Может, и на самом деле устал, что и немудрено. Снорри с Ирландцем тоже клевали носами, лишь один Радимир держался довольно бодро, то и дело разражаясь взрывами неуемного хохота.
– Где же ходит ваш друг? – поинтересовался хозяин.
– Какой друг? А, Никифор. Так он же монах. Ему нельзя пить. Поди, молится где-нибудь своему богу.
– Вот как? Молодец. – Хазарин одобрительно покивал. Он был иудеем, как и многие хазары вот уже более полутора веков, со времен кагана Обадии. Особой строгости в вере Вергел не придерживался и, почитая Иегову, иногда даже приносил небольшие жертвы Тенгри-хану, старинному божеству неба. Впрочем, сам не очень строго соблюдая обряды, купец уважал это качество в других, даже и в иноверцах.
– Знаете, други, – подняв вверх золоченую чашу, широко улыбнулся Вергел. – Моя дочь просила меня дозволения спеть вам. – Он хитро подмигнул Хельги.
Услыхав это, молодой ярл оживился, а Снорри с Ирландцем и Радимиром радостно загалдели.
– Думаю, я позволю ей это, хотя, конечно, и поступлю против обычаев... Эй, Имат, сходи позови Халису, она уж, верно, вся извелась в нетерпении.
Поклонившись, Имат бесшумно выбрался из шатра... Отсутствовал он недолго. Казалось, не прошло и мига, как, откинув расшитый узорами полог, в шатер вошла Халиса. На ней было длинное темное покрывало, падающее до самой земли, волосы схватывал узкий золотой обруч. Тенью следовавший за ней Имат нес изящный, напоминающий высохшую и отполированную тыкву инструмент с длинным грифом и тремя туго натянутыми струнами.
Халиса поклонилась, села, сложив по-турецки ноги, осторожно тронула струны, отозвавшиеся высоким звенящим звуком, и запела, мечтательно подняв глаза. Голос ее был приятен и нежен, а смуглые, украшенные золотыми браслетами руки без устали порхали по струнам, наигрывая простую, но не лишенную приятности мелодию. Девушка раскачивалась в такт музыке, томно прикрывая глаза.
– Это песня о богатыре Булане и его возлюбленной, красавице Хануссе, дочери великого кагана Арпада, – нагнувшись к Хельги, прошептал Вертел. – Чтоб добиться руки Хануссы, Булан совершил тысячи разных подвигов. Но пока он их совершал, Ханусса умерла, да и сам Булан, возвратившись, вскоре умер от горя.
– Хей, Булан, хей! – пела Халиса, и в черных глазах ее, казалось, навеки застыла грусть.
Мелодия постепенно становилась всё быстрее, ритмичнее. Халиса вскочила на ноги, передала инструмент Имату, сбросила покрывало и закружилась по шатру, помахивая над головой руками. В узких зеленых шальварах, расшитых золотыми узорами, в облегающем лифе, открывающем плоский живот, Халиса была столь прекрасна, что дыхание перехватило не только у Хельги. Ирландец и Снорри тоже попытались покачиваться в такт песне, только вот получилось у них это не очень удачно – опрокинули вазу с орехами и заляпали медом кошму. А Халиса всё плясала, томно изгибаясь всем телом, и черные, с желтыми искорками, глаза ее неотрывно смотрели на молодого ярла. Наконец она утомилась и, выдохнув, села рядом с отцом...
А уходя, поманила за собой Хельги...
В ее шатре пряно пахло благовониями. Хельги вошел, опустился на мягкое ложе и почувствовал, как нежные руки Халисы взлохматили его волосы. Ощутив теплый запах женского тела, молодой ярл обнял девушку. Та не сопротивлялась, даже позволила снять лиф, обнажив дивной красоты грудь... но когда Хельги протянул руку к шальварам...
– Нет, – смеясь, покачала головой хазарка. – Не сейчас... и не здесь.
