Ее опустили на землю с удивительной осторожностью, потом с лица сняли мешок.
Сперва от света, хотя и тусклого, было больно глазам. Темные фигуры стояли перед ней. Когда глаза привыкли к свету, она задохнулась от ужаса и удивления и отползала назад до тех пор, пока не уперлась спиной в камень. Ее окружали чудовища.
Ближайшее к ней существо вздрогнуло, испуганное неожиданным движением принцессы. Как и его товарищи, оно было человекоподобным. Огромные темные глаза без белков, изможденное лицо со впалыми щеками, тонкая и длинная шея. Он протянул к принцессе тонкую длиннопалую руку, потом отдернул, как будто боялся, что она укусит, потом проговорил несколько слов на языке, похожем на эрнистирийский. Мириамель в ужасе смотрела на него, не понимая. Существо сделало еще одну попытку, на этот раз на запинающемся вестерлинге.
— Не принесли ли мы вам повреждения? — Паукообразное существо казалось искренне озабоченным. — Пожалуйста, вы целы? Можем ли мы что-то дать вам?
Мириамель изумилась, но постаралась избежать прикосновения смуглой руки. По-видимому, эти существа не собирались причинять ей боль — по крайней мере пока.
— Немного воды, — сказала она наконец. — Кто вы?
— Джисфидри я. Эти остальные — мои товарищи. А это моя жена Исарда.
— Но кто вы такие? — Мириамель подумала, не может ли быть какого-нибудь подвоха в кажущейся доброте этих существ. Она попыталась незаметно нащупать свой нож, которого в ножнах у пояса не оказалось, и в первый раз огляделась. Она находилась в пещере, в которой не было ничего, кроме грубой поверхности камня. Помещение было залито мутным розоватым светом, но Мириамель не видела, откуда он исходит. В нескольких шагах от нее у стены пещеры лежали сумки, ее и Бинабика. В них были и предметы, которые в случае необходимости она могла бы использовать как оружие…
— Кто мы? — Тот, которого звали Джисфидри, важно кивнул. — Мы последние из нашего народа, или последние, кто избрал этот путь. Путь Камня и Земли. — (Остальные существа издали печальный музыкальный звук, как будто это бессмысленное замечание имело огромное значение.) — Ваш народ знает нас как дворров.
— Дворры! — Мириамель не могла бы удивиться больше, даже если бы Джисфидри заявил, что они ангелы. Дворры были сказочными существами вроде гоблинов, которые якобы жили под землей. И тем не менее, каким бы невероятным это ни казалось, они стояли перед ней. Более того, что-то почти знакомое было в манерах Джисфидри, как будто она уже видела раньше его или кого-то очень похожего. — Дворры, — повторила она, чувствуя, как испуганный смех бурлит внутри нее. Еще одна сказка оказывается самой настоящей правдой. Принцесса выпрямилась, пытаясь скрыть свой страх. — Если вы не хотите причинять мне вреда, отведите меня назад к моему другу. Он в опасности.
Создание с глазами-блюдцами приняло скорбный вид. Оно издало мелодичный звук, и один из дворров выступил вперед с каменной миской:
— Возьмите и пейте. Это вода, как вы просили.
Мириамель подозрительно принюхалась, потом поняла, что дворрам не было смысла тащить ее сюда, чтобы отравить. Она пила, смакуя холодную чистую воду, чувствуя, как она орошает пересохшее горло.
— Вы отведете меня назад к нему? — спросила она, когда закончила.
Дворры тревожно переглядывались, головы их раскачивались, как ромашки на ветру.
— Пожалуйста, смертная женщина, не просите этого. Вы были в опасном месте — опаснее, чем вы можете знать. И вы несли туда нечто, чего не должны были иметь. Равновесие было нарушено. — Эти слова прозвучали высокопарно и почти комично, но его нежелание разговаривать на эту тему было очевидно.
— Опасное?! — В ней разгоралось возмущение. — Какое право вы имели похитить меня у моего друга? Я буду решать, что для меня опасно, а что нет.
