Но О'Киф знал, что она сейчас чувствует себя почти так же, как он, когда внезапно оказался в чужом для него времени, без друзей, без знакомых, один на один с неизвестностью. С самого детства она ощущает себя покинутой и одинокой. Днем суета и заботы заслоняют от нее это чувство, но ночные кошмары вновь и вновь заставляют страдать от одиночества. Рэмзи видел это в каждом ее движении, каждом взгляде, но знал, что его любовь помогает ей справляться с тягостным ощущением, и потому верил в скорое избавление от этой беды.
— Посмотри, — сказала Пенелопа, протягивая ему дневник и указывая на разорванный переплет. — Тут что-то не так.
О'Киф оглядел толстую тетрадь со всех сторон. Исследовав одну из ее страниц, он заметил, что она была как будто мягче и толще остальных. Странный шелест, который она издавала при прикосновении, заставил его насторожиться. Он потянул за край листа, и тот легко поддался его усилию. Уголки бумаги разошлись, и на стол выпало сложенное пополам послание. Рэмзи развернул его, внимательно осмотрев перед этим, и, показав Пенни, сказал:
— Письмо написано в восемнадцатом столетии. Видишь, какая орфография и написание букв? По виду бумага напоминает какой-то документ, заверенный у нотариуса. Возможно, завещание.
— И что ты думаешь об этом?
— Кажется, это можно использовать как доказательство права семьи Блэквеллов на их родовой дом и живопись, находящуюся в этом доме.
— Ты хочешь сказать, что Фэлон незаконно занял их поместье?
— Да. Эта бумага служит тому подтверждением. Теперь ему трудно будет доказать, что он является законным наследником.
— С ума сойти! — Пенелопа пожала плечами. — Смотри, здесь подпись Тесс и Дэйна и еще чья-то… Я не разберу…
— Их барристера, — подсказал О'Киф.
— Ты был с ним знаком?
— Да, — усмехнулся он. — Не раз захаживал с ним в ближайшие кабачки пропустить по кружке пива.
— Надо же! — воскликнула Пенни, разобрав наконец подпись под документом. — Значит, ты пил с самим Томасом Джефферсоном, третьим президентом Соединенных Штатов.
— Ну да, — кивнул Рэмзи, отбрасывая в сторону найденную бумагу и усаживая Пенелопу на колени. — Но в то время он не был ни президентом, ни образцом добродетели.
— Так же как и ты.
— Конечно, — невозмутимо согласился он, и она, расстегнув пуговицы, скользнула рукой ему под брюки. — Это прелюдия к любви?
— Конечно, — кивнула в свою очередь она. И он вздрогнул, когда ее ладонь коснулась его возбужденной плоти.
— Ах Пенелопа! — выдохнул О'Киф, тяжело дыша.
— Я еще никогда не занималась любовью на кухне.
— Но сюда могут в любую минуту войти.
— Тогда отнеси меня туда, где запирается дверь.
Он взял ее на руки и отнес в комнату с телевизором. Поставив па ноги, Рэмзи быстро снял с Пенни халат и кружевную комбинацию. Тихо засмеявшись, Пенелопа развязала веревочку, удерживающую его брюки, и, когда тс упали на ковер, толкнула Рэмзи на диван. Затем, присев рядом, провела рукой между его ног. Он сладостно застонал и вдруг, быстро приподнявшись, стиснул ее в объятиях.
— Ты лишаешь меня сил, — прошептал О'Киф, подбираясь рукой к средоточию ее чувств, чтобы доставить ей такое же наслаждение.
— Я думаю, это невозможно, — ответила она, наслаждаясь движением его пальцев.
И тут, резко приподняв ее, Рэмзи слился с ней воедино. Пенни вскрикнула и, обхватив его шею руками, крепко прижалась к нему. Улыбка чувственного удовольствия застыла на ее губах. В то время как тело быстро двигалось в стремительном ритме жаркой любовной страсти. О'Киф не отрываясь смотрел в ее горящие изумрудным огнем, полные неги глаза. Теперь он как никогда понимал тех неистовых в своих желаниях мужчин, что, сражаясь на дуэли, погибают из-за любви к одной-единственной женщине.
Вдруг мышцы Пенелопы напряглись, бедра сжались вокруг его тела, и Рэмзи, позабыв о себе, сосредоточил все свое внимание на ее удовольствии. С силой притянув к себе, он крепко обхватил Пенни руками. Она застонала, извиваясь и дрожа, и ритм ее дыхания стал созвучен его сердцу.
А через минуту, счастливая и утомленная, она уже лежала в его объятиях, и О'Киф ласково гладил ее по спине, тихо шепча на ухо нежные слова.
— Я люблю тебя, — сказал он чуть громче, целуя теплую мягкую ладонь.