Разочарованный ярл готов был кричать. Готов был взять красавицу силой... как и поступил бы на его месте почти любой викинг, без всякой оглядки на последствия... Но Хельги сдержался. Обидеть женщину – низкий, подлый, неблагородный поступок. Это женщине позволительно обижать мужчин. Да и, в конце концов, Халиса ведь не его наложница и вообще еще девственна. А отнять девичью честь – значит опозорить не только девушку, но и весь ее род. Так поступают только нидинги.
– Как же тебе всё-таки удалось бежать? – отстраняясь, спросил Хельги. Спросил просто так, лишь бы что-нибудь спросить. Он так и не знал толком всей этой запутанной истории, которую Халиса, говорят, рассказывала.
– Это был местный народец, меряне, – с улыбкой пояснила хазарка. – Их вождь хотел взять меня замуж...
– Вот как? – удивился ярл. – А мне почему-то казалось, что к этому причастны мои соплеменники. Ну да, ведь задержать твоего отца – прямая им выгода!
– Ах, да... – досадливо отмахнулась Халиса. – Я их тоже помню. Несколько ладей. Но они, кажется, остались в Белоозере. Я больше не видела на реке караванов. Тихо! – Девушка прислушалась. – Кажется, отец идет. Беги! Нет, не сюда, во-он за то покрывало...
Выбравшись из шатра, Хельги направился к своим. Было темно, если б не звезды – хоть глаз выколи, как бывает в Халогаланде зимой или поздней осенью. Навстречу из кустов ломанулись вдруг две черные тени. Хельги схватился за меч...
– А вот наконец-то и ты, ярл!
В свете звезд Хельги узнал Радимира. Рядом с ним, похоже, был Никифор. Да, он.
– А где Снорри с Ирландцем?
– Спят в шатре, не добудишься. – Радимир усмехнулся. – Слушай, ярл, тут такое дело... Никифор, скажи!
– Нет, – покачал головою монах. – Пойдемте, и увидите всё сами...
Он быстро пошел к краю поляны, туда, где на фоне усыпанного желтыми звездами неба маячили черные кроны сосен. Хельги с Радимиром, придерживая мечи, последовали за ним.
– Вот... – Зайдя за сосну, Никифор указал куда-то вниз. – Жаль, вы не прихватили факел или огниво.
– Ну, кто не прихватил, а кто... – Радимир хлопнул по подвешенному к поясу огниву с тяжелой бронзовой ручкой. Наклонился, нашарив смолистые ветки, высек искру. Ветка вспыхнула ярким оранжевым пламенем.
– Смотрите! – кивнул Никифор.
Это были трупы. Юноши, почти что дети... Кто-то убил их и, бросив в яму, прикрыл сосновыми ветками. А сколько крови вокруг! Бурой, запекшейся, пахнущей сладковато-пряно... Но что это?
Хельги наклонился ниже. Трупы были в таком состоянии, как будто их терзали дикие звери!
– Да они ж все оскоплены! – всмотревшись, прошептал Радимир. – Ну да... Видно, кто-то хотел с выгодой продать их, да, похоже, просчитался. Не всякому сделать такое под силу, тут опыт нужен и сноровка. Видно, они умерли от закипания крови... Страшная смерть! – Радимир поежился, да и Хельги почувствовал озноб. – Люди не должны умирать так. Даже рабы. Думаю, это сделали хазары или болгары, чтоб им подавиться собственными испражнениями.
– Напрасно ты обвиняешь в этом хазар, Радимир, – тихо произнес ярл. – Похоже, здесь поработали мои соплеменники. Что скажешь, брат Никифор?
Вздрогнув, монах подошел ближе, склонился над ямой.
– Кровавый орел! – выдохнул он. – Жестокая забава викингов.
– Да, кто-то хорошо поглумился здесь над мертвым телом. Оттачивал выучку? Или – не над мертвым? Впрочем, им уже всё равно...
– Их надо закопать, – с твердостью в голосе произнес Никифор. – Я буду молиться, хоть, похоже, они и язычники. О Господи, накажи тех, кто сотворил это.
– Думаю, не стоит будить остальных, – перебил его Радимир. – Пожалуй, мы справимся сами.
Хельги кивнул, погружаясь в неприятные мысли. «Кровавый орел». Здесь явно были норманны! И не так давно. Но почему же Халиса утверждала, что... Почему она сказала неправду? Зачем ей было лгать? Зачем?
