По многим причинам мы были связаны крепче, чем это обычно случается. И для нас обоих было очень важно, чтобы в момент смерти он оказался именно здесь. Я-то это знал с самого начала. А Кеннит, боюсь, понял, только когда тот самый миг уже наступил!
Этта вздохнула и спросила совсем уже задушенным голосом:
— Так ты… ты теперь — Кеннит?
— Нет. Мне жаль, Этта, но Кеннит стал всего лишь частью меня. Он дал мне завершение. Но я — Парагон-Совершенный, и отменить это нельзя!
Ему доставило удовольствие заявить лишний раз о том, кто он такой. Он думал, правда, что причинит Этте боль, и, к своему искреннему удивлению, заранее огорчился. Ему действительно было жаль. Он попытался даже припомнить, когда последний раз испытывал подобное чувство, но так не вспомнил. Может, способность к сочувствиям была свойством, проявлявшимся лишь при обретении полноты личности? Наверное, потребуется время, чтобы привыкнуть к изменившемуся восприятию мира и к новизне собственных чувств!
— Значит, его больше нет, — проговорила Этта тяжело, и он услышал, как она трудно вздохнула. — Но, почему ты не смог исцелить его, как Проказница исцелила Уинтроу?
Некоторое время он молча размышлял. Потом ответил:
— Говоришь, она его исцелила? Я на самом деле не знаю. Могу только догадываться, что она в действительности содеяла. Так при необходимости поступают драконы. Они сжигают запас жизненных сил в своем теле, чтобы ускорить выздоровление. И если Проказница в самом деле учинила такое над Уинтроу, ему еще повезло, что он смог это пережить! Немногим из людей дано столько жизненной энергии. И Кеннит не принадлежал к их числу.
Настал черед Этты надолго замолчать. Ночная тьма кругом них тем временем делалась все непроглядней, но даже и темнота есть удовольствие, когда ты недавно заново обрел зрение. К тому же мрак был совсем не абсолютным. Совершенный поднял глаза и увидел тучи, то открывавшие, то прятавшие луну и звезды. А морские волны обрисовывались свечением воды. Глаза у Совершенного были очень острые, — наследие предков-драконов. И он даже различал силуэты кораблей, шедших поблизости.
— А вот… — снова заговорила Этта. — Если бы я тебя кое-что спросила про Кеннита, ты смог бы ответить? Есть у тебя такое знание?
— Не исключено, — уклончиво ответил корабль. И покосился на Этту.
Та как раз сняла ладони с поручней и задумчиво крутила браслет на запястье.
— Он любил меня? — вопрос вырвался у нее с болью. — Он меня в самом деле любил? Мне необходимо знать это.
— Кеннит — часть меня, — повторил Совершенный. — Но я-то не Кеннит.
Говоря так, он вел сам с собой внутренний спор. Эта женщина носила дитя. Дитя, обещанное ему много-много лет назад. По имени Парагон Ладлак. А дитя нужно было любить. Любить всем сердцем, без всяких там «но».
— Если ты хранишь его воспоминания, ты не можешь не знать правды, — добивалась своего Этта. — Так он любил меня?
— Да. Он тебя любил. — Совершенный дал ей то, в чем она отчаянно нуждалась, а про себя подумал: «Да, во мне память Кеннита, но сам я не Кеннит. Тем не менее я способен лгать не краснея, так же как он. Только с более высокими целями…» — Он любил тебя настолько сильно, насколько его сердце вообще было способно любить.
Вот это, по крайней мере, являлось истинной правдой.
Спасибо тебе!
Чья-то мысль пронеслась четко, мимолетно и неожиданно, словно внезапная дождевая капля. Совершенный попытался было отыскать ее источник, но не сумел. Странно. Ощущение голоса показалось ему очень знакомым. Почти как у Кеннита. Однако мысль пришла извне. Откуда бы?
— Спасибо тебе, — нечаянным эхом отозвалась Этта вслух. — Ты представить не можешь, насколько я тебе благодарна. Спасибо тебе от нас обоих!
И она быстрым шагом покинула бак, оставив Совершенного размышлять над очередной тайной.
Потом впереди в море, на палубе «Пеструшки», неожиданно вспыхнул фонарь. Его трижды подняли вверх и один раз качнули, потом снова прикрыли. Совершенный с некоторым изумлением воззвал к памяти Кеннита. И без труда расшифровал старый пиратский сигнал.
Брэшена вызывали на Проказницу.
— Хорошо бы тут в самом деле оказалось что-то важное, — ворчал Брэшен, трудясь вместе с Альтией на веслах.
Второй парой весел орудовали Этта с Янтарь. Порывы ветра сдували поредевшие волосы резчицы на испятнанное ожогами лицо. Что до Этты — она смотрела прямо вперед.