— За что? — лукаво улыбнулась она.
— За то, что ты — это ты. Мне не нужны специальные поводы для того, чтобы любить тебя.
— Неужели? — вновь улыбнулась она, нежно поцеловав его в щеку.
— Впрочем, — усмехнулся он в ответ, — одно твое достоинство несомненно. Это великолепная, прекрасная грудь, какой я не видел до этого ни разу.
— Не сомневаюсь, — проворковала Пенелопа, когда Рэмзи провел ладонью но ее соскам.
— Это оттого, что ты весьма успешно совмещаешь занятие любовью с опустошением кухонных шкафов.
— А как же! — засмеялась она. — Кстати, не пора ли приступить к выполнению второго пункта нашей программы и заглянуть на кухню.
— Опять?
Пенни усмехнулась и, быстро поднявшись с дивана и прихватив лежащий рядом халат, исчезла за дверью, оставив взъерошенного и растерянного О'Кифа в одиночестве. Но не успел он задуматься о том, куда она пропала, как Пенелопа вновь показалась на пороге комнаты с увесистым подносом в руках. На нем в живописном беспорядке располагались прохладные баночки пива, мягкие булочки, пакетики картофельных чипсов и большая миска с кукурузными хлопьями. Пенни предложила Рэмзи кукурузу, но он состроил недовольную гримасу.
— Тоже мне пища, — проворчал он. — Фураж для странствующих монахов и их лошадей.
— Ха-ха-ха! — счастливо засмеялась она. — На монаха ты действительно не похож.
— Разрешите подняться на борт! — крикнул О'Киф, стоя у края причала.
— Разрешаю! — раздалось откуда-то сверху, и Рэмзи с улыбкой взбежал по спущенному на пристань трапу, с радостью ощущая под ногами знакомую с детства зыбкую дрожь морского судна.
Корабль, на который он поднялся, был не из самых значительных. Шестидесяти футов, двухмачтовый, с малой осадкой, наподобие шлюпа, он носил странное имя «Аннора». Непохожий на другие суда, находящиеся в гавани, которые почти все были сделаны из белого стекловолокна, этот крейсер, как назвал его рабочий на пристани, являл собой прекрасный образец человеческого мастерства и таланта. Темное дерево его бортов матово отсвечивало на солнце, навощенная и отполированная палуба блестела, перила и перегородки сияли чистотой. Новая желтоватая медь красовалась на шкивах и лебедках, светло-коричневые паруса были плотно скручены и стянуты толстыми кожаными ремнями.
Ступив на палубу, Рэмзи сразу же почувствовал, себя как дома. «Хорошее место для молодой жены», — подумал он, ныряя под нависшие над головой снасти. Остановившись у левого борта, он принялся терпеливо ждать, стараясь ничем не выдать своего волнения. Через минуту в проходе между поручнями и рубкой показался стройный немолодой мужчина и, остановившись неподалеку, внимательно посмотрел на О'Кифа. Рэмзи в свою очередь с любопытством рассматривал незнакомца, поражаясь его удивительному сходству с Дэйном.
— Это вы хотите купить мою компанию? — наконец спросил хозяин судна, и в его голосе послышалась досада.
— Да, я, — ответил О'Киф. — Меня зовут…
— Мне не интересно, как вас зовут, — нелюбезно прервал его незнакомец. — Спускайтесь вниз.
Он указал рукой на открытую дверь и, не дожидаясь согласия, вошел в нее. Рэмзи последовал за ним. Они миновали узкий полутемный коридор и оказались в небольшой скромной каюте. Обстановка ее производила приятное впечатление. Здесь не было ничего лишнего, ничего нарочито изысканного, но находящиеся каждая на своем месте вещи создавали уют и чувство покоя. На стенах висели фотографии в узких металлических рамках и старинное оружие. И на одно мгновение О'Кифу даже показалось, что он узнал старую абордажную саблю, расположившуюся над низким кривоногим диванчиком. А расстилавшийся под ногами некогда пушистый, но теперь изрядно потертый ковер совсем уже не оставлял никакого сомнения относительно своего весьма почтенного возраста. Да и на стене рядом с саблей висело оружие явно восемнадцатого столетия.
Все, что находилось в каюте, говорило о немалом богатстве и власти владевшей этими вещами семьи, утраченными уже в достаточно отдаленные времена. Так что теперь все, что осталось от былого могущества, — это лишь старое судно да немногие уцелевшие в жизненных неурядицах предметы. И враждебность хозяина, которую испытывал на себе Рэмзи, напоминала нервное озлобление забившегося в угол от настигающей погони дикого одинокого животного.
— Я знаю, сэр, — вежливо начал беседу О'Киф, — что вы сами хотели продать свою фирму. Иначе я бы не осмелился тревожить вас своими домогательствами и предпочел оставить вас в покое.