А хазарская красавица Халиса в этот момент поила сладким шербетом Имата. Почему бы не приручить и его? Как почти приручила этого глупого молодого варяга. Как приручила хитрого славянина Истому. Именно поэтому Халиса и не распространялась о тех, кто на самом деле похитил ее. Зачем? А может, стоило бы сказать, чтобы, в случае чего, не вызывать лишних подозрений? Ну, уж как получилось – так и получилось. Даже и самым коварным и хитрым людям не всегда удается просчитать все ходы. И у них бывают проколы... А вот с этими троими – не должно! Славянин может пригодиться в Булгаре или даже дома: умен, хитер, коварен. Что же касается этих двоих, из них могут выйти неплохие любовники... После того, как удастся удачно выйти замуж. Халиса засмеялась, перевернулась на живот и, выпроводив Имата, уснула, крепко, без сновидений, как спят исключительно простые и честные люди. Виделся ей во сне древний небесный бог Тенгри и несчастный хазарский витязь Булан, почему-то с лицом молодого варяжского ярла...
Глава 8
ЛАДИСЛАВА
Сентябрь 862 г. Булгар
Где звуки жизней дальних?
Где он, поющий лес?
Куклы в цепях кандальных
Под кривизной небес.
Герман Казак. «Куклы в сумерках»
Почему же, почему Халиса сказала неправду? Может, она просто не знала про других варягов? Да, скорее всего, так, и совершенно незачем подозревать девушку во лжи. А вдруг, вдруг... вдруг?
Вряд ли такие тонкие вопросы интересовали бы обычного варяжского наемника. Хельги же давно привык продумывать любые возможные последствия, вытекающие или даже только могущие произойти из, казалось бы, совсем уж мелких и малозначительных событий. Вот и на этот раз не успокаивался почему-то молодой бильрестский ярл, не давала ему покоя возможная ложь Халисы, не спал ярл, ворочался в расшитом хазарском шатре, думал. Допустим, всё же соврала хазарка. Тогда возникает вопрос – зачем ей это надо? Нет... Вопрос не совсем точный. Ведь вполне может статься, что Халиса просто выполняла просьбу отца. Но зачем это Вергелу? Похоже, что незачем, будем пока так считать. Значит, скорее всего, имеется здесь у Халисы свой собственный интерес. Какой? В той варяжской дружине есть ее хороший знакомый? И они вместе что-то замыслили – к примеру, убрать Вергела, а его богатства поделить. Могла на такое пойти купеческая дочка? А кто ее знает? Может, и могла. А может, и не могла. Но если могла, то что же, выходит, она сама же и организовала собственное похищение? Или всё произошло случайно? Но тогда... Тьфу ты, совсем запутался.
Хельги вышел из шатра, поставленного на берегу, рядом с пристанью. Город Булгар, куда наконец-таки прибыли суда Вергела, располагался вовсе не у самой реки, а дальше, ближе к холмам, поросшим редким лесом, и бескрайним лугам-пастбищам, тянувшимся, говорят, до самой Камы-реки. На этих-то просторах и кочевали болгары – родственные хазарам племена, пытавшиеся создать свое отдельное государство. Пока с этим получалось плохо: хоть и платили проходившие мимо купцы десятину болгарскому вождю, да тот всё ж таки подчинялся Хазарии, даже вынужден был отдать сына в заложники кагану и в гарем – дочь. К тому же не все болгары подчинялись единому правителю, были такие орды – сувар и баранд-жар, – которые вообще никому не подчинялись.
Обо всём этом поведал ярлу Вергел еще вчера вечером, когда караван подходил к деревянным причалам Булгара – главного города (а фактически просто-напросто зимнего становища) кочевого народа болгар. Во-он он, Булгар, на холме, видны строящиеся укрепления, башни. Рядом с ними – шатры, кибитки, кони. Не очень-то много было населения в городе, да оно и понятно – не закончились еще кочевья, не пожухли сочные травы. Еще неделю-другую вполне можно прихватить, а уж как наступят заморозки, тогда все и откочуют в Булгар, где и теплее, и веселее, где многие уж и корма на зиму заготовили, ну, а кто не заготовил – купит, если есть на что. Если нет – конь, лук да стрелы – и к печенегам, грабить караваны да хазарские города. Глядишь, даст Аллах, и на сено заработать удастся!
