Там тоже было тесно и темно; сто лет не мытое единственное окошко выходило во двор, а забитые бумажным барахлом почернелые, рассохшиеся шкафы — они стояли тут, верно, еще в те времена, когда школа, по рассказам мамы, была каким-то, блин, «спутником семилетки», — доедали придушенный бурым стеклом свет. За широченным, как сексодром, столом — достойным ровесником шкафов — тускло мерцая лысиной, восседал, типа какая-нибудь будда, рыхлый, пузатый Бугор и брезгливо глядел на вошедших.
— Вот Леня, господин директор, — сказала Обся. — И еще один мальчик признался сам, Натан Хайкин.
— Ага, — сказал Бугор и вязко провел ребром ладони по столу, словно сгребая пыль. — Натан Хайкин… — Пожевал губами. — Ну, Леонид? И как же ты дошел до жизни такой?
— А чего? — угрюмо спросил Лэй. Бугор опять, будто морж ластом повел ладонью по столу. И неожиданно мирно, почти приятельски спросил:
— Тебе что, хороших фильмов не хватает?
— Хватает, — угрюмо отозвался Лэй.
— Ну и правильно, ну и молодец… Киоски на каждом углу просто ломятся от кассет. И про американский спецназ, и про привидения, и про космических пришельцев… И для мальчиков специальные… у меня вот внук на той неделе принес новый… «Последний питерский девственник» называется. Раз пять уже крутил, наверное. Настоящий детский фильм. Ты смотрел?
Лэй еще в марте пробовал заценить эту хрень. Ржачно, конечно, первые минут десять…
— Смотрел… — угрюмо сказал он.
— Так что же тебя на… э… клубничку потянуло?
— А я откуда знал, чего там? — с обидой и даже некоторым возмущением прогундосил Лэй. Он уже выбрал линию поведения. Зона, зона… Нет, хорошая все же игра, полезная. Прямо в школе и пригодилась, вот смех.
Бугор откинулся на сгинку своего стула с утрированным удивлением.
— Э… То есть?
— Ну! Я ж эту кассету на помойке нашел!
Висячие, как уши спаниеля, щеки Бугра лукаво подтянулись. Чуть поматывая головой от избытка сочувствия тем, кому попадаются на помойках подобные находки, он очень серьезно спросил:
— Вот так прямо и нашел?
Обся высилась сбоку и смотрела на Лэя с торжествующей иронией. Мол, я тебя насквозь вижу, врун…
Ну и пусть видит. А доказать — фига с два.
— Ну да, на помойке. Я время от времени там роюсь… мало ли чего полезного нет-нет да найдешь…
— Ага, ага, — понимающе кивнул Бугор.
— А на ней как бы не написано, что ее кто-то там когда-то запретил. Ну, поюзерил малехо. Думаю: во угарно, блин… Такого еще не видал. И позвал ребят тоже поржать вместе. Если б я сразу знал, что она тоталитарная, — сам бы про себя в полицию нравов написал! — И он позволил себе придурковато улыбнуться.
— Незнание законов не освобождает от их соблюдения, — ввернула Обся.
Лэй в ответ только с обидой шмыгнул носом.
— А что потом с той кассетой стало? — спросил Бугор.
— А я ее в Неву выкинул, — с готовностью сообщил Лэй.
Обсю аж передернуло. Дело, что называется, разваливалось на глазах.
— Ах в Неву? — с пониманием протянул Бугор. — Прямо вот так взял и выкинул? И не жалко было?
— Так она ж мне на халяву досталась, — обезоруживающе просто ответил Лэй. — Чего жалеть?
Он не знал, шастает ли по делам такого масштаба полиция нравов с обысками по домам, вряд ли, типа не сталинские же времена, — но даже и обыска не боялся. Все шесть кассет он аккуратнейшим образом утрамбовал в три полиэтиленовых мешка, один поверх другого, и держал их теперь в подвале соседнего дома, за трубами — в дальней клети, еще глубже той, где у мелких было что-то вроде ночного клуба; первоклашки-второклашки всякие там сходились родакам кости помыть, травки выкурить… Без очень уж большой нужды взросляки туда соваться не решались.
— Н-ну, понятно, — протянул Бугор. — Бравый ты юноша. Решительный. И где же вы ее выкинули и когда?
Лэй не дал себя поймать.
— Я сказал: выкинул, — поправил он. — Один. Ребята не знают, мы так… Посмотрели, побалдели и разошлись, а я и думаю потом: чего дома держать всякую хрень, места и так не хватает, мама вечно жалуется, что все забито. А они тонут красиво. Вы не пробовали, Семен Борисыч?
— Нет, — ответил Бугор, опять проведя ладонью по столу. — Не доводилось.
