Всегда жизнерадостная круглая физиономия, казавшаяся еще круглее из-за непоправимо отступавших к макушке седых волос, хмурилась.
— Крючки? — недоверчиво переспрашивал он. — Для чего вам крючки? Только вообразите, как больно поймавшейся рыбе. Да еще с шипами. Ой! Их же придется вытаскивать. Повреждая чувствительные губные ткани. Воткните как-нибудь себе в язык рыболовный крючок, увидите, как вам это понравится.
Клиент, тридцати с чем-то лет, с песочными волосами, в линялых джинсах, изумленно глядел на Эйба. Он сначала ошибся с ответом, потом снова попробовал:
— Шутите, да?
Эйб склонился над прилавком, насколько позволил солидный животик, и пояснил назидательным тоном:
— Существует этический принцип. Забрасывать крючки, пользоваться маленькими блестящими блеснами для ловли рыбы недостойно. Подумайте. Грубый нехороший крючок выдается за съедобный корм.
Рыбка плывет, думает, будто нашла завтрак, — ам! Попалась, вытащена из воды... Разве это честно? Можно таким делом гордиться? — Он распрямился, не сводя с собеседника темно-карих глаз. — Неужели я стану способствовать занятию этим так называемым спортом, основанным на коварстве и обмане? Нет. Никогда. Ни за что.
— Вы серьезно? — переспросил клиент, отступая назад. — В самом деле серьезно?
— Я что, по-вашему, комедиант? — ответил Эйб вопросом на вопрос. — Вы что, думаете, в цирк пришли? Нет. Я торгую спортивными товарами. Спортивными. Для меня это кое-что значит. Сеть — спортивная вещь. Ждешь, когда рыба зайдет, потом сетью вылавливаешь. Кто быстрей, тот выигрывает. Это спорт. Сеть я вам продам. Но крючки? Нет. Крючков вы у меня не получите.
Клиент повернулся, засеменил к выходу.
— Скорей двигай отсюда, — посоветовал он на бегу мимо Джека. — Старый хрен просто чокнутый!
— Неужели? — сказал Джек. — Что навело тебя на эту мысль?
Дверь хлопнула, он направился к прилавку. Эйб устроился, рассевшись, как жаба, на высоком стуле, на котором проводил основную часть рабочего дня. Сидел уткнувшись руками в расставленные ляжки — Шалтай-Болтай средних лет.
Приношение было выложено на прилавок.
— Шоколадный кекс от Энтенманна? — Эйб соскочил со стула. — Ну зачем же ты, Джек!
— По-моему, в животе у тебя уже бурчит.
— Нет, в самом деле, не надо бы. Знаешь ведь, я на диете.
— Ну и что? Он без жиров.
Эйб провел пальцем по желтой наклейке, которая именно это и утверждала.
— Правда, — ухмыльнулся он. — Ну, в таком случае чуточку можно.
Короткие толстые пальцы на удивление ловко вскрыли коробку. Выскочил нож, отхвативший огромный кусок, который отправился прямиком в рот.
— Ммм, — смачно промычал Эйб с закрытыми глазами. — Кто бы мог подумать, что без жиров. Плохо, что не без калорий. — И ткнул в сторону Джека ножом. — Будешь?
— Нет. Поздно завтракал.
— Хоть попробуй. Столько мне угощений приносишь, а я никогда не видел, чтобы сам ел.
— Потому что тебе приношу. Угощайся.
Эйб охотно расправился с другим куском.
— Парабеллум где? — спросил Джек.
— Спит, — ответил Эйб с полным ртом.
По каким-то неведомым Джеку соображениям он приобрел маленького голубого длиннохвостого попугайчика и по-отцовски к нему привязался.
— Все равно шоколада не любит, — пояснил он, вытирая руки о рубашку. Коричневые пятна добавились к желтым, смахивавшим на горчицу. — Эй, хочешь видеть силу воли? Смотри.
Закрыл крышку и отодвинул коробку в сторону.
— Потрясающе, — восхитился Джек. — Впервые вижу.
— Глазом не успеешь моргнуть, как я стану худее тебя. — Эйб приметил на прилавке крошку, кинул в рот, с тоской покосился на коробку с кексом. — Да, сэр. Вообще не успеете. — С колоссальным усилием оторвался от стойки, передернул плечами. — Ну?
— Кое-что требуется.
— Пошли.
Эйб запер входную дверь, перевернул лицом на улицу табличку с надписью «Закрыто на обед» и завилял по проходам, едва протискиваясь своей тушей, в глубь дома. Джек проследовал за ним в задний чулан, спустился в подвал. Неоновая лампа над каменными ступенями мигала, никогда полностью не оживая.
— Лампа у тебя тут плохая, Эйб.
— Знаю, только менять слишком хлопотно.
