Что за зрелище! А до появления Тимми оставалось еще не меньше часа.
На разогреве играла какая-то местная группа. Молодой певец, практически копия Тимми, очень привлекательный, весь прилизанный, разряженный в дерзкий яркий костюм... они исполняли что-то в стиле «Power Rager», вопили и бесновались на сцене, а публика изредка аплодировала их жеманным композициям, которые сопровождались синтетическим полутехно, какое обычно крутят на MTV в те часы, когда его никто не смотрит. Их выступление закончилось лазерным шоу с явлением голографического Годзиллы. Зрителям понравилось это действо, однако все с нетерпением ждали Тимми.
Потом была еще одна группа... совершенно не отличавшаяся от той, которая играла первой. Даже Хит, которой следовало вести себя осторожно, начала проявлять нетерпение, хотя она знала, что Тимми появится только тогда, когда возбуждение толпы достигнет оргиастической точки.
— Чушь, полная чушь, — бубнил Гастон в свой бокал ледяного пива «Сингха». — Та же самая музыка, та же самая гармония, даже рифы на синтезаторе те же самые, ради всего святого! Когда же наконец будет то, ради чего мы сюда, собственно, и пришли?!
В ложу вошел Пи-Джей. Он так торопился, что даже оттолкнул локтем какую-то из khunying, стоявшую у него на пути.
— Хит, Хит, — прошептал он. — Нам надо поговорить.
Ее грудь снова пронзила острая боль.
— Что случилось?
— Пока не случилось, но может случиться. Что-то действительно грандиозное. Знаешь, сегодня — особенный день, когда напряжение в мире реальности достигает такого уровня, что произойти может все что угодно.
— С Тимми все в порядке?
— Ага, он в гримерке. Джианьян что-то опаздывает, но я уверен, что он придет, когда надо. Он всегда делает все в самый последний момент. Но Хит, Хит...
У него был странный, какой-то дикий вид. Он распустил свои длинные волосы, и они слегка развевались даже тогда, когда никакого ветра не было и в помине. Дикарь — как он есть. Господи, как я люблю его, подумала она. Но в нем столько всего, к чему я никогда не смогу даже притронуться. Слава Богу, что я не такая, как та женщина из оперы, которая так стремилась открыть все двери... мне все же хватает ума не лезть в запретную зону.
— Хит, — начал Пи-Джей, — оно вертится вокруг меня, как торнадо. Мне кажется, оно скоро меня засосет... и унесет прочь из Канзаса, прочь из этого мира... ты понимаешь? Весь этот мир — всего лишь крошечный островок посреди бесконечного океана ужаса... тайны... трансцендентальных мистерий... и время от времени возникают такие мгновения, когда напряжение в мире доходит до высшей точки, и плотины дают течь, и, сама знаешь, может произойти все что угодно, и... похоже, такое мгновение наступило. Я знаю, я чувствую. Когда мной опять овладеет дух, который все делает наоборот, я уже не смогу ничего сказать сам... и я хочу, чтобы ты знала: я люблю тебя, сейчас и всегда.
— Пи-Джей... — Но тут с ним что-то произошло. Он весь напрягся, на шее запульсировали вены. — Пи-Джей, не мог бы ты наконец рассказать мне...
— Привет, — сказал он и вышел из ложи задом наперед, но при этом ни разу не споткнулся, словно у него на затылке были глаза.
И снова грудь Хит пронзила острая боль. Но она не осмелилась вскрикнуть или застонать; в подобном обществе это было бы неуместно. Она сделала большой глоток чего-то, что здесь подавали — похоже, шампанское, — запив две таблетки ибупрофена. Взглянула на сцену, и ей показалось, что она заметила того парня, ответственного за спецэффекты, о котором говорил Пи-Джей. Он неуверенной походкой направлялся к будке за сценой, где стоял пульт управления. Вот он споткнулся о нагромождение кабелей и проводов. Было вполне очевидно, что он успел очень даже неплохо повеселиться в перерывах между работой.
Джианьян уселся в кресло, стоявшее перед пультом управления... каким же крошечным казался он ей отсюда, сверху... Господи, подумала Хит, сколько власти сейчас в этих крошечных руках. Он повернул рукоятку или что там еще; Хит не смогла разглядеть с такого расстояния.
Свет начал меркнуть, ребята из последней группы, которая разогревала публику, уже прощались и собирали свои инструменты. Они кланялись и посылали воздушные поцелуи публике. Жидкие аплодисменты мгновенно затихли. Напряжение нарастало. Зрители ждали Тимми, только Тимми и никого, кроме Тимми.
