь сядем за столик, – примирительно сказал он и, обняв ее за плечи, повел обратно. Выпивка и легкие напитки уже стояли на столе, рядом лежало меню. Хэм видел, что она вся кипит от негодования.
– По-моему, ты не из породы тех фифочек, которые могут дуться весь вечер, – заметил он.
– Ты еще не знаешь, какой фурией я бываю, – огрызнулась она, доставая из сумочки пудреницу и разглядывая себя в зеркальце.
"Да, не знаю, но понемногу начинаю узнавать", – подумал Хэм, а вслух произнес:
– Похуже ничего надеть не могла?
– Ты форменный подонок, – отрезала она, защелкивая пудреницу.
Официантка поставила на стол поднос. Марион наклонилась, принюхиваясь к аппетитным запахам.
– Что это?
– Свиные рыла, – ответил он в шутку, разрезая подрумяненные куски мяса, обильно политые густым красным соусом. – Лучшее блюдо в знак примирения.
Марион лишь холодно взглянула на него и откусила для пробы кусочек, подцепив его вилкой.
– О, довольно вкусно.
– Да, здесь готовят от души, – подтвердил он. – Поэтому-то я и хожу сюда всякий раз. Самые лучшие свиные рыла. Вкуснее готовят только в Сент-Луисе.
– Что это значит – рыла?
– Хорошо прожаренные свиные щеки.
Марион отложила вилку в сторону и молча уставилась на блюдо. Хэм как ни в чем не бывало продолжал с хрустом разделываться с кусочками мяса, ожидая, пока она не осушит свой стакан.
– Ты вроде хотела рассказать мне, как познакомилась с моим отцом.
– А я надеялась, что мне не придется рассказывать, – ответила она, немного подумав.
– Полагаю, что все же придется.
Она резко вскинула голову, щеки у нее порозовели.
– Пожалей меня. Трудно все это рассказывать. – В смущении она теребила ожерелье на шее. – Торнберг и мой отец были друзьями.
– Где, когда?
Марион печально улыбнулась и продолжала:
– Ах, мои иллюзии развеиваются как дым. Врала я все тебе, когда говорила, что мой отец еще жив. На самом деле он умер несколько лет назад, когда перевозил партию американских армейских винтовок в районы вокруг Белфаста.
Хэм с сомнительным видом посмотрел на нее.
– Так, выходит, твой отец был торговцем оружием, а вовсе не судостроителем, как ты говорила, – упрекнул он и вспомнил, как она зажигала свечу на его яхте и уверяла, что таким образом молится за здоровье своего отца.
В ответ Марион лишь печально вздохнула:
– По сути дела, он был и тем и другим. Начинал он как судостроитель – эта работа перешла к нему по наследству от отца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
Наконец к нему вернулась способность направлять энергию "макура на хирума", и он позволил расслабиться телу. Все вмиг преобразилось, он стал совсем другим и ощутил слизь на щеках и лбу. Открыв глаза, Вулф увидел то, что ему и следовало видеть все это время: перед ним был Сума собственной персоной. Вот, оказывается, кто тянул за шнурки, затягивая петлю на шее Вулфа. Да, все это время он сражался под водой с Сумой! Чика его не предавала.
Теперь он глянул Суме в глаза и заметил, как японец широко распахнул их, познав могучую энергию противника. Заколебавшегося Суму вмиг охватил ужас.
Вулф направил на него лучи своего биополя. Сума в страхе отпрянул, потряс головой и высоко подпрыгнул, а Вулф, размотав петлю на шее, ощутил еще больший прилив психотропной энергии.
Сума стал поглядывать вверх на проникающий сквозь толщу воды свет и, одним сильным рывком переместившись в сторону, исчез, вытянув стрелою тело, где-то в густом мраке среди камней, громоздящихся на дне реки.
Вулф, резко оттолкнувшись от дна, вынырнул на поверхность, глотнул широко открытым ртом воздуха и почувствовал, как его схватила чья-то рука и потащила назад, к ближайшему берегу. Жадно глотая воздух, он лег на землю. Поддерживая его голову, над ним склонилась Чика с перекошенным от ужаса лицом.
