А когда прошло полгода и все утихло, она поехала в город Улыбин и по адресу, который помнила наизусть, нашла там дом Куренцовой Алевтины Егоровны. Она спрашивала о девочке, о Ларисе, и представилась матерью Татьяны. Но старуха встретила ее очень неприветливо и сказала, что Лариса умерла от скарлатины несколько месяцев назад. Больше ни на какие вопросы она отвечать не стала и буквально вытолкнула бабушку из дома.
– Печальный конец истории, – с облегчением сказала Лола.
– Если быть до конца честной, то это не конец, – задумчиво протянула Елизавета Константиновна.
«Черт бы тебя побрал с твоей ветхозаветной честностью!» – злобно подумала Лола.
– Значительно позже, году в пятьдесят пятом, уже когда Левушка женился, и ребенок у него родился, Сереженька, мама жила с ним на даче в Мельничном Ручье. Я в субботу к ним поехала, а в квартире осталась только соседка тетя Маша Аникеева. Вот она и рассказывает, что звонит в дверь какая-то девица и спрашивает Ильиных. Тетя Маша ее, конечно, дальше прихожей не пустила, потому что, говорит, девица была какая-то замызганная. Она и говорит, что мол, Ильиных таких в квартире нету, а были раньше Ильины-Остроградские, а ты кто им будешь-то? Та попросила водички попить, а после и отвечает, что она – Лариса, дочка Татьяны, что тут раньше жила. Тетя Маша Татьяну с трудом, но вспомнила – эвон, говорит, уже Татьяны-то лет тридцать тут нету! Про дочку ее мы ничего не знаем, мать Татьяны в войну умерла, а сестра жива. Но их сейчас никого нету, так что ты приходи завтра там или послезавтра, когда кто-то из них будет, а я ничего не знаю. Та постояла-постояла да и ушла. Тетя Маша человеком незлым была, да только говорит – уж больно чудно, знать не знаем ни про какую Ларису, а тут – нате вам! Опять же ворья сколько развелось, что хочешь наболтают, лишь бы в квартиру влезть!
– Ну и что? – скрывая зевоту спросила Лола.
– Да ничего, не пришла больше та девушка, видно, и впрямь мошенница какая-то была. Ведь сказали же тогда бабушке в городе Улыбине, что Лариса умерла от скарлатины.
– А про мать ее, Татьяну, вы больше ничего не слышали?
– Как не слышать! – Старуха пожала плечами. – В шестидесятые годы, все как положено, выдали нам справку в органах, что Татьяна Львовна Ильина-Остроградская умерла в Устьлаге от брюшного тифа в одна тысяча девятьсот тридцать девятом году. Вот такая история. Была семья – и нет, никого не осталось, как будто ветром унесло…
– Как же – никого? Ведь у вас брат был, и племянник… Вы мне сами говорили…
– Ох, милая! Может, и правда рок какой-то над нашей семьей висит, – тяжело вздохнула Елизавета Константиновна. – Погиб брат мой Левушка со своей женой Верой в автокатастрофе. Ехали они после отпуска из Крыма на легковой машине, и врезался в них здоровенный грузовик. Водитель пьяный был, и ему хоть бы что. А они оба умерли на месте…
– Ребенок сиротой остался? – сочувственно спросила Лола.
– Да нет, что вы, Сереженьки к тому времени уже в живых не было.
– Как так? – теперь Лола взволновалась по-настоящему. Ведь Маркиз же получил в горзагсе справку, где черным по белому было сказано, что Сергей Львович Денисов жив и здоров, только с адресом какая-то петрушка выходила…
– А вот так, – старуха скорбно поджала губы. – Когда ему одиннадцать лет было, отдыхал Сережа в пионерском лагере под Вырицей. Пошли все купаться, ну и не доглядели вожатые – утонул ребенок. Оредеж река хоть узкая, но коварная – затянуло в яму, там ключи холодные… вот как.
