В этом костюме он мог пройти, не бросаясь в глаза, по всем коридорам любого правительственного учреждения в Вашингтоне. Он протянул руку:
– Мистер Мэтисон?
Доброжелательная улыбка на его лице могла растопить любой лед. Твердое деловое рукопожатие тоже подтверждало дружелюбный настрой.
– Мистер Шипли, если не ошибаюсь?
Шипли ухмыльнулся и стал вдруг похож на простодушного мальчишку.
– Я извиняюсь за то, что место встречи пришлось изменить, но это вынужденная предосторожность, – сказал он.
Вулф припомнил, что все агенты спецслужб, как правило, мнительные шизики и параноики, и высказал предположение:
– Ваш человек мистер Яшида, кажется, проявил беспокойство, что за мной следят в Чайнатауне. Кто бы мог следить за мной?
– Не пройдете ли сюда? – вместо ответа попросил Шипли и повел его по лестнице из дерева и металла на маленькие антресоли, где можно было с близкого расстояния полюбоваться великолепными ткаными индейскими одеялами. С антресолей тоже прекрасно просматривались все внутренние помещения.
Вулф ухватился за полированные деревянные перила и сказал:
– Мой первый вопрос таков: если Моравиа был агентом, работающим на министерство обороны, то почему тогда ФБР не обследовало место, где его убили, и не помешало мне проводить расследование? Мы сделали бы из этого недоразумения неплохой средненький кинофильм.
Шипли рассмеялся, будто запыхтел на морозном воздухе.
– Вы мне нравитесь, мистер Мэтисон. Между тем, что вы говорите и что думаете, нет ничего общего – это мне о вас так сказали. Но всегда лучше лично перепроверить сказанное.
Вулф искоса взглянул на него:
– Вам сказали, что меня на мякине не проведешь? Кто же, интересно?
Шипли лишь глубоко вздохнул и обвел взглядом экспонаты, заботливо упрятанные под стекло.
– Взгляните-ка сюда, мистер Мэтисон, это вроде как святыня, разве вы так не думаете?
– Я думаю о другом, а именно о том, что это не проясняет историю с Моравиа.
Шипли сочувственно кивнул головой:
– Слишком мало фактов, слишком поздно, не так ли? Могу только посочувствовать.
– Сомневаюсь, что можете.
На упрек Шипли не отреагировал и опять ушел от ответа:
– Но есть же такие, которые любили индейцев. Ваш отец, к примеру.
Теперь Вулф догадался, почему его привели сюда, в музей быта индейцев. Такой шаг "призрака" быстрее и доходчивее любых слов объяснил ему, что военная разведка (или какое-то другое ведомство) прекрасно знает, кто он есть сейчас, кем был раньше и что ему важно и дорого. Или же, по меньшей мере, считает так.
– Думается, вам нет нужды заглядывать в наше досье на вас, не так ли? – как-то по-обыденному, между прочим, поинтересовался Шипли.
– Да, так.
Шипли понимающе кивнул головой, явно удовлетворенный тем, как идет их разговор, и сказал:
– Лоуренс Моравиа работал на нас, мистер Мэтисон, хотя и сугубо неофициально.
– У вас четко различают официальную и неофициальную работу, так, что ли, понимать?
Шипли резко повернулся к нему, его голубые глаза неестественно ярко сверкнули под светом лампы верхнего света. Вулф даже подумал, а не вставлены ли у него контактные линзы.
– Фамилия Моравиа не проходила нигде: ни в отчётах разведывательного управления, ни в бухгалтерских документах, ни в досье, ни в микрофильмах. За услуги он получал наличными из фонда, который фигурирует у нас по статье "Текущие расходы на операции". У вас в полиции есть такая статья?
– Другими словами, неподотчетные расходы производились по особым статьям?
Шипли натянуто улыбнулся:
– Сразу чувствуется знающий человек, мистер Мэтисон. Между прочим, вы что, учились навыкам своей профессии за границей? Во Вьетнаме?