Он щелкнул выключателем, осветив миниатюрный подвальный арсенал. Прошелся по складу, поправляя пистолеты и ружья на стойках, выравнивая на полках коробки с патронами. В отличие от беспорядка наверху здесь все было аккуратно расставлено.
— То же самое или что-нибудь новенькое?
— Новенькое. Пару перчаток с кастетом.
— Последнюю, что купил, потерял?
— Нет. На сей раз нужны белые.
Эйб поднял брови:
— Белые? Никогда про такие не слышал. Черные — пожалуйста. Или коричневые. А белые...
— Постарайся найти.
— Пойду спрашивать белые кожаные перчатки с полуфунтовыми стальными прокладками на костяшках? Может, тебе еще дамский размер?
— Нет, размер мой. В тон костюму.
Эйб вздохнул:
— И когда они тебе понадобятся?
— Если можно, к вечеру, самое позднее — завтра утром пораньше. Кроме того, внимательно следи, не пройдет ли слушок, будто кто-нибудь дешево продает целую кучу рождественских детских подарков... уже, скорее всего, упакованных... Я еще Хулио попросил навострить уши. Если вдруг услышишь, намекни, что знаешь покупателя. Возьмет оптом.
Как Эйб ни старался, не сумел сдержать любопытства.
— За что ты на этот раз взялся, Джек?
— За то, за что браться, наверно, не следовало. Причем, чтобы все сделать как следует, придется валять настоящего дурака.
Эйб вытаращил глаза, явно интересуясь масштабом дуракаваляния. Но не стал расспрашивать, зная, что потом Джек расскажет.
Последний огляделся, заметив нечто висевшее в углу. И у него возникла идея.
— Знаешь что? Может быть, мне еще одна вещь пригодится...
5
Джек доехал по линии "А" до делового центра города, очутившись на многолюдном базаре «третьего мира», который представляла собой Четырнадцатая улица. Пробирался среди косматых доминиканцев, сикхов в тюрбанах, индусов в сари, корейцев в национальных костюмах, пакистанцев, пуэрториканцев, жителей Ямайки, время от времени сталкиваясь на холоде с европейцами на тротуарах с вывесками на полудюжине языков.
Заранее добрался до Седьмой авеню по указанному Джиа адресу. Только табличка на дверях указывала, что неприметный фасад имеет какое-то отношение к СПИДу.
Наверно, можно было приступить к поискам украденных рождественских подарков и без захода сюда, но бросить взгляд на место преступления не мешает. Возможно, даже наведет на воров.
— Кажется, у меня на четыре назначена встреча с доктором Клейтон, — обратился он к стройной миловидной чернокожей женщине в регистратуре. На именной табличке значилось просто «Тиффани».
— Как вас зовут, сэр?
— Джек.
— Джек... а дальше?
Хотел было сказать «просто Джек», но это неизбежно повлечет за собой дальнейшие расспросы, а дальнейшие увертки запечатлеют в ее памяти его личность. Из памяти же предпочтительно изглаживаться бесследно.
Изобразив улыбку, принялся подыскивать фамилию на "Н". В последний раз спрошенный назвался Мейером, решив придерживаться алфавитного порядка.
— Нидермейер. Джек Нидермейер.
— Хорошо, мистер Нидермейер. Доктор Клейтон пока занята. С репортером. Знаете, нас тут вчера ограбили.
— Правда? И что украли?
— Все подаренные к Рождеству игрушки.
— Да что вы!
— В самом деле. Полиция сейчас ищет. По-моему, должна... А, вот и доктор Клейтон. Видно, освободилась.
Джек взглянул на стройную брюнетку в белом халате, которая шла в его сторону вместе с субъектом, похожим больше на разносчика, чем на репортера. Проводила его до дверей, выглянула на улицу, словно что-то высматривала. Что в это ни было, обратно возвращалась с таким видом, как будто ничего не увидела. Или увидела. В любом случае не обрадовалась.
— Доктор Клейтон, это мистер Нидермейер, с которым у вас на четыре часа назначена встреча.
При ближайшем рассмотрении доктор Алисия Клейтон выглядела получше, хотя все-таки... простовато. Черты лица тонкие, правильные — острый нос, четко очерченные губы, не слишком тонкие, не слишком полные; серо-голубые глаза. Чудесные волосы до подбородка, черные-черные, причем не тусклые, не варварски крашенные, а настоящие черные, пышные и блестящие.
И никакой косметики. Женщина с такими ухоженными волосами должна подчеркивать и другие достоинства. Только не доктор Клейтон.
Ну, по крайней мере, выглядит без макияжа чистенькой, только что вымытой. Пожалуй, для врача вполне допустимо.
В глазах что-то прячется... Страх? Гнев? Возможно, отчасти и то и другое?
Доктор Клейтон протянула руку:
— Мистер Нидермейер, добро пожаловать.
