Перед трапезой женщины и слуги расставляли перед скамьями козлы и накрывали их столешницами. Затем на эти столы разносили мясо и пиво. Их, боясь пожара, чаще всего варили в отдельной поварне. После трапезы столы убирали, и мужчины, выпив вдоволь, растягивались прямо в палате: знатные — на скамьях, простые дружинники — вокруг на полу.
На другом конце палаты были устроены постели для хозяина, хозяйки и самых почетных гостей, но они могли быть и в верхних горницах, и в особой светлице, которую строили поодаль от главной палаты. Это было небольшое одно— или двухэтажное здание: днем женщины собирались туда прясть и ткать, а ночью оно служило опочивальней для самых знатных, избавляя их как от храпа спящих, так и от подслушивания бодрствующих.
Двор вождя был окружен другими постройками, в том числе хижинами слуг, хлевами и мастерскими. Главная палата и службы, окруженные частоколом, образовывали что-то вроде маленького городка, по которому туда и сюда сновали мужчины, женщины, дети, бродила скотина, и все было полно болтовней, песнями, криками, звоном кузницы, шумом в пекарне и поварне, играми, плачем, смехом и всеми теми звуками, которые раздаются там, где живут люди.
В такой усадьбе, кроме ее хозяина, хозяйки и их детей, жили дружинники, принадлежащие к роду вождя, землепашцы, ремесленники, наемники, рабы, а кроме того, естественно, всякий пришлый люд. Заходили окрестные люди: купить или продать, поболтать или обсудить важные дела. Заезжали гости, приглашенные издалека на свадьбу или Йоль note 3. Останавливались мимоидущие странники. Такой бродяга, то ли обнищавший, то ли нищий с рождения, всегда мог рассчитывать на кусок хлеба и место на сеновале ради доброго имени владельца усадьбы, а равно и ради вестей из далеких краев.
Именно такой и была усадьба, в которую отправились Хроар и Хельги. Вифиль дал им вволю припасов на дорогу, а пили они из то и дело встречавшихся ручьев. Но все же это был трудный и опасный путь. Недаром кроме пищи Вифиль снабдил их двумя плащами с капюшонами и подробными наставлениями.
Никто не обратил внимания на мальчиков в усадьбе Сэвиля, когда они добрели до нее и попросились переночевать. В тот год было немало бродяг из числа тех, кого дружинники Фроди повыгнали из дому, забирая себе в награду их наделы. Мальчики забились в самый темный угол, а с утра остались в усадьбе, помогая кормить коров и чистить хлева. Они хорошо помнили слова, что не раз повторял им Вифиль:
— Придет ваше время! Сперва подрастите, потом отомстите!
Через неделю старший пастух сказал, что ежели они хотят и дальше оставаться в усадьбе, то надо просить об этом самого ярла. В тот же вечер мальчики, дождавшись, когда ярл выпьет несколько рогов пива и придет в доброе расположение духа, подошли к нему. Они поплотней закутались в плащи, а капюшоны надвинули на глаза. В неверном свете костра ни Сэвиль, ни их вечно хлопочущая по хозяйству сестра Сигню не признали мальчиков. Да и немудрено, ведь им не доводилось видеть братьев с тех пор, как Регин взял их к себе. Так что ярл пожал плечами и сказал:
— Большого толку от вас, поди, не будет, но без куска хлеба я вас не оставлю.
Хельги вспыхнул и хотел было ответить ярлу, но Хроар вовремя успел сжать его руку. Они пробормотали слова благодарности, низко поклонились и ушли восвояси.
Так на три года братья остались в усадьбе Сэвиля.
Нечасто им пришлось видеть за эти три года ярла и его жену, разве только на троне или верхом на коне. Большую часть дня мальчики были заняты на самых грязных работах при стаде, в хлеву или на поле, так что даже спать им приходилось не в доме, а на сеновале или на лугу. Они по-прежнему хранили тайну своего происхождения. Хроар стал называть себя Храни, а Хельги — Хам, а о себе они если и рассказывали, то без большой охоты: дескать, после того как их отец, бедный хуторянин, погиб в сраженье, им пришлось покинуть родные места. Стоило им попасться кому-нибудь на глаза, как они сразу поплотней запахивали плащи.
Из-за этой привычки иные из батраков принимались, бывало, дразнить их: дескать, башка у вас кривая или грудь как у бабы, но мальчики молчали и терпеливо сносили насмешки. Только оставшись наедине, они могли поговорить о том, кем они когда-нибудь станут, или, гоняясь за дичью, остудить свою ярость, а если выпадал свободный час, братья учились владеть оружием, упражняясь с самодельными щитами из досок и палками вместо мечей.
