Собор потерял основную массу внутреннего убранства. По обеим сторонам двери стояли пустые пьедесталы, а огромные гобелены, благодаря которым стены становились словно бы окнами в жизнь Узириса Эйдона, валялись теперь на полу, испещренные следами грязных ног. Пахло сыростью и разложением, словно тут давно никого не было, но из алтарных дверей сочился свет.
— Там кто-то есть, — прошептала Мириамель.
— Или кто-то еще совершает приходы для зажигания свеч.
Они сделали всего несколько шагов, когда у внутренних дверей появился человек.
— Кто вы? Что вы. ищете в Божьем доме?
Мириамель так была удивлена звуком человеческого голоса, что молчала несколько секунд, прежде чем ответить. Бинабик сделал шаг вперед, но она положила руку ему на плечо.
— Мы путники, — сказала она. — Мы хотели увидеть Святого Сутрина. Раньше здесь не закрывали дверей.
— Вы эйдониты?
Мириамель подумала, что этот голос знаком ей.
— Я да. Мой спутник из далекой страны, но он не раз оказывал услуги Матери Церкви.
Последовало недолгое молчание, потом человек заговорил снова:
— Тогда войдите, если вы поклянетесь, что не враги нам. — Судя по его дрожащему голосу, говоривший вряд ли смог бы остановить их, даже если бы они были врагами.
— Спасибо. Мы не враги.
Смутная фигура отступила назад, и Мириамель провела Бинабика внутрь. Она все еще беспокоилась. В этом призрачном городе в кафедральном соборе мог жить кто угодно. Его вполне могли использовать как ловушку, приманку для доверчивых путников — так паук ткет свою паутину.
Внутри было не намного теплее, чем снаружи, огромный собор был полон теней. Всего дюжина свечей горела в гигантском помещении, и их света едва хватало, чтобы был виден высокий сводчатый потолок.
В куполе тоже было что-то странное. Всмотревшись, Мириамель поняла, что витражи исчезли, но несколько цветных осколков все еще цеплялись за рамы. Одинокая звезда мерцала в обнаженном небе.
— Разбиты ветром, — произнес кто-то рядом с ней. Она резко повернулась, испуганная и удивленная. — Все наши прекрасные окна, работа стольких веков! Это суд над человечеством. — Рядом с ней в слабом свете свечей стоял старик в грязно-сером балахоне. Его лицо было изборождено тысячью морщин, лысеющая голова в белых клочьях волос была увенчана кривобокой шляпой. — Вы выглядели так грустно, — пробормотал он. Говор выдавал в нем эркинландера. — Вы видели когда-нибудь нашего Сутрина… — он помедлил, пытаясь найти слово, — вы видели его… раньше?
— Да. — Мириамель знала, что лучше было бы изобразить невежество, но старик казался таким трогательно гордым, что у нее не хватило на это мужества. — Я видела его. Он действительно был прекрасен.
— Только Великая Церковь в Санкеллане Эйдонитисе могла сравниться с ним, — сказал он тоскливо. — Интересно, она по-прежнему цела? До нас сейчас доходит немного вестей с юга.
— Я уверена, что цела.
— Ах, да? Это очень хорошо. — Но в голосе его послышалось некоторое разочарование тем, что главный соперник его собора избежал такой позорной судьбы. — Но, да простит нас наш Искупитель, мы были плохими хозяевами. — Внезапно он схватил Мириамель за руку слегка дрожащей ладонью. — Заходите и укройтесь от бури. Вы и ваш сын. — Он указал на Бинабика, который удивленно поднял глаза. Старик уже забыл, что Мириамель сказала ему. — Будете здесь в безопасности. Они забрали наши прекрасные вещи, но не смогли лишить опеки божественного ока.
Он повел их вверх по длинному приделу к алтарю — каменному блоку, покрытому тканью, бормоча по пути о прекрасных вещах, которые стояли тут или там, и об ужасных происшествиях, которые случились с ними. Мириамель невнимательно слушала его. Она смотрела на разбросанные темные человеческие фигуры, которые прислонялись к стенам или лежали в углах. Одна или две, завернутые в ткани, лежали вдоль скамеек, словно во сне. Всего в огромной церкви было несколько дюжин человек, все безмолвные и неподвижные. У Мириамели появилось страшное подозрение.
— Кто все эти люди? — спросила она. — Они… мертвые?
Старик удивленно поднял глаза, потом улыбнулся и покачал головой:
— Они пилигримы, как и вы, путники, ищущие безопасного приюта. Вот, Бог привел их сюда, и они нашли его в нашей церкви.
