И только теперь Пи-Джей сообразил, что Освенцим — это польское название Аушвица.
Он сам оттащил мешок с телом вампирши на задний двор, сбросил его в яму, облил все это горючей жидкостью и поджег. Стоя на краю ямы, он смотрел на огонь, вдыхал сладковатый дымок горящей плоти, едкий запах плавящегося целлофана и паленых волос. Задний двор оказался гораздо больше, чем можно было бы предположить, глядя на дом со стороны парадного подъезда. Здесь было столько пространства... оно манило взгляд вдаль, в темноту, в россыпи мерцающих огней, и тебе представлялся волшебный лес, напоминавший долину Сан-Фернандо; в ту ночь миллионы огней в долине сияли так ярко... Пи-Джею вспомнился и другой огонь: пожар, который устроил пироманьяк Стивен Майлз, выгоняя вампиров из их укрытий, в маленьком провинциальном городе со странным названием Узел... теперь это уже мертвый город... огонь уничтожил его еще раз, только в тот раз это был уже не настоящий Узел, а всего лишь подобие, фанерные декорации к фильму, возведенные на обгоревших руинах настоящего города... неужели этот пожар никогда не закончится? Может быть, он тоже вечен, как всполохи адского пламени? Сегодня они убили вампира. Маленькую вампиршу. Подобрали ее на улице. А это значит, что где-то есть и другие. Здесь, в этом городе. Сколько их? Пи-Джей попытался сосредоточиться и отправить душу в полет над спящим городом, как он делал когда-то, но теперь у него ничего не вышло; все его силы, которыми он обладал как шаман, ушли на то великое противостояние в Узле... сила священного мужа, который и жена тоже, была дана ему только лишь для того, чтобы уничтожить подложного мессию, грозившего повергнуть мир в вечные муки проклятия... с того самого дня у него больше не было видений, и никто из священных животных ему не являлся. У нас действительно много общего с Тимми, подумал он. Я тоже хотел стать простым человеком, а когда получил, что хотел, это не оправдало моих ожиданий.
Где-то в городе есть и другие вампиры. Вампиризм передается, почти как СПИД... через кровь... заражение происходит, когда не-мертвый кусает живого, и тот умирает, чтобы возродиться к не-жизни... болезнь, которая не убивает, а лишь приговаривает своих жертв к вечному скитанию в сумерках. Но что мог сделать Пи-Джей? Взлететь над городом, размахивая бутылкой со святой водой и молотком для игры в крокет?
Пламя медленно угасало. Пи-Джей даже не знал, сколько он здесь простоял, предаваясь своим мрачным мыслям. Он подумал: может быть, позвонить Хит. В Бангкоке сейчас только полдень... ну, примерно. Он развернулся и пошел в дом.
Руди лежал на кушетке в гостиной. В комнате было темно. Свет не горел, и только окна слабо отсвечивали отблесками городских огней. Пи-Джей уже было собрался спросить старика, где тут телефон, и вдруг заметил, что тот вышиб себе мозги. Мертвые руки Руди все еще сжимали старый револьвер сорок пятого калибра, а губы были сложены в трубочку, будто он приготовился делать кому-то минет. Затылок был весь разворочен, на стене темнело пятно спекшейся крови; сгустки серого вещества легли на персидский ковер, сложившись в абстрактный узор в стиле Джексона Поллака.
Пи-Джей обошел труп на цыпочках, словно боясь потревожить его мертвый сон. Наверно, надо пойти разбудить Тимми, подумал он. Вверх по широкой лестнице, по темному коридору, через студию, заваленную всякими электронными приспособлениями и спутанными проводами... последний рывок — и вот он в громадной спальне. Тимми лежал в той же позе, как они и оставили его здесь час назад. Пи-Джей взял стул и сел рядом с кроватью. Лунный свет падал прямо на электрическую розетку в стене, свет городских огней пробивался сквозь наполовину задернутое окно. Во сне Тимми Валентайн выглядел как настоящий ангел. Пи-Джей не решался его разбудить, хотя внизу, прямо под ними, в луже собственной крови лежал человек. Таким потерянным Пи-Джей не чувствовал себя уже очень давно. В последний раз что-то подобное с ним было в Узле. В настоящем Узле... когда он был еще совсем мальчишкой.
На столике у кровати защебетал телефон, сделанный в виде Микки-Мауса.
Радуясь любой возможности оттянуть неприятный момент, когда ему все же придется разбудить Тимми и рассказать о самоубийстве его верного слуги, Пи-Джей взял трубку.
— Тимми... Тимми... — Мягкий, глубокий голос с едва заметным акцентом, выдававшим уроженца Кентукки. — Прости, пожалуйста, но я не знаю, кому еще мне позвонить.
— Господи Боже! Какие люди! Сам преподобный Дамиан Питерc! Да, я произнес имя Господа всуе, но это я от испуга.