Вашингтон – Токио – Бостон
Хэм Конрад поджидал, когда Марион Старр Сент-Джеймс пойдет с работы. Вечер только начинался, солнце еще ярко освещало верхние этажи государственных учреждений. Он сидел за рулем машины и, как только она поравнялась с ним, распахнул дверь и пригласил сесть.
– Привет, – сказала Марион, – какая приятная встреча!
– И для меня тоже. Поедем куда-нибудь, поужинаем.
– Ах, извини, дорогой, – начала она было с улыбкой отказываться. – Я думала, что ты мне позвонишь пораньше. А теперь у меня встреча в семь, а потом...
– Садись в машину, Марион!
Она лишь фыркнула.
– У тебя все в порядке? Ты какой-то психованный.
– Будешь тут психованным, – заметил Хэм, – да я просто взбесился от злости, а почему и сам не знаю. – Он пристально посмотрел на нее. – Делай, что велю! Думаю, тебе не понравится, если я сейчас устрою скандал перед твоими сослуживцами.
Марион села рядом с ним и не успела еще захлопнуть дверь, как машина рванулась с места.
– Ради бога, Хэм, что за муха тебя укусила.
Он кивнул головой на автомобильный радиотелефон.
– Звони, если нужно. Весь этот вечер будешь со мной.
Целую минуту она не отрываясь смотрела на него, потом полезла в сумочку за записной книжкой и позвонила в два места. Позвонив, посмотрела в окно машины и увидела, что они едут по грязному, запущенному району, причем чем больше они удалялись от места встречи, тем больше чувствовались запустение и бедность. Это был район, где процветала торговля наркотиками и то и дело совершались убийства. Одним словом, трущобы, гетто.
– Куда мы едем?
– Ужинать, – ответил он, не повернув головы.
– Здесь? – Она видела на улицах одних чернокожих. – У тебя что, крыша поехала?
– А в чем дело-то? – грубо спросил он. – Тебе не нравятся черные?
– Да нет же, просто надо быть хоть немного благоразумным. – Она взялась за дверную ручку. – Останови машину, выпусти меня.
– Вряд ли это благоразумно.
– Ради бога, Хэм!
Он подрулил к тротуару на Флорида-авеню у дома с затемненными витринами и обитым жестяными листами фасадом. Мерцали неоновые буквы названия заведения.
– Пошли, – сказал он, вылезая из машины и захлопывая дверь.
Марион уставилась на него поверх крыши автомобиля:
– Тебя не волнует, как нас встретят здесь, в этой забегаловке?
– Здесь всегда хватает и белых. Они приходят сюда перекусить.
Она озабоченно озиралась вокруг:
– Уповаю на Бога, что ты в своем уме и знаешь, что делаешь.
Хэм усмехнулся, запер машину, взял ее под руку и повел в ресторан. Внутри было темновато, впрочем, как и на улице. В воздухе стоял сильный запах древесного угля. К обитому жестью потолку были подвешены лампы с матерчатыми абажурами темного цвета. Стены скрывали свое убожество под тонкими деревянными панелями. Выщербленный местами и посыпанный опилками пол был покрыт маленькими потрескавшимися черно-белыми плитками с въевшейся в них грязью.
Проходя мимо длинного бара с цинковой стойкой, они увидели группу местных пьяниц, один вид которых говорил, что они не вылезают отсюда неделями, а может, и месяцами. Освещался бар лишь тусклым верхним светом, отраженным старыми потрескавшимися зеркалами...
Марион с уверенностью могла сказать, что все головы сразу повернулись в ее сторону, когда они вышли, и посетители стали нагло и пристально разглядывать ее фигуру. Она тут же пожалела, что надела короткую шерстяную юбку и прозрачную блузку. Глянув на себя в зеркало, она, к своему стыду и ужасу, увидела, что сквозь материал откровенно просвечивают соски на ее грудях. Лучше было бы надеть плащ до самых колен!
– Столик на двоих! – заказал Хэм, подходя к буфетчику внушительной комплекции. Но никто не обратил на него ни малейшего внимания.
За фанерной перегородкой в зале стояло множество столиков. Хоть Хэм и говорил, что в ресторане полным-полно белых, Марион не увидела ни одного – вокруг были только чернокожие.