Едва слышно прозвучали первые аккорды. Небесные звуки струн полились из колонок. Прекрасная музыка, медленная и торжественная. Над стадионом сгустилась полутьма — город вокруг все еще светился ночными огнями. На небе едва виднелась пара звезд; ночной Бангкок окутан смогом. Грохот дорожного движения доносился даже сюда. Среди всего этого разнообразия звуков можно было услышать пронзительный вой сирен, рев мотоциклов без глушителей... и даже где-то вдалеке, едва различимый — рев слонов. Все эти звуки казались неотъемлемой частью музыки, а потом из колонок раздался голос... низкий голос Белы Лугоши... слушайте их... детей ночи... какая дивная у них музыка... Это было совсем не похоже на голос живого человека. Его засэмплировали из старого фильма и записали несколько дорожек, одна поверх другой, пока он не начал звучать словно шепот прибоя... и только один человек из всех, собравшихся в этот вечер на стадионе, знал, что это был голос самого Дракулы, что в нем таилась опасность...
Одинокий луч света пронзил темноту.
И высветил Тимми Валентайна. Он стоял, одинокий, угрюмый, заряженный темной энергией зала. Гул толпы превратился в рев, а потом — в громовой грохот: Тимми, Тимми, Тимми. И над всем этим ревом плыли протяжные звуки струн. Меркнущий идол все еще покорял своей сверхъестественной красотой. Его волосы, длинные в восьмидесятых, теперь были пострижены очень коротко, за исключением одного локона, ниспадавшего на бледный лоб. Его глаза не нуждались в каком-либо макияже: большие, блестящие, словно огромные драгоценные камни, и такие странно уязвимые. Он был во всем черном, и лишь белизна его кожи пробивалась сквозь разорванную, незастегнутую рубашку и дыры в джинсах. Бриллиант в его левом ухе... даже на таком расстоянии он сверкал, переливаясь светом.
Тимми улыбнулся.
Одна эта улыбка подняла новую волну бешеных аплодисментов.
Музыканты — невидимые для зрителей, чтобы не отвлекать внимание от роскошного одиночества Тимми — заиграли вступление к «Вампирскому Узлу».
И Тимми запел.

18
Растворившись в воздухе
Ночь
Да, думал Пи-Джей, сама песня по нынешним меркам — никчемная. Слова в стиле кантри-вестерн, а мелодия слишком слащавая и агрессивная одновременно. Но, с другой стороны, сейчас кто-нибудь помнит хоть одну песню начала восьмидесятых? А «Вампирский Узел» — на все сто процентов продукт того времени. Но парень пел так, что казалось, сейчас у него пойдет горлом кровь, и от этого песня казалась прекрасной.
Можно даже сказать, что теперь в нем появилось какое-то напряжение, которого не было раньше... эти длинные фразы, которые раньше выходили вообще без пауз, даже на то, чтобы сделать вдох... а теперь ему приходится беречь воздух, следить за диафрагмой и делать все то, о чем всю жизнь беспокоятся смертные исполнители. И у него хорошо получается, черт побери! — думал Пи-Джей, сидя в будке, расположенной на вершине башни, от которой шли подвесные мостки — прямо над сценой, от одного края стадиона до другого.
Все шло гладко... но оно было рядом, это зловещее «что-то». Он уже чувствовал его запах. Запах смерти. Сперва он подумал, что это Памина... он знал, что Памина прилетела в Бангкок, он чувствовал ее присутствие в городе, когда дух «наоборота» завладел его разумом... однако смерть, которая подкрадывалась к нему под покровом теней, — это была не Памина, нет... уже совсем рядом... может быть, за кулисами... когда Пи-Джей закрывал глаза, то чувствовал каждого человека на стадионе, чувствовал каждую душу... они были как пламя свечей, танцующее, трепещущее... но среди них была одна свечка, и ее пламя было не обжигающим, как остальные, а леденяще-холодным. Где-то там. Кто-то... Но кто? Неужели они еще не разобрались со всеми бессмертными? Да, Памина выпала из их поля зрения... но ведь она не вампир... не настоящий вампир... она не может сама создавать новых вампиров.
Так кто же это мог быть?
А музыка была такая красивая...
Теперь звучала длинная оркестровая интерлюдия. Тимми сдвинулся с места, луч света сдвинулся вместе с ним. Тимми метался по сцене. Свет следовал за ним. Его танец казался таким безмятежным и отрешенным в этом звуковом шторме орущих синтезаторов и гремящих тарелок симфонического оркестра... Тимми махнул толпе, и та ответила ему ревом... а потом он запел:
Не важно, поедешь ли ты автостопом
Или заплатишь сполна.
Я буду ждать на Вампирском Узле
И выпью душу твою до дна...
