проверещал он своим пронзительным голоском. - Он продал свою единственную старую куртку и купил мне новенький букварь с картинками, чтобы я рос умненьким и благоразумненьким. Я продал букварь и пошёл не в школу, а на представление кукольного театра, а потом наделал ещё кучу разных глупостей.
- Погоди, погоди, это не справедливо, тебе тогда был всего один день от роду!
- Сначала я тоже подумал, что это не справедливо, но потом мне всё объяснили, и я смирился.
- Что же тебе объяснили?
- Что я обманул доверившегося, предал, а предательство хуже всего. А вообще-то я на условия не жалуюсь.
- Погоди, если уж ты хуже всех, то что тогда Карабас и Дуремар?
- А, они там, на пятом уровне, воду возят, - махнул рукой Буратино. Алиса и Базилио - на восьмом; за ними всё время гоняются какие-то сумасшедшие собаки.
Петя слов не находил от изумления.
Музыка внезапно стихла, из громкоговорителя раздалась команда:
- По местам! Прогулка окончена, всем вернуться к надлежащим занятиям!
- Ладно, прощайте, - сказал Буратино. - Мне ещё сегодня надо десять тысяч раз написать фразу "Я непослушный мальчик".
Команда повторилась, и все обманувшие доверившихся разъехались и исчезли за сугробами. Буратино тоже заехал за свой приоткрывшийся сугроб, в дыру, из которой неожиданно пахнуло цветами и лесной свежестью. Прежде чем сугроб заехал на место, Петя заглянул в дыру и увидел нечто странное.
Он увидел солнечную лесную полянку и симпатичный домик - в точности такой, как на картинках художника Владимирского. Возле домика стоял покрытый расшитой скатертью стол, весь уставленный вазочками с вареньями, печеньями и конфетами. В центре красовался огромный фарфоровый чайник.
Из окна высунулась прелестная головка Мальвины:
- Это ты, мой милый? Иди вымойся и садись за стол; ты опять весь провонял этой ужасной серой!
С радостным лаем навстречу Буратине кинулся пудель Артемон...
И в этот момент сугроб захлопнулся.
"Ничего он там не пишет, всё вздор", - подумал Петя, искренне радуясь за деревянного человечка.
Но пора было и ему самому окончательно решать свою участь. Собравшись духом, мальчик зашагал к "Кассе окончательного расчёта".
Петя постучал в стекло, окошечко растворилось.
- Последний вопрос, одна секунда, - донесся изнутри неприязненный голос шута. - ЧТО НЕ ВЛЕЗЕТ В САМУЮ БОЛЬШУЮ КАСТРЮЛЮ?
"Земля... Солнце... Вселенная... нет, не то... - мозг мальчика работал с быстротой компьютера. - Есть. Крышка."
- Крышка! Крышка!! Крышка!!! - выкрикнул он, чувствуя головокружение.
- Ноль целых, девять десятых, - сухо констатировал шут. - Заходи.
.......................................................................
.......................................................................
.......................................................................
.......................................................................
П е р в ы й в р а ч. Он только что пошевелил губами!
В т о р о й в р а ч. Этого не может быть, сердце не бьётся.
Т р е т и й в р а ч (смотрит на экран). Пошла какая-то рябь... Он возвращается
П е р в ы й в р а ч. Он приходит в сознание!
.......................................................................
.......................................................................
.......................................................................
.......................................................................
10
Петя потянул на себя скрипучую дверь и вошёл. Будка изнутри оказалась совсем не будкой. Это была серебристая сфера, вся усеянная кнопками и лампочками, словно огромный пульт управления. Бесшумно въехала на место панель, за которой болталась ветхая деревянная дверь, и стало непонятно, где выход. В центре круга стояло кресло, похожее на зубоврачебное; на подлокотниках лежали руки, которые Петя узнал с первого взгляда. Шут сидел, повернувшись к нему спиной.
Внезапно огромный черный кот со страшным воплем прыгнул ниоткуда и растворился в воздухе пред самым петиным лицом. Одновременно кресло развернулось.
Джокер, а это был уже не джокер, а самый настоящий чёрт, глядел на мальчика светящимися красноватым мерцанием глазами. Он был одет в чёрный, застёгнутый до подбородка китель, на голове у него торчали маленькие рожки, на коленях лежал хвост, кисточку которого он то и дело теребил в пальцах, ноги заканчивались раздвоенными копытцами.
- Скажи, мальчик, - обратился он к Пете глухим, надтреснутым голосом, какую роль следует отвести мне в твоем списке достоинств и недостатков?
- Я думал, что хитрость. Но теперь больше не уверен.
- Допустим, что хитрость. Но какой же я по счёту?
- Тринадцатый.