Он покачал головой:
— Не для вас — или не только для вас. Ужасное висит на волоске. А это место… оно нехорошее. — Казалось, что он чувствует себя очень неловко. Другие дворры раскачивались за его спиной, тревожно гудя что-то друг другу. Несмотря на всю серьезность своего положения, Мириамель чуть не засмеялась, глядя на это странное представление. — Мы не можем пустить вас туда. Мы глубоко сожалеем. Кто-то из нас вернется и будет искать вашего друга.
— Почему вы не помогли ему? Почему вы не забрали и его тоже, раз так важно, чтобы нас там не было?
— Мы очень сильно боялись. Он сражался с неживым, как мы думали. А равновесие очень легко нарушить.
— Что это значит?! — Мириамель встала, на мгновение гнев в ней победил страх. — Вы не можете поступать так! — Она начала боком двигаться к темному углу пещеры, где, как она думала, мог быть вход в туннель. Джисфидри протянул руку и схватил ее за запястье. Его тонкие пальцы были мозолистыми и твердыми как камень. Скрытая сила — почти невероятная сила — была в этом тонком дворре.
— Пожалуйста, смертная женщина, мы объясним вам все, что возможно. Согласитесь теперь остаться с нами. Мы будем искать вашего друга.
Она попыталась вырваться, но это было безнадежно. С тем же успехом она могла бы попробовать перевернуть землю.
— Так, — сказала она наконец. Страх сменился отчаянием.. — У меня нет выбора. Объясните мне: что произошло? Но если с Бинабиком что-нибудь случится из-за того, что вы сделали, я… я найду способ отомстить вам, кто бы вы ни были. Найду.
Джисфидри наклонил огромную голову, как собака, которую бранят:
— Не наше желание принуждать других к чему-то против их воли. Мы сами слишком много страдали в руках плохих хозяев.
— Если я должна быть вашей пленницей, хотя бы называйте меня по имени. Я — Мириамель.
— Тогда Мириамель. Простите нас, Мириамель, или по крайней мере не судите, пока не будет услышано все, что мы хотели сказать.
Она подняла миску и сделала еще глоток.
— Тогда расскажите мне.
Дворр оглянулся на своих соплеменников — круг огромных темных глаз — и начал говорить.
— А как Мегвин? — спросил Изорн. Из-за повязки голова его казалась странно распухшей. Ледяной воздух проник сквозь клапан палатки, и пламя маленького костра замерцало.
— Я думаю, что она, может быть, вернется к нам. — Эолер вздохнул. — Прошлой ночью она начала немного двигаться и дышать поглубже. Она даже сказала несколько слов, но шепотом, и я не смог ничего разобрать.
— Но это же хорошие новости! Почему у тебя такое вытянутое лицо?
— Женщина-ситхи приходила посмотреть на нее. Она сказала, что это похоже на лихорадку — иногда больной выплывает на поверхность, как тонущий, который делает последний глоток воздуха, но это не значит… не значит… — Голос Эолера задрожал. Он сжал зубы, пытаясь справиться с собой. — Целительница сказала, что она все еще так же близка к смерти, как и раньше, — если не ближе.
— А ты веришь ситхи?
— Это не болезнь плоти, Изорн, — тихо сказал граф. — Это рана и без того поврежденной души. Ты же видел ее в последние недели. — Он сплел пальцы, потом снова расплел их. — А ситхи о таких вещах знают больше, чем мы. Что бы ни случилось с Мегвин, оно не оставило следов — нет ни сломанных костей, ни кровоточащих ран. Скажи спасибо, что твои раны — это обычные земные раны, которые можно залечить.
— Так я и делаю, слово чести. — Риммер нахмурился. — Ах, милостивый Узирис! Эолер, значит, у тебя опять плохие новости. И никто ничего не может сделать?
Граф пожал плечами:
— Целительница сказала, что помочь Мегвин не в ее силах. Она может только немного облегчить ее страдания.
— Проклятая судьба! Такая славная девушка! Над семьей Лута тяготеет какое-то проклятие!
