— Всячески на это рассчитываю, — заявил Шелк. — По крайней мере, до тех пор, покуда нахожусь на борту.
— Пойду на палубу, — сказал Гарион. — Не могу сидеть в духоте в первый день плавания — меня начинает мутить.
— И это говорит владыка островного государства? — изумилась Полидра.
— Это всецело дело привычки, бабушка.
— Разумеется…
Море и небо были неспокойны. Тяжелый облачный фронт неумолимо надвигался с запада — оттуда накатывались огромные волны, возможно, зародившиеся где-то у восточного побережья Хтол-Мургоса. Хотя, будучи повелителем острова, Гарион знал, что подобное случается, он тем не менее ощущал какой-то суеверный страх, видя, как низкие облака стремительно несутся на запад, тогда как выше дует сильный ветер в прямо противоположном направлении, о чем свидетельствовало движение темных туч. Ему не раз приходилось видеть такое прежде, но на этот раз он совершенно не был уверен, что подобное явление всецело вызвано естественными причинами. Он вскользь подумал о том, что могли бы натворить две бессмертных противоборствующих сущности, если бы путешественники не отыскали корабля. Ему представилось вдруг, как волны моря расступаются, как обнажается широкая полоса дна, как беспомощно бьются на песке рыбешки… Он все менее чувствовал себя хозяином собственной судьбы. И, как некогда во время долгого странствия в Хтол-Мишрак, вновь объяла его уверенность в том, что именно два пророчества неодолимо влекут его на рифы Корим, все ближе к месту встречи, которая, пусть помимо его воли, была величайшим событием, которого вся вселенная ожидала с первого дня творения. И трагический вопрос «Почему именно я?» готов был уже сорваться с его губ…
И тут появилась Сенедра. Подкравшись сзади, она доверчиво уткнулась ему в бок, как делала в те первые безумные дни, когда они обнаружили наконец, что крепко любят друг друга. Гарион нежно обнял жену.
— О чем ты думаешь? — тихо спросила она.
Сенедра успела уже сменить старомодное платье из зеленого атласа, в котором щеголяла при дворе, на простое серое шерстяное платьице.
— Ни о чем… Просто по мере приближения к месту начинаю все сильнее волноваться.
— Но о чем ты волнуешься? Ведь мы же победим!
— Это еще не решено.
— Ты победишь! Ты ведь всегда побеждаешь!
— На этот раз все обстоит несколько иначе, Сенедра. — Он вздохнул. — Это не просто сражение. Я должен избрать преемника. Тот, кого я выберу, и будет новое Дитя Света, и даже, возможно, станет богом. И если я ошибусь в своем выборе, то на свет появится ужасающий бог. Вообрази себе, к примеру, Шелка в этой роли… Он живо обчистит карманы прочих богов и распишет все небо непристойными шуточками.
— Да, характер у него для этого неподходящий, — согласилась Сенедра. — Конечно, Шелк очень мил, но, думаю, Ул был бы против такого решения. А что еще заботит тебя?
— Ты прекрасно знаешь. Один из нас завтра расстанется с жизнью.
— Не стоит тебе ломать над этим голову, Гарион, — печально произнесла она. — Это буду я. Я знала это с самого начала.
— Не глупи. Я смогу этого избежать!
— Да? И каким образом?
— Просто скажу завтра, что не стану никого выбирать своим преемником, если хоть волос упадет с твоей головы.
— Гарион! — ахнула она. — Ты не сделаешь этого! Ведь тогда вся вселенная погибнет!
— Ну и что с того? На что мне вселенная, если тебя не будет рядом?
— Мне очень отрадно это слышать, но ты не имеешь право так поступить. Да ты так и не поступишь. У тебя слишком сильно чувство ответственности.
— А с чего ты вдруг решила, что это будешь именно ты?
— Это моя миссия, Гарион. У каждого из нас есть своя миссия, а у некоторых даже не одна. Белгарат должен был выяснить, где состоится последняя встреча. Бархотка — умертвить Харакана. Даже у Сади была миссия — прикончить Нарадаса. У меня же никакой миссии нет — значит, я должна умереть.
И Гарион решился.
— У тебя была миссия, Сенедра, — сказал он. — И ты блестяще ее исполнила.
— О чем ты?
— Ты, наверное, не сможешь вспомнить. Когда мы выехали из Келля, ты несколько дней просто спала на ходу.
— Нет, почему же, я об этом помню.
— И дело тут было не в обычной усталости. Зандрамас овладела твоим разумом. Она и прежде это делала. Помнишь, как тебе стало плохо по пути в Рэк-Хаггу?
— Да, мой дорогой.
— Это, конечно, был иной недуг, но в нем тоже повинна Зандрамас. Она уже больше года пытается овладеть твоим разумом.
