Берия демонстративно похлопал в ладоши.
- Дорогой Антон Иванович, если бы все Ваши сотрудники работали с такой
самоотверженностью. Он явно переводил стрелки и Антон Иванович, старый
энкаведешный волк, почувствовав это, в свою очередь передвинул их подальше от
себя.
- Как же это произошло, Журавлев? Ведь вы прекрасно понимаете, что не
скоординированные действия …
- У меня не было выбора. - Впервые он оборвал на полуслове старшего по званию.
- У меня не было явок, не было связи с резидентом и потом она
колабрационистка, е„ любовник гестаповец.
- Вы не имели права убивать их без соответствующих санкций. Достаточно было
связаться со Швейцарской резедентурой, и деньги бы Вам нашли, - продолжал
отчитывать Антон Иванович.
- У меня была цель, я думал, что результат важнее всего, мне казалось, что
победителя не судят, - тихо сказал Журавлев, и пальцы его заскользили по
кожаным граням портфеля.
- Судят, судят, ещ„ как судят, - хохотнул Берия и этой своей фразой разрядил
обстановку.
- Деньги, отпущенные на поездку со мной, я почти ничего не истратил. - Коля
говорил и чувствовал, как его бросает то в жар, то в холод.
- Деньги сдадите под опись. Давайте книгу, - сказал Берия и протянул вперед
пухлую руку с обручальным кольцом.
Министр щелкнул замком и перевернул обложку.
- Бафомет, - сказал он будто бы про себя, пальцы его заскользили по
многовековым страницам. - Скажите честно, капитан, вы верите в судьбу? -
спросил Берия и пристально посмотрел на Журавлева.
Сам вопрос был поставлен так, что честно на него отвечать было никак нельзя.
- В судьбу я не верю.
- Ну и напрасно, а я верю. То, что Вы нам рассказали, и то, что Вы поступили
не совсем правильно, это была судьба, и не в Вашей власти было изменить ход
этих событий. Вы теперь майор Журавлев и я благодарю Вас за службу.

Глава двадцать девятая.
Несколько дней Коля отдыхал. Он спал и читал Жуль Верна. По утрам он видел
растрепанную мятую жену. Она ходила вокруг кровати, выуживая из груды тряпок,
лежащих на кресле, чулки, рубашки и лифчики. Одевалась она медленно и долго, и
постоянное шуршание материала раздражало его. Она выщипывала пинцетом густые
черные брови и что-то выдавливала на лице маленькими стеклянными лопаточками.
Однажды Коля проснулся позже обычных девяти часов и обнаружил, что жены его
уже нет. Он послонялся по комнатам, поискал неизвестно что и отправился в душ.
Там, стоя под теплыми струями воды, он увидел лицо Божены. Мертвое, с
закрытыми глазами, в пузырящейся пене возникло оно в белом овале унитаза,
расположенного в каком-нибудь полуметре от душа. Видение это длилось всего
ничего, какую-нибудь незначительную маленькую часть от минуты, но за короткое
время через сознание Журавлева в обратном порядке пронеслись все более или
менее значительные события, случившиеся в его жизни. Встреча с министром,
убийство гестаповца и Божены, ликвидация генерала, женитьба, учеба и детство,
бесконечные эпизоды детства, нанизанные один на другой, как бусы в ожерелье
дикаря. Возникло лицо Божены и исчезло, и показалось майору Журавлеву, что
вокруг его головы заботливые женские пальцы завязали тонкую красную ленточку.
Несколько дней подряд у Журавлева болел зуб, он глотал таблетки, делал
водочные компрессы, но ничего не помогало. Страшно боявшийся зубной боли
Журавлев медленно одевался. Нижние глазные зубы разрушенные, как город после
бомбежки, неприятно кололи язык. Зубы требовали немедленного вмешательства.
Боль была невыносимой. Несколько дней автомобиль его находился на
профилактике. По эскалатору спускался Журавлев в подземелье станции им.
Маяковского. Навстречу ехала разношерстная публика военного города.