— Ты же знаешь, Пи-Джей Галлахер, что я давно утратил веру, — ответил ему человек, в свое время гремевший на всю страну, телеевангелист с многомиллионной аудиторией, низвергнутый силами тьмы... и налоговой полиции. — Что ты делаешь в замке лорда Валентайна? Обиваешь пороги в ожидании подачки? Или ищешь корзину с волшебным всемогущим печеньем, чтобы открыть еще одну галерею в Беверли-Хиллз?
— Удивительно, что ты узнал мой голос.
— Это вопрос мастерства, — ответил ему проповедник, ставший кинозвездой. — И основа любой коммерции. Клиент, имя которого ты запомнил, станет твоим постоянным клиентом.
— Однако странное время ты выбрал звонить, Дамиан. Сейчас три часа ночи.
— Ага, я звоню Тимми в три часа ночи, на тот телефон, который стоит у него в спальне, а ты берешь трубку. Что ты там делаешь, кстати? Опять красуешься в женском платье?
Пи-Джей усмехнулся, несмотря на всю свою нервозность.
— Все, Дамиан, я уже не священный трансвестит. Поиск видений — это как Божий дар. Бог дал, Бог взял. Были видения, нет видений.
— Да, — вздохнул Дамиан Питерс. — Нас таких трое: когда-то каждый из нас владел магией, а потом эту магию утратил. Мы уцелели и исцелились, и порази нас проклятие, если мы не мечтаем о том, чтобы заболеть снова, и изводим себя, и хлещем себя плетьми в этом прекрасном, безумном неистовстве, и чувствуем, как поднимается уровень адреналина в крови...
— Они вернулись, — тихо произнес Пи-Джей.
— Я знаю, — сказал Дамиан, и Пи-Джея пробил озноб.
— Поэтому ты и звонишь?
— Да. — Звук получился каким-то сдавленным, совсем не похожим на слово.
— А где... То есть я хотел сказать когда...
— Сегодня ночью. О Господи, я...
— Руд и застрелился.
— Вот бля! — Когда слышишь такие слова из уст евангелиста, пусть даже телевизионного, пусть даже бывшего, тебя невольно коробит. — Мне надо срочно поговорить с Тимми. Я тут вляпался по самые уши с этими вампирами.
— У нас те же дела.
— Ты не понял. Я имею в виду, они здесь. У меня в номере. Я остановился в отеле, в «Розочке», ну ты знаешь... звоню с мобильного. Потому что прямо сейчас я заперся в ванной, а эти сучки резвятся там, на кровати.
— Какие сучки, Дамиан...
— Ну ладно, я был в расстроенных чувствах... пробовался на роль в «В аду гнева нет», ну и того... пролетел. В обoем, я с горя напился... и подцепил пару девочек в стрип-баре...
— Преподобный Дамиан снял проституток?! Воистину мир перевернулся.
— Слушай, хватит язвить! Я тут заперся в ванной, засунув под дверь серебряную пряжку, и сейчас, кажется, обосрусь от страха, хорошо хоть уже сижу на унитазе, а тебе весело... как же, как же, грехопадение преподобного Дамиана... очень смешно...
— Сейчас я приеду.
— Я в номере 666. Знаю, знаю... позор на мою голову... чтобы впредь неповадно было. Господи Боже! М-да... если бы я по-прежнему в него верил.
Когда Пи-Джей положил трубку, Тимми уже сидел на краю кровати и смотрел на него.
— Как ты думаешь, ему было больно? Руди? — спросил он едва слышно.
— Нет, я думаю, что не больно, — сказал Пи-Джей. — Совсем не больно.
— Ну что? Выпьем крепкого кофе — и вперед? — тихо проговорил Тимми. — Их надо убить, вампиров. Там у меня, под кроватью... достань.
Пи-Джей заглянул под кровать. Чего там только не было! Детали от макета железной дороги, грязное белье, гитарные струны и даже скрученная в трубку литография Шагала — не из самых больших, но все равно тысяч на десять потянет, подумал Пи-Джей, — и еще там стоял гроб.
— Да, — сказал Тимми, — в гробу. Давай вытаскивай его.
Это была небольшая низенькая деревянная коробка, черная и украшенная мозаикой из черепов и костей филигранной работы. Самый настоящий гроб, только маленький. Как для ребенка. Даже Тимми скорее всего в нем не поместится.
— Реликвия из детства, — сказал Тимми. — Давай открывай.
— Там что, родная земля? — спросил Пи-Джей.
Тимми рассмеялся.
— Никогда в это не верил. Просто храню его по старой памяти. Чувствую себя уверенней, когда он рядом.
В гробу было около дюжины заостренных колов, пара деревянных молотков, несколько серебряных распятий и пузырьков, надо думать, со святой водой.