Он чуть пожал плечами. Обся торчала бдительным штырем, похожая на лагерную вышку; только пулемета на морде не хватало. Бугор обернулся к ней…
— Ну, мне кажется, Леня все очень убедительно объяснил, — проговорил он. — Действительно, чего только не найдешь на помойках. Ведь так, Руслана Викторовна?
— Семен Борисович!.. — с возмущением и, как показалось Лэю, даже несколько с угрозой начала было Обся, но Бугор ее прервал.
— Нет, я не говорю, что все это пустяки. Отнюдь не пустяки, отнюдь. Обязательно надо разобраться и принять меры. Надлежащие. Соразмерные, я бы сказал. И мы обязательно узнаем, кто еще участвовал в просмотре, — но не от Лени. Пусть ребята сами придут и расскажут, так будет лучше. В первую очередь для них самих. А они непременно придут. Подумают каждый сам наедине с собой, и когда будут уверены, что их не видят другие дети, — придут. — Он задумчиво пошлепал мягкими губами. — А вопрос об исключении, по-моему, ставить преждевременно. — Обся шумно втянула воздух носом.
— Мы, я полагаю, обсудим инцидент всем коллективом педагогов, — сказала она. — Позже. В отсутствие детей.
— Да, несомненно, — охотно покивал Бугор. — Но ведь именно мы с вами, любезная Руслана Викторовна, будем определять предмет обсуждения. Так вот вопрос об исключении таким предметом не станет.
В его жирном голосе прорезался неожиданный металл.
— Посмотрим, что покажет Натан… — сказала Обся, внутренне уступая, но явно стараясь сохранить лицо и не показать, что сдается так скоро.
— Ну конечно, конечно, — несколько раз кивнул Бугор. Так от души кивнул, что даже брюхо его заколыхалось. — Впрочем, Натан славный и порядочный мальчик, я думаю, он все покажет правильно… — Как-то это двусмысленно прозвучало.
— Иди, Небошлепов, — почти не скрывая раздражения, процедила Обся. — И без родителей в класс не возвращайся. Обоих приведи непременно, — злорадно, даже мстительно добавила она. Она прекрасно знала, что отец Лэя давно живет отдельно и не поддерживает с прежней семьей никаких отношений. — В противном случае…
— Ступай, Леня, — прервал ее Бугор. — И позови Натана. Уже приоткрыв дверь, Лэй остановился на пороге, обернулся к Обсе и, глядя ей прямо в глаза, заявил:
— Лучше бы тот, кто вам телегу катал, нам сразу сказал прямо, что фильм запрещенный. Если уж он такой эрудит. Мы бы его все вместе тогда сразу в Неву выкинули.
— Фильм или эрудита? — с усмешечкой спросил Бугор. Лэй даже задохнулся на мгновение. Вот это я сказанул, думал он. Язык мой — враг мой…
— Иди, Небошлепов, иди! — почти со злобой выкрикнула Обся. У нее опять пошла пятнами шея.
В предбаннике не было ни души, лишь Натан смирно сидел на кособоком стульчике в ожидании. Надсадно гудела и щелкала газосветка, екая светящимся нутром. Увидев выходящего из учительской Лэя, Нат вскочил.
— Ну, чего?
— Нормалек. А на кой ты раскололся-то?
Натан чуть пожал плечом. Сказал:
— А противно стало сидеть.
Лэй улыбнулся. Натан тоже улыбнулся. Они хлопнулись ладонями, и Лэй громко сообщил:
— Я все как на духу рассказал: нашел на помойке, показал вам и выкинул в Неву.
Натан поразмыслил мгновение.
— Bay! Так ты ее выкинул? — Его коричневые глаза смеялись.
— Конечно.
— Ну и правильно.
— А про остальных меня даже не спросили, — тоном ниже добавил Лэй.
— Бугор — мужик с яйцами, — одобрительно сказал Натан. — Мне идти туда?
— А то, — ответил Лэй.
Ната промурыжили еще меньше, но следующий урок таки успел начаться. Впрочем, только дебил после такой встряски стал бы стремиться обратно к знаниям.
— Пойдем-ка покурим-ка, — предложил Нат.
— И попьем-ка, — добавил Лэй.
Все вроде бы прокатывало на тормозах, но поручиться было нельзя — Обся баба въедливая, еще попортит кровушку. Исключение не исключение, а и без исключения могут много веселого нахлобучить. И наверняка жирный штраф — это теперь сплошь и рядом: образование бесплатное, но типа оплачивается штрафами, которые платят родители нерадивых учеников. Социальная справедливость: пусть лодыри и долбаки обеспечивают учебу трудолюбивых и добродетельных…
В общем, стресс. А стресс надо выгулять. Выходить. Адреналин, блин.