— Никто бы этого не сказал еще год назад. — Эолер закусил губу, прежде чем продолжить. Его собственное горе росло до тех пор, пока не начало казаться, что оно должно либо исчезнуть, либо убить его. — Но, щит Мюрага, Изорн, неудивительно, что Мегвин искала богов! Нетрудно было решить, что они покинули нас: ее отец убит, брат растерзан, разрублен на куски, ее народ в изгнании. — Он задыхался. — Мой народ! А теперь бедная Мегвин сходит с ума и умирает в снегах Наглимунда. Это не просто отсутствие богов, нет, они как будто решили покарать нас!
Изорн начертал знак древа.
— Мы никогда не узнаем, чего хотят небеса. Может быть, у Господа свои планы относительно Мегвин, а мы просто не можем его понять?
— Возможно. — Эолер подавил раздражение. Не было вины Изорна в том, что Мегвин ускользала, и то, что он сказал, было добрым и разумным, но сейчас граф Над Муллаха не хотел ни доброты, ни разума. Он хотел выть, как волк на Фростмарше. — Укуси меня Куамн, Изорн, видел бы ты ее! Если она не лежит неподвижно как смерть, лицо ее полно ужаса, а руки сжимаются, вот так, — он протянул к Изорну собственные руки со скрюченными пальцами, — как будто ищет помощи. — Эолер в отчаянии ударил ладонями по коленям. — Ей нужно что-то, а я не могу ничем помочь. Она потеряна, а я не могу найти ее и привести назад. — Он судорожно вздохнул.
Изорн смотрел на друга. В глазах его светилось понимание.
— О Эолер! Ты любишь ее?
— Я не знаю! — Граф на мгновение закрыл лицо руками. — Когда-то я думал, что могу прийти к этому, но потом она стала неприветливой и холодной. Она отталкивала меня при любой возможности. А когда безумие овладело ею, она сказала, что любила меня с детства. Она была уверена, что я буду смеяться над ней, и не хотела, чтобы ее жалели. Поэтому она всегда держала меня на расстоянии — чтобы я не догадался, в чем дело.
— Мать Милости! — выдохнул Изорн. Он протянул свою веснушчатую руку и сжал ладонь графа.
Эолер почувствовал простую силу этого пожатия и долго не отнимал руки.
— Жизнь и без того сложная штука. Можно было бы обойтись и без войн между бессмертными и тому подобного. Ах, Изорн, неужели мир никогда не наступит?!
— Когда-нибудь, — сказал риммер. — Когда-нибудь обязательно.
Эолер крепко сжал его руку, прежде чем отпустить ее.
— Джирики сказал, что через два дня ситхи уйдут. Ты пойдешь с ними или вернешься в Эрнистир вместе со мной?
— Еще не знаю. В зависимости от того, как будет чувствовать себя моя голова. Пока что я не могу ехать с мало-мальски приличной скоростью.
— Тогда поезжай со мной, — сказал, поднимаясь, граф. — Теперь мы не торопимся.
— Будь здоров, Эолер.
— Ты тоже. Если хочешь, я зайду попозже и принесу немного этого ситхианского вина. Это как раз то, что тебе нужно, чтобы снять боль.
— Боль-то оно, может быть, и снимет, — рассмеялся Изорн. — Но, боюсь, и рассудок повредит. Но мне все равно. Я никуда не собираюсь и не должен ничего делать. Приноси вино, если сможешь.
Эолер похлопал друга по плечу и вышел из шатра под удары колючего ветра.
Дойдя до шатра, в котором лежала Мегвин, он снова был поражен мастерством ситхи. Маленькая палатка Изорна была крепкой и хорошо сшитой, но холодный воздух все равно пробивался внутрь, а тающий снег затекал на пол. Шатер Мегвин сделали ситхи, поскольку Джирики хотел устроить ее с максимальным удобством, и, хотя блестящая ткань была такой тонкой, что казалась почти прозрачной, переступив через порог, он почувствовал себя в добротно построенном доме. Шторм, сотрясавший Наглимунд, ревел как будто за много миль отсюда. Но зачем им это, подумал Эолер, ведь сами ситхи не обращают никакого внимания на холод и сырость.