Невидимые музыканты все наращивали темп, а потом все как будто оборвалось: и музыка, и голос Тимми, — они растворились в технодымке Джианьяна. Следующая песня тоже была одним из первых хитов Тимми... «Приходи ко мне в гроб». Мы с Хит выросли на этих песнях, и посмотрите — где сейчас мы и где Тимми...
Бессмертная тварь переместилась.
В воздухе разлилась неестественная прохлада. Да, было жарко: около 27 градусов. Но Пи-Джею все равно было холодно. Это его «оборотное» состояние меняло все ощущения на прямо противоположные. Откуда оно появилось? Еще немного — и он просто не выдержит. Нужно немедленно что-то делать. Что есть прямая противоположность смерти? Ну, кроме жизни...
Любовь.
Он оглядел трибуны, ища взглядом Хит.
А вот и она.
Болтает с кем-то из местной элиты, потягивая шампанское из бокала. Похоже, пока все нормально, разве что...
Там... среди зрителей... Памина Ротштайн. Пробирается сквозь толпу решительным шагом — в сторону зоны VIP... бесцеремонно толкает всех, кто стоит у нее на пути, лезет вверх, цепляясь за перила...
Тянется к...
Пи-Джей встал из-за пульта. Его ноги сами ступили на подвесные мостки. Все плыло перед глазами... Началась новая песня. Это был не Тимми. Одна из тех тайских групп, которые выступали на разогреве. Пока они пели, заполняя паузу, Тимми переодевался. Пи-Джей не спешил — иначе он просто грохнется вниз. Вот, уже близко. Еще пара шагов и — вниз по шесту, а мысли бегут задом наперед... не надо ни о чем думать, не думай, просто иди, падай, падай, падай...
Кувырком — на ковровую дорожку. Прямо в толпу неистовствующих фанатов. Мимо проехал торговец с тележкой, уставленной прохладительными напитками... какие-то американцы, тоже пришедшие на концерт, таращились на Пи-Джея и тыкали в него пальцами... он свалился прямо на двух парней, и это смягчило его падение. Памина была уже далеко... За ней, за ней... нет, он все-таки упустил ее из виду. За ней, спиной вперед. В сторону выхода, вниз по крутым ступенькам, в коридор, который идет вокруг всего стадиона: металлические перилла, стальной пол, глухие шаги гулким эхо разносились вокруг... вот и она. Идет прямо ему навстречу.
— Памина...
— Ты меня не остановишь. Я должна кое-что сделать.
— Ты кого-то убила?
— Ты меня не остановишь.
— Куда ты идешь?
— К Эйнджелу.
— Эйнджел управляет тобой? Он в тебе?
Он схватил ее за плечи, встряхнул, попытался остановить. Она вырывалась, боролась с ним... мать твою, а она была сильной, чертовски сильной. Духи давали Пи-Джею силу, но в Памине была... одержимость... и смерть в глазах. Словно она уже одной ногой стояла в могиле. Когда он встряхнул ее, ее облик начал меняться... черты стали более утонченными... глаза стали больше... волосы растрепались во все стороны...
— Эйнджел! — воскликнул Пи-Джей. — Но ведь ты заточен в амулете...
— Не навсегда. — Волна пробежала по лицу... и это вновь стало лицо Памины.
— Хит тебе не достать! Никогда! — закричал Пи-Джей.
— Она уже на пути... Все равно так или иначе она мертва. Если ты вдруг не знаешь: она уже накормила ангела кровью из собственной груди, теперь она принадлежит ему, ее грудь несет на себе его отметину, прямо над сердцем, и ты уже ничего не сделаешь, ничего, даже с помощью твоей глупой местечковой магии, из-за которой твоя задница идет впереди тебя... смирись, оставь ее мне...
— Нет! Только не Хит!
— Не стой у меня на пути.
Она с силой впечатала его в стену и побежала. Она знала, где амулет. И она бежала к нему кратчайшим путем. Он манил ее к себе, словно наживка — рыбу. Ее невозможно было остановить, в ее голове билась только одна мысль... Пи-Джей не рванулся за ней. Нет, ему надо было идти назад. В направлении, прямо противоположном.
Назад. Назад.
Нащупав ступеньки, он начал спускаться вниз по бесконечной лестнице, и никто не видел его, потому что все, до единой души, были там, наверху, где шел концерт. Как раз заиграло вступление к «Распни меня дважды», когда в мелодию вплетаются звуки когтей, разрывающих человеческую плоть, их стук о кости, и шелест льющейся крови, тонущей в партии ударных, и тут...
Он не знал, как это произошло, но, идя вслепую, задом наперед, он все же добрался до Хит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54