Рукопожатие крепкое.
— Зовите меня просто Джек.
— Хотите, наверно, взглянуть на место преступления?
— Как раз собирался просить разрешения.
Времени попусту не теряет. Деловая женщина. Неплохо.
Центр абсолютно не соответствовал его ожиданиям. Светлые коридоры выкрашены веселыми желтыми, оранжевыми красками.
— Вы педиатр? — спросил он на ходу.
Она кивнула:
— Специализировалась по инфекционным заболеваниям.
— И моя сестра педиатр.
— Неужели? Где она работает?
Джек мысленно отвесил себе оплеуху. Какой черт дернул его за язык? Никогда не представлял себе сестру врачом. Или брата судьей. Видно, дело в отцовских звонках.
— Точно не знаю, по правде сказать, — промямлил он. — Мы не часто общаемся.
Доктор Клейтон бросила на него странный взгляд.
Знаю, конечно, звучит плоховато, но родной сестре со мной лучше не связываться.
Заглядывая по дороге в открытые двери, он видел множество малышей, которые смеялись, бегали, играли. На больных не похожи.
— Нечто вроде амбулаторного детского сада, — объяснила доктор Клейтон. — Здесь ВИЧ-инфицированные дети общаются с другими ВИЧ-инфицированными детьми, причем никто не опасается заражения.
Перед ними затормозил выскочивший из палаты мальчонка.
— Доктор Элис! — закричал он. — Глядите на мою голову! Жутко колючий ежик!
— Хорошо, Гектор. Только, знаешь, из комнат нельзя выходить.
Четырехлетний Гектор весил всего фунтов тридцать. Очень коротко стриженные светло-каштановые волосы почти такого же цвета, как смуглая кожа. Из-под пигмента проступает бледность, но улыбка торжествующая.
— Потрогайте голову, — не унимался он. — Колючий ежик.
В дверь палаты с трудом протиснулась плотная фигура женщины в распахнутом халате.
— Заходи, Гектор, — велела она. — Пора на облучение.
— Нет. Пускай доктор Элис потрогает ежика!
— Его сейчас остригли, — пояснила женщина, — и он нас всех из-за этого сводит с ума.
Доктор Клейтон с улыбкой провела рукой по остриженной голове.
— Ладно, Гектор, потрогаю ежика, но потом... — Улыбка исчезла, рука легла на лоб мальчику. — По-моему, у тебя небольшой жар.
— Да ведь он тут носился как бешеный. «Потрогайте голову, потрогайте голову!» Наверно, немножечко разгорячился.
— Возможно, Глэдис, но все-таки приведите его ко мне в кабинет, прежде чем отпускать домой, хорошо?
Гектор бросился к Джеку, подставил макушку:
— Потрогайте жутко колючего ежика, мистер!
Тот заколебался. Безусловно, симпатичный малыш, однако симпатичный малыш с ВИЧ-инфекцией.
— Ну, мистер!
Он быстро взъерошил колючий затылок. Самому не понравилось, с какой поспешностью отдернул руку.
— С ума сойти, правда? — похвастался Гектор.
— Не то слово, — согласился Джек.
Глэдис утащила Гектора в палату, а они с Алисией проследовали к другим, не столь веселым отделениям. За стеклянными дверями дети лежали под капельницами.
— Клиническое отделение. Здесь они проходят амбулаторную терапию, мы делаем им вливания, следим за состоянием, отправляем домой.
Дальше подошли к огромному стеклянному окну до потолка от уровня груди.
— Здесь мы размещаем бездомных и брошенных, — продолжала Алисия. — За ними присматривают и ухаживают добровольцы. Обреченные нуждаются в особом уходе.
Джек заметил вдали за стеклом Джиа с младенцем на руках, однако не задержался, не желая попасться ей на глаза.
— Немало вы здесь делаете, — сказал он на ходу.
— Да, у нас тут и клиника, и детский сад, и дневная лечебница, и сиротский приют.
— Все из-за одного-единственного вируса.
— Мы боремся не только с вирусом, — возразила Алисия. — У многих детей не просто наследственная ВИЧ-инфекция — если насчет ВИЧ-инфекции можно сказать «не просто», — но и врожденная зависимость от крэка или героина. Они появляются на свет точно с таким же криком, как другие младенцы, выброшенные из уютной теплой матки, а потом вопят до смерти, требуя дозы.
— Двойная зависимость, — пробормотал Джек. — Несчастные дети.
— Да. Одни родители передают по наследству болезнь, другие наносят невидимый с первого взгляда удар. Детям заранее вынесен смертный приговор.
В последней фразе послышалось что-то глубоко личное... Что — непонятно.
— Возможно, «смертный приговор» — чересчур сильно сказано, — оговорилась она. — Теперь много для них можно сделать. Показатели выживания повышаются, но.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49