Кира'ату подняла глаза, когда вошел Эолер. Мегвин, распростертая на матрасе под тонким одеялом, беспокойно двигалась, но глаза ее были по-прежнему закрыты, и смертельная бледность покрывала ее лицо.
— Есть перемены? — спросил Эолер, уже зная ответ.
Она слегка пожала плечами:
— Она борется, но, боюсь, у нее не хватит сил ослабить хватку того, что овладело ею. — Ситхи казалась равнодушной, ее золотистые глаза ничего не выражали, но граф знал, сколько времени она проводит у постели Мегвин. Они просто были другими, эти бессмертные; бессмысленно было судить о них по лицам и даже голосам. — Она говорила какие-нибудь слова? — внезапно спросила Кира'ату.
Эолер смотрел, как пальцы Мегвин вцепились в край одеяла, царапая что-то несуществующее.
— Говорила, да, но я ничего не понял. А то, что я слышал, было только бормотанием. Я не разобрал слов. Ситхи подняла серебристую бровь:
— Мне кажется, я слышала. — Она посмотрела на свою подопечную, чьи губы теперь беззвучно шевелились.
— Вам кажется, вы слышали… что?
— Речь Сада, — Кира'ату вытянула руки, сложив пальцы щепотью, — то, что вы назвали бы языком ситхи.
— Может быть, она выучила несколько слов, пока мы вместе путешествовали и сражались. — Эолер придвинулся ближе. При виде неустанно двигающихся рук Мегвин у него щемило сердце.
— Это возможно, — согласилась целительница, — но она говорила так, как если бы сама была зидайя.
— Что это значит? — Эолер был смущен и раздражен.
Кира'ату поднялась:
— Простите меня. Мне следовало поговорить об этом с Джирики и Ликимейей, а не беспокоить вас. И в любом случае это не имеет значения, я полагаю. Простите, граф Эолер. Я хотела бы сообщить вам более приятные новости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
Сперва от света, хотя и тусклого, было больно глазам. Темные фигуры стояли перед ней. Когда глаза привыкли к свету, она задохнулась от ужаса и удивления и отползала назад до тех пор, пока не уперлась спиной в камень. Ее окружали чудовища.
Ближайшее к ней существо вздрогнуло, испуганное неожиданным движением принцессы. Как и его товарищи, оно было человекоподобным. Огромные темные глаза без белков, изможденное лицо со впалыми щеками, тонкая и длинная шея. Он протянул к принцессе тонкую длиннопалую руку, потом отдернул, как будто боялся, что она укусит, потом проговорил несколько слов на языке, похожем на эрнистирийский. Мириамель в ужасе смотрела на него, не понимая. Существо сделало еще одну попытку, на этот раз на запинающемся вестерлинге.
— Не принесли ли мы вам повреждения? — Паукообразное существо казалось искренне озабоченным. — Пожалуйста, вы целы? Можем ли мы что-то дать вам?
Мириамель изумилась, но постаралась избежать прикосновения смуглой руки. По-видимому, эти существа не собирались причинять ей боль — по крайней мере пока.
— Немного воды, — сказала она наконец. — Кто вы?
— Джисфидри я. Эти остальные — мои товарищи. А это моя жена Исарда.
— Но кто вы такие? — Мириамель подумала, не может ли быть какого-нибудь подвоха в кажущейся доброте этих существ. Она попыталась незаметно нащупать свой нож, которого в ножнах у пояса не оказалось, и в первый раз огляделась. Она находилась в пещере, в которой не было ничего, кроме грубой поверхности камня. Помещение было залито мутным розоватым светом, но Мириамель не видела, откуда он исходит. В нескольких шагах от нее у стены пещеры лежали сумки, ее и Бинабика. В них были и предметы, которые в случае необходимости она могла бы использовать как оружие…
— Кто мы? — Тот, которого звали Джисфидри, важно кивнул. — Мы последние из нашего народа, или последние, кто избрал этот путь. Путь Камня и Земли. — (Остальные существа издали печальный музыкальный звук, как будто это бессмысленное замечание имело огромное значение.) — Ваш народ знает нас как дворров.