Бесконечные, мрачные пальто и шинели и только на светлых, не подпорченных
временем лицах юности горели сильные фонарики глаз, готовых влюбляться и
смотреть без конца. И вдруг на противоположном поднимающемся навстречу
эскалаторе Журавлев увидел женщину среднего роста в вязанной коричневой
шапочке. Она ехала, опустив глаза на ступени, но что-то показалось Журавлеву в
е„ облике страшно знакомым. Обернувшись, смотрел он на уплывающую вверх
коричневую шапочку. Взгляд его словно прикрепился к ней, и вот женщина, не
выдержав такой целенаправленной волны внимания, обернулась. С вершины
эскалатора на майора НКВД Николая Журавлева смотрел череп, туго обтянутый
кожей со следами ожогов от кислоты. Это было вконец изуродованное лицо, почти
не имеющее отношения к жизни. Николай ждал поезда, облокотившись на одну из
многочисленных колонн станции, и в его сознании не было света. В одном
полушарии мозга располагался унитаз с мертвым лицом Божены, а в другом вязаная
шапка, натянутая на череп. Из квадратной дыры туннеля появился темно-синий
вагон. Журавлев стоял почти у самого края платформы. Его дорогие купленные за
границей ботинки наступали на полоску из белого кафеля, бегущую вдоль перрона,
ближе которой подходить было нельзя. И вдруг за спиной Журавлева как-то сразу
и со всех сторон возник громкий шум. Долго не было поезда, и на перроне
собралась порядочная толпа. И вот через эту толпу продирался совершенно пьяный
человек без шапки с подбитым глазом. В одной руке у него была авоська, а в
дугой рыбный сачок на длинной металлической палке. Толпа уже ревела "Милиция"
и мужик, чувствуя что его сейчас свяжут и арестуют, действовал ещ„ более
решительно. Он медленно продирался вперед к цели, известной только ему одному.
И уже на огромном этом медвежеподобном существе повисла толпа, а из глубины
зала бежали два милиционера, мужчина и женщина в темно-синих шинелях. И
медленно ползла вперед синяя гусеница метро. И сделав последний отчаянный
рывок перед полной остановкой, пьяный, находившийся в каком-нибудь метре от
Журавлева изловчился и надел ему на голову рыбный сачок. И смешалось все в
сознании Журавлева. Шум поезда, крики людей, и милицейская трель, и, неловко
взмахнув рукой, капитан НКВД угодил на рельсы. Он больно ударился головой о
шпалу и потерял сознание. И уже не слышал он дикого визга форсированных
тормозов и отчаянных криков толпы, но из потерянной этой реальности на него
надвинулась козлиная физиономия "Бафомета", существа с человеческим торсом
сидящего на змее.

Глава тридцатая.
Антон Иванович и Лаврентий Павлович сидели в глубоких и мягких креслах,
поставленных так, что их плечи буквально соприкасались друг с другом. На
журнальном столике, освещенном торшерной лампой, лежала книга Мордахая
Спонариуса "Источники жизни в мертвых материях". Антон Иванович пытался
читать, однако многие обороты старогерманского языка были малопонятны ему. Он
что-то бормотал тихо и, вслух перестраивая фразы, пытаясь добиться полноты
картины. Однако мало что получалось.
- Что Вы бормочите, как старый еврей на молитве. Скажите, что не знаете этого
языка, будем вызывать специалиста. Жалко этого мальчишку Журавлева, нелепо
погиб, в мире столько опасности и такая жестокая смерть. Антон Иванович
посмотрел на министра так, как смотрят на голые провода при их безусловном
замыкании.
- Наверное, это судьба, - осторожно сказал Антон Иванович, поежившись в
кресле.
- Судьба, это судьба, то судьба, все судьба. В конечном итоге, и то, что мы
сейчас сидим и разглядываем эту книгу, в этом тоже судьба, что мы не в
оккупированом городе, не под бомбежкой и не умираем с голоду. На Антона
Ивановича из-под тонкого золотого пенсне глядели умные и жестокие глаза, для
которых ничего не стоило послать в расход целый эшелон или даже два эшелона.
И, тем не менее, слова о нелепости и судьбе кое-что прояснили в психологии
этого монстра.
"Все они хотят быть людьми, только с каждой минутой и годом человека все
меньше и все больше формы, содержание для которой не найдено", - подумал Антон
Иванович.
Через два с половиной часа привезли ученого, худого, высокого старика,
дрожащего и заикающегося.
Двумя тремя пустыми фразами о здоровье и детях Берия успокоил его. Старец
перестал дрожать и понимающе заморгал. Теперь он был похож на старую гончую,
которую из уважения к е„ прежним охотничьим победам, решили оставить на
псарне.
"В сущности, люди такой слабый материал", - думал Антон Иванович, раскручивая
между большим и указательным пальцем автоматический карандаш.
