..
-Стой! Шухер! Всем по нарам! Псы на марше! -- Гек крикнул,
повторил, толкнул одного, второго...
Действительно, завыла сирена, залаяли собаки, послышались крики
команд через мегафон. На удивление быстро барак затих и сидельцы
бросились по шконкам, на ходу срывая с себя одежду. Гек
осмотрелся. На поле боя лежали скуржавые -- то ли живые, то ли
уже покойники. Двое из них были в сознании, один полз к выходу,
оставляя за собой широкую красную полосу. Жираф как лег в
зародышевой позе после гековых ударов, так и лежал не шевелясь,
но за него Гек был уверен -- жив, если не сердечник, оклемается
через часок, но со сломанной челюстью и яйцами всмятку... Гек
схватил за плечо Сим-сима и толчком показал ему на пол:
-Ложись и глаза под лоб. Очнешься, объяснишь: напали, ударили,
кто -- не видел...
Третьего, попутчика, не было видно ни в драке, ни сейчас. Нет, в
драке он участвовал как мог, Гек вспомнил. А сейчас он где? --
Хм! Третий оказался ушлым мужичком, он, не дожидаясь, сам себе
выделил место на шконке одного из скуржавых и сейчас изображал
спящего...
Лягавые ворвались в барак с собаками на поводках.
-Всем оставаться на местах! Огонь открывается без
предупреждения! Это кто? Взять!..
Той ночью никому не спалось: скуржавых отволокли в санчасть, а
оттуда на морг-автобусе в больницу. Сим-сим якобы очухался и
остался до утра в санчасти -- кости все целы, видимых повреждений
внутренних органов -- не обнаружено... Весь барак до утра
сотрясал грандиозный шмон с обычными побоями -- искали заточки и
свидетелей. Дураков не было: все заточки валялись на местах боев,
а свидетели обнаружатся после, да не на глазах у всех, а в хитрой
будке, у кума... Но все равно искали, а если со следами драки --
и метелили для профилактики... Повезло в тот вечер всем: Геку,
скуржавым, бараку, администрации -- ни одного трупа, а то бы...
Но все же успел кто-то стукнуть на Гека, прояснить случившееся...
В наручниках, в ножных кандалах, его сбросили сначала в штрафной
изолятор. Потом, под утро, когда зона утихла, спустились бить...
Гек успел ударить разок в ухо одного из надзирателей, после этого
его, беспомощного в кандалах и наручниках, пинками свалили на
бетонный пол и пинками же продолжили битье. Время от времени
кто-нибудь из надзирателей наклонялся, чтобы достать его тело
резиновой дубинкой. Гек катался под их ударами по полу,
более-менее удачно укрывая голову и наиболее уязвимые участки --
живот, почки, пах...
Унтеры вошли в азарт и никак не хотели уставать: проклятый
подонок до сих пор в сознании, ничего, взмолится еще, да
напрасно... Геку пару раз посчастливилось подставить под удар
сапога свои ножные кандалы -- вот и сейчас унтер взвыл, кланяясь
и хромая отковылял в угол, чтобы снять сапог и как-то унять боль
в ушибленных пальцах. Но легче не стало: трое оставшихся получили
дополнительный оперативный простор для своего "футбола" и хрипя
от ярости продолжали смертным боем лупцевать новичка, посмевшего
нарушить зонный порядок...
Унтеры -- тоже не железные: время от времени они устраивали
перекур, утирали пот с разгоряченных загривков и щек, отдохнув --
опять принимались за Гека. Потом их выдернули наверх к
начальству. Целый час их не было, за это время Гек слегка пришел
в себя, прослушал кости и потроха -- все вроде цело, хоть и
дрожит дикой болью, но долго не продержаться -- насмерть
забьют... Унтеры вернулись отдохнувшие -- и вновь за свое, опять
вчетвером -- подонок должен быть сломлен...
Гек терял силы, уже и не было так больно, в сознании мешались явь
и бред, тело переставало подчиняться инстинкту самосохранения и
только сотрясалось под ударами...
Обед. Унтеры перекурили в последний раз:
-Отдыхай пока, гад, паскуда, тварь говенная! После обеда --
начнем. Это еще только разминка была...
После обеда им вернуться не довелось -- нежданно-негаданно
нагрянула чертова санэпидкомиссия из мэрии, болталась по
территории до самых сумерек, всС нарушения искала, всюду побывала
-- и на "тузике" (на помойке) и в сортире, и в камерах, и в
казармах... В штрафной изолятор их не пустили, само собой, отвели
глаза идиотам штатским, но и "рихтовать" пока было нельзя: от
изолятора до других служб -- рукой подать, крики услышат, пытки
им померещатся...
