Он прыгнул вперед, используя свой любимый выпад щитом, стараясь быть как можно ближе к противнику, чтобы удар Осборна коснулся его. В то же время он взмахнул низко и сильно своим мечом. Он почувствовал, как металл пробивает металл, а затем проходит через что-то мягкое. Он услышал крик Осборна, когда сухожилия его бедер были разрублены, и увидел, как тот падает вниз головой.
Кэтрин услышала крик. Ее глаза раскрылись. Она чуть не вскрикнула, когда увидела герб Соука на щите и накидке, которую сама сшила Рэннальфу. Ужас охватил ее, когда она увидела кровь на одежде. Но, когда Рэннальф поднял меч и она поняла, что он ранен не сильно, Кэтрин охватило другое чувство. Несомненно, он получал удовольствие, в то время как она чуть не умерла от страха за него. Она не может не любить его, но он никогда не узнает об этом — вот какое наказание она назначила ему за эгоизм!
Битва была окончена. Выбить меч из рук Осборна было секундным делом, и в это мгновение Рэннальф решил, что клеветник должен извиниться перед Кэтрин в обмен на жизнь. Не было особого смысла убивать человека, если он готов признать, что лгал о Кэтрин и об отравлении. По всей вероятности, он не будет сражаться снова, поврежденные сухожилия не срастаются удачно. В любом случае, земли Осборна будут конфискованы. Рэннальф приставил острие меча к горлу сэра Герберта, предлагая ему уступить и сознаться во лжи.
— Не убивайте меня, милорд, — зарыдал сэр Герберт. — Я сознаюсь во всем. Юстас вынудил меня сделать это. Я пожаловался, что делал предложение леди Кэтрин, но ее отец не дал мне ответа. Юстас приказал мне написать это письмо, он взял печать Соука из королевского сейфа. Я расскажу об этом всему миру, если вы пожелаете!..
С желтым, как пергамент, лицом Рэннальф направил лезвие прямо на кольчугу, прорезая вену. Это стоило ему безумных усилий. Кольчуга стала красной, даже трава вокруг заалела. Только будущее было черно, так как Рэннальф Слиффордский отказал в помиловании сраженному противнику, потому что остался предан своему королю.
Глава 6
Мэри, незаконнорожденная дочь Рэнналъфа Тефли, усевшись за прялку, вздохнула с облегчением. Она любила прясть. Приятно было скручивать мягкое руно под мерное жужжание колеса. Это рождало странные мысли в голове. Удивительно приятные мысли, далекие от стирки и шитья, уборки и проветривания постелей, полировки серебряных и золотых блюд.
Мэри посмотрела в открытое окно на поля Слиффорда, сочные, зеленые в этот роскошный майский день. Вот уже два года, нет, два года и три месяца, как леди Кэтрин, графиня Соук, приехала, чтобы стать хозяйкой Слиффордского поместья. Колесо замедлило свой ход. Мэри огляделась. Она уже привыкла ко всему за последнее время, но женские покои не имели больше ничего общего с тем, какими были при Аделисии.
Все в замке изменилось за последние два года, но перемены в женской половине казались более, заметными. Возвращаясь мысленно в прошлое, Мэри вспомнила, как вскрикнула от ужаса леди Кэтрин, когда впервые переступила порог своего нового дома, как стояла, прижав к себе Ричарда, словно ребенок мог удержать ее от немедленного бегства. Мэри вспомнила и себя в то время и рассмеялась. С ней самой произошли большие перемены. Тогда она была полудиким тринадцатилетним ребенком, хватающим корки хлеба со стола вассалов. Она подняла руку, чтобы погладить аккуратную косу, и чуть не подскочила, когда поняла, что сделала промах в работе. Колесо было остановлено, ошибка исправлена, и опять послышалось равномерное жужжание. Как приятно трогать свои чистые волосы, а не спутанные вшивые космы, носить простое, но хорошенькое платье вместо грязных лохмотьев.
Единственное, что не изменилось в Слиффорде, — это его хозяин. Мэри нахмурилась, и колесо завертелось быстрее. Она боготворила леди Кэтрин, которая, словно ангел, сошла с небес, чтобы преобразить жизнь в Слиффорде в лучшую сторону. И это из-за мужа леди Кэтрин была такой печальной. Каждый раз, когда он приезжал домой, что, благодарение Богу, случалось нечасто, она просто увядала.