— Дворры! — Мириамель не могла бы удивиться больше, даже если бы Джисфидри заявил, что они ангелы. Дворры были сказочными существами вроде гоблинов, которые якобы жили под землей. И тем не менее, каким бы невероятным это ни казалось, они стояли перед ней. Более того, что-то почти знакомое было в манерах Джисфидри, как будто она уже видела раньше его или кого-то очень похожего. — Дворры, — повторила она, чувствуя, как испуганный смех бурлит внутри нее. Еще одна сказка оказывается самой настоящей правдой. Принцесса выпрямилась, пытаясь скрыть свой страх. — Если вы не хотите причинять мне вреда, отведите меня назад к моему другу. Он в опасности.
Создание с глазами-блюдцами приняло скорбный вид. Оно издало мелодичный звук, и один из дворров выступил вперед с каменной миской:
— Возьмите и пейте. Это вода, как вы просили.
Мириамель подозрительно принюхалась, потом поняла, что дворрам не было смысла тащить ее сюда, чтобы отравить. Она пила, смакуя холодную чистую воду, чувствуя, как она орошает пересохшее горло.
— Вы отведете меня назад к нему? — спросила она, когда закончила.
Дворры тревожно переглядывались, головы их раскачивались, как ромашки на ветру.
— Пожалуйста, смертная женщина, не просите этого. Вы были в опасном месте — опаснее, чем вы можете знать. И вы несли туда нечто, чего не должны были иметь. Равновесие было нарушено. — Эти слова прозвучали высокопарно и почти комично, но его нежелание разговаривать на эту тему было очевидно.
— Опасное?! — В ней разгоралось возмущение. — Какое право вы имели похитить меня у моего друга? Я буду решать, что для меня опасно, а что нет.
Он покачал головой:
— Не для вас — или не только для вас. Ужасное висит на волоске. А это место… оно нехорошее. — Казалось, что он чувствует себя очень неловко. Другие дворры раскачивались за его спиной, тревожно гудя что-то друг другу. Несмотря на всю серьезность своего положения, Мириамель чуть не засмеялась, глядя на это странное представление. — Мы не можем пустить вас туда. Мы глубоко сожалеем. Кто-то из нас вернется и будет искать вашего друга.
— Почему вы не помогли ему? Почему вы не забрали и его тоже, раз так важно, чтобы нас там не было?
— Мы очень сильно боялись. Он сражался с неживым, как мы думали. А равновесие очень легко нарушить.
— Что это значит?! — Мириамель встала, на мгновение гнев в ней победил страх. — Вы не можете поступать так! — Она начала боком двигаться к темному углу пещеры, где, как она думала, мог быть вход в туннель. Джисфидри протянул руку и схватил ее за запястье. Его тонкие пальцы были мозолистыми и твердыми как камень. Скрытая сила — почти невероятная сила — была в этом тонком дворре.
— Пожалуйста, смертная женщина, мы объясним вам все, что возможно. Согласитесь теперь остаться с нами. Мы будем искать вашего друга.
Она попыталась вырваться, но это было безнадежно. С тем же успехом она могла бы попробовать перевернуть землю.
— Так, — сказала она наконец. Страх сменился отчаянием.. — У меня нет выбора. Объясните мне: что произошло? Но если с Бинабиком что-нибудь случится из-за того, что вы сделали, я… я найду способ отомстить вам, кто бы вы ни были. Найду.
Джисфидри наклонил огромную голову, как собака, которую бранят:
— Не наше желание принуждать других к чему-то против их воли. Мы сами слишком много страдали в руках плохих хозяев.
— Если я должна быть вашей пленницей, хотя бы называйте меня по имени. Я — Мириамель.
— Тогда Мириамель. Простите нас, Мириамель, или по крайней мере не судите, пока не будет услышано все, что мы хотели сказать.