За три года Хельги, которому к тому времени исполнилось тринадцать, сильно вытянулся. Пятнадцатилетний Хроар, худощавый и легкий на ногу, был меньше ростом, чем его младший брат, но гораздо разумней.
Все эти годы конунг Фроди мирно правил своей державой и почти избавился от опасений. Однажды он послал гонца к Сэвилю и Сигню, приглашая их на пир в честь середины зимы.
— Хроар, мы тоже отправимся туда, — сказал, прослышав об этом, Хельги и топнул ногой.
Хроар же не только не сумел отговорить его, но и сам, загоревшись от речей Хельги, принялся строить планы мести.
5
Сэвиль с женой отправились в дорогу в сопровождении двух десятков своих людей. Дворовые мальчишки, Хам и Храни, вцепились было ему в рукава и принялись умолять, чтобы он взял их с собой, но ярл, расхохотавшись, сказал:
— Конечно, не возьму.
Начался небольшой снегопад. Все застыло от холода под низким и серым, точно вытесанным из сланца, небом. Поля и деревья обнажились: крестьяне давно убрали урожай. Над голыми полями с глумливым карканьем кружилось воронье. Копыта и колеса гремели по промерзшей дороге. Единственным ярким пятном была дружина ярла. На всех его воинах посверкивали шлемы, а на многих и кольчуги, за плечами развевались плащи: у кого синий, у кого зеленый, у кого желтый, у кого красный. Это были все больше молодые здоровяки, и пар веселыми клубами вырывался у них изо рта. Их косматые лошадки резво бежали вперед.
Сигню ехала в расписном возке, украшенном резьбой, серебром и золотом, который тащила четверка коней крупной южной породы. Возком, в котором, кроме нее самой, было две служанки, припасы в дорогу и подарки, правил возница. Сигню была рослой женщиной, и ее красивое, как у всех Скъёльлунгов, лицо украшали две янтарные косы. Она была одета в расшитое яркими узорами платье, а поверх него — в меховую шубу. Но глаза Сигню смотрели печально.
Медленно переезжая через древесные корни, возок Сигню плелся в конце поезда, и неудивительно, что она раньше, чем ее муж или кто-нибудь из его людей, услышала сзади какой-то шум. Оглянувшись, она увидела две странные фигуры, закутанные в драные, грязные плащи.
Поскольку из усадьбы забрали всех подходящих лошадей, Хаму и Храни пришлось поймать на выгоне двух необъезженных жеребят. Взнузданные веревкой, погоняемые терновой веткой, они, брыкаясь и бросаясь из стороны в сторону, кое-как везли мальчиков. Хам, погонявший своего коня криком, выглядел особенно забавно. Храни держался уверенней, но вдруг его лошадь сделала такой скачок, что капюшон слетел с головы наездника. Белокурые кудри рассыпались вокруг изможденного лица, на котором сквозь въевшуюся грязь и неопрятный юношеский пух перед Сигню вдруг проступили черты ее отца. Она вспомнила свои подозрения, бессознательно зародившиеся еще три года назад.
— Хроар! — Сигню вскрикнула, точно пораженная в грудь. — Но… но тогда другой — Хельги!
Хроар наконец справился со своим конем. Он снова накинул капюшон и обернулся к брату. Сигню, зарыдав, уронила голову.
По отряду пронеслась весть: что-то случилось с Сигню. Сэвиль, развернув коня, рысью поскакал назад. Это был смуглый, вилобородый человек, что называется, себе на уме. В возке, среди перепуганных служанок, рыдала его жена. Подскакав, он сразу спросил ее о том, что же произошло. Нет надобности обращаться к позднейшим пересказам, чтобы узнать ответ Сигню. В те времена знать всегда умела выразить свою мысль стихом, а Сигню к тому же унаследовала от предков скальдический дар. Она сказала такую вису:
Настигла смерть
Отпрыска Скъёльдунгов.
Рухнул дуб,
Ветви осталися,
Без седел скачут
Братья любезные
За Сэвиля ратью,
На пир поспешающей.
Ярл на мгновение замер в седле, затем, уже тронув коня, сурово сказал, обращаясь к вознице и служанкам:
— Негоже, чтобы об этом великом известии узнали посторонние.
И ярл поскакал навстречу мальчикам. Они спешились из почтения к хозяину.
— Ступайте домой, щенки! — заревел он. — Следовало бы вас повесить! Нечего вам делать в свите благородного человека.
Ярл повернул коня и галопом понесся обратно.