– У вас что, был наблюдатель в аэропорту?
– Так точно, – заверил Шипли. – Но, как вы заметили, никто за вами не следил до самого Чайнатауна, даже мы. Вы все проделали лучшим образом, мистеру Яшиде беспокоиться не пришлось.
Вулф тяжело вздохнул. Он находился не у себя дома, в группе по расследованию убийств, а совсем в другой обстановке. Как долго эти "призраки" будут мириться с его пребыванием здесь? По всему видно, нагрянул он сюда нежданно-негаданно.
– На ваш вопрос отвечаю, – сказал Шипли, – что мы не посылали своих людей следить за вами, именно потому что не хотели мешать вашему расследованию. Как вы воспримете это?
– Ну что ж, должно быть, поэтому ФБР и не встревало в это дело. Я хочу сказать, что там знали, что Моравиа был вашим тайным агентом.
– Неофициальным.
Шипли пододвинулся поближе к Вулфу и, понизив голос, стал пояснять:
– Термин "неофициальный" мы применяем только в оперативных разработках. Поскольку Моравиа был глубоко законспирированным агентом для особых поручений, официально он считался гражданским лицом. Можете вообразить, какими вопросами закидали бы нас, направь мы своих людей проводить расследование обстоятельств его убийства? Да нам тогда и работать бы не дали.
Он медленно и неслышно передвигался по антресолям, как бы следя за тем, не пришел ли еще кто-нибудь сюда. Вулф следовал за ним.
– Ну а теперь вы ответьте на мой вопрос, – попросил Шипли. – Каким образом вы узнали мой домашний телефон?
Вулф рассказал ему о посещении выставки "Алфабет-Сити" и о том, как Маун вспомнила его визит в качестве гостя Моравиа.
Шипли стоял и кивал головой, лицо его опечалилось.
– Вот вам, черт возьми, веская причина, почему нам официально запрещено использовать гражданских лиц. Это как раз и доказывает то, что, станешь общаться с гражданскими, плохо будешь исполнять свой обязанности.
Вулф подвинулся поближе и вполголоса спросил:
– А чем занимался Моравиа?
Шипли лишь отрицательно покачал головой:
– Государственная тайна. Вы же знаете, что об этом я говорить не имею права.
– В таком случае вы преднамеренно связываете мне руки и не даете вести расследование. Мне и без того многое непонятно, я в недоумении, кто же мог его прикончить: конкуренты, личные враги или какой-то вор-мокрушник, которого он невзначай застукал у себя в офисе? Скажите мне хоть что-нибудь. Укажите хоть направление, куда двигаться.
– Могу лишь посочувствовать, мистер Мэтисон, – тяжело вздохнул Шипли, и лицо его приняло еще более удрученный вид. – Дела действительно плохи, потому что вам нужно продолжать расследование.
– Продолжать?
– Да, продолжайте, мистер Мэтисон. У вас есть вое необходимое для этого: вы сообразительны, у вас прекрасная, необыкновенная репутация, вы, наконец, детектив, способный размотать любое убийство, под рукой у вас самостоятельная команда сыщиков и полная поддержка со стороны нью-йоркской полиции. Но факты таковы, что после вашего вопроса я не могу положиться ни на одно из гражданских лиц, даже если бы от этого зависела моя жизнь.
У Вулфа мелькнула мысль, что время, отпущенное ему на расследование дела Моравиа, вот-вот иссякнет, а он пока что достиг очень малого, совсем не того, чего ожидал.
– Ну я-то вряд ли гражданское лицо, – заметил он.
– С точки зрения моего управления...
– По своей сути мы ведь оба фараоны, не так ли?