Со стороны города вдруг раздался протяжный истошный вопль. Настолько пронзительный и неожиданный, что Хельги подумал было – там кого-то режут. Привычно положил руку на меч, прислушался...
– Это муэдзин, помощник священника, – подойдя сзади, пояснил Никифор. – Я видел таких в Никее. Болгары поклоняются Аллаху, а не Иегове, как хазары. Что, тоже не спится, ярл?
Хельги молча пожал плечами.
– А я вот всё думаю о недавней находке. О тех убитых оскопленных рабах, вернее, о «кровавом орле» на спине одного из них. – Монах поежился. – Это ведь работа кого-то из викингов.
– Но, кроме нас, здесь нет ни одного викинга! – воскликнул Хельги. – Или они всё-таки были здесь раньше?
– Быть может, они отплыли лишь только вчера, ярл! И я бы дорого дал, чтобы знать наверняка, кто они такие и какой пакости можно от них ожидать...
Ярл усмехнулся:
– Я бы хотел это знать не меньше тебя. И еще одно хотелось бы вызнать – солгала или нет дочь Вергела?
– О том, что ее украли меряне, а не чужие викинги?
Хельги кивнул.
– Ну, об этом мы, пожалуй, никогда не узнаем, – засмеялся монах. – И еще хочу попросить – не называйте меня монахом, этой чести я пока еще не заслужил – я всего лишь скромный послушник.
– А велика разница?
– Как между ярлом и бондом, – серьезно ответил Никифор.
Негромко переговариваясь, они прогуливались вдоль пристани, осторожно обходя еле заметные в темноте торговые ряды и шатры, на всякий случай окопанные рвами. Кое-где, перед особо большими и пышными шатрами, путь им молча преграждали воины – в таких местах приходилось поворачивать обратно или обходить эти места у самой реки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
– Где же ходит ваш друг? – поинтересовался хозяин.
– Какой друг? А, Никифор. Так он же монах. Ему нельзя пить. Поди, молится где-нибудь своему богу.
– Вот как? Молодец. – Хазарин одобрительно покивал. Он был иудеем, как и многие хазары вот уже более полутора веков, со времен кагана Обадии. Особой строгости в вере Вергел не придерживался и, почитая Иегову, иногда даже приносил небольшие жертвы Тенгри-хану, старинному божеству неба. Впрочем, сам не очень строго соблюдая обряды, купец уважал это качество в других, даже и в иноверцах.
– Знаете, други, – подняв вверх золоченую чашу, широко улыбнулся Вергел. – Моя дочь просила меня дозволения спеть вам. – Он хитро подмигнул Хельги.
Услыхав это, молодой ярл оживился, а Снорри с Ирландцем и Радимиром радостно загалдели.
– Думаю, я позволю ей это, хотя, конечно, и поступлю против обычаев... Эй, Имат, сходи позови Халису, она уж, верно, вся извелась в нетерпении.
Поклонившись, Имат бесшумно выбрался из шатра... Отсутствовал он недолго. Казалось, не прошло и мига, как, откинув расшитый узорами полог, в шатер вошла Халиса. На ней было длинное темное покрывало, падающее до самой земли, волосы схватывал узкий золотой обруч. Тенью следовавший за ней Имат нес изящный, напоминающий высохшую и отполированную тыкву инструмент с длинным грифом и тремя туго натянутыми струнами.
Халиса поклонилась, села, сложив по-турецки ноги, осторожно тронула струны, отозвавшиеся высоким звенящим звуком, и запела, мечтательно подняв глаза. Голос ее был приятен и нежен, а смуглые, украшенные золотыми браслетами руки без устали порхали по струнам, наигрывая простую, но не лишенную приятности мелодию. Девушка раскачивалась в такт музыке, томно прикрывая глаза.