— Да уж наверняка, — буркнула Альтия.
Работа была не из легких: догонять передовой корабль, борясь с ветром, волнами и темнотой. Четыре судна значительно сблизились, но не остановились даже ради такой встречи. Проказница вела их сквозь путаницу маленьких островов. Одни островки были иззубренными и отвесными, другие представляли собой всего лишь рифы, над которыми пенились волны. Корабли пробирались медленно, то и дело поворачивая вправо-влево. Брэшен весьма мало сомневался, что, будь прилив чуть пониже, здесь и вовсе пройти было бы нельзя. И только молился, чтобы Проказница с Уинтроу в самом деле хорошо знали дорогу!
Сам Брэшен вполне одобрял намерение Уинтроу как можно дальше оторваться от преследователей. Но нельзя сказать, чтобы он с легким сердцем покинул Совершенного, дабы отправиться на Проказницу. Альтия утверждала, что ее племянник достоин всяческого доверия. Но кто мог поручиться за остальную команду корабля? Равно как за капитанов и пиратов с двух других кораблей? Вынужденный союз — дело чреватое. А у Брэшена были еще слишком свежи воспоминания о сидении в закупоренном трюме тонущего корабля.
Проказница подобрала их, как раз когда снова пошел проливной дождь. Их подняли наверх при свете потайного фонарика. За Проказницей уже тянулись на буксире шлюпки с «Пеструшки» и «Мариетты»: посланцы Совершенного прибыли последними. Когда еще и Этта первой полезла наверх, у Брэшена зашевелились в душе самые черные подозрения. Альтия двинулась было следом, но легкое прикосновение Брэшена остановило ее.
— Я следующим, — проворчал он негромко. — А ты погоди… чуть что — бросай концы и дуй обратно на Совершенного!
— По-моему, тебе нечего опасаться, — начала она, но он лишь мотнул головой.
— Я уже разок тебя потерял, — сказал он. — И снова рисковать не намерен!
— Вот так и мудреют, — заметила Янтарь.
Брэшен же схватил мокрую лестницу и полез вверх. Когда его ладони коснулись поручней Проказницы, он испытал невероятную бурю чувств! Корабль встретил его таким шквалом любви, признательности и тепла, что Брэшен чуть самым немужественным образом не разрыдался на глазах у пиратов. Проказница горячо приветствовала его и радовалась, что он жив и здоров.
Он спрыгнул на палубу, которой его ноги не касались с самого дня пробуждения корабля.
— Брэшен Трелл! — негромким контральто окликнула его Проказница. — А Совершенный неплохо над тобой поработал! Теперь ты чувствуешь нас гораздо, гораздо лучше, чем когда-либо, пока трудился на моей палубе! Так вот: я рада тому, что впервые в сознательной жизни приветствую твое прибытие сюда, на борт!
— Спасибо, — кое-как выдавил он.
Этты нигде не было видно, Уинтроу же стоял под дождем и протягивал ему ладонь для рукопожатия. Застенчивый мальчик, которого Брэшен мельком повидал при кончине Ефрона Вестрита, теперь стоял расправив плечи и смотрел ему прямо в глаза. Да, здоровяком ему никогда не бывать, но настоящим мужчиной он был уже теперь. А тяжкое горе прямо-таки состарило его.
— Полагаю, — сказал он, — ты помнишь, где каюта для карт.
И Брэшен поймал себя на том, что неудержимо улыбается при виде знакомой улыбки. Именно знакомой. У Уинтроу была улыбка Альтии. И вообще сходством эти двое обладали просто невероятным.
Брэшен оглянулся и увидел Альтию, перелезавшую через борт. Вот и она положила руки на поручни. И внезапно прямо-таки расцвела. Ей навстречу выбежала Малта, и они немедленно заговорили о чем-то, исчезая внутри.
На Янтарь, как показалось Брэшену, соприкосновение с диводревом живого корабля оказало наименьшее влияние.
Зато при виде Уинтроу она явно испытала сущее потрясение!
— Мальчишка-раб о девяти пальцах… — вырвалось у нее.
Рука Уинтроу невольно дернулась к щеке. Спохватившись, юноша опустил ее. И покосился на Брэшена: дескать, кто это такая и почему она так на него уставилась?
Янтарь вернулась к реальности, только когда откуда-то из недр корабля стрелой вылетела Йек и стиснула ее в могучих объятиях.
— Уау! — воскликнула воительница. — Да ты выглядишь еще почище меня!..
Уинтроу, улучив момент, поспешил прочь. Брэшен пошел за ним, со смешанным чувством ступая по некогда родной палубе. Да, ничего не скажешь, Кеннит был отменным капитаном. И за чистотой на корабле следил очень внимательно.