Шипли пристально посмотрел на него. Глаза его на мгновение ярко сверкнули, будто голубые осколки, явно выдавая, что он очень нуждается в помощи Вулфа. Затем они опять как бы задернулись непроницаемыми шторками, отделяя его от всего, что не представляло для него интереса. И все же, будто по запаху перезревшего фрукта, Вулф сумел учуять, что от него нужно Шипли. Вот, оказывается, на чем можно сыграть и извлечь для себя пользу! Поэтому он предложил:
– Вы и я – оба принадлежим к одному своеобразному братству. Шансов на успех у нас нет, мы вечно подвергаемся опасностям, шагаем по проволоке между светом и тенью, живем рутинными, будничными днями.
Шипли одарил его широко – на миллион долларов – улыбкой:
– Хорошо понимаю, чем вы занимаетесь, мистер Мэтисон.
– Лейтенант Мэтисон, к вашему сведению.
– Да, так, я и забыл совсем, – согласился Шипли. – Но это не делает разницы, лейтенант Мэтисон. Ваша попытка связать нас вместе не срабатывает. Вы, может быть, и "фараон", но вы же клялись соблюдать закон, так ведь, кажется, говорится в вашей клятве? Я такой клятвой не связан. Я присягал всегда блюсти суверенитет Соединенных Штатов Америки. Что бы ни потребовалось для этого.
– Так вот как звучит ваша клятва, мистер Шипли.
– Да, сэр, – засмеялся молодой человек, – присяга, которую мы принимаем в конфиденциальном порядке, примерно так и звучит. – Он покачал головой. – Но, как я уже сказал, мы не можем работать вместе.
Шипли уже собрался было уходить, как Вулф неожиданно произнес:
– Без меня вам ни за что не раскрутить это дело. А не раскрутите, что станете делать?
– Да просто-напросто буду двигаться потихоньку, пока хватит сил, – недоуменно пожал плечами Шипли. – Ну что ж, прощайте, лейтенант. Больше мы, пожалуй, не встретимся.
Вулф подождал, пока он подойдет к лестнице, а потом вдруг спросил:
– Шипли, скажите мне лишь одно: в каком году родился Моравиа?
Шипли обернулся и окинул Вулфа любопытным взглядом:
– В тысяча девятьсот сорок четвертом. Помнится, двадцать третьего ноября.
– Вы уверены в этом?
Вулф почувствовал, что Шипли очень заинтересовался вопросом, потому как спросил его:
– Если у вас есть что-нибудь важное, выкладывайте прямо сейчас.
– Да, у меня есть кое-что важное, – ответил Вулф, подходя к нему поближе. – И вот что: если Лоуренсу Моравиа сейчас сорок восемь лет, то почему же тогда главный медицинский эксперт Нью-Йорка божится, что внутренние органы у него, как у тридцатилетнего?
Не шевелясь и не говоря ни слова, Шипли долго стоял в раздумье. Казалось, что даже атмосфера помещения, пропитанная духом старинных экспонатов, упрятанных под стекло, сгустилась под воздействием их многовековой истории.
Наконец Шипли оторвался от дум, будто очнулся от глубокого сна. Жестом он пригласил Вулфа следовать за ним:
– Лейтенант, полагаю, вам лучше проехать со мной.
* * *
Нишицу чувствовал себя отдохнувшим, готовым взяться за дело. Обычно он не считал себя самодовольным умником, радующимся своей же мудрости, – в мире слишком много опасных ловушек, чтобы благодушествовать, – но в данном случае он позволил себе расслабиться, испытывая удовлетворение от того, что ему удалось завербовать Ивэн. Все члены храма Запретных грез влюблены в нее и, что особенно важно, доверяют ей. Возможно, потому, что она единственная, кто никогда не покидал стены храма. Уже по одной этой причине Ивэн – удивительная женщина, а у нее ведь немало и других достоинств, так нужных ему. На первый взгляд она казалась простодушным ребенком, да и выглядела будто девочка, но, если надо было, проявляла острый как бритва ум и редкую сообразительность, что приходит лишь с возрастом.