— Это что у тебя? Набор для вампира с суицидальными наклонностями? — спросил Пи-Джей.
— Знаешь, на мне эти штуки вообще никогда не срабатывали, — сказал Тимми. — Хотя, может быть, ты и прав. Я ведь хотел умереть, когда был бессмертным. Ладно, поехали. Где, говоришь, остановился наш неистовый проповедник?
— В «Розочке».
Глаза Тимми распахнулись от удивления.
— А что будем делать с... — начал Пи-Джей, думая о мертвом Руди в гостиной внизу.
— Мертвые, — оборвал его Тимми, — в отличие от живых могут и подождать. У них все-таки больше терпения.
В тишине раздался дикий вопль пастора.
— Плохо положил трубку, — сказал Пи-Джей. — Мы уже выезжаем, — крикнул он в трубку. — Еще малость продержишься?
— Конечно, — ответил ему Дамиан, — ровно столько, сколько продержится пряжка под дверью.
— Мы уже едем.
— Только сперва выпьем кофе, — сказал Тимми.
— Кофе? Мне послышалось, вы там кофе собрались пить... — возмутился Дамиан Питерc.
— Ты его тоже пойми, — терпеливо проговорил Пи-Джей. — Для него это все — новое... всякий там изменяющийся метаболизм, постоянные колебания уровня гормонов... это не его прихоть, ему просто нужно принимать стимуляторы и успокаивающие...
— Да, да! Только поторопитесь!
— Не стоит брать лимузин, — сказал Тимми, — он слишком заметный...
— Но там зато есть кофеварка, — ответил Пи-Джей.
— А, ну тогда все в порядке.
Наплыв
Мы летели сквозь ночь, к мотелю. Пи-Джей сел за руль, а я вливал в себя кофе чашку за чашкой, стараясь привыкнуть к тому, как скачет мое настроение, как течет во мне темная жидкость — кофе, как алкоголь у меня в крови старается выбить меня из вечности бытия к этому чувству безысходности — к наплыву ощущений, к тому, что теперь я простой человек — я живой. Это очень непросто: жить, быть живым... и самое сложное — это осознавать, как проходит время, как пролетают минуты, пылинки в дымном безбрежном пространстве вечности. Время — это не кусок желе, дрожащий в холодной ладони, а чистый и быстрый поток, несущийся мимо, и то, что прошло, не вернется уже никогда. Вот что мне нравится больше всего — что, когда ты живой, ты понимаешь, что время проходит.
Приехали, Тимми.
Ага. Думаю, пары колов нам хватит. Их даже прятать не надо — так пронесем. Никто и не заметит. Это же Лос-Анджелес.
А почему никого нет за конторкой портье?
Не знаю.
Мое сердце бьется. Так странно... Раньше я слышал только чужие сердца. Мое сердце не билось; оно просто было внутри, как тяжелый кусок свинца. А теперь, послушай, оно бьется.
Лифт.
Удалось. Нас никто не заметил.
Шестой этаж.
Дверь в 666-й номер была слегка приоткрыта. Пи-Джей и Тимми остановились и прислушались. Мир вокруг словно замер. Время от времени Тимми казалось, что он что-то слышит... как раньше... как струйка пота стекает по шее Пи-Джея... как в стенах ползают тараканы... как ревет поток крови... горячей человеческой крови...
Вот оно. Дамиан Питерc. Я слышал, как шумит его кровь. Да, он и вправду был страшно напуган — так сильно, что я даже сумел услышать, как течет его кровь. Женщины были там, в номере. Я слышал и их кровь тоже — она была вялой, тягучей. Но я ее слышал... это было как звон пустоты. Как воздух в пустом кармане — неподвижный, холодный.
Их две.
Ага.
Они должны были услышать меня! Как глупо я себя чувствовал... если бы я мог просочиться под дверью вместе со сквозняком... но теперь я уже ничего не могу, ничего.
Ну что, заходим?
Ага.
Они даже не шелохнулись.
Пока за дверью не раздался истошный крик.
Они ворвались в номер, распахнув дверь пинком. Да, две вампирши. Две женщины, даже скорее девочки, подумал Тимми. Одна — жгучая брюнетка, другая — рыжая, как огонь. Обе одеты во все черное, в неоготическом стиле. Темные, пустые глаза. На кровати лежал портье, которого Тимми с Пи-Джеем не встретили за конторкой внизу и еще удивились, куда подевался администратор. Это был молодой мужчина в изодранной форменной куртке. Все было залито кровью. Они искусали его всего, на изгрызенном теле не осталось живого места. Они кружили вокруг распростертого тела, шипели, набрасывались на него... разбрызгивали кровь... трубка телефона, стоявшего рядом с кроватью, была снята, а рядом с самим аппаратом лежали глаза того молодого мужчины, прямо на Библии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54