Она подняла миску и сделала еще глоток.
— Тогда расскажите мне.
Дворр оглянулся на своих соплеменников — круг огромных темных глаз — и начал говорить.
— А как Мегвин? — спросил Изорн. Из-за повязки голова его казалась странно распухшей. Ледяной воздух проник сквозь клапан палатки, и пламя маленького костра замерцало.
— Я думаю, что она, может быть, вернется к нам. — Эолер вздохнул. — Прошлой ночью она начала немного двигаться и дышать поглубже. Она даже сказала несколько слов, но шепотом, и я не смог ничего разобрать.
— Но это же хорошие новости! Почему у тебя такое вытянутое лицо?
— Женщина-ситхи приходила посмотреть на нее. Она сказала, что это похоже на лихорадку — иногда больной выплывает на поверхность, как тонущий, который делает последний глоток воздуха, но это не значит… не значит… — Голос Эолера задрожал. Он сжал зубы, пытаясь справиться с собой. — Целительница сказала, что она все еще так же близка к смерти, как и раньше, — если не ближе.
— А ты веришь ситхи?
— Это не болезнь плоти, Изорн, — тихо сказал граф. — Это рана и без того поврежденной души. Ты же видел ее в последние недели. — Он сплел пальцы, потом снова расплел их. — А ситхи о таких вещах знают больше, чем мы. Что бы ни случилось с Мегвин, оно не оставило следов — нет ни сломанных костей, ни кровоточащих ран. Скажи спасибо, что твои раны — это обычные земные раны, которые можно залечить.
— Так я и делаю, слово чести. — Риммер нахмурился. — Ах, милостивый Узирис! Эолер, значит, у тебя опять плохие новости. И никто ничего не может сделать?
Граф пожал плечами:
— Целительница сказала, что помочь Мегвин не в ее силах. Она может только немного облегчить ее страдания.
— Проклятая судьба! Такая славная девушка! Над семьей Лута тяготеет какое-то проклятие!
— Никто бы этого не сказал еще год назад. — Эолер закусил губу, прежде чем продолжить. Его собственное горе росло до тех пор, пока не начало казаться, что оно должно либо исчезнуть, либо убить его. — Но, щит Мюрага, Изорн, неудивительно, что Мегвин искала богов! Нетрудно было решить, что они покинули нас: ее отец убит, брат растерзан, разрублен на куски, ее народ в изгнании. — Он задыхался. — Мой народ! А теперь бедная Мегвин сходит с ума и умирает в снегах Наглимунда. Это не просто отсутствие богов, нет, они как будто решили покарать нас!
Изорн начертал знак древа.
— Мы никогда не узнаем, чего хотят небеса. Может быть, у Господа свои планы относительно Мегвин, а мы просто не можем его понять?
— Возможно. — Эолер подавил раздражение. Не было вины Изорна в том, что Мегвин ускользала, и то, что он сказал, было добрым и разумным, но сейчас граф Над Муллаха не хотел ни доброты, ни разума. Он хотел выть, как волк на Фростмарше. — Укуси меня Куамн, Изорн, видел бы ты ее! Если она не лежит неподвижно как смерть, лицо ее полно ужаса, а руки сжимаются, вот так, — он протянул к Изорну собственные руки со скрюченными пальцами, — как будто ищет помощи. — Эолер в отчаянии ударил ладонями по коленям. — Ей нужно что-то, а я не могу ничем помочь. Она потеряна, а я не могу найти ее и привести назад. — Он судорожно вздохнул.
Изорн смотрел на друга. В глазах его светилось понимание.
— О Эолер! Ты любишь ее?
— Я не знаю! — Граф на мгновение закрыл лицо руками. — Когда-то я думал, что могу прийти к этому, но потом она стала неприветливой и холодной. Она отталкивала меня при любой возможности. А когда безумие овладело ею, она сказала, что любила меня с детства. Она была уверена, что я буду смеяться над ней, и не хотела, чтобы ее жалели. Поэтому она всегда держала меня на расстоянии — чтобы я не догадался, в чем дело.