Да, слышимость была приличная. В воспитательных ли целях, а может
и по халатности, звуковая изоляция в "шизо" никуда не годилась.
Кроме руководства зоны все обычно могли слышать воспитательные
процессы, в нем происходящие. Вот и на этот раз, помимо
сидельцев, взбудораженных ночными событиями, вольняшки и
обслуживающий зону наличный состав знали суть происходящего в
изоляторе. Ушастый недаром старался: уже к полудню ему и его
людям, ждущим в готовности номер один, донесли и о ночной свалке
и о побоях. Двадцать тысяч в ноздри небогатому начальнику
городской санэпидслужбы -- и наспех собранная внеплановая
комиссия приступила к работе...
Тем временем Ушастый взялся за списки, Фанту с его ребятами также
нашлась работа -- прослушать все телефонные разговоры зоны с
городом... К вечеру Ушастый уже выявил имена и адреса избивающих,
а также и тех, кто их менял в 21-00.
Раздосадованные и неудовлетворенные унтеры, во главе с охромевшим
Куном Кранцем попросили сменщиков ничего не предпринимать до
начала следующей смены, оставить "борзого" им (согласно осеннему
сложному скользящему графику, они две недели дежурили в режиме
сутки-через-сутки, сменяя друг друга). Те согласились легко (по
пятьсот на рыло от людей Ушастого). Кун Кранц так и не добрался в
тот вечер до дому, где ждала его старенькая мамаша и
жена-бензопила -- угодил под поезд. Ему пришлось сделать для
этого изрядный крюк к железнодорожному переезду, да Ушастый по
такому случаю не поленился, лично подвез. Но и Ушастый понимал,
что излишества могут только повредить, поэтому никаких иных
следов насилия на останках покойного не обнаружили. Еще одному
унтеру, выбранному наугад, неизвестные хулиганы переломали обе
руки в собственной парадной, а обоих оставшихся другие
неустановленные лица просто крепко, в кровь, избили, ничего при
этом не говоря и не объясняя.
Труп Кранца обнаружили немного заполночь, отвезли в морг,
опознали... Лем Джонс, накачанный лошадиной дозой
обезболивающего, уже спал в послеоперационной, с прибинтованными
к шинам руками... Избитые терялись в бесплодных догадках до
самого утра...
Хозяин зоны, как водится, торчал в Бабилонской командировке
(необременительные отчеты и кабаки с однокашниками), начальник
режима, оставшийся на хозяйстве, хотел было заказать
расследование, да осекся в мыслях своих: ясно в чем дело, куда
там... Да вскроется, что он покрывал пытки осужденных -- и так
уже пошли невнятные звонки от депутатов, адвокаты закрутились
столичные, унтеры-идиоты с белыми от испуга глазами "ничего не
знаем, никого не подозреваем..." Угораздил черт плешивого дурака
не вовремя укатить... А... может и он... -- руки длинные у
мерзавцев -- ...знал что к чему... Его подставил, чтобы в затылок
не дышал... Что же делать, черт возьми?..
По счастью у начальника режима имелась на такие случаи
всамделишная не долеченная язва двенадцатиперстной кишки,
благодаря обострению которой он и взял отпуск по болезни. Заменил
его с умеренным энтузиазмом начальник хозчасти, поскольку за
порядок вместо двух отсутствующих начальников, по большому счету,
он и не отвечал полною мерой, а сделать акцент на некоторых
полезных решениях -- за несколько самостоятельных суток -- можно
и вполне безопасно... Через трое суток, когда вернулся Хозяин
зоны, он все же был зван на ковер и получил нахлобучку с
выговором за самовольную смену фирмы, поставляющей уголь для
зоны, но выговор для пятидесятитрехлетнего подполковника без
академии -- не больше, чем пятнышко в послужном списке, даже на
пенсию не повлияет, а вот угольная контора -- явно не забудет его
в своей благодарности, уже не забыла -- на двадцать пять тысяч и
еще обещала... (Вариант с угольком придумал Тони Сторож,
державший постоянную связь с Ушастым и Фантом, а фирма --
контачила с ним и через профсоюзы с братьями Гнедыми).