Он подумал об этом, проходя по маленькому садику, все уголки которого припорошил легкий снежок. Нишицу посмотрел на уходящие ввысь коробки небоскребов. Члены тайного общества Черного клинка пока еще быстро принимают меры, и скоро все встанет на свои места: воплотятся в жизнь их планы, вынашиваемые десятилетиями. Но теперь все они как бы ходят по тонкой проволоке, натянутой над пропастью, и доказательством может служить проникновение в их ряды шпиона Моравиа, а также существование среди них потенциального предателя.
В самом центре сада Нишицу остановился, вспомнив, как Достопочтенная Мать, открыв свои светлые, по цвету в форме похожие на бриллианты глаза, сказала ему:
– Кто-то собирается, уже направился или вот-вот направится сюда, чтобы мешать нам, расстраивать наши планы и дела, а это одно и то же, ибо мысль и поступок совершаются согласованно.
Он всегда с вниманием прислушивался к словам Достопочтенной Матери, потому что она обладает даром предвидения и почти никогда не ошибается. Она, словно наяву, в каком-то призрачном мерцании могла видеть смутные очертания будущего, пронизывающие ее мозг подобно черному клинку, чего он вообразить себе никак не мог. Но он внимал ее страшным предсказаниям, от которых кровь стыла в жилах, а вняв, начинал энергично действовать. Итак, Ивэн вычислит предателя.
Нишицу пошел дальше: без пальто было несколько холодновато. Раздвинув створки другой двери, он прежде всего разулся, затем встал на колени и так, на четвереньках, по старинному обычаю, вполз в комнату.
Первой он увидел Минако Шиян – мать Юджи Шияна, председателя совета директоров "Шиян когаку", крупнейшего японского индустриального конгломерата, и самого нужного Нишицу человека. Минако – великолепная женщина, желанная для Нишицу; она может поспорить своей привлекательностью с любой девушкой, даже вдвое моложе ее. Глаза у нее сверкают; волосы – длинные, блестящие и черные как вороново крыло – причудливо уложены в сложную прическу, обрамляющую ее прекрасное лицо. От нее так и веет чарующей силой. Притягательная сила женских чар похожа на жар, который ощущает рука, если протянуть ее к открытой топке очага.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
– Мистер Мэтисон?
Доброжелательная улыбка на его лице могла растопить любой лед. Твердое деловое рукопожатие тоже подтверждало дружелюбный настрой.
– Мистер Шипли, если не ошибаюсь?
Шипли ухмыльнулся и стал вдруг похож на простодушного мальчишку.
– Я извиняюсь за то, что место встречи пришлось изменить, но это вынужденная предосторожность, – сказал он.
Вулф припомнил, что все агенты спецслужб, как правило, мнительные шизики и параноики, и высказал предположение:
– Ваш человек мистер Яшида, кажется, проявил беспокойство, что за мной следят в Чайнатауне. Кто бы мог следить за мной?
– Не пройдете ли сюда? – вместо ответа попросил Шипли и повел его по лестнице из дерева и металла на маленькие антресоли, где можно было с близкого расстояния полюбоваться великолепными ткаными индейскими одеялами. С антресолей тоже прекрасно просматривались все внутренние помещения.
Вулф ухватился за полированные деревянные перила и сказал:
– Мой первый вопрос таков: если Моравиа был агентом, работающим на министерство обороны, то почему тогда ФБР не обследовало место, где его убили, и не помешало мне проводить расследование? Мы сделали бы из этого недоразумения неплохой средненький кинофильм.
Шипли рассмеялся, будто запыхтел на морозном воздухе.
– Вы мне нравитесь, мистер Мэтисон. Между тем, что вы говорите и что думаете, нет ничего общего – это мне о вас так сказали. Но всегда лучше лично перепроверить сказанное.
Вулф искоса взглянул на него:
– Вам сказали, что меня на мякине не проведешь? Кто же, интересно?
Шипли лишь глубоко вздохнул и обвел взглядом экспонаты, заботливо упрятанные под стекло.
– Взгляните-ка сюда, мистер Мэтисон, это вроде как святыня, разве вы так не думаете?