– Ну надо же… – протянула Лола в полном смятении.
Оставалась надежда, что старуха что-то путает, возможно, родственники перессорились, и она понятия не имела, кто там жив, а кто умер. Странно конечно, но с этими старыми девами еще и не такое бывает! Тем более что рассказывает незнакомому человеку, можно и поднаврать, никто проверять не станет. Лола еще раз внимательно поглядела на Елизавету Константиновну. Нет, не производит она впечатление ненормальной. Вполне здраво все рассказывала, а что с бесконечными подробностями, так у стариков всегда так – все то, что сорок лет назад было, в подробностях помнят, а куда нынче утром кошелек положили – напрочь из головы вылетает…
Впрочем, Лола тут же подумала, что Елизавета Константиновна и насчет кошелька не забудет, не в тех она еще годах, маразма нет.
– И что же – не нашли тела-то Сережиного? Ведь речка все-таки небольшая, не море…
– Ну что вы! Конечно, нашли, сразу же вожатый прыгнул, да только Сереженька уже захлебнулся, не откачали… Как сейчас помню, позвонили из Вырицы почему-то нам – возможно, родители его на работе были. Мама моя как услышала такую новость, так в обморок у телефона и свалилась. А я не знаю – то ли мне матери «скорую» вызывать, то ли к брату на работу ехать с такой новостью страшной…
Спасибо соседи наши тогда помогли, с матерью посидели… Что с Верой было, невесткой, – не передать! А мама так и пролежала в предынфарктном состоянии, без нее мы Сереженьку хоронили… У нас бабушка на Серафимовском кладбище похоронена, вот туда к ней и…
«Чушь какая-то, – подумала Лола, – а кто же тогда тот Сергей Львович Денисов, чьи данные принес Ленька из горзагса?»
Нужно было поскорее связаться с Маркизом. Тут кстати раздалось повизгивание, и Пу И вылез из-под стола – очевидно, пресытился ласками любвеобильной пуделицы.
– Пуишечка, детка, – заворковала Лола, – наверное, мы задержались… Тебе нужно выйти?
Умный Пу И дал понять, что ему срочно, немедленно нужно выйти, иначе он за себя не отвечает. Лола подхватила песика на руки, дала девушке за стойкой хорошие чаевые и сердечно распрощалась со старушкой, выразив надежду на дальнейшие встречи. Дези умильно смотрела на Пу И, но он не реагировал.
– Правильно, нужно держать их в строгости! – назидательно шепнула песику Лола.
Дома они застали злобного и голодного Маркиза. Он тер красные глаза и требовал сочувствия и усиленного питания.
– Ты просто не представляешь, сколько у нас в городе Денисовых! – жаловался он.
– Но не все же Сергеи Львовичи…
– Верно! И не все рождения пятьдесят третьего года. Но того самого, который нам нужен, как раз в базе данных и нет! Думал, там путаница какая-то. Есть Сергей Денисов рождения пятьдесят третьего года, но он не Львович, а Леонтиевич. Есть и один Сергей Львович Денисов, но ему сейчас где-то под восемьдесят, не то это, я проверял.
– А еще есть Сергей Львович рождения пятьдесят третьего года, но он не совсем Денисов! – подхватила Лола.
– Издеваешься! – вскипел Маркиз.
– А хочешь я скажу тебе, где искать нашего Сергея Львовича Денисова? – прищурилась Лола.
– Ну и где, ты узнала?
– На Серафимовском кладбище! Вот!
– Как это? – оторопел Маркиз. – Что он там делает?
– Лежит! В могиле! Потому что бабуля мне совершенно точно сказала, что ее племянник Сереженька Денисов утонул в возрасте одиннадцати лет в речке Оредеж, когда отдыхал летом в пионерлагере под Вырицей.
– Ничего себе ребенок отдохнул!