Администрация зоны не то чтобы боялась общественной огласки и
шума как такового, а скорее не хотела привлекать внимания
бездельников из контролирующих служб -- "в чем причина
беспорядков там, у вас, почему побоища и поножовщины, где
воспитательная работа и авторитет власти..." На совещании зонного
руководства с помощью нехитрых эвфемизмов и патриотических
панегириков в сторону Господина Президента было решено инцидент в
четвертом отряде не раздувать, а в Бабилон накатать очередную
слезницу о недостаточных правительственных заказах на работу:
осужденным, де, мол, нечем заняться, отсюда возможность
беспорядков. Кум пребывал в молчаливой оппозиции, но спорить не
решился -- он на этом месте недавно и враждовать с аборигенами --
силенок и "компры" маловато. Но ничего -- в мутной воде можно еще
будет рыбку половить, да и "маршалы" в подопечной зоне обнаглели:
вместо того, чтобы верно служить -- свою политику гнут, от
наркоты до самосудов... Вот и пусть почешутся, а потом -- либо
сами прибегут за помощью, либо поскользнутся на мокреньком и
вляпаются по уши...
У каждой из сторон было свое видение ситуации, они действовали
соответственно или, напротив, бездействовали...
Гек отвалялся в "браслетах" почти до полудня следующего за
"воспитанием" дня, когда его сначала расковали и сводили к
адвокату (Малоун прислал), а потом положили в больницу. Гек
сообщил, что ни к кому претензий не имеет, сам споткнулся и
ушибся (присутствующий при беседе кум облегченно вздохнул), на
содержание не жалуется. Таким образом штрафной изолятор сам собой
отпал в никуда, а Гек семь дней провел в отдельной палате
тюремной больницы (семь тысяч капитану, начальнику санчасти, и по
пятьсот фельдшерам -- от Ушастого) с телевизором и посещениями
(два раза Ушастый и один раз Фант -- по тысяче за получасовой
визит). Оклемался Гек на диво быстро, разве что сине-зеленый с
разводами копчик долго еще побаливал -- сапог тяжелый попался...
Гека выписали в пятницу, Сим-сима тоже, но на неделю раньше.
Шестнадцать человек из числа избитых скуржавых, в зависимости от
тяжести полученных травм, распиханы были кто куда -- одного, с
переломом позвоночника, отвезли в Картагенский госпиталь, а
впоследствии сактировали с первой группой инвалидности, четверых
продержали несколько суток в межрайонной, подконтрольной
скуржавым, больнице (но в другом корпусе, не там, где лежал Гек)
и вернули долечиваться "домой"; восемь человек пустили в
межрайонной якорь на два-три месяца (Жираф в том числе). Трое
человек отделались ушибами, выбитыми зубами и "легким испугом",
их выписали через сутки-двое. Но никто из шестнадцати в четвертый
барак уже не вернулся -- путь туда был им теперь заказан.
Ребята из команды Гека времени зря не теряли: они продолжили,
согласно указаниям Гека, восстановление порядка, по минимуму
прибегая к мордобою и угрозам. Тотчас был упразднен
пятидесятипроцентный сбор с работяг, взамен же предлагалось
добровольное пожертвование в общак, но не более пяти процентов от
притекающих к сидельцам сумм. Все нетаки, мгновенно возникшие
вокруг новой воцарившейся кодлы, обязаны были отстегивать не
менее десяти процентов от доходов. Опущенные и "вставшие на путь
исправления" в общак не допускались. Нетакам не разрешалось новым
обычаем носить повязки категорически, фратам-трудилам -- прямо не
запрещалось, конечно... Опущенным повязки предписывались в
обязательном порядке. К моменту прихода Гека в отряд во всем
бараке насчитывалось не более двух десятков повязочников из числа
парафинов, обитателей "курятника" и нескольких фратов, добывающих
такое близкое, пальцем тронуть, досрочное освобождение -- что им
теперь косые взгляды вчерашних кентов -- воля ждет...
Старая пословица справедливо утверждает, что короля делает свита.
Люди Гека во главе с Сим-симом рассказывали то одну, то другую
историю о Ларее, постоянно ссылались на него, утверждая новый
порядок, подтверждали слухи о столичном урке и тюрьме Пентагон...
Ларей -- так звучало должное к употреблению имя, оно же прозвище,
но заглазная кличка, пока еще рыхлая и неустойчивая уже
появилась: Чтив Бабилонский (читать любит -- слухи такие ходили).
Кое-кто уже спрашивал Сим-сима -- не Ван ли последний пожаловал к
ним на зону, однако Сим-сим, в душе подозревающий то же самое,
только ежился и многозначительно молчал... Слухи о моментальной
расправе с надзирателями-унтерами, посмевшими поднять руку на
знаменитого урку со скоростью тюремной почты разбежались по зоне
и выплеснулись за ее пределы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68