— Мать Милости! — выдохнул Изорн. Он протянул свою веснушчатую руку и сжал ладонь графа.
Эолер почувствовал простую силу этого пожатия и долго не отнимал руки.
— Жизнь и без того сложная штука. Можно было бы обойтись и без войн между бессмертными и тому подобного. Ах, Изорн, неужели мир никогда не наступит?!
— Когда-нибудь, — сказал риммер. — Когда-нибудь обязательно.
Эолер крепко сжал его руку, прежде чем отпустить ее.
— Джирики сказал, что через два дня ситхи уйдут. Ты пойдешь с ними или вернешься в Эрнистир вместе со мной?
— Еще не знаю. В зависимости от того, как будет чувствовать себя моя голова. Пока что я не могу ехать с мало-мальски приличной скоростью.
— Тогда поезжай со мной, — сказал, поднимаясь, граф. — Теперь мы не торопимся.
— Будь здоров, Эолер.
— Ты тоже. Если хочешь, я зайду попозже и принесу немного этого ситхианского вина. Это как раз то, что тебе нужно, чтобы снять боль.
— Боль-то оно, может быть, и снимет, — рассмеялся Изорн. — Но, боюсь, и рассудок повредит. Но мне все равно. Я никуда не собираюсь и не должен ничего делать. Приноси вино, если сможешь.
Эолер похлопал друга по плечу и вышел из шатра под удары колючего ветра.
Дойдя до шатра, в котором лежала Мегвин, он снова был поражен мастерством ситхи. Маленькая палатка Изорна была крепкой и хорошо сшитой, но холодный воздух все равно пробивался внутрь, а тающий снег затекал на пол. Шатер Мегвин сделали ситхи, поскольку Джирики хотел устроить ее с максимальным удобством, и, хотя блестящая ткань была такой тонкой, что казалась почти прозрачной, переступив через порог, он почувствовал себя в добротно построенном доме. Шторм, сотрясавший Наглимунд, ревел как будто за много миль отсюда. Но зачем им это, подумал Эолер, ведь сами ситхи не обращают никакого внимания на холод и сырость.
Кира'ату подняла глаза, когда вошел Эолер. Мегвин, распростертая на матрасе под тонким одеялом, беспокойно двигалась, но глаза ее были по-прежнему закрыты, и смертельная бледность покрывала ее лицо.
— Есть перемены? — спросил Эолер, уже зная ответ.
Она слегка пожала плечами:
— Она борется, но, боюсь, у нее не хватит сил ослабить хватку того, что овладело ею. — Ситхи казалась равнодушной, ее золотистые глаза ничего не выражали, но граф знал, сколько времени она проводит у постели Мегвин. Они просто были другими, эти бессмертные; бессмысленно было судить о них по лицам и даже голосам. — Она говорила какие-нибудь слова? — внезапно спросила Кира'ату.
Эолер смотрел, как пальцы Мегвин вцепились в край одеяла, царапая что-то несуществующее.
— Говорила, да, но я ничего не понял. А то, что я слышал, было только бормотанием. Я не разобрал слов. Ситхи подняла серебристую бровь:
— Мне кажется, я слышала. — Она посмотрела на свою подопечную, чьи губы теперь беззвучно шевелились.
— Вам кажется, вы слышали… что?
— Речь Сада, — Кира'ату вытянула руки, сложив пальцы щепотью, — то, что вы назвали бы языком ситхи.
— Может быть, она выучила несколько слов, пока мы вместе путешествовали и сражались. — Эолер придвинулся ближе. При виде неустанно двигающихся рук Мегвин у него щемило сердце.
— Это возможно, — согласилась целительница, — но она говорила так, как если бы сама была зидайя.
— Что это значит? — Эолер был смущен и раздражен.
Кира'ату поднялась:
— Простите меня. Мне следовало поговорить об этом с Джирики и Ликимейей, а не беспокоить вас. И в любом случае это не имеет значения, я полагаю. Простите, граф Эолер. Я хотела бы сообщить вам более приятные новости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83