– Да, Оредеж очень коварная река…
– Что-то я ничего не пойму, – расстроился Маркиз, – давай по порядку рассказывай…
– Если по порядку, то ты точно с голоду помрешь! – злорадно пообещала Лола. – Но историю семьи Ильиных-Остроградских я теперь знаю во всех деталях и подробностях.
– Погоди, ты сначала про Денисова…
– Может быть, бабулька по старости лет что-нибудь перепутала? – проговорил с сомнением Маркиз, внимательно выслушав Лолин рассказ.
– Ерунда! – запальчиво воскликнула Лола. – Ты бы видел эту старушку! Будь спокоен, у нее все отлично и с памятью, и с соображением. Скорее мы с тобой что-то перепутаем, чем она.
– Но все-таки проверить нужно. На каком, ты говорила, кладбище похоронен этот ее племянник?
– На Серафимовском, – терпеливо ответила Лола и все же не удержалась от колкости: – Видишь, ты вроде еще молодой, а с памятью у тебя явно не все в порядке. Я только что тебе это говорила, а ты уже забыл.
Леня не нашел достойного ответа и предпочел промолчать. Сказав на прощание коту Аскольду, что оставляют его за старшего в своем маленьком зоопарке, Маркиз и Лола отправились на Серафимовское кладбище.
Если летом кладбища могут производить впечатление пусть печальное, но умиротворяющее, если длинные ряды могил, утопающих в цветах, затененных вековыми деревьями, навевают на живого человека мысли о вечности и спокойную элегическую грусть, то зимой трудно найти картину большего уныния и безысходности. Запорошенные снегом могилы, черные покосившиеся кресты среди сугробов и голых деревьев на самого жизнерадостного человека нагонят чувство безысходности и лютую тоску. Кажется, так и говорят эти заснеженные кресты: и ты будешь сиротливо лежать в такой же мерзлой земле, и никто не придет на твою могилу…
Отгоняя такие безрадостные мысли, Маркиз брел по кое-как расчищенной дорожке к конторе Серафимовского кладбища. Вдалеке тащилась унылая процессия, провожавшая в последний путь кого-то новопреставившегося, – смерть не выбирает времени года, и родственникам покойного приходится идти за его гробом по колено в снегу, с нетерпением ожидая рюмку водки, которую принято выпивать прямо над свежей могилой за упокой души.
Возле кладбищенской конторы стояло несколько сверкающих лаком иномарок, недвусмысленно говоря о высоком достатке здешнего персонала. Маркиз открыл дверь, прошел в жарко натопленную прихожую, оттуда – в кабинет местного начальника. Здесь сидел за письменным столом откормленный мужик с удивительными глазами. Глаза эти смотрели вроде бы на посетителя, но вроде бы и куда-то совсем в другую сторону, создавая у неподготовленного человека ощущение своей полной незначительности и абсолютной неуместности в этом теплом и уютном начальственном кабинете.
– Слушаю вас, – проговорил хозяин кабинета, глядя одновременно и на Маркиза, и вовсе не на него.
– Я хотел бы найти могилу своих родственников. Софья Николаевна Ильина Остроградская, похоронена в 1942-м году, и Сергей Денисов, подхоронен в ту же могилу в 1964-м…
– Но это же совершенно не ко мне вопрос! – удивление и даже возмущение хозяина кабинета было вежливым, но вполне очевидным: что, мол, вы отвлекаете такого значительного человека, предназначение которого – решать глобальные, мировые вопросы, сущей ерундой.
– А к кому? – осведомился Маркиз, стараясь не раздражаться без особой необходимости.
– К Аполлонову, к бригадиру Аполлонову, – отмахнулся большой человек и, предупреждая неизбежный вопрос, добавил: – Он там, возле часовни, – последовал неопределенный жест рукой, – возле часовни работает.
Когда Леня уже покидал уютный натопленный кабинет великого человека, в спину ему крикнули:
– А документы-то, документы на захоронение у вас имеются?
– А что? – удивленно оглянулся Леня.
– Без документов у вас вряд ли что-то получится.