Сенедра уставилась на мужа, широко раскрыв глаза.
— И вот, когда мы уезжали из Келля, она погрузила в сон твой разум. Ты ушла одна в чащу, тебе казалось, что ты повстречала там Арелл…
— Арелл? Но она же мертва!
— Я знаю, но тогда ты уверена была, что встретила именно ее, и она вручила тебе запеленутую куклу, а ты приняла ее за своего малыша. Тогда эта так называемая Арелл кое о чем тебя спросила, а ты ей ответила.
— Но о чем именно?
— Зандрамас во что бы то ни стало требовалось выяснить, где состоится встреча, а в Келль путь ей был заказан. Она приняла облик Арелл, чтобы обманом выведать это у тебя. Ты рассказала ей и про Перивор, и про карту, и про Корим. Это и была твоя миссия.
— Так, значит, я предала вас?
Сенедра съежилась, словно от удара.
— Нет. Ты спасла вселенную. Пойми, Зандрамас непременно должна была попасть на высоты Корим в назначенное время. Кто-то должен был подсказать ей дорогу туда. Эту задачу выполнила ты.
— Но я ничего не помню…
— И неудивительно. Полгара стерла это из твоей памяти. В том, что случилось, не было твоей вины, а ежели бы ты обо всем помнила, то терзалась бы раскаянием.
— И все равно я вас предала…
— Ты помогла случиться тому, что должно было случиться, Сенедра. — Гарион грустно улыбнулся. — Понимаешь, обе противоборствующие стороны стремятся к одному и тому же. Мы — и Зандрамас, разумеется, — пытались разыскать Корим и помешать противнику сделать то же самое, чтобы таким образом его победить. Однако судьбы мира так не решаются. Встреча непременно должна состояться, чтобы Цирадис могла сделать выбор. Пророчества все равно не позволили бы нам этого избежать. Обе стороны потратили уйму сил и времени — и все совершенно бессмысленно. Нам следовало бы с самого начала до этого дойти и тем самым избавить себя от массы проблем. Единственное утешение — Зандрамас пришлось куда сильнее попотеть, чем нам.
— Но я все равно уверена, что завтра умру.
— Глупости.
— Надеюсь только, что мне позволят обнять моего малыша, прежде чем я…
— Ты не умрешь, Сенедра!
Но она не слышала его.
— Прошу, береги себя, Гарион, — твердо сказала она. — Ешь вовремя, потеплее одевайся зимой и… и сделай так, чтобы наш сын не забыл меня!
— Сенедра, ты замолчишь или нет?
— И последнее, Гарион, — безжалостно продолжала она. — Я хочу, чтобы через некоторое время ты непременно вновь женился. Вовсе не следует, подобно Белгарату, убиваться три тысячи лет.
— А я и не собираюсь, ведь с тобой ничего не случится.
— Посмотрим. Но обещай, Гарион! Ты просто не сможешь жить в одиночестве — с тобой рядом непременно должен быть кто-то, нежный и заботливый…
— Может быть, довольно?
Из-за грот-мачты выступила Полидра с самым что ни на есть деловым видом.
— Очень мило и выжимает слезу, но, может быть, вы все драматизируете? Гарион прав, Сенедра. С тобой ничего не случится, так почему бы до времени не убрать свое блистательное благородство куда-нибудь в темный чулан?
— Я знаю то, что знаю, Полидра, — уперлась Сенедра.
— Надеюсь, ты не будешь слишком сильно разочарована, когда послезавтра проснешься и обнаружишь, что ты в добром здравии?
— Но тогда кто же умрет?
— Умру я, — спокойно сказала Полидра. — Мне известно об этом вот уже три тысячи лет — я успела свыкнуться с этой мыслью. По крайней мере, мне дарован этот день — и я проведу его с теми, кого любила и оставила ради великой цели. Сенедра, на ветру холодно. Пойдем-ка в каюту, покуда ты не схватила насморк.
— В точности твоя тетушка Пол, правда? — успела бросить Сенедра через плечо Гариону, пока Полидра вела ее к лесенке в кают-компанию.
— Вполне естественно, — отозвался Гарион.
— Как вижу, началось, — раздался неподалеку голос Шелка.
— Что началось?
— Слезные прощания. Абсолютно каждый уверен, что именно он не увидит завтрашнего заката. Подозреваю, они все, один за другим, явятся сюда, чтобы трогательно с тобой проститься. Я надеялся быть первым — просто для очистки совести, — но Сенедра опередила меня.
— Ты?! Тебя же невозможно убить! Ты слишком удачлив.
— Свою удачу я творил собственными руками, Гарион. Легко смухлевать, играя в кости. — Глаза маленького человечка затуманились от воспоминаний. — Недурное было времечко, правда? Хорошего нам выпало все-таки больше, чем плохого, — чего еще желать?