Они, благо покинутый ими столь нежданно класс сейчас пустовал, невозбранно заскочили туда за своим барахлом, одиноко скучавшим на столах; потом спустились в буфет за пивом. В позапрошлом году городское здравоохранение, вдохновленное местными чинами из Всемирной Организации Здравоохранения пришло к выводу, что построссийским детям умеренные дозы алкоголя не только не вредны, но, наоборот, вызывают несомненное повышение способностей и к социальной адаптации, и к усвоению нового материала, — и всем школьным буфетам было рекомендовано постоянно иметь в продаже напитки типа пива и джин-тоника. С тех пор жить стало легче и веселей, не приходилось на переменках бегать по морозу или под дождем к ларькам на Суворовском.
Наскребли по карманам никелей, хватило. Лэй взял «Власовского», а Нат маниакально запросил «Сахарова», чтобы заглянуть под крышку; фирма-изготовитель проводила лотерею и в числе призов объявила несколько ноутбуков на базе пятого пентюха; Нату такую тачку просто припекло.
— «Сахаров», ребятки, только темный, — заботливо и даже чуточку виновато предупредила из-за прилавка добрая тетя Наташа.
— Пускай темный. — Нату, как почему-то любят повторять телеюмористы, не было преград ни в море, ни на суше.
— Да от темного «Сахарова» башка трещит, — напомнил Лэй.
— Забили, — отмахнулся Нат. И, едва тетя Наташа сунула ему запотевшую бутылку, содрал крышку, перевернул ее и уставился на мелкие циферки. Поставил бутылку обратно на прилавок (тетя Наташа, сложив пухлые, голые по локоть руки на прилавке, с улыбкой глядела на него, благо во время урока в буфете было безлюдно, никто ее не гоняя) и сунулся свободной рукой в карман; вытянул изрядно потасканную вырезку из газеты. Лэй, хлебнув из горлышка объемный глоток и с удовольствием гоняя пиво от щеки к щеке, заглядывал Нату через плечо. Нат нашел в перечне тот номер, который наехал на него с крышки…
Лэй, прочитав, только заржал. Под этим номером значились упаковки презервативов «Русский размер». Свезло Нату, что тут скажешь…
— Bay, — в сердцах проговорил Нат и кинул крышку в приспособленный под урну картонный ящик из-под пивных бутылок. — Вот всю жизнь мечтал. Вот только, понимаешь, русский размер мне с детства и снился!
— Ну ты не злись так, не злись, — попыталась успокоить его добрая тетя Наташа. — Не бог весть что, но все ж таки вещь полезная…
Нат фыркнул и взялся за бутылку. Приник.
— А кстати, ты обрезанный? — спросил Лэй.
Нат чуть не поперхнулся.
Молча, степенно прихлебывая, они спустились по лестнице и вышли из школы. Обычно, вот уж сколько лет, они поворачивали направо, к Тавриге, — но там теперь дым стоял коромыслом, лес рубили, щепки летели… Повернули налево, на Суворовский. Не разговаривали. Трендеть по-обычному, про футбол или рэп, или про безбашенных типа зеленых чего-то не хотелось, чего-то серьезность накатила; а разговаривать о серьезном привычки не было ни малейшей. Даже слов-то типа не существовало в языке — перетирать такие темы. Просто приятно вместе. Туса их тройственная сложилась уж года четыре назад (девицы начали появляться позднее), но такой дружелюбной близости друг к другу Лэй и Нат, пожалуй, ни разу еще не испытывали — даже в самый разгар «Паханов», даже во время награждения… На игре такого единства не бывает, как бы игра ни напрягала. Это не игра, а жизнь, подумал Лэй и даже удивился взрослой занудности залетевшей в башню мысли. Так и шли, помалкивая и прихлебывая; пиво должно было помочь.
Прямо перед Смольным тоже обнаруживался скверик, карликовый такой, зато, по близости к властям, до сей поры нетронутый; когда Лэй был еще совсем мелкий, родаки часто с ним тут гуляли — по большей части мама, но иногда и папашка, который был тогда не смутной сволочью, мало-помалу растворяющейся в кислоте памяти, а самым умным, сильным и теплым человеком в мире. Наверное, поэтому Лэй этот скверик любил — и малехо помнил, как он выглядел прежде. Там, где поверху желтых башен-воротин тянулись когда-то железные буковки тоталитарных надписей, теперь накололи буковки правильные: слева, где помнилось что-то про диктатуру, было написано «Первый демократический сейм новой России», а справа, где помнилось что-то насчет пролетариев, — «Приобретайте себе друзей богатством неправедным». Лэй знал, это из Священного Писания: препод основ безопасности жизни любил, когда приходил на урок датым, повторять: «Помните, ребятки, мудрость сию еще Христос заповедал! „Похвалил господин управителя неверного, что догадливо поступил; ибо сыны века сего догадливее сынов света в своем роде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32