– Это песня о богатыре Булане и его возлюбленной, красавице Хануссе, дочери великого кагана Арпада, – нагнувшись к Хельги, прошептал Вертел. – Чтоб добиться руки Хануссы, Булан совершил тысячи разных подвигов. Но пока он их совершал, Ханусса умерла, да и сам Булан, возвратившись, вскоре умер от горя.
– Хей, Булан, хей! – пела Халиса, и в черных глазах ее, казалось, навеки застыла грусть.
Мелодия постепенно становилась всё быстрее, ритмичнее. Халиса вскочила на ноги, передала инструмент Имату, сбросила покрывало и закружилась по шатру, помахивая над головой руками. В узких зеленых шальварах, расшитых золотыми узорами, в облегающем лифе, открывающем плоский живот, Халиса была столь прекрасна, что дыхание перехватило не только у Хельги. Ирландец и Снорри тоже попытались покачиваться в такт песне, только вот получилось у них это не очень удачно – опрокинули вазу с орехами и заляпали медом кошму. А Халиса всё плясала, томно изгибаясь всем телом, и черные, с желтыми искорками, глаза ее неотрывно смотрели на молодого ярла. Наконец она утомилась и, выдохнув, села рядом с отцом...
А уходя, поманила за собой Хельги...
В ее шатре пряно пахло благовониями. Хельги вошел, опустился на мягкое ложе и почувствовал, как нежные руки Халисы взлохматили его волосы. Ощутив теплый запах женского тела, молодой ярл обнял девушку. Та не сопротивлялась, даже позволила снять лиф, обнажив дивной красоты грудь... но когда Хельги протянул руку к шальварам...
– Нет, – смеясь, покачала головой хазарка. – Не сейчас... и не здесь.
Разочарованный ярл готов был кричать. Готов был взять красавицу силой... как и поступил бы на его месте почти любой викинг, без всякой оглядки на последствия... Но Хельги сдержался. Обидеть женщину – низкий, подлый, неблагородный поступок. Это женщине позволительно обижать мужчин. Да и, в конце концов, Халиса ведь не его наложница и вообще еще девственна. А отнять девичью честь – значит опозорить не только девушку, но и весь ее род. Так поступают только нидинги.
– Как же тебе всё-таки удалось бежать? – отстраняясь, спросил Хельги. Спросил просто так, лишь бы что-нибудь спросить. Он так и не знал толком всей этой запутанной истории, которую Халиса, говорят, рассказывала.
– Это был местный народец, меряне, – с улыбкой пояснила хазарка. – Их вождь хотел взять меня замуж...
– Вот как? – удивился ярл. – А мне почему-то казалось, что к этому причастны мои соплеменники. Ну да, ведь задержать твоего отца – прямая им выгода!
– Ах, да... – досадливо отмахнулась Халиса. – Я их тоже помню. Несколько ладей. Но они, кажется, остались в Белоозере. Я больше не видела на реке караванов. Тихо! – Девушка прислушалась. – Кажется, отец идет. Беги! Нет, не сюда, во-он за то покрывало...
Выбравшись из шатра, Хельги направился к своим. Было темно, если б не звезды – хоть глаз выколи, как бывает в Халогаланде зимой или поздней осенью. Навстречу из кустов ломанулись вдруг две черные тени. Хельги схватился за меч...
– А вот наконец-то и ты, ярл!
В свете звезд Хельги узнал Радимира. Рядом с ним, похоже, был Никифор. Да, он.
– А где Снорри с Ирландцем?
– Спят в шатре, не добудишься. – Радимир усмехнулся. – Слушай, ярл, тут такое дело... Никифор, скажи!
– Нет, – покачал головою монах. – Пойдемте, и увидите всё сами...
Он быстро пошел к краю поляны, туда, где на фоне усыпанного желтыми звездами неба маячили черные кроны сосен. Хельги с Радимиром, придерживая мечи, последовали за ним.
– Вот... – Зайдя за сосну, Никифор указал куда-то вниз. – Жаль, вы не прихватили факел или огниво.