— Ты столь же сентиментален, как Сенедра и бабушка.
— Похоже на то, не правда ли? Это не слишком-то приятно. Не печалься, Гарион. Если случится вдруг, что жертвой окажусь именно я, это избавит меня от печальной необходимости принять одно неприятное решение.
— Что за решение?
— Тебе известна моя точка зрения на брак?
— О да! Ты частенько высказывался на эту тему.
Шелк вздохнул.
— Так вот, разбивая в прах собственные логические выкладки, думаю, я готов предложить руку Лизелль.
— А я-то гадал, сколько времени тебе на это потребуется!
— Так ты знал?
Шелк казался изумленным до глубины души.
— Об этом все знали, Шелк. Ее послали сюда, чтобы сцапать тебя, что она с блеском и сделала.
— Как печально столь бездарно угодить в западню, дожив до седых волос!
— По-моему, ты несколько преувеличиваешь.
— Отнюдь. Это мое решение — явный признак старческого слабоумия, — грустно вздохнул Шелк. — Мы с Лизелль могли бы и не менять ничего в наших отношениях, но красться по ночам темными коридорами в ее спальню вдруг стало казаться мне неуважительным по отношению к ней. А я слишком хорошо к ней отношусь…
— Хорошо относишься?
— Ну ладно! — решился Шелк. — Я люблю ее. Стало тебе легче от того, что ты вынудил меня вслух в этом признаться?
— Я просто хотел внести полную ясность — только и всего. Неужели ты признаешься в этом впервые — даже себе самому?
— Я пытался закрывать на это глаза. Слушай, давай переменим тему! — Маленький драсниец огляделся. — Как я надеялся, что он соблаговолит полетать где-нибудь в других широтах! — брюзгливо произнес он.
— Кто?
— Этот треклятый альбатрос! Он снова здесь. — Шелк указал на небо.
Гарион обернулся и увидел огромную птицу — распростерши снежно-белые крылья, она летела перед самым бушпритом. Облака на западе сгущались и темнели, и на этом фоне сверкающая птица казалась окруженной каким-то неземным сиянием.
— В высшей степени странно, — не сумел скрыть удивления Гарион.
— Как бы хотелось знать, что у него на уме, — вздохнул Шелк. — Все. Иду вниз. Глаза бы мои на него не глядели! — Он вдруг взял Гариона за руку. — Мы славно повеселились, — хрипло выдохнул он. — Береги себя.
— Тебе вовсе не обязательно уходить…
— Должен же я уступить место тем, кто уже стоит в очереди, чтобы слезно проститься с вами, ваше величество? — хмыкнул Шелк. — Полагаю, вас ждет безрадостный денек. А я пойду разведаю, не обнаружил ли Белдин в трюме бочонок эля…
И, небрежно помахав Гариону, маленький человечек направился к лестнице, ведущей вниз.
Пророчество Шелка сбылось блистательно. Друзья Гариона, один за другим, приходили сказать ему последнее «прости» — каждый был совершенно уверен, что жертвой падет именно он. И день действительно выдался в высшей степени мрачным.
Солнце уже почти село, когда произнесена была последняя доморощенная эпитафия. Гарион без сил облокотился на перила, с грустью глядя на фосфоресцирующие волны за бортом.
— Тяжелый день, не так ли?
Это снова был Шелк.
— Ужасный! А что, Белдин отыскал эль?
— Никому из вас нынче не порекомендую такого рода забав. Вам завтра нужны ясные головы. Я пришел проведать тебя, желая убедиться, что от мрачных мыслей, кои навеяли тебе прощания с дорогими друзьями, тебе не захотелось утопиться. — Шелк нахмурился. — Что это?
— Ты о чем?
— Что за гудение? — Он поглядел вперед. — Это оттуда!
Пурпурное небо после захода солнца стало почти черным, и эта черноту лишь кое-где прорезали зловещие ярко-алые вспышки — это последние лучи солнца пробивались сквозь тучи, застящие западный горизонт. Вдоль всей его линии виднелось ржавое сияние, и там то ли мерещились, то ли и впрямь виднелись клочья белой пены прибоя.
На палубу покачивающейся походкой человека, проводящего на суше много меньше времени, чем на море, вышел капитан Креска.
— Вот оно, добрые господа! — объявил он. — Впереди риф.
Гарион во все глаза уставился на Место, которого больше нет. Мысли обгоняли одна другую, чувства буйствовали.
И тут альбатрос издал короткий крик — как показалось Гариону, полный торжества. Огромная жемчужно-белая птица, единственный раз взмахнув крыльями, бесшумно устремилась прямо к рифу Корим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60