Когда старик снова начал описывать прежнее великолепие Святого Сутрина, Мириамель почувствовала, что ее тянут за рукав.
— Спрашивайте, имеет ли это место что-нибудь, похожее на предмет нашего разыскания.
Мириамель воспользовалась первой же возможностью:
— Есть ли туннели под собором?
— Туннели? — В глазах старика загорелся странный свет. — Что вы хотите сказать? Тут есть катакомбы, в которых отдыхают все епископы собора и будут отдыхать до Судного дня, но туда никто не ходит. Это… святая земля. — Он казался обеспокоенным и смотрел мимо алтаря на что-то, чего не видела Мириамель. — Это не место для путников. Но почему вы спрашиваете?
Мириамели не хотелось расстраивать его еще больше.
— Мне говорили, что там было… святое место. — Она склонила голову. — Дорогой для меня человек находится в опасности. Я думала, что здесь, может быть, есть особая святыня… — То, что казалось ложью, быстро пришло ей в голову, но, подумав секунду, она поняла, что сказала чистую правду: дорогой ей человек действительно в опасности. Она должна поставить свечку за Саймона, прежде чем оставит это место.
— Ах! — Старик, казалось, был удовлетворен этим объяснением. — Нет, это не такое место, совсем нет. А теперь пойдем. Скоро настанет время вечерней мансы.
Мириамель была удивлена. Значит, здесь до сих пор совершают богослужения, хотя от собора осталась только жалкая скорлупа. Она подумала о том, что же случилось с толстым чванливым епископом Дометисом и его священниками.
Он повел их к первому ряду скамеек перед алтарем и жестом велел сесть. Грустная ирония происходящего не ускользнула от Мириамели: она часто сидела здесь со своим отцом, а еще раньше с дедушкой. Старик подошел к алтарю и поднял руки.
— Идите, друзья мои, — громко сказал он. — Теперь вы можете вернуться. — Бинабик посмотрел на Мириамель. Она пожала плечами, не понимая, чего хочет от них этот старик.
Но он обращался не к ним. Мгновением позже из-под купола с шумом и хлопаньем опустилась толпа темных фигур. Мириамель удивленно вскрикнула, когда вороны сели на алтарь. Около двух десятков птиц стояли крыло к крылу, черные перья поблескивали в свете свечей.
Старик начал читать Мансу Никталис, и пока он делал это, вороны чистили перья клювами и хорохорились.
— В чем дело? — спросил Бинабик. — Это не имеет похожести на ваши богослужения, о которых слыхивал я.
Мириамель покачала головой. Старик явно сошел с ума. Он адресовал наббанайские слова молитвы воронам, которые важно бродили взад и вперед по алтарю, издавая резкие хриплые вопли. Но было еще что-то в этой сцене, почти такое же странное, как жуткая церемония, что-то неуловимое… Внезапно, когда старик поднял руки и сделал ритуальный знак великого древа, Мириамель узнала его. У алтаря стоял епископ Дометис собственной персоной — или то, что от него осталось, поскольку он, видимо, потерял больше половины своего прежнего веса. Даже голос его изменился: освобожденный от отягощавшей его плоти, он стал пронзительным и тонким. Когда старик перешел к звучным модуляциям в конце мансы, большая часть прежнего Дометиса, казалось, вернулась; в ее усталом мозгу возник епископ, каким он был когда-то: раздувшаяся огромная бычья лягушка, преисполненная самомнения.
— Бинабик, — прошептала она. — Я знаю его. Это здешний епископ, но он так изменился…
Тролль смотрел на прыгающих воронов со смесью восхищения и удивления.
— Тогда вы можете уговаривать его оказывать нам помощь?
Мириамель задумалась.
— Вряд ли. По-видимому, он очень заботится о своей церкви и не захочет позволить нам спуститься в катакомбы.
— Тогда имею предположение, что именно в это место мы и должны отправляться, — тихо сказал Бинабик. — Будем питать ожидание, что шанс придет к нам. — Он посмотрел на Дометиса, который стоял, откинув голову назад и закрыв глаза. Он широко развел руки, как бы имитируя свою Авианскую конгрегацию. — Есть вещь, которую я имею должность проделывать прямо сейчас. Имейте ожидание. Это будет очень недолгое время. — Он тихо встал со скамейки, потом повернулся и быстро двинулся назад по приделу по направлению к выходу.
— Бинабик! — тихо позвала принцесса, но он только махнул рукой и исчез. Обеспокоенная, она неохотно повернулась, чтобы продолжить созерцание странного представления.