Мэри никогда, даже в мыслях, не называла хозяина Слиффорда отцом. На людях она почтительно обращалась к нему «милорд»; впрочем, такая возможность ей представлялась крайне редко — говорить с этим хмурым замкнутым человеком, чья кровь текла и в ее жилах, просто не хотелось, а про себя Мари именовала хозяина замка не иначе, как «он». Зато Кэтрин в своих мыслях она награждала всевозможными добродетелями, возносила тайком молитвы за ее здоровье — даже от мимолетной встречи с этой прекрасной женщиной все существо Мэри наполнялось гармонией и радостью.
Леди Кэтрин никогда не была очень веселой, и Мэри догадывалась, что у нее лежит камень на сердце. Когда посещения хозяина забывались, леди Кэтрин предавалась настоящему веселью, играла с Ричардом, словно сама была ребенком. Тогда ее смех звонким эхом пробегал по залам замка, а вслед за ним катился тоненький ручеек заливистого детского хохота.
Колесо завертелось быстрее, руно так и мелькало в проворных пальцах. Сейчас он опять приезжает домой. Вот почему нужно перетрясти и проветрить постели, почистить серебро. Вот почему леди Кэтрин плакала ночью, а сейчас молча сидит за вышиванием.
В это яркое майское утро Кэтрин унеслась мыслями в прошлое. Но думала она не о том, что изменилось, а о том, что осталось прежним. За два года она так и не достучалась до сердца Рэннальфа. Почему-то сейчас они были более чужими, чем тогда, когда только поженились. Кэтрин с отчаянием гадала, отчего все ее усилия приблизиться к мужу оказывались напрасными. Это, кажется, только отталкивает его еще больше. Она из кожи вон лезет, чтобы делать все так, как ему хочется. Она нежно заботится о его детях, привела его дом в порядок, с ним всегда держалась предупредительно и с почтением, без намека на привязанность.
Расправляя яркий шелк, чтобы сделать узор на цветке, который она вышила на вороте рубахи Рэннальфа, она подумала, что была недостаточно внимательна. Возможно, не всегда умела спрятать свою любовь, и это вызывало его сопротивление и раздражение. Она перестала работать, стараясь сдержать слезы, застилающие глаза. Она так старалась, даже отказала себе в удовольствии отвечать на его любовь в постели, оставаясь холодной, когда ей так хотелось гореть с ним одной страстью. Как тяжело было не выдать себя! Как часто подавляла она вздох удовольствия и отворачивала лицо от его поцелуев, чтобы скрыть свою радость.
Он хотел безразличия, разве нет? Безумная надежда, что вдруг она не правильно поняла его, вызвала слабую краску на ее лице. Она вспомнила, как он решительно отверг ее нежность перед турниром. Некоторое время после этого, когда она еще на него злилась и была холодна, Рэннальф, казалось, был этим доволен. Когда же она готова была простить его грубость и высказать свое благоволение, он опять стал холоден. А потом был вечер, когда от тоски она выпила чуть больше вина. Кэтрин старалась не вспоминать об этом, но после этой ночи Рэннальф покинул Слиффорд и не появлялся месяц. Рука Кэтрин лежала неподвижно, слезы медленно катились по щекам. Он так редко приходил к ней после этого, так редко, вот уже почти год, как ничего между ними не было.
Каждую ночь, которую Кэтрин проводила без мужа, ей недоставало сухого тепла его тела, которое было так приятно гладить, чтобы рука медленно скользила по твердым мышцам, будто вбирая в себя их силу, видеть, как нарастает его страсть, слиться с ним в долгом поцелуе, испить огненного меда его желания и, наконец, самой закружиться в вихре этой страсти. Ничего не помнить, все забыть — и только любить и быть любимой!
* * *
Леди Уорвик тронула лошадь и, оставив мужа, подъехала к лорду Соук.
— Надеюсь, ваша жена ждет нас, милорд.
— Да, — вяло ответил он.
«Он такой же старый, как мой муж, — подумала леди Уорвик. — Как он сдал! Хорошо, что я смогу сейчас поговорить с графиней Соук. Она может стать вдовой гораздо раньше, чем предполагает; нужно будет придать ее мыслям нужное направление».
— Новости, конечно, ужасные, — продолжала она свои попытки разговорить Рэннальфа, — но они не превзошли распространяемых ранее слухов. Или есть неизвестная мне причина, что вы как в воду опущенный?
— Разве? Нет, ничего не случилось. Генрих сейчас герцог Нормандский, граф Анжуйский скоро станет графом Аквитанским — Все говорят, что он очень одаренный молодой человек!