- Гут. Скажи мне, мальчик, какой синоним имеет в русском языке слово хитрость?
Петя задумался лишь на мгновение, и ему все стало ясно.
- Лукавство... Лукавый!
- Зер гут. Кого же называют лукавым?
- Чёрта!
- Супер гут. А вот ещё одна маленькая деталь. Согласись, мальчик, в новой колоде должно быть два джокера...
- Два.
- А потому...
Из-за спинки кресла выступил ещё один черт, точно такой же, но только во всём белом. Он смотрел на мальчика с едва заметной улыбкой. Пете стало понятно, почему изредка казалось, что шут раздваивается - говорит на два голоса, играет за двоих одновременно в инсценировках вроде того суда с присяжными...
- Впрочем, как ты мог убедиться, вместе мы появляемся крайне редко и оба являемся тринадцатыми.
- Но ведь вы не настоящие! Здесь всё, всё ненастоящее!
- Разумеется. Потому что это игра. В жизни таких чертей не бывает. Таких весёлых и озорных чёртиков из карточной колоды.
Петя решился спросить о главном.
- А что игра? Теперь всё кончено?
- Всё кончено.
- А где... остальные?
- На банкете по случаю окончания. Как видите, я уже опаздываю. Дополнительное время решило исход в пользу достоинств, хотя и проигравшая сторона не имеет претензий: игра в послушание оказалась на редкость удачной.
- Послушание? Послушание кому?
- Кому или чему... Это и есть загадка.
- Ещё одна загадка?
- Нет, не для вас. Для вас игра закончена окончательно и бесповоротно.
- А сами вы... за кого вы были?
- По-разному, по-разному бывало, молодой человек. Скажу вам прямо: в розыгрыше дополнительного времени я ставил не на вашу удачу.
- Это было заметно.
- Не обижайтесь. Прошла минута, и вот я опять вам симпатизирую. Клянусь, я уже хочу вас чем-нибудь обрадовать.
- Вы знаете, чем можно меня обрадовать.
- Ах да, верно, игра окончена, и вас нужно вернуть. Это само собой.
- Вернуть на Землю? Но каким образом?
- Вернуть к жизни, я бы так выразился.
- Что же ещё мне нужно для этого сделать?
- В сущности, вам больше ничего не нужно делать. Просто вдохните поглубже и откройте глаза. Впрочем... погодите, - он поднял руку, к чему-то прислушиваясь. - Кажется, они всё-таки решили с вами проститься.
Упругая, невидимая волна заставила Петю отступить на шаг, и перед ним начали возникать один за другим его достоинства и недостатки.
- Мотай на ус, - лаконично выразился "Сократ" и с улыбкой крепко пожал ему руку.
- От Месткома... от Профкома... от пионэрской организации... и лично от товарища Зюкина, - четырежды обмусолил Петю толстыми губами "Генеральный секретарь".
- Любви и счастья! - пропел луч света.
- Фильтруй базар по понятиям, пацан, - прошипел змей.
- Береги честь смолоду! - наставительно заявил коньяк.
- Честь в карман не положишь, - шепнула Пете на ухо "Помпадур". Деньгами не сори, копеечка рубль бережет.
- Уверенно приобретай знания и навыки! - провозгласил молоток.
- Спи сколько хочется и кушай вовремя, - заботливо пропыхтела печка.
- Дерись по любому поводу! - отсалютовал шпагой "д'Артаньян".
- Береги себя, не лезь на рожон, - умоляюще простонал студень.
- Последнее слово держи за собой, хоть и не прав, - посоветовал гусак. - Первым не мирись.
А монашка постояла, опустив глаза, да так ничего и не сказала.
- Теперь можешь, - сказал карточный джокер.
Петя вдохнул глубоко-глубоко и - открыл глаза.
ЭПИЛОГ
Петя Огоньков пролежал в больнице почти всё лето. Сначала его голова из-за бинтов была похожа на осиное гнездо, затем осталась только повязка на лбу, а под конец и повязка исчезла.
В палате его часто навещали Маринка Корзинкина и Славик Подберёзкин. На каникулы они не уехали, потому что устроились на работу в турагенство. Петербург становился всё более привлекательным местом для туристов, и нынешним летом взрослых работников для обслуживания катастрофически не хватало. Маринке и Славику, отобранным по конкурсу, выдали фирменные шапочки с козырьками, фирменные маечки и пропуска с фотографиями, которые вешались на грудь, словно медали. Когда сезон отпусков пошёл на спад, они всё равно не уехали из города, потому что Славику назначили летние занятия по русскому и литературе, а Корзинкина осталась потому что осталась.