Берия отпустил на все только три дня. Через три дня работа, к которой
привлекли еще двенадцать человек, была закончена. Стопка аккуратно
отпечатанных страниц была положена министру на стол, а ученый старичок получил
гигантское количество продуктов: американского бекона, пшеничной муки и
сгущенного молока, полученного по каналам ленд-лиза. Обласканный старец ушел,
сохраняя в душе признание, помноженное на глубоко запрятанный ужас.
- Как поживают посланники звезд? - спросил Берия.
- Строго при минус шестнадцати.
- Это хорошо, жаркий климат им вреден.
- Постараемся им понравиться. Антон Иванович пропустил лицо моментальный штрих
юмора, и так же быстро, как штрих появился, свел его на абсолютное нет. С
министром госбезопасности можно было существовать долгое время только в том
случае, когда он сам выступал в роли главного шутника, равного отношения он не
терпел, и Антон Иванович, зная это, только слегка подыгрывал ему.
- У Вас есть кураж, - говорил Берия Антону Ивановичу. - Верить, не верить -
это дело десятое, должен быть кураж. То чем мы занимаемся - чистая бесовщина!
Тут может быть важен и не результат, а его явная возможность. Ведь мы, что
греха таить, идем против практики марксизма и тратим государственные деньги на
сомнительные мероприятия в такие тяжелые для страны времена. Это говоря между
нами девочками.
- Ну, что Вы, я могила, могила … - и тут Антон Иванович поймал себя на мысли,
что выразился он не совсем удачно. И Берия, уловив неудачность этой фразы,
уцепился за нее, как за спасательный круг.
- Ты - могила, Антон Иванович, верная, холодная могила. Где твои ведьмы и
колдуны?
Антон Иванович не знал, что ему отвечать, ситуация отыгрывалась явно не в его
пользу.
- Так ведь был же приказ о ликвидации. Вы же его и подписали.
- Ну, да, подписал. И что же?
- Так вот, нет теперь ни ведьм, ни колдунов, есть только перевод этой книги и
намерение осуществить весь этот грандиозный план. Есть мертвые сателлиты
плана, так сказать, фундамент здания, и при определенном желании, и при
наличии куража мы вытянем это дело.
- Думаете, вытянем? - спросил Берия и хитро прищурился.
- Определенно, вытянем, Лаврентий Павлович, уж в этом вы не сомневайтесь.

Глава тридцать первая.
- В книге Спонариуса говорится о хранении глаз принадлежащих пришельцам, в
ледниках и холодных источниках. Это правило мы соблюдаем. Теперь о свойствах
ткани. Прозрачное вещество с двумя разновеликими радужными кромками имеет
форму слегка приплюснутого шара. При правильном использовании магических
символов и технологий в центре зрачка открывается круглое окно, дающее
возможность увидеть то, что как бы еще не существует. Все почти точно
совпадает с тем, что имеется у нас. Нет только фиолетовой серы. Когда-то она
добывалась в предгорьях Тянь-Шаня. Но сейчас эти запасы полностью выработаны,
и где мне взять эту серу, я не знаю.
Двое в штатском слушали Антона Ивановича с напряженным вниманием.
- Теперь ещ„ один важный аспект. - Антон Иванович персонально обращался к
пожилому мужчине с сильно выдающимся вперед подбородком и маленькими голубыми
глазками, похожими на крошечные озера. - Товарищ Фицротер, какое время
понадобится на изготовление пирамиды?
- Думаю, не больше двух недель.
- Даю неделю, и учтите, сам Лаврентий Павлович заинтересован в нашем проекте.
- Антон Иванович, - голубоглазый развел руками, изображая недоумение. - Неделя
- абсолютно нереальный срок. Надо приготовить форму, проверить е„ на простом
материале, а уже потом заливать платину. Ведь двенадцать килограммов
ценнейшего материала.
- Послушайте, Марк Давыдович, это бесполезный разговор и форма и пирамида
должна быть изготовлена в недельный срок. Разрешаю использовать спецтехнику ТМ
19.
Фицротер задумчиво пожевал губами.
- Ну, это меняет дело, в этом случае хватит и пяти дней. Но нужны санкции с
особым режимом работы, это ведь номерные специалисты.
- Не сомневайтесь, санкции будут. Теперь, что у нас с шифрованными таблицами?
Слова там читаются в обратном порядке, иначе теряется всякий смысл.
Шифровальщики выдвинули несколько гипотез, и во всех случаях при пропускании
четных букв возникает слово Армагеддон. Однако лично мне очень многое
непонятно в этих таблицах. Я не вижу смысла, не вижу логической связи между
всем этим набором знаков.
- А какая, Антон Иванович, может быть логика у цифр кодового замка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24