– Да.
Моя рыженькая под стать Дженнифер. Высший класс. Но у нас масса проблем, и одна из них – мы зашли в тупик. Это называется «не могу – жить – с тобой – и – не могу – без – тебя». Мы недостаточно доверяем друг другу, чтобы рискнуть взвалить на себя какие-либо обязательства.
Другое дело Майя… Хотя она так часто повторяла, что мы поженимся… Может, я просто свыкся с этой мыслью… Однако я не переставал гадать, чем она занимается теперь, пытался следить за ней, словом, допускал, что не все еще кончено между нами.
– Гаррет! Очнитесь.
– Я задумался о Тинни. И потом… это место… этот дом.
– Не извиняйтесь. Я здесь живу. Я знаю. Это печальное место. Обитель призраков несбывшихся надежд и мечтаний. Некоторые из нас живут прошлым, а остальные будущим, которое никогда не наступит. Нас объединяет только кухарка, но она живет вообще в другом измерении. – Девушка не столько разговаривала со мной, сколько думала вслух. – Знаешь, Гаррет, перед домом проходит дорога, до нее не больше мили, рукой подать. Она ведет в Танфер, в Каренту, в мир. Но я с четырнадцати лет не выходила за ворота.
– Сколько же тебе сейчас?
– Двадцать два.
– Что держит тебя?
– Только я сама. Я боюсь. Все, чего я хочу, – там, за воротами. Но я боюсь выйти и увидеть, пощупать это. Когда мне было четырнадцать, кухарка взяла меня в город на летнюю ярмарку – больше я никогда не выезжала за пределы имения. Мне очень хотелось поехать, но город ужаснул меня.
Странно, большинство красивых женщин не испытывают в жизни никаких затруднений: все и всегда рады прийти им на помощь.
– Я знаю свое будущее. Оно пугает меня. Я подумал, что она имеет в виду Уэйна. Я бы тоже волновался, доведись мне стать целью столь тщательно продуманной осады.
– Я останусь здесь, в своих владениях, и буду постепенно превращаться в сумасшедшую старуху, пока дом не обвалится и не погребет нас с кухаркой. У меня никогда не хватит смелости позвать рабочих отремонтировать его: я боюсь чужих людей.
– Это неправда, все будет совсем не так.
– Так. Мне исполнилась неделя, а судьба моя уже была предрешена. Если бы мама не умерла… Хотя она вряд ли что-нибудь изменила бы. Она сама, насколько я слышала, была странной женщиной. Отец – Повелитель Огня, мать – Владычица Бурь, она выросла в столь же леденящей обстановке. Родители обручили ее с моим отцом, до свадьбы они не встречались, однако папа любил ее. Мамина смерть причинила ему жгучую боль. Он никогда не упоминает о ней, но хранит в спальне мамин портрет, лежит иногда и часами смотрит на него.
Что я мог ответить? Тут не поможешь, не утешишь.
– Я собираюсь прогуляться. Не хочешь ли взять шаль и пройтись со мной?
– На улице холодно?
– Не очень.
Зима еще пыжилась, тщетно пытаясь спугнуть пробуждавшуюся от спячки природу. Мне приятно было видеть ее бессильные потуги: терпеть не могу зиму.
– Хорошо, согласна.
Она оттолкнулась от перил и пошла по лестнице вниз, в свои покои. Я потащился следом. Дженнифер не противилась, пока мы не подошли к ее двери. Тут она занервничала: ей явно не хотелось пускать меня внутрь.
Ладно, на этот раз я готов оставить ее убежище не оскверненным. Я отступил в коридор.
Раньше я сомневался, не лишена ли Дженнифер обычного женского кокетства, но теперь сомнения развеялись как дым. Она вернулась буквально через минуту. Никогда не встречал девушки, которой на перемену туалета требовалось меньше получаса. Она управилась в один момент, надела очень простое, военного покроя зимнее пальто, которое удивительно шло ей, подчеркивая красоту лица. Я даже вздрогнул: подумать только – такая прелестница пропадает зазря в этой темнице! Ее лицо, прекрасное, как полотна великих художников, следовало выставить в музее, чтобы все могли любоваться им.
Мы спустились в холл, прошли мимо ее предков Стэнтноров, взиравших на нас с мрачным неодобрением. Уэйн тоже недовольно зыркнул на меня: наверное, решил, что ему пытаются перебежать дорожку.
Я ошибся: было не так уж тепло. Со времени отъезда Плоскомордого холодный, пронизывающий ветер усилился. Но Дженнифер, казалось, не замечала непогоды. Мы сошли с крыльца, и я повел ее по той же тропинке, по которой шел прошлой ночью с Чейном, Питерсом и Тайлером.