– Я хочу уйти отсюда, – просящим голосом умоляла она.
– Ни в коем случае! – Хэм крепко взял ее под руку и повел к столику у левой стены. – Вот уютное местечко.
Ребром ладони он смахнул со стульев крошки и соринки, затем положил ей на плечо руку, и Марион присела. Сам он сел напротив.
После того как официантка в третий раз прошла мимо них даже не повернув головы, Марион спросила:
– Ты не мог бы мне объяснить, что заставило тебя буквально украсть меня прямо на улице?
– А ты того и заслуживаешь, – ответил Хэм. – Ты скверная девчонка.
В баре между двумя посетителями вспыхнула перебранка. Марион подождала, пока не иссякнет поток ругательств, и сказала:
– А мне нравится быть скверной девчонкой. Но и хочется знать, что во мне уж такого плохого.
Наконец Хэм поймал взгляд официантки, заказал спиртное и напитки полегче и лишь после этого ответил ей:
– Расскажи-ка, дорогуша, как ты познакомилась с моим папашей.
Кто-то опустил в музыкальный автомат несколько монет. Завертелся механизм, передвигая пластинки.
– Господи! Да у меня в этой забегаловке мурашки от страха по телу ползут.
– Здесь люди как люди.
– Я же читаю газеты и знаю, что бывает в подобных заведениях.
Наконец заказанная пластинка с записью песенок Куинна Латифа подползла в автомате под иглу адаптера. Хэм извинился:
– Нужно на пару минут заглянуть в комнату для "бедных парнишек". Ща вернусь.
Марион осталась одна за столиком. Напитки все еще не принесли – официантка вела себя так, будто в ресторане вообще никого не было. На Марион не переставали пялить нахальные глаза посетители. Казалось, что они, наоборот, все больше и больше распаляются, интересуясь, а что у нее под юбкой и блузкой. Ей никогда прежде не приходилось бывать в местах, где она была бы, по сути дела, единственной белой, и от этого Марион чувствовала себя особенно неуютно. Под каждой поношенной курткой ей чудился острый нож или пистолет, а в каждом заднем кармане брюк – пластмассовая коробочка с кокаином. "Глупые мысли, конечно", – пыталась она успокоить себя и все же тряслась с перепугу.
Потом, собравшись с духом, она подхватила чемоданчик и сумочку и быстро направилась к бару, не обращая внимания на любопытные взоры и враждебные взгляды. Поставив чемоданчик на стойку бара и подождав немного, когда подойдет буфетчик, она попросила:
– Не могли бы вы заказать для меня такси по телефону?
Тот уставился на нее в недоумении желтыми глазами и, покрутив усы толстыми огрубелыми пальцами, сказал:
– Телефон не работает.
– Ну ладно, а есть тут телефон-автомат?
– Тоже не работает, – ответил он.
В одном ухе у него висела золотая бляшка в виде пули. Голова у буфетчика была лысая, волосы росли лишь на затылке.
– Звони не звони, все равно толку мало. Такси сюда в темное время суток не поедет. – Он осклабился во весь рот. – Я шоферов не виню. – Со свистом и шумом он втянул воздух сквозь зубы. – Тут ведь всякое случается. Так что вот тебе мой совет: сядь за столик и жди.
– Рискну все же. – Марион подхватила чемоданчик. – Поищу автомат на улице...
Она резко повернулась вправо и лицом к лицу столкнулась с высоким широкоплечим негром с приятным лицом, но с дурными манерами. Кожа у него была иссиня-черная и даже блестела на бритой голове. Одет он был в фиолетовую рубаху с открытым воротом, вокруг толстой шеи болтались по меньшей мере полдюжины золотых цепочек.
– Куда направилась, мамуленька?
– Извините, – промолвила она, пытаясь обойти приставалу, а когда тот попытался удержать ее, громко сказала: – Подонок сраный! – и крепко двинула его каблуком по подъему ноги. Казалось, у парня даже глаза изменились в цвете, но он все же ухватил Марион за глотку и так стиснул, что та не удержалась и громко вскрикнула.
– Ну а теперь попробуй шевельнись только, крутая сука, – произнес зловеще негр.
– Я... я не одна здесь, – удалось выдавить Марион. – Он тебе намылит холку, если ты...