Дометис, видимо, совершенно забыл, что мансу слушает кто-то, кроме него и воронов. Парочка птиц сорвалась с алтаря и уселась на его плечах. Они цепко держались за его одеяние, когда он раскачивался, а в моменты, когда епископ, в пылу речи, начинал размахивать руками, хлопали огромными черными крыльями, чтобы сохранить равновесие на своих насестах.
Наконец, когда епископ приблизился к концу мансы, вся стая поднялась и начала кружиться над его головой, подобно каркающей грозовой туче. Теперь в этой сцене не было ничего смешного; Мириамель испугалась. Неужели в мире не осталось ни одного уголка, который не скатился бы в безумие?
Дометис речитативом проговорил последние наббанайские фразы и замолчал. Вороны кружили над ним еще несколько мгновений, потом поднялись к разрушенному куполу, и только эхо их резких криков осталось висеть в воздухе. Когда и оно смолкло и собор погрузился в тишину, епископ Дометис, посеревший от усталости, склонился за алтарем. Прошло некоторое время, а он все еще не поднялся, и Мириамель начала думать, что старик упал в обморок или даже умер. Она встала и осторожно двинулась к алтарю, с опаской посматривая на потолок — ей казалось, что вороны в любой момент могут спикировать на нее, с когтями и клювами наготове…
Дометис свернулся на оборванном одеяле за алтарем, тихо похрапывая. Лицо его было расслаблено, и кожа свисала глубокими складками, словно на нем была маска из растопленного свечного воска. Мириамель содрогнулась и заторопилась назад к своему стулу, но через некоторое время ей и там стало неуютно: комната была полна безмолвными фигурами, и она вообразила, что все эти люди только притворяются спящими и ждут, чтобы удостовериться, что ее спутник не вернется, а потом поднимутся и подойдут к ней.
Мириамель ждала возвращения Бинабика, как ей показалось, очень долго. В притворе было даже холоднее, чем под разбитым куполом, но зато отсюда было легче убежать. Ночной ветер проникал в приоткрытую дверь, отчего она чувствовала себя гораздо ближе к свободе и безопасности, но принцесса все равно подскочила, когда дверные петли заскрипели.
— Ах, — сказал Бинабик, скользнув внутрь, — дождь все еще имеет великую сильность. — Он стряхнул воду на каменный пол.
— Епископ Дометис спит за алтарем. Бинабик, куда ты ходил?
— Водил вашу лошадь к ожиданию Домой и Кантаки. Если мы не будем находить нашего разыскания, мы можем с легкостью путешествовать через город на ногах. Но если вход в туннель обнаружится, мы можем задерживаться и находить вашу лошадь основой супа у каких-нибудь голодающих персон.
Мириамель не подумала об этом, но она не сомневалась, что он прав.
— Я рада, что ты сделал это. А что теперь?
— Идем производить охоту на наш туннель, — ответил Бинабик.
— Когда епископ Дометис рассказывал про катакомбы, он все время смотрел назад, вот на эту стену за алтарем.
— Хмм. — Тролль кивнул. — Большая разумность в вашем замечании и запоминании. Я предполагаю, что это первое место, нуждающееся в обыскивании.
— Но мы же не хотим разбудить его!
— Как снежные мыши мы будем, шепотом ходящие по ледяному насту. — Бинабик сжал ее руку.
Тревога по поводу спящего Дометиса оказалась напрасной. Старик тоненько храпел и даже не шевельнулся, когда они прошли мимо. Огромная стена за алтарем, которая некогда была украшена изразцами, изображавшими мучения святого Сутрина, превратилась в крошащуюся, осыпающуюся известку с несколькими пятнами сохранившейся керамики. У одного края стены, скрытая за оборванной занавеской, находилась низкая дверь. Бинабик дернул, и она легко распахнулась, как будто ею пользовались достаточно часто. Тролль заглянул внутрь, потом обернулся.
— Будем забирать очень немного свечей, — прошептал он. — Таким образом мы получим возможность оберегать факелы в наших сумках для более очень позднего времени.
Мириамель вернулась и вытащила из подсвечников две свечи. Она чувствовала легкие угрызения совести, поскольку Дометис был по-своему добр к ним, но рассудила, что их главная цель важнее случайного воровства и, может быть, епископ будет вознагражден когда-нибудь, увидев, как восстанавливают его обожаемый собор. Она с интересом подумала, будут ли здесь тогда привечать воронов — хорошо бы, чтоб не привечали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83