– Тебе хотелось бы побывать в городе? Это можно было бы устроить.
Я имел в виду поручить ее Плоскомордому. Он мастерски умеет обращаться с женщинами, хотя сам западает лишь на совсем маленьких, росточком не больше пяти футов.
– Если ты пытаешься спасти меня, не трудись: слишком поздно.
Я не ответил – мое внимание было приковано к оставленным ночью следам.
– Сегодня я видела нечто странное. – Дженнифер резко сменила тему. – Я видела незнакомого мужчину. Я поднялась наверх, там ты меня и нашел, но его уже не было.
Должно быть, Морли.
– Наверняка это кавалер моей блондинки.
Дженнифер сердито посмотрела на меня – в первый раз, с тех пор как мы вышли из дому, она подняла глаза.
– Смеешься надо мной?
– Не над тобой. Скорей над ситуацией в целом. Я снова и снова вижу женщину. Никто больше не видит ее. Более того, никто не допускает, что она действительно существует. А теперь тебе тоже являются привидения.
– Я видела его, Гаррет.
– Не спорю.
– Но ты не веришь мне.
– Не верю и не не верю. В моем деле – первое правило: допускать любую возможность.
Второе – помнить, что все тебе лгут.
Она вроде бы удовлетворилась этим ответом и на некоторое время замолчала.
Мы подошли к месту гибели Тайлера. Его там не было, мертвяка тоже. Я пошарил кругом, пытаясь понять, что же случилось. И не понял. Надеюсь, Питерс и прочие домочадцы помогут разрешить загадку. А выяснить это необходимо.
Дул пронизывающий ветер, небо было серым, трава пожухлой, а дом Стэнтноров нависал над нами как воплощение безысходной тоски. Я взглянул на фруктовые деревья, протянувшие к небу голые ветки. Для них скоро наступит весна, для них, но не для хозяев дома.
– Ты танцуешь? – спросил я. – Давай устроим танцульку в вашей обители сабель.
Дженнифер попыталась поддержать шутку, но у нее ничего не вышло.
– Не знаю, не пробовала.
– Эге! Это мы исправим, мы еще заставим тебя улыбнуться.
Она помолчала с минуту, а потом снова огорошила меня:
– Я девственница, Гаррет. Вообще-то я так и думал, но зачем сообщать об этом мне?
– Когда ты появился у нас, я подумала – вот мужчина, который изменит это. Но я ошиблась, правда?
– Я, я вроде бы…
– Питерс предупреждал меня…
– Он говорил о моей репутации? Да, обо мне много болтают, а дыма без огня не бывает. Но то, чего ты хочешь, Дженнифер, это неправильно. Не так все должно быть.
Осторожно, Гаррет, осторожно. Черти в аду – просто кроткие овечки по сравнению с оскорбленной женщиной.
– Не надо делать это только потому, что тебе надоела девственность. Любовью надо заниматься, только когда ты уверена – ты хочешь именно этого. Когда ты с кем-то особенным, очень важным для тебя и хочешь разделить с ним нечто необычное, чудесное.
– Проповедь мне может прочитать и кухарка.
– Извини. Я просто пытаюсь объяснить тебе. Ты привлекательная девушка. Я мало встречал таких красавиц. О таких люди вроде меня могут только мечтать. Я б мигом обслужил тебя, будь я из тех парней, которые используют женщину, а потом отбрасывают ее как обглоданную кость. Им и дела нет до ее страданий.
Похоже, мои доводы подействовали. Уверяю вас, все это красноречие и маневрирование далось мне не даром и всколыхнуло в душе старины Гаррета массу противоречивых чувств.
– Понятно. Это твой способ быть добрым.
– Верно. Познакомьтесь, мистер Славный парень. С трудом удерживаюсь, чтобы не погладить себя по головке.
Она окинула меня внимательным взглядом.
– Извини, тебе, конечно, от моего остроумия проку мало.
Теперь я шел по следу мертвеца, медленно поднимаясь на небольшой пригорок – к семейному кладбищу. Дженнифер, похоже, ничего кругом не замечала. Шагов через пятьдесят она остановилась.
– Можешь ты сделать для меня одну вещь?
– Конечно. Даже то, о чем мы говорили, если когда-нибудь это окажется правильным. Она натянуто улыбнулась.
– Потрогай меня.
– К-как? – поперхнулся я, растеряв все свое блестящее остроумие.
– Потрогай меня.
Что за черт?
Я прикоснулся к ее плечу. Она поймала мою руку, схватила и прижала к своей щеке. Я нежно погладил ее. Никогда еще я не касался кожи столь шелковистой.
Дженнифер задрожала – и это была нехорошая дрожь. Глаза ее наполнились слезами. Она отвернулась, не знаю уж, от смущения или от страха. Потом опять повернулась ко мне. Мы двинулись дальше, подошли к невысокой кладбищенской ограде.