– Что, без документов мне уже и бабушкину могилу не покажут? – проговорил Леня, едва сдерживая возмущение.
– Сами же понимаете, – невозмутимо ответил хозяин кабинета, окончательно забывая о посетителе.
Маркиз вышел на улицу и с удовольствием вдохнул свежий сырой холодный воздух после теплой затхлости кабинета. На голых черных березах галдели стаи галок. Оглядевшись по сторонам, Леня увидел действительно неподалеку от конторы голубую невысокую часовенку и пошел к ней.
Возле часовни толклось человек пять работяг в непременных заскорузлых ватниках и кирзовых сапогах, занятых выяснением традиционных и старых как мир вопросов: кто из них не туда зафигачил офигительную хреновину и кто с чьей матерью состоял в интимных отношениях. От всякой другой подобной группы работяг эти кладбищенские труженики отличались только удивительными глазами, совершенно так же, как у их начальника, смотревшими совершенно не в ту сторону и создававшими у всякого стороннего человека ощущение собственной незначительности и неуместности.
Выбрав среди работников лома и лопаты человека с самыми удивительными глазами и закономерно предположив, что он-то и является их начальником, способным разрешить вопрос с могилой, Маркиз обратился к нему, придав своему голосу выражение настойчивой вежливости:
– Я извиняюсь, вы – бригадир Аполлонов?
– Ну, я Аполлонов. А что с того?
– Да вот я хотел бы найти могилу своих родственников, Ильиных-Остроградских.
– А при чем тут, спрашивается, Аполлонов? – осведомился бригадир.
Как многие страдающие начальственным хамством, бригадир любил говорить о самом себе в третьем лице.
– А мне начальник ваш, – Леня махнул рукой в направлении конторы, – начальник ваш посоветовал к вам обратиться.
– Хорошо ему советовать! – возмутился Аполлонов. – Хорошо ему советовать у себя в теплом кабинете! А Аполлонову приходится весь день бегать по кладбищу, как жучка! Сам бы побегал, тогда и советовал, к кому обращаться! Вон их сколько тут, могил этих! Где их все упомнить! – И Аполлонов широким жестом обвел ровные ряды запорошенных снегом холмиков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
– Печальный конец истории, – с облегчением сказала Лола.
– Если быть до конца честной, то это не конец, – задумчиво протянула Елизавета Константиновна.
«Черт бы тебя побрал с твоей ветхозаветной честностью!» – злобно подумала Лола.
– Значительно позже, году в пятьдесят пятом, уже когда Левушка женился, и ребенок у него родился, Сереженька, мама жила с ним на даче в Мельничном Ручье. Я в субботу к ним поехала, а в квартире осталась только соседка тетя Маша Аникеева. Вот она и рассказывает, что звонит в дверь какая-то девица и спрашивает Ильиных. Тетя Маша ее, конечно, дальше прихожей не пустила, потому что, говорит, девица была какая-то замызганная. Она и говорит, что мол, Ильиных таких в квартире нету, а были раньше Ильины-Остроградские, а ты кто им будешь-то? Та попросила водички попить, а после и отвечает, что она – Лариса, дочка Татьяны, что тут раньше жила. Тетя Маша Татьяну с трудом, но вспомнила – эвон, говорит, уже Татьяны-то лет тридцать тут нету! Про дочку ее мы ничего не знаем, мать Татьяны в войну умерла, а сестра жива. Но их сейчас никого нету, так что ты приходи завтра там или послезавтра, когда кто-то из них будет, а я ничего не знаю. Та постояла-постояла да и ушла. Тетя Маша человеком незлым была, да только говорит – уж больно чудно, знать не знаем ни про какую Ларису, а тут – нате вам! Опять же ворья сколько развелось, что хочешь наболтают, лишь бы в квартиру влезть!
– Ну и что? – скрывая зевоту спросила Лола.