Брэшен даже головой покачал, дивясь и досадуя, что такая мысль посетила его.
В каюте для карт было уже полно народу. Присутствовали и Этта, и Малтин жених из Чащоб. Рэйн, кажется, решил упорно не замечать внимания, которое неизбежно привлекала его внешность. Зато сатрап был полон сознания собственной важности. Брэшен выделил взглядом двоих мужчин. Один был настоящий богатырь, другой отличался пышностью одежды. Наверное, это были два других пиратских капитана. Глаза богатыря были красными от недавно пролитых слез. Его рыжеволосый сосед был скорбно-серьезен. Стало быть, о смерти Кеннита они уже знали.
Пленные джамелийские дворяне теснились у стены, вымокшие, напуганные и смертельно усталые. Некоторые по виду были близки к обмороку. Уинтроу закрыл за собой дверь и подождал, пока гости избавятся от мокрых плащей. Потом жестом пригласил всех рассаживаться вокруг стола, а сам остался стоять. Заплаканный капитан уже разливал всем бренди. Брэшен несказанно обрадовался дарующему тепло напитку и даже узнал его запах. Бренди было еще из запасов Ефрона Вестрита, сберегавшихся для особого случая.
Альтия проскользнула к Брэшену и устроилась с ним рядом.
— Какие новости! — торопливо зашептала она. — Когда Рэйн с драконицей улетали из Удачного, моя мама, Кефрия и Сельден находились там и пребывали в полном порядке. — И тут же добавила: — Боюсь, это и все хорошие вести. Моя семья впала в беспросветную нищету, наш дом разграблен, владения обобраны дочиста. Так что живой корабль нам теперь более чем когда-либо… Ой! Потом доскажу!
И она прервалась на полуслове, поскольку все разговоры в комнате успели прекратиться. Пираты смотрели на Уинтроу, стоявшего во главе стола.
Вот он набрал полную грудь воздуха и решительно заговорил.
— Я понимаю, как все вы тревожитесь за свои корабли, которые были вынуждены покинуть. Однако нам необходимо было безотлагательно собраться. Гибель Кеннита вынуждает нас принять немало важных решений. Сейчас я вам расскажу, что решил я. И каждый из вас волен будет выбирать собственный курс.
«Вот оно, — подумал Брэшен. — Парень принял командование, властность в голосе появилась. Интересно, оспорит ли кто-нибудь его право?»
Никто не оспорил. Все молчали, и Брэшен понял, что остальные пиратские капитаны с готовностью подчинились Уинтроу. Они почтительно ждали, и лишь удовлетворенная улыбка сатрапа свидетельствовала: он-то знал, что сейчас будет сказано.
— Договор, — начал Уинтроу, — столь мучительно выработанный Кеннитом, королем Пиратских островов, и Касго, государем сатрапом всея Джамелии, был признан и одобрен присутствующими здесь вельможами.
Это заявление было выслушано в потрясенном молчании. А потом оба капитана — Соркор и Рыжик — вскочили на ноги с победными кличами. Этта подняла глаза на Уинтроу.
— Ты правда сделал это? — изумленно спросила она. — Ты довершил то, что он нам обещал?
— Ну… скорее положил начало тому, — мрачно ответствовал Уинтроу. — Моя сестра Малта проделала основную работу, убеждая их, что такое решение будет воистину мудрым. Правда, работы впереди еще непочатый край.
И он взглядом усадил на место обоих капитанов. Низкий голос Соркора нарушил воцарившуюся было тишину.
— Когда ты мне сказал, что Кеннита больше нет, я уж думал, все наши мечты прахом пошли. Видишь, Уинтроу, какой я маловерный! Кеннит — вот кто знал, что делал! Он выбрал тебя — и все мы не прогадали!
Уинтроу заговорил снова. Его тон был очень серьезен, но в глазах таилось нечто похожее на улыбку.
— Мы хорошо знаем здешние воды, — сказал он. — Думаю, в темноте мы неплохо оторвались от джамелийского флота. Поэтому я предлагаю: как только Соркор и Рыжик вернутся на свои корабли, пусть они, каждый по отдельности, свернут в проливы и пробираются в Делипай. Оттуда надо незамедлительно разослать птиц, собирая весь пиратский флот. А потом — сидеть тихо, ожидая, пока подойдут все корабли.
— А ты, кэп? — спросил Соркор.
Вот так. «Кэп».
— Я отправлюсь с тобой, Соркор, на «Мариетте». Равно как и Этта и наш государь сатрап, а также пленники. То бишь почетные гости, — поправился Уинтроу. И возвысил голос, пресекая возможные вопросы:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83