— Если он думает… — разозлившись, начал Хельги.
Хроар прервал брата:
— Если ты подумаешь, братец, то сообразишь, что он просто хочет скрыть нас от своих спутников. Это не угроза, а предупреждение. Видишь, наша сестрица плачет, должно быть, она признала меня и сказала о том мужу. Вот он и не хочет, чтобы еще кто-нибудь узнал, кто мы такие.
— Хорошо, — согласился с братом Хельги, — но что нам теперь делать?
Правду сказать, у них с самого начала не было никакого определенного плана. Они просто надеялись пробраться ко двору своего врага и высмотреть там, что к чему. Вот если бы им только удалось подобраться к конунгу Фроди так, чтобы достать его ножом, до того как стража их опознает и убьет… но Хроар полагал, что все это пустые бредни.
— Давай спешимся, — предложил он младшему брату. — За наше неповиновение Сзвилю придется наказать нас, а не накажет, так чужим это сразу бросится в глаза. Все равно с этими клячами слишком много хлопот. Бросим их у ближайшей усадьбы и пойдем дальше пешком.
Так они и сделали. Когда наступили ранние зимние сумерки, Сэвиль и Сигню воспользовались гостеприимством одного из поселян. Их свита устроилась на ночлег в теплых спальных мешках. А Хроару и Хельги пришлось всю ночь дрожать от холода в лесной чаще.
Зато назавтра их ждал недальний путь. В тот год Фроди справлял Йоль не в Лейдре, а в одной из своих небольших усадеб к северу от Хавена. В те времена у конунгов было в обычае проводить часть года в разъездах по своим владеньям, чтобы, собирая слухи, выслушивая жалобы и творя суд, укреплять тем свою власть. Кроме того, их главные палаты нужно было время от времени приводить в порядок.
Та часть Зеландии, о которой сейчас идет речь — малозаселенный, продутый всеми ветрами край верещаников и песчаных дюн. Усадьба конунга стояла в пустынном месте: к северу простиралась серая по зиме вересковая пустошь, к югу — чернел голыми ветвями лес. Это было едва ли не единственное жилье на много миль вокруг. Большую часть года усадьба пустовала, если не считать нескольких слуг, которые должны были ее стеречь, а кроме того, пасти скот и, забив его к празднику, солить и коптить мясо к приезду гостей. Главная палата была одноэтажной с одним входом, а с другой стороны к ней примыкал сруб колодца.
Фроди Миротворец выбрал это место для усадьбы из-за того, что оно находилось посередине той земли, что была населена рыбаками с недальнего побережья, пахарями с вересковых пустошей, охотниками и углежогами из дремучих лесов; к тому же неподалеку росла роща, чьи дубы были выше всех деревьев в округе, а потому там всегда приносили жертвы богам. Это соседство освящало усадьбу, и когда ее владелец появлялся в ней, то возглавлял жертвоприношения.
Вот и Фроди, внук основателя усадьбы, решил на этот раз справить в ней Йоль. Этот праздник посвящен в первую очередь Тору, который защищает наш мир от великанов из страны вечного холода и мрака. Люди верят, что накануне Йоля тролли и злые духи получают власть над миром, но уже назавтра, после зимнего солнцестояния, день начинает прибывать и надежда возрождается.
Справляя Йоль, конунг рассчитывал потолковать с местными вождями, узнать их мысли и, хотя в душе он был человеком жадным, расположить их к себе щедростью. И вот заскрипели телеги: везут припасы, везут бочки меда и пива, везут дары для гостей — золотые запястья, оружие, меха, дорогое платье, упряжь и отделанные серебром рога для питья, стеклянные кубки и чеканную монету с далекого Юга. Загоны наполнились коровами, овцами и лошадьми, предназначенными для жертв и трапез. Наконец прибыл сам конунг с женой и со своими дружинниками.
Так как Фроди созвал на Йоль местных вождей с их людьми, то ему пришлось взять с собой меньше воинов, чем обычно. Кроме слуг с ним прибыли его берсерки и кое-кто из сыновей знати, состоявших у него на службе. Он выбрал тех, чье платье и повадка были поприглядней, а прочих распустил на праздник по домам. Как уже говорилось, к тому времени Фроди почувствовал себя на троне уверенней.
Вскоре стали съезжаться гости, и в усадьбе все закипело. Но так как она была невелика, многие из жителей той округи все же остались дома — кому охота проводить ночь накануне Йоля в шалаше.
Без приглашения явилось только несколько бродяг, которые так оголодали, что готовы были померзнуть ради куска мяса и кружки пива.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45