– Я думаю о другом, а именно о том, что это не проясняет историю с Моравиа.
Шипли сочувственно кивнул головой:
– Слишком мало фактов, слишком поздно, не так ли? Могу только посочувствовать.
– Сомневаюсь, что можете.
На упрек Шипли не отреагировал и опять ушел от ответа:
– Но есть же такие, которые любили индейцев. Ваш отец, к примеру.
Теперь Вулф догадался, почему его привели сюда, в музей быта индейцев. Такой шаг "призрака" быстрее и доходчивее любых слов объяснил ему, что военная разведка (или какое-то другое ведомство) прекрасно знает, кто он есть сейчас, кем был раньше и что ему важно и дорого. Или же, по меньшей мере, считает так.
– Думается, вам нет нужды заглядывать в наше досье на вас, не так ли? – как-то по-обыденному, между прочим, поинтересовался Шипли.
– Да, так.
Шипли понимающе кивнул головой, явно удовлетворенный тем, как идет их разговор, и сказал:
– Лоуренс Моравиа работал на нас, мистер Мэтисон, хотя и сугубо неофициально.
– У вас четко различают официальную и неофициальную работу, так, что ли, понимать?
Шипли резко повернулся к нему, его голубые глаза неестественно ярко сверкнули под светом лампы верхнего света. Вулф даже подумал, а не вставлены ли у него контактные линзы.
– Фамилия Моравиа не проходила нигде: ни в отчётах разведывательного управления, ни в бухгалтерских документах, ни в досье, ни в микрофильмах. За услуги он получал наличными из фонда, который фигурирует у нас по статье "Текущие расходы на операции". У вас в полиции есть такая статья?
– Другими словами, неподотчетные расходы производились по особым статьям?
Шипли натянуто улыбнулся:
– Сразу чувствуется знающий человек, мистер Мэтисон. Между прочим, вы что, учились навыкам своей профессии за границей? Во Вьетнаме?
– У вас что, был наблюдатель в аэропорту?
– Так точно, – заверил Шипли. – Но, как вы заметили, никто за вами не следил до самого Чайнатауна, даже мы. Вы все проделали лучшим образом, мистеру Яшиде беспокоиться не пришлось.
Вулф тяжело вздохнул. Он находился не у себя дома, в группе по расследованию убийств, а совсем в другой обстановке. Как долго эти "призраки" будут мириться с его пребыванием здесь? По всему видно, нагрянул он сюда нежданно-негаданно.
– На ваш вопрос отвечаю, – сказал Шипли, – что мы не посылали своих людей следить за вами, именно потому что не хотели мешать вашему расследованию. Как вы воспримете это?
– Ну что ж, должно быть, поэтому ФБР и не встревало в это дело. Я хочу сказать, что там знали, что Моравиа был вашим тайным агентом.
– Неофициальным.
Шипли пододвинулся поближе к Вулфу и, понизив голос, стал пояснять:
– Термин "неофициальный" мы применяем только в оперативных разработках. Поскольку Моравиа был глубоко законспирированным агентом для особых поручений, официально он считался гражданским лицом. Можете вообразить, какими вопросами закидали бы нас, направь мы своих людей проводить расследование обстоятельств его убийства? Да нам тогда и работать бы не дали.
Он медленно и неслышно передвигался по антресолям, как бы следя за тем, не пришел ли еще кто-нибудь сюда. Вулф следовал за ним.
– Ну а теперь вы ответьте на мой вопрос, – попросил Шипли. – Каким образом вы узнали мой домашний телефон?
Вулф рассказал ему о посещении выставки "Алфабет-Сити" и о том, как Маун вспомнила его визит в качестве гостя Моравиа.
Шипли стоял и кивал головой, лицо его опечалилось.
– Вот вам, черт возьми, веская причина, почему нам официально запрещено использовать гражданских лиц. Это как раз и доказывает то, что, станешь общаться с гражданскими, плохо будешь исполнять свой обязанности.