В середине августа Петя перешёл из состояния комы в состояние клинической смерти, но потом, к изумлению врачей, вернулся к жизни и открыл глаза. Тогда Маринка дала себе слово, что никуда не поедет и будет ходить к нему в больницу до самой выписки. Как только выздоравливавший заговорил и в палату стали пускать посетителей, дети прибежали первыми.
Соображал Петя как будто нормально, но иногда говорил вещи довольно странные. Например, когда ему стали рассказывать о работе с туристами, он заметил многозначительно:
- Вы с ними поосторожнее.
- С кем? - удивилась Маринка.
- Ну с этими, немцами. Курт, Фриц Диц... он ведь шпион, суперагент. Вам генерал Потапов разве ничего не говорил?
- Какие ещё немцы? Какой генерал Потапов? Мы вообще-то с поляками больше всего работали, они хотя бы по-русски понимают...
- А я тебе между прочим говорил, - повернулся Славик к Маринке, - чтобы ты ему нормальные книжки читала, а не про фашистов. Теперь у него в голове какие-то немцы... фрицы.
- Я нормальную книжку читала, - обиделась Корзинкина. - Про советских разведчиков. Ты сам ему шпионами мозги запудрил, Джеймсом Бондом. Теперь у него в голове шпионы, суперагенты.
- Погоди, дай я ему хотя бы объясню. Понимаешь, Огоньков, ты ведь почти всё лето лежал без сознания. А нам разрешили приходить и читать вслух, вроде как для эксперимента. А я тебе хорошие книжки читал, сам зачитывался, буквально оттаскивали...
- Петя, - спросила Маринка, - а ты слышал, что мы тебе читали?
- Кажется, слышал, - сказал Петя, чтобы не огорчать товарищей. То, что они приходили сюда и читали вслух, тронуло его до глубины души.
- Твои родители тоже здесь сидели, только они читать не могли...
- Мои бы тоже не смогли, если бы я так головой шарахнулся, - сказал Славик.
Маринка изо всех сил наступила ему на ногу и, чтобы перевести разговор на другую тему, радостно объявила:
- А тебя в шестой класс перевели. Без летних занятий.
- Врёшь! - обрадовался Петя.
- Правда-правда. Я пообещала, что сама буду с тобой заниматься, пока не подтянешься.
У Пети от счастья даже глаза взмокли. И от того, что перевели, и от того, что вместе заниматься.
- Ну ладно... - сказал Подберезкин, вставая с табуретки. - Вы ещё поболтайте, а я побегу. У меня встреча. На вот, почитай, - он достал из сумки несколько цветистых журналов, - "Приключения жука-сыщика". Мой папа сочинил, Микки-Маус отдыхает. Полистай, там картинки хорошие.
Едва Славик Подберезкин прикрыл за собой дверь, Маринка зашептала:
- У него сейчас роман знаешь с кем? Ни за что не догадаешься!
- С губернаторской дочкой? - прошептал Петя.
- Фу! - возмутилась Маринка. - Он сам уже и растрепал! А с меня самое честное слово взял, чтобы ни единой душе...
- Если слово давала, то помалкивай.
Маринка надулась.
- Жалко, что мы переезжаем, - вздохнул Петя. - В разные школы теперь будем ходить...
- Ах, так ты ещё не знаешь! - Маринка сверкнула глазами. - Мы ведь не уезжаем, мы только в этот... маневренный фонд, что ли... На время. Это рядом, на Пушкинской, опять будем соседи.
- Да ну!..
- Правда-правда. А потом, когда наш дом сдадут после ремонта, вернёмся обратно. Только говорят, что внутри всё переделают, и квартиры будут совсем другие. Но это даже хорошо, ведь правда?
В коридоре послышался перестук каблуков, и Маринка потянула носом:
- Мандарины, клубника... Это твои несутся, им на работу сообщили, что ты ожил. Ну, будь здоров, Иван Петров, приду к тебе завтра.
И Корзинкина, наклонившись, быстро поцеловала.
Не успел он опомниться от первого в своей жизни поцелуя девочки, как в палату влетели раскрасневшиеся мама и папа.
- Петя! Петечка! Сынуля! Мы только что узнали!..
"Хорошо, что бабушка и дедушка живут в Киеве", - успел подумать сынуля до того, как его принялись душить в объятиях.
До начала занятий в школе Маринка помогла Пете подтянуться по математике и физике, а первого сентября он уверенно сел за парту своего родного, теперь уже шестого "А" класса.
Как-то раз после уроков, возвращаясь домой на Пушкинскую улицу, Петя и Маринка захотели посмотреть на свои старые квартиры. Они нашли в заборе дыру и пролезли на стройку. День был субботний, никто не работал, на рельсах стоял кран, было пустынно и тихо. Лишённый оконных рам и дверей, без ветхих перегородок, "перцевский" дом кое-где просматривался насквозь и походил на карточный домик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64