– Ну, кто не прихватил, а кто... – Радимир хлопнул по подвешенному к поясу огниву с тяжелой бронзовой ручкой. Наклонился, нашарив смолистые ветки, высек искру. Ветка вспыхнула ярким оранжевым пламенем.
– Смотрите! – кивнул Никифор.
Это были трупы. Юноши, почти что дети... Кто-то убил их и, бросив в яму, прикрыл сосновыми ветками. А сколько крови вокруг! Бурой, запекшейся, пахнущей сладковато-пряно... Но что это?
Хельги наклонился ниже. Трупы были в таком состоянии, как будто их терзали дикие звери!
– Да они ж все оскоплены! – всмотревшись, прошептал Радимир. – Ну да... Видно, кто-то хотел с выгодой продать их, да, похоже, просчитался. Не всякому сделать такое под силу, тут опыт нужен и сноровка. Видно, они умерли от закипания крови... Страшная смерть! – Радимир поежился, да и Хельги почувствовал озноб. – Люди не должны умирать так. Даже рабы. Думаю, это сделали хазары или болгары, чтоб им подавиться собственными испражнениями.
– Напрасно ты обвиняешь в этом хазар, Радимир, – тихо произнес ярл. – Похоже, здесь поработали мои соплеменники. Что скажешь, брат Никифор?
Вздрогнув, монах подошел ближе, склонился над ямой.
– Кровавый орел! – выдохнул он. – Жестокая забава викингов.
– Да, кто-то хорошо поглумился здесь над мертвым телом. Оттачивал выучку? Или – не над мертвым? Впрочем, им уже всё равно...
– Их надо закопать, – с твердостью в голосе произнес Никифор. – Я буду молиться, хоть, похоже, они и язычники. О Господи, накажи тех, кто сотворил это.
– Думаю, не стоит будить остальных, – перебил его Радимир. – Пожалуй, мы справимся сами.
Хельги кивнул, погружаясь в неприятные мысли. «Кровавый орел». Здесь явно были норманны! И не так давно. Но почему же Халиса утверждала, что... Почему она сказала неправду? Зачем ей было лгать? Зачем?
А хазарская красавица Халиса в этот момент поила сладким шербетом Имата. Почему бы не приручить и его? Как почти приручила этого глупого молодого варяга. Как приручила хитрого славянина Истому. Именно поэтому Халиса и не распространялась о тех, кто на самом деле похитил ее. Зачем? А может, стоило бы сказать, чтобы, в случае чего, не вызывать лишних подозрений? Ну, уж как получилось – так и получилось. Даже и самым коварным и хитрым людям не всегда удается просчитать все ходы. И у них бывают проколы... А вот с этими троими – не должно! Славянин может пригодиться в Булгаре или даже дома: умен, хитер, коварен. Что же касается этих двоих, из них могут выйти неплохие любовники... После того, как удастся удачно выйти замуж. Халиса засмеялась, перевернулась на живот и, выпроводив Имата, уснула, крепко, без сновидений, как спят исключительно простые и честные люди. Виделся ей во сне древний небесный бог Тенгри и несчастный хазарский витязь Булан, почему-то с лицом молодого варяжского ярла...
Глава 8
ЛАДИСЛАВА
Сентябрь 862 г. Булгар
Где звуки жизней дальних?
Где он, поющий лес?
Куклы в цепях кандальных
Под кривизной небес.
Герман Казак. «Куклы в сумерках»
Почему же, почему Халиса сказала неправду? Может, она просто не знала про других варягов? Да, скорее всего, так, и совершенно незачем подозревать девушку во лжи. А вдруг, вдруг... вдруг?