Вулф подвинулся поближе и вполголоса спросил:
– А чем занимался Моравиа?
Шипли лишь отрицательно покачал головой:
– Государственная тайна. Вы же знаете, что об этом я говорить не имею права.
– В таком случае вы преднамеренно связываете мне руки и не даете вести расследование. Мне и без того многое непонятно, я в недоумении, кто же мог его прикончить: конкуренты, личные враги или какой-то вор-мокрушник, которого он невзначай застукал у себя в офисе? Скажите мне хоть что-нибудь. Укажите хоть направление, куда двигаться.
– Могу лишь посочувствовать, мистер Мэтисон, – тяжело вздохнул Шипли, и лицо его приняло еще более удрученный вид. – Дела действительно плохи, потому что вам нужно продолжать расследование.
– Продолжать?
– Да, продолжайте, мистер Мэтисон. У вас есть вое необходимое для этого: вы сообразительны, у вас прекрасная, необыкновенная репутация, вы, наконец, детектив, способный размотать любое убийство, под рукой у вас самостоятельная команда сыщиков и полная поддержка со стороны нью-йоркской полиции. Но факты таковы, что после вашего вопроса я не могу положиться ни на одно из гражданских лиц, даже если бы от этого зависела моя жизнь.
У Вулфа мелькнула мысль, что время, отпущенное ему на расследование дела Моравиа, вот-вот иссякнет, а он пока что достиг очень малого, совсем не того, чего ожидал.
– Ну я-то вряд ли гражданское лицо, – заметил он.
– С точки зрения моего управления...
– По своей сути мы ведь оба фараоны, не так ли?
Шипли пристально посмотрел на него. Глаза его на мгновение ярко сверкнули, будто голубые осколки, явно выдавая, что он очень нуждается в помощи Вулфа. Затем они опять как бы задернулись непроницаемыми шторками, отделяя его от всего, что не представляло для него интереса. И все же, будто по запаху перезревшего фрукта, Вулф сумел учуять, что от него нужно Шипли. Вот, оказывается, на чем можно сыграть и извлечь для себя пользу! Поэтому он предложил:
– Вы и я – оба принадлежим к одному своеобразному братству. Шансов на успех у нас нет, мы вечно подвергаемся опасностям, шагаем по проволоке между светом и тенью, живем рутинными, будничными днями.
Шипли одарил его широко – на миллион долларов – улыбкой:
– Хорошо понимаю, чем вы занимаетесь, мистер Мэтисон.
– Лейтенант Мэтисон, к вашему сведению.
– Да, так, я и забыл совсем, – согласился Шипли. – Но это не делает разницы, лейтенант Мэтисон. Ваша попытка связать нас вместе не срабатывает. Вы, может быть, и "фараон", но вы же клялись соблюдать закон, так ведь, кажется, говорится в вашей клятве? Я такой клятвой не связан. Я присягал всегда блюсти суверенитет Соединенных Штатов Америки. Что бы ни потребовалось для этого.
– Так вот как звучит ваша клятва, мистер Шипли.
– Да, сэр, – засмеялся молодой человек, – присяга, которую мы принимаем в конфиденциальном порядке, примерно так и звучит. – Он покачал головой. – Но, как я уже сказал, мы не можем работать вместе.
Шипли уже собрался было уходить, как Вулф неожиданно произнес:
– Без меня вам ни за что не раскрутить это дело. А не раскрутите, что станете делать?
– Да просто-напросто буду двигаться потихоньку, пока хватит сил, – недоуменно пожал плечами Шипли. – Ну что ж, прощайте, лейтенант. Больше мы, пожалуй, не встретимся.
Вулф подождал, пока он подойдет к лестнице, а потом вдруг спросил:
– Шипли, скажите мне лишь одно: в каком году родился Моравиа?
Шипли обернулся и окинул Вулфа любопытным взглядом:
– В тысяча девятьсот сорок четвертом. Помнится, двадцать третьего ноября.
– Вы уверены в этом?