— Я просто не понимаю, зачем она вам понадобилась, — пожал плечами Александр Блэквелл (Рэмзи уже догадался, что это был именно он), жестом приглашая гостя сесть и набивая табаком большую черную трубку. — Ничего ценного уже не осталось. Все, что есть, — это пара складов, небольшой подвижной состав и пристань.
— Я это знаю.
— Уэйнрайт говорил мне, что вы хотите оставить за компанией мое имя. Зачем это вам?
Александр раскурил трубку и вопросительно посмотрел па О'Кифа.
— Хочу сохранить преемственность поколений, — ответил тот не задумываясь.
— Преемственность? — удивленно переспросил Блэквелл, скептически оглядев своего собеседника и выпустив изо рта облачко дыма. — Но семейное дело приказало долго жить, осталось только похоронить его.
— Клянусь честью, это никогда не произойдет! — с воодушевлением воскликнул Рэмзи, и озадаченный Александр с надеждой посмотрел на него. — В свое время компания вашей семьи процветала. И теперь нет причины сомневаться в возможности ее возрождения. А потому, прежде чем перейти к дальнейшему, я прошу вас рассказать мне, как пришла в упадок некогда столь могущественная фирма. Я не смог найти ответа на этот вопрос в официальных бумагах.
— Я вижу, ты порядочный человек, — заметил Блэквелл, присаживаясь к письменному столу. — А потому зови меня просто Александр. Что же касается истории разорения семьи, то, ты уж извини меня, мне об этом трудно рассказывать.
— Но это необходимо.
— Хорошо, я расскажу. Все дело в общем-то в том, что я отказался перевозить нефть, принадлежащую ОПЕК, решив воспрепятствовать загрязнению моря нефтепродуктами, которое при этом неизбежно. Ведь, как ты, возможно, знаешь, наша семья издавна связана с морем, и беречь его я считаю своей прямой обязанностью. Поэтому, уже подписав контракт на перевозку, я, увидев, как страдает океан, разорвал выгодную сделку и потерял огромную сумму денег. Что нанесло невосполнимый урон всему предприятию, и я так и не смог восстановить утраченное.
— Значит, ты пострадал за свои убеждения.
— Пожалуй, — усмехнулся Блэквелл. — Впрочем, морские перевозки теперь не так выгодны, как раньше. Поэтому я занялся изготовлением прогулочных яхт. Но и это приносит очень скромный доход.
— Так компания все-таки не разорилась?
— Нет. Просто она стала слишком слаба, чтобы успешно конкурировать с другими.
Александр замолчал и печально посмотрел на что-то находившееся за спиной Рэмзи. О'Киф обернулся и увидел серую фотографию, висевшую на стене.
— Это моя жена, — пояснил Блэквелл. — Аннора.
— Красивая, — искренне похвалил гость, любуясь лицом молодой темноволосой женщины, держащей на руках годовалого ребенка.
— Она умерла, и дочь тоже.
— Искренне сочувствую, — грустно покачал головой Рэмзи и неожиданно вспомнил, что точно такую же фотографию, вырезанную из какой-то газеты, он видел в комнате Маргарет.
— Что ж, — сказал Блэквелл после минутного раздумья. — Если хочешь купить компанию, то нужно все хорошенько осмотреть. Пойдем.
Поднявшись на ноги, он вышел из каюты и стал подниматься по небольшой лестнице. О'Киф шел за ним.
— Мне почему-то кажется, что в твоих жилах течет кровь моряка, — заметил между тем Александр. — А ну-ка! Выполнишь ли ты команду «отдать швартовы»?
— Есть, капитан! — лихо ответил Рэмзи и, выбежав на палубу, засучив рукава рубашки, принялся подбирать якорные тросы.
Блэквелл занял место у руля, словно ничуть не удивляясь сноровке своего гостя, снующего от одного борта к другому и ловко травящего фалы, наматывая их на лебедку. С одобрением следя за действиями О'Кифа, хозяин чувствовал, как у него теплеет на душе при мысли, что семейное дело перейдет к хорошо знающему море человеку.
— Знаешь, теперь мне захотелось узнать твое имя, — с улыбкой признался он.
— Меня зовут Рэмзи О'Киф, — ответил гость, и лицо Блэквелла побледнело.
«Вероятно, потомок», — подумал Александр и весело махнул рукой в сторону мачт:
— Поднимай паруса, Рэмзи.
Тот кивнул и, поставив паруса, повернул лицо навстречу свежему морскому ветру. Снова, как в старые добрые времена, под ногами О'Кифа была деревянная палуба, и снова он выходил из гавани Корал-Ки на корабле под командованием Блэквелла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60