Вряд ли такие тонкие вопросы интересовали бы обычного варяжского наемника. Хельги же давно привык продумывать любые возможные последствия, вытекающие или даже только могущие произойти из, казалось бы, совсем уж мелких и малозначительных событий. Вот и на этот раз не успокаивался почему-то молодой бильрестский ярл, не давала ему покоя возможная ложь Халисы, не спал ярл, ворочался в расшитом хазарском шатре, думал. Допустим, всё же соврала хазарка. Тогда возникает вопрос – зачем ей это надо? Нет... Вопрос не совсем точный. Ведь вполне может статься, что Халиса просто выполняла просьбу отца. Но зачем это Вергелу? Похоже, что незачем, будем пока так считать. Значит, скорее всего, имеется здесь у Халисы свой собственный интерес. Какой? В той варяжской дружине есть ее хороший знакомый? И они вместе что-то замыслили – к примеру, убрать Вергела, а его богатства поделить. Могла на такое пойти купеческая дочка? А кто ее знает? Может, и могла. А может, и не могла. Но если могла, то что же, выходит, она сама же и организовала собственное похищение? Или всё произошло случайно? Но тогда... Тьфу ты, совсем запутался.
Хельги вышел из шатра, поставленного на берегу, рядом с пристанью. Город Булгар, куда наконец-таки прибыли суда Вергела, располагался вовсе не у самой реки, а дальше, ближе к холмам, поросшим редким лесом, и бескрайним лугам-пастбищам, тянувшимся, говорят, до самой Камы-реки. На этих-то просторах и кочевали болгары – родственные хазарам племена, пытавшиеся создать свое отдельное государство. Пока с этим получалось плохо: хоть и платили проходившие мимо купцы десятину болгарскому вождю, да тот всё ж таки подчинялся Хазарии, даже вынужден был отдать сына в заложники кагану и в гарем – дочь. К тому же не все болгары подчинялись единому правителю, были такие орды – сувар и баранд-жар, – которые вообще никому не подчинялись.
Обо всём этом поведал ярлу Вергел еще вчера вечером, когда караван подходил к деревянным причалам Булгара – главного города (а фактически просто-напросто зимнего становища) кочевого народа болгар. Во-он он, Булгар, на холме, видны строящиеся укрепления, башни. Рядом с ними – шатры, кибитки, кони. Не очень-то много было населения в городе, да оно и понятно – не закончились еще кочевья, не пожухли сочные травы. Еще неделю-другую вполне можно прихватить, а уж как наступят заморозки, тогда все и откочуют в Булгар, где и теплее, и веселее, где многие уж и корма на зиму заготовили, ну, а кто не заготовил – купит, если есть на что. Если нет – конь, лук да стрелы – и к печенегам, грабить караваны да хазарские города. Глядишь, даст Аллах, и на сено заработать удастся!
Со стороны города вдруг раздался протяжный истошный вопль. Настолько пронзительный и неожиданный, что Хельги подумал было – там кого-то режут. Привычно положил руку на меч, прислушался...
– Это муэдзин, помощник священника, – подойдя сзади, пояснил Никифор. – Я видел таких в Никее. Болгары поклоняются Аллаху, а не Иегове, как хазары. Что, тоже не спится, ярл?
Хельги молча пожал плечами.
– А я вот всё думаю о недавней находке. О тех убитых оскопленных рабах, вернее, о «кровавом орле» на спине одного из них. – Монах поежился. – Это ведь работа кого-то из викингов.
– Но, кроме нас, здесь нет ни одного викинга! – воскликнул Хельги. – Или они всё-таки были здесь раньше?
– Быть может, они отплыли лишь только вчера, ярл! И я бы дорого дал, чтобы знать наверняка, кто они такие и какой пакости можно от них ожидать...
Ярл усмехнулся:
– Я бы хотел это знать не меньше тебя. И еще одно хотелось бы вызнать – солгала или нет дочь Вергела?
– О том, что ее украли меряне, а не чужие викинги?
Хельги кивнул.
– Ну, об этом мы, пожалуй, никогда не узнаем, – засмеялся монах. – И еще хочу попросить – не называйте меня монахом, этой чести я пока еще не заслужил – я всего лишь скромный послушник.
– А велика разница?
– Как между ярлом и бондом, – серьезно ответил Никифор.
Негромко переговариваясь, они прогуливались вдоль пристани, осторожно обходя еле заметные в темноте торговые ряды и шатры, на всякий случай окопанные рвами. Кое-где, перед особо большими и пышными шатрами, путь им молча преграждали воины – в таких местах приходилось поворачивать обратно или обходить эти места у самой реки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41