Вулф почувствовал, что Шипли очень заинтересовался вопросом, потому как спросил его:
– Если у вас есть что-нибудь важное, выкладывайте прямо сейчас.
– Да, у меня есть кое-что важное, – ответил Вулф, подходя к нему поближе. – И вот что: если Лоуренсу Моравиа сейчас сорок восемь лет, то почему же тогда главный медицинский эксперт Нью-Йорка божится, что внутренние органы у него, как у тридцатилетнего?
Не шевелясь и не говоря ни слова, Шипли долго стоял в раздумье. Казалось, что даже атмосфера помещения, пропитанная духом старинных экспонатов, упрятанных под стекло, сгустилась под воздействием их многовековой истории.
Наконец Шипли оторвался от дум, будто очнулся от глубокого сна. Жестом он пригласил Вулфа следовать за ним:
– Лейтенант, полагаю, вам лучше проехать со мной.
* * *
Нишицу чувствовал себя отдохнувшим, готовым взяться за дело. Обычно он не считал себя самодовольным умником, радующимся своей же мудрости, – в мире слишком много опасных ловушек, чтобы благодушествовать, – но в данном случае он позволил себе расслабиться, испытывая удовлетворение от того, что ему удалось завербовать Ивэн. Все члены храма Запретных грез влюблены в нее и, что особенно важно, доверяют ей. Возможно, потому, что она единственная, кто никогда не покидал стены храма. Уже по одной этой причине Ивэн – удивительная женщина, а у нее ведь немало и других достоинств, так нужных ему. На первый взгляд она казалась простодушным ребенком, да и выглядела будто девочка, но, если надо было, проявляла острый как бритва ум и редкую сообразительность, что приходит лишь с возрастом.
Он подумал об этом, проходя по маленькому садику, все уголки которого припорошил легкий снежок. Нишицу посмотрел на уходящие ввысь коробки небоскребов. Члены тайного общества Черного клинка пока еще быстро принимают меры, и скоро все встанет на свои места: воплотятся в жизнь их планы, вынашиваемые десятилетиями. Но теперь все они как бы ходят по тонкой проволоке, натянутой над пропастью, и доказательством может служить проникновение в их ряды шпиона Моравиа, а также существование среди них потенциального предателя.
В самом центре сада Нишицу остановился, вспомнив, как Достопочтенная Мать, открыв свои светлые, по цвету в форме похожие на бриллианты глаза, сказала ему:
– Кто-то собирается, уже направился или вот-вот направится сюда, чтобы мешать нам, расстраивать наши планы и дела, а это одно и то же, ибо мысль и поступок совершаются согласованно.
Он всегда с вниманием прислушивался к словам Достопочтенной Матери, потому что она обладает даром предвидения и почти никогда не ошибается. Она, словно наяву, в каком-то призрачном мерцании могла видеть смутные очертания будущего, пронизывающие ее мозг подобно черному клинку, чего он вообразить себе никак не мог. Но он внимал ее страшным предсказаниям, от которых кровь стыла в жилах, а вняв, начинал энергично действовать. Итак, Ивэн вычислит предателя.
Нишицу пошел дальше: без пальто было несколько холодновато. Раздвинув створки другой двери, он прежде всего разулся, затем встал на колени и так, на четвереньках, по старинному обычаю, вполз в комнату.
Первой он увидел Минако Шиян – мать Юджи Шияна, председателя совета директоров "Шиян когаку", крупнейшего японского индустриального конгломерата, и самого нужного Нишицу человека. Минако – великолепная женщина, желанная для Нишицу; она может поспорить своей привлекательностью с любой девушкой, даже вдвое моложе ее. Глаза у нее сверкают; волосы – длинные, блестящие и черные как вороново крыло – причудливо уложены в сложную прическу, обрамляющую ее прекрасное лицо. От нее так и веет чарующей силой. Притягательная сила женских чар похожа на жар, который ощущает рука, если протянуть ее к открытой топке очага.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96