– Да ничего, не пришла больше та девушка, видно, и впрямь мошенница какая-то была. Ведь сказали же тогда бабушке в городе Улыбине, что Лариса умерла от скарлатины.
– А про мать ее, Татьяну, вы больше ничего не слышали?
– Как не слышать! – Старуха пожала плечами. – В шестидесятые годы, все как положено, выдали нам справку в органах, что Татьяна Львовна Ильина-Остроградская умерла в Устьлаге от брюшного тифа в одна тысяча девятьсот тридцать девятом году. Вот такая история. Была семья – и нет, никого не осталось, как будто ветром унесло…
– Как же – никого? Ведь у вас брат был, и племянник… Вы мне сами говорили…
– Ох, милая! Может, и правда рок какой-то над нашей семьей висит, – тяжело вздохнула Елизавета Константиновна. – Погиб брат мой Левушка со своей женой Верой в автокатастрофе. Ехали они после отпуска из Крыма на легковой машине, и врезался в них здоровенный грузовик. Водитель пьяный был, и ему хоть бы что. А они оба умерли на месте…
– Ребенок сиротой остался? – сочувственно спросила Лола.
– Да нет, что вы, Сереженьки к тому времени уже в живых не было.
– Как так? – теперь Лола взволновалась по-настоящему. Ведь Маркиз же получил в горзагсе справку, где черным по белому было сказано, что Сергей Львович Денисов жив и здоров, только с адресом какая-то петрушка выходила…
– А вот так, – старуха скорбно поджала губы. – Когда ему одиннадцать лет было, отдыхал Сережа в пионерском лагере под Вырицей. Пошли все купаться, ну и не доглядели вожатые – утонул ребенок. Оредеж река хоть узкая, но коварная – затянуло в яму, там ключи холодные… вот как.
– Ну надо же… – протянула Лола в полном смятении.
Оставалась надежда, что старуха что-то путает, возможно, родственники перессорились, и она понятия не имела, кто там жив, а кто умер. Странно конечно, но с этими старыми девами еще и не такое бывает! Тем более что рассказывает незнакомому человеку, можно и поднаврать, никто проверять не станет. Лола еще раз внимательно поглядела на Елизавету Константиновну. Нет, не производит она впечатление ненормальной. Вполне здраво все рассказывала, а что с бесконечными подробностями, так у стариков всегда так – все то, что сорок лет назад было, в подробностях помнят, а куда нынче утром кошелек положили – напрочь из головы вылетает…
Впрочем, Лола тут же подумала, что Елизавета Константиновна и насчет кошелька не забудет, не в тех она еще годах, маразма нет.
– И что же – не нашли тела-то Сережиного? Ведь речка все-таки небольшая, не море…
– Ну что вы! Конечно, нашли, сразу же вожатый прыгнул, да только Сереженька уже захлебнулся, не откачали… Как сейчас помню, позвонили из Вырицы почему-то нам – возможно, родители его на работе были. Мама моя как услышала такую новость, так в обморок у телефона и свалилась. А я не знаю – то ли мне матери «скорую» вызывать, то ли к брату на работу ехать с такой новостью страшной…
Спасибо соседи наши тогда помогли, с матерью посидели… Что с Верой было, невесткой, – не передать! А мама так и пролежала в предынфарктном состоянии, без нее мы Сереженьку хоронили… У нас бабушка на Серафимовском кладбище похоронена, вот туда к ней и…
«Чушь какая-то, – подумала Лола, – а кто же тогда тот Сергей Львович Денисов, чьи данные принес Ленька из горзагса?»
Нужно было поскорее связаться с Маркизом. Тут кстати раздалось повизгивание, и Пу И вылез из-под стола – очевидно, пресытился ласками любвеобильной пуделицы.
– Пуишечка, детка, – заворковала Лола, – наверное, мы задержались… Тебе нужно выйти?