– Ну ты, беложопая шлюха! – угрожающе сказал бритый. Он улыбнулся, и во рту блеснул золотой зуб. – Твой вонючий защитничек дерьма куриного не стоит. Думаешь, я боюсь его? Да я ему и секунды на размышление не дам. – Он приблизил свою наглую рожу вплотную к ее лицу. – Но мне нравится, как ты разговариваешь. – Он громко щелкнул зубами, изо рта понесло спиртным.
Марион закрыла глаза. "Пронеси, Господи", – подумала она и тут же прокляла Хэма за то, что он привел ее сюда.
– Эй, Марион!
Услышав голос откуда-то сзади, она открыла глаза.
– Эй! Что тут такое происходит?
– Слушай ты, парень. Тут твоя дамочка вконец обгадилась с перепугу. Тебе, брат, надо подбирать себе более крепких баб.
"Вроде слышится его голос", – облегченно подумала она и позвала:
– Хэм!
Она принялась изо всех сил вырываться, отдирая от горла липкую ладонь бритого негра, на глаза у нее навернулись слезы. Бритый ослабил хватку, и она в смятении бросилась к Хэму, разъяренная, ничего не соображая.
– Ты, подонок! – накинулась она на него. – Это все ты нарочно подстроил, а теперь забавляешься!
– Должен же я привести себя в порядок.
Негр громко ржал, буфетчик отвернулся – концерт окончен.
Марион закрыла лицо руками:
– Теперь сядем за столик, – примирительно сказал он и, обняв ее за плечи, повел обратно. Выпивка и легкие напитки уже стояли на столе, рядом лежало меню. Хэм видел, что она вся кипит от негодования.
– По-моему, ты не из породы тех фифочек, которые могут дуться весь вечер, – заметил он.
– Ты еще не знаешь, какой фурией я бываю, – огрызнулась она, доставая из сумочки пудреницу и разглядывая себя в зеркальце.
"Да, не знаю, но понемногу начинаю узнавать", – подумал Хэм, а вслух произнес:
– Похуже ничего надеть не могла?
– Ты форменный подонок, – отрезала она, защелкивая пудреницу.
Официантка поставила на стол поднос. Марион наклонилась, принюхиваясь к аппетитным запахам.
– Что это?
– Свиные рыла, – ответил он в шутку, разрезая подрумяненные куски мяса, обильно политые густым красным соусом. – Лучшее блюдо в знак примирения.
Марион лишь холодно взглянула на него и откусила для пробы кусочек, подцепив его вилкой.
– О, довольно вкусно.
– Да, здесь готовят от души, – подтвердил он. – Поэтому-то я и хожу сюда всякий раз. Самые лучшие свиные рыла. Вкуснее готовят только в Сент-Луисе.
– Что это значит – рыла?
– Хорошо прожаренные свиные щеки.
Марион отложила вилку в сторону и молча уставилась на блюдо. Хэм как ни в чем не бывало продолжал с хрустом разделываться с кусочками мяса, ожидая, пока она не осушит свой стакан.
– Ты вроде хотела рассказать мне, как познакомилась с моим отцом.
– А я надеялась, что мне не придется рассказывать, – ответила она, немного подумав.
– Полагаю, что все же придется.
Она резко вскинула голову, щеки у нее порозовели.
– Пожалей меня. Трудно все это рассказывать. – В смущении она теребила ожерелье на шее. – Торнберг и мой отец были друзьями.
– Где, когда?
Марион печально улыбнулась и продолжала:
– Ах, мои иллюзии развеиваются как дым. Врала я все тебе, когда говорила, что мой отец еще жив. На самом деле он умер несколько лет назад, когда перевозил партию американских армейских винтовок в районы вокруг Белфаста.
Хэм с сомнительным видом посмотрел на нее.
– Так, выходит, твой отец был торговцем оружием, а вовсе не судостроителем, как ты говорила, – упрекнул он и вспомнил, как она зажигала свечу на его яхте и уверяла, что таким образом молится за здоровье своего отца.
В ответ Марион лишь печально вздохнула:
– По сути дела, он был и тем и другим. Начинал он как судостроитель – эта работа перешла к нему по наследству от отца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96