– Это для меня почти то же самое, – сказала она.
– Что?
– Никто до сих пор не трогал меня. Во всяком случае, сколько я себя помню. Кухарка, наверное, трогала, когда пеленала и что там еще делают с младенцами.
На мгновение я точно окаменел, уставившись на зловещее старое здание. У, проклятый холодный дом!
– Иди сюда.
– Что?
– Просто иди сюда.
Дженнифер подошла ближе – и я крепко обнял ее. Она была жесткая, как чугунный столб. Я подержал ее, потом отпустил.
– Еще не поздно начать. Каждому необходимо, чтобы его время от времени трогали и ласкали. Каждому человеку.
Я понял, чего она добивалась. Дело не в девственности, и секс тут ни при чем. Возможно, она не сознавала этого до конца, но ей представлялось, что секс – цена, которую придется заплатить за нечто действительно нужное.
Сколько раз Морли твердил, что как дело коснется калек и прочих ущербных, я становлюсь совсем простачком! Столько раз, что и не сосчитать. И он прав – если только у простачка может возникнуть потребность облегчить чужие страдания.
Я перешагнул через ограду и подал руку Дженнифер. Перелезая, она зацепилась за ограду подолом и тихонько чертыхнулась. Платье было явно не предназначено для загородных прогулок. Я поддержал ее, пока она отцепляла подол, осмотрелся. Взгляд мой упал на надгробный памятник, более новый, чем остальные, но такой же незатейливый. Просто гранитная плита с именем: Элеонора Стэнтнор. Даже даты нет. Дженнифер остановилась рядом.
– Моя мать.
И все? Это и есть место успокоения женщины, чья смерть перевернула, перекорежила столько жизней и превратила дом Стэнтноров в дом разбитых сердец? Я, разумеется, не думал, что генерал построил храм в честь своей жены. Ведь ее мавзолеем, ее памятником стал дом. Обитель несбывшихся надежд.
Дженнифер снова вздрогнула, придвинулась ближе. Я обнял ее. Дул пронизывающий ветер, небо было серым, а кругом – могилы. Мне тоже хотелось прижаться к кому-нибудь.
– Я передумал. То есть отчасти передумал. Проведи эту ночь со мной. – Я не стал ничего объяснять. Она тоже промолчала, только напряглась еще больше.
Это был просто порыв. Есть у меня слабинка – не могу спокойно смотреть, как человек страдает.
Может, такая штука – карма – все-таки существует. Благие деяния наши порой вознаграждаются. Мелочь, казалось бы, но порыв этот спас мне жизнь.
24
Мы постояли молча, глядя на могильный камень.
– Ты много знаешь о своей матери? – спросил я.
– Только то, что сказала тебе: кухарка мне больше ничего не говорила, отец – вообще ничего. После ее смерти он уволил всех, кроме кухарки. Так что не осталось никого, кто мог бы рассказать мне о маме.
– А о бабушке с дедушкой ты что-нибудь слышала?
– Никогда. Дедушка Стэнтнор умер, когда я была совсем маленькой. А бабушка – когда отец был еще мальчишкой. О бабушке и дедушке с материнской стороны я не знаю ничего, кроме того, что они были Владычица Бурь и Повелитель Огня. Кухарка не рассказала мне, кем именно они были. Думаю, они плохо кончили, и поэтому она решила, что лучше мне остаться в неведении.
Ага! В мозгу у меня словно колокольчик звякнул. Излюбленное развлечение нашего правящего класса – устраивать заговоры с целью захватить трон. Последнее время заговоров не случалось, но раньше, бывало, мы меняли королей как перчатки. Однажды за год их сменилось три штуки.
Большая шумиха поднялась, когда мне было лет семь-восемь. Дженнифер родилась примерно в то время. Преступный сговор раскрыли. Выяснилось, что замышлялись ужасные злодеяния, и их предполагаемая жертва пришла в праведное негодование. Ни о каком «прощено – и забыто» не могло быть и речи. Заговорщиков сначала повесили, потом изрубили на куски, головы и тела их разбросали в разные стороны, а руки и ноги провезли по всему королевству и закопали на перекрестках дорог. Их огромные поместья были конфискованы. В то время никому не хотелось оказаться даже в самом дальнем родстве с преступниками.
С моего шестка ужасно забавно смотреть, как важные господа гоняются за собственным хвостом, и вдруг – оп! – хвост прищемило дверью. Может, это двойное сравнение не из удачных, но вы поняли, что я хотел сказать. Когда случаются заварушки, сторонние наблюдатели надеются, что всякие там партии и группировки сожрут друг друга или самих себя и жизнь наконец наладится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32