— Одаренный тем, что заставляет сучку стонать в постели, — проворчал Рэннальф так язвительно, что леди Уорвик опешила. — На что он способен? Джеффри Справедливый был добрым человеком, завоевал для него Нормандию. Совершив так много, он сделал больше, чем следует правителю, — подхватил лихорадку и умер, оставив сыну Анжу и Монэ. Сейчас женщина, подогреваемая похотью, готова отдать ему Аквитанию и Пуату.
— Нет, лорд Соук, вы несправедливы к Генриху! Он способен на большее. Херефорд говорит…
— Херефорд! Это имя без конца звенит в моих ушах, кажется, я скоро оглохну от этих разговоров. Я поверил однажды, что он честный человек, теперь я так не думаю. Сначала он называл себя человеком короля…
Леди Уорвик поняла, что не стоит сердить этого человека, тем более что он может ей пригодиться, вернее, в том, что доводы рассудка могут достигнуть такого непробиваемого дурака, как Рэннальф, она сомневалась, а вот что касается его жены, когда она станет вдовой… На этой мысли леди Уорвик себя одернула, она была истинной христианкой, а подобные мысли навевает только лукавый. Однако даже в ее нынешнем положении Леди Кэтрин — удачный союзник.
— Не нужно возводить напраслину. Он никогда не был человеком короля, не давал ни клятвы, ни присяги, — мягко ответила она на раздраженное замечание спутника.
Рэннальф прикусил губу, осознав, что неудачи собственной жизни делают, его несправедливым. Херефорд заключил перемирие с королем, но он никогда не обещал, что отречется от своих бунтарских мыслей или от верности Генриху. Правда же состояла в том, что Рэннальф просто завидовал тому, что этот блестящий молодой человек ладит со своей женой.
— По крайней мере, нет худа без добра, — продолжала леди Уорвик. — Даже вы не можете не признать, что всех устроит, если Юстас пойдет на Францию.
Рэннальф не ответил ей. Юстас становился все несноснее и вызывал неодобрение даже у самых верных сторонников. Мод разрывалась между своими привязанностями, и даже Стефан со своей слепой любовью был согласен, что Юстасу необходимо действовать. Все же Рэннальф не хотел говорить ни слова против Юстаса. Еще меньше ему хотелось вспоминать о смерти сэра Герберта, тем более что это было уже в прошлом.
Кэтрин никогда не простит его, думал он, уставившись на холку лошади, не слыша голоса леди Уорвик. Он почти поверил ей, когда она поклялась, что Осборн ей безразличен. Но, когда он убил этого пса, она обратилась в лед. Он преподнес ей приз, тяжело добытый на турнире. Он истекал кровью, и она холодно поблагодарила. Единственный раз после этого он увидел отклик на свою страсть, когда она выпила слишком много вина.
Нестерпимо горько было то, что она принимает его ласки с напряженной холодностью. Невыносимо, когда она отворачивается, чтобы не встретить его губ, сжимает зубы. Уж лучше оставить ее совсем в покое! Но он так страдает от желания обладать ею, что в ее присутствии у него перехватывает дыхание и сдавливает грудь, и тогда не в радость ни еда, ни питье. Рэннальф пробовал удовлетворить свою плоть на стороне, завел себе нескольких любовниц, не считая уличных девок, которых он перепробовал несчетно. Однако ни одна из женщин не дала ему и толики того удовлетворения, которое он испытывал с женой. Ему так нравилось в ней это Дивное сочетание какой-то искренней невинности и безрассудства, с которым она отдавалась страсти. Ни одна другая женщина на свете не сможет принести ему облегчения.
— …и я не думаю, что какая-то сила собьет его с этой дороги.
— Кого? — спросил Рэннальф, осознав, что не слышал, о чем говорит леди Уорвик.
— Лестера, конечно. Он слишком благоволит этому очаровательному Херефорду, и еще Юстас порядком мучает его.
— Не знаю, чего хочет Лестер, но, если бы знал, не стал бы обсуждать это с женщиной, — резко ответил Рэннальф. — Мне безразлично, что собирается делать кто бы то ни было, пусть даже мой молочный брат. Я придерживаюсь определенных правил. Неужели вы полагаете, что я могу измениться? Вы моя гостья, но должен ли мужчина обсуждать с женщиной дела короля? Вы бы лучше слушались своего господина! Тогда все станет на свои места. Ваши усилия единственно должны быть направлены на собственное благочестие, чтобы никому не пришло в голову усомниться в вашей добродетели!
Лицо леди Уорвик вспыхнуло. Ей следовало бы знать, что не стоит заводить откровенный разговор с таким ограниченным, твердолобым, самодовольным хряком. Действительно, к лучшему, что она заставила своего мужа уговорить Рэннальфа предоставить свое поместье баронам как место встречи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47