Умный Пу И дал понять, что ему срочно, немедленно нужно выйти, иначе он за себя не отвечает. Лола подхватила песика на руки, дала девушке за стойкой хорошие чаевые и сердечно распрощалась со старушкой, выразив надежду на дальнейшие встречи. Дези умильно смотрела на Пу И, но он не реагировал.
– Правильно, нужно держать их в строгости! – назидательно шепнула песику Лола.
Дома они застали злобного и голодного Маркиза. Он тер красные глаза и требовал сочувствия и усиленного питания.
– Ты просто не представляешь, сколько у нас в городе Денисовых! – жаловался он.
– Но не все же Сергеи Львовичи…
– Верно! И не все рождения пятьдесят третьего года. Но того самого, который нам нужен, как раз в базе данных и нет! Думал, там путаница какая-то. Есть Сергей Денисов рождения пятьдесят третьего года, но он не Львович, а Леонтиевич. Есть и один Сергей Львович Денисов, но ему сейчас где-то под восемьдесят, не то это, я проверял.
– А еще есть Сергей Львович рождения пятьдесят третьего года, но он не совсем Денисов! – подхватила Лола.
– Издеваешься! – вскипел Маркиз.
– А хочешь я скажу тебе, где искать нашего Сергея Львовича Денисова? – прищурилась Лола.
– Ну и где, ты узнала?
– На Серафимовском кладбище! Вот!
– Как это? – оторопел Маркиз. – Что он там делает?
– Лежит! В могиле! Потому что бабуля мне совершенно точно сказала, что ее племянник Сереженька Денисов утонул в возрасте одиннадцати лет в речке Оредеж, когда отдыхал летом в пионерлагере под Вырицей.
– Ничего себе ребенок отдохнул!
– Да, Оредеж очень коварная река…
– Что-то я ничего не пойму, – расстроился Маркиз, – давай по порядку рассказывай…
– Если по порядку, то ты точно с голоду помрешь! – злорадно пообещала Лола. – Но историю семьи Ильиных-Остроградских я теперь знаю во всех деталях и подробностях.
– Погоди, ты сначала про Денисова…
– Может быть, бабулька по старости лет что-нибудь перепутала? – проговорил с сомнением Маркиз, внимательно выслушав Лолин рассказ.
– Ерунда! – запальчиво воскликнула Лола. – Ты бы видел эту старушку! Будь спокоен, у нее все отлично и с памятью, и с соображением. Скорее мы с тобой что-то перепутаем, чем она.
– Но все-таки проверить нужно. На каком, ты говорила, кладбище похоронен этот ее племянник?
– На Серафимовском, – терпеливо ответила Лола и все же не удержалась от колкости: – Видишь, ты вроде еще молодой, а с памятью у тебя явно не все в порядке. Я только что тебе это говорила, а ты уже забыл.
Леня не нашел достойного ответа и предпочел промолчать. Сказав на прощание коту Аскольду, что оставляют его за старшего в своем маленьком зоопарке, Маркиз и Лола отправились на Серафимовское кладбище.
Если летом кладбища могут производить впечатление пусть печальное, но умиротворяющее, если длинные ряды могил, утопающих в цветах, затененных вековыми деревьями, навевают на живого человека мысли о вечности и спокойную элегическую грусть, то зимой трудно найти картину большего уныния и безысходности. Запорошенные снегом могилы, черные покосившиеся кресты среди сугробов и голых деревьев на самого жизнерадостного человека нагонят чувство безысходности и лютую тоску. Кажется, так и говорят эти заснеженные кресты: и ты будешь сиротливо лежать в такой же мерзлой земле, и никто не придет на твою могилу…
Отгоняя такие безрадостные мысли, Маркиз брел по кое-как расчищенной дорожке к конторе Серафимовского кладбища. Вдалеке тащилась унылая процессия, провожавшая в последний путь кого-то новопреставившегося, – смерть не выбирает времени года, и родственникам покойного приходится идти за его гробом по колено в снегу, с нетерпением ожидая рюмку водки, которую принято выпивать прямо над свежей могилой за упокой души.
Возле кладбищенской конторы стояло несколько сверкающих лаком иномарок, недвусмысленно говоря о высоком достатке здешнего персонала. Маркиз открыл дверь, прошел в жарко натопленную прихожую, оттуда – в кабинет местного начальника. Здесь сидел за письменным столом откормленный мужик с удивительными глазами. Глаза эти смотрели вроде бы на посетителя, но вроде бы и куда-то совсем в другую сторону, создавая у неподготовленного человека ощущение своей полной незначительности и абсолютной неуместности в этом теплом и уютном начальственном кабинете.
– Слушаю вас, – проговорил хозяин кабинета, глядя одновременно и на Маркиза, и вовсе не на него.
– Я хотел бы найти могилу своих родственников. Софья Николаевна Ильина Остроградская, похоронена в 1942-м году, и Сергей Денисов, подхоронен в ту же могилу в 1964-м…
– Но это же совершенно не ко мне вопрос! – удивление и даже возмущение хозяина кабинета было вежливым, но вполне очевидным: что, мол, вы отвлекаете такого значительного человека, предназначение которого – решать глобальные, мировые вопросы, сущей ерундой.
– А к кому? – осведомился Маркиз, стараясь не раздражаться без особой необходимости.
– К Аполлонову, к бригадиру Аполлонову, – отмахнулся большой человек и, предупреждая неизбежный вопрос, добавил: – Он там, возле часовни, – последовал неопределенный жест рукой, – возле часовни работает.
Когда Леня уже покидал уютный натопленный кабинет великого человека, в спину ему крикнули:
– А документы-то, документы на захоронение у вас имеются?
– А что? – удивленно оглянулся Леня.
– Без документов у вас вряд ли что-то получится.
– Что, без документов мне уже и бабушкину могилу не покажут? – проговорил Леня, едва сдерживая возмущение.
– Сами же понимаете, – невозмутимо ответил хозяин кабинета, окончательно забывая о посетителе.
Маркиз вышел на улицу и с удовольствием вдохнул свежий сырой холодный воздух после теплой затхлости кабинета. На голых черных березах галдели стаи галок. Оглядевшись по сторонам, Леня увидел действительно неподалеку от конторы голубую невысокую часовенку и пошел к ней.
Возле часовни толклось человек пять работяг в непременных заскорузлых ватниках и кирзовых сапогах, занятых выяснением традиционных и старых как мир вопросов: кто из них не туда зафигачил офигительную хреновину и кто с чьей матерью состоял в интимных отношениях. От всякой другой подобной группы работяг эти кладбищенские труженики отличались только удивительными глазами, совершенно так же, как у их начальника, смотревшими совершенно не в ту сторону и создававшими у всякого стороннего человека ощущение собственной незначительности и неуместности.
Выбрав среди работников лома и лопаты человека с самыми удивительными глазами и закономерно предположив, что он-то и является их начальником, способным разрешить вопрос с могилой, Маркиз обратился к нему, придав своему голосу выражение настойчивой вежливости:
– Я извиняюсь, вы – бригадир Аполлонов?
– Ну, я Аполлонов. А что с того?
– Да вот я хотел бы найти могилу своих родственников, Ильиных-Остроградских.
– А при чем тут, спрашивается, Аполлонов? – осведомился бригадир.
Как многие страдающие начальственным хамством, бригадир любил говорить о самом себе в третьем лице.
– А мне начальник ваш, – Леня махнул рукой в направлении конторы, – начальник ваш посоветовал к вам обратиться.
– Хорошо ему советовать! – возмутился Аполлонов. – Хорошо ему советовать у себя в теплом кабинете! А Аполлонову приходится весь день бегать по кладбищу, как жучка! Сам бы побегал, тогда и советовал, к кому обращаться! Вон их сколько тут, могил этих! Где их все упомнить! – И Аполлонов широким жестом обвел ровные ряды запорошенных снегом холмиков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33