– Лилька, халда такая, ты откуда этого пацана знаешь? – накинулись девчонки на подругу. – И не говорила ничего!
– Да вы что! – беспомощно отбивалась та. – Я в первый раз его вижу!
– И танцевала в первый раз? – ехидно сморщила нос Лариска. – Ну, ты тихушница! Честно скажи – где занималась?
– Ой, девки, да я правду говорю! – ухватилась за виски бедная Лиля. – Он как на меня глянул – все! Ни о чем больше не думаю, только музыку слышу, и все само собой как-то выходит. Прямо дышать не могу, вся как на автомате – чуть не описалась!
– Марик, ну ты ваще! – Колдин восхищенно хлопнул Маргуса по спине и припустил по направлению к улице Каляева. – Я уж думал – все, звездец, сейчас какую-нибудь корку отмочишь. Видел, как патруль в стойку встал? Думал, повяжет…
– Не спеши, времени еще достаточно, – догнал его Ауриньш.
– А торт заныкать? А то, а се?.. Слушай, а ты правда – где танцевать так классно научился? Прямо – этот… кабальеро, блин!
– Я же сказал – один раз по телевизору видел, и запомнил.
– Ну ты даешь! А откуда узнал, что эта Лилька танцевать умеет?
– Она не умеет. Я же говорил, у нее просто антропометрия подходящая для танцев. А я ее под контроль взял.
– Это как? – остановился Цунь.
– Ну, во мне заложена такая специальная командирская программа, называется «делай, как я». Основана на резонансе биополей с обучаемым или просто партнером, когда необходимо совместное выполнение какого-либо действия. Командир при помощи этой программы берет под контроль биополе и психику партнера – например, солдата, или как сейчас вот…
– Неслабо! И что – трудно?
– Нет, не трудно. Только повышенный расход энергии происходит.
– Во ништяк! – возликовал Цунь. – Маргус, дай команду старшине, пусть нас с тобой на каждые выходные в увольнение отпускает.
– Нет, нельзя. Старшина – командир, я с командирами не имею права так поступать.
– И у вас субординация, блин. Ну как у немцев, елки-палки… Так, пришли! Держи, – он сунул в руки Маргусу коробку с тортом.
– Еще не пришли, – оглянулся Маргус, – КПП – вон где.
– Без тебя знаю, где, – фыркнул Колдин, вскарабкиваясь на кирпичный забор, часто утыканный острыми ржавыми прутьями. – Кидай мне торт, да аккуратней, смотри!
Недоумевающий Ауриньш очень аккуратным броском отправил коробку точно в руки Колдину.
– Класс! – одобрил Цунь. – Недаром ваши сабонисы так в баскет рубятся! Теперь перелазь сюда и лови торт внизу.
Все еще ничего не понимая, Маргус повиновался.
– Так, нормально! – констатировал Колдин, озираясь по сторонам. – Ага, вот здесь нормально будет, – и, облюбовав разлапистую голубую ель, растущую неподалеку от входа в казарму, он пристроил под нее коробку.
– Блин, заметить могут, – критически изрек он, оглядев тайник со стороны. – Фигня, замаскируем! – и принялся споро присыпать коробку близлежащим мусором.
– Сергей! – изумился Ауриньш. – Ты что делаешь?
– Что-что! Соображать надо! Притащи сейчас торт в казарму – знаешь, сколько шакалов налетит? Хрен чего достанется! Ночью выйдем, притащим – и с отделением сожрем, на шесть человек еще туда-сюда…
Так Колдин и Ауриньш стали настоящими героями дня! Точнее, героями ночи – среди которой, урча и облизываясь, четвертое «китайское» отделение с наслаждением пожирало пусть немного помятый, но все равно восхитительный приз, укрывшись в темном спортуголке, среди пыльных матов и гантелей.
– Если хочешь быть здоров, – наставительно изрек Цунь, сыто икая, – ешь один и в темноте!
Глава 6. МПД
В отличие от курсантов других училищ, курсанты девятой роты не изучали военно-инженерную подготовку, они изучали МПД – минно-подрывное дело, так по старой диверсионно-партизанской традиции именовался этот предмет. И, скажем без хвастовства, был этот предмет одним из самых любимых и почитаемых. Возможно, корни этой любви кроются в древней, как мир, мечте любого человека (а русского – особенно): совершить максимальное действие при минимуме физических усилий. Как бы то ни было, но предмет этот выпускники девятой роты знали крепко. Изготовить взрывчатку из любого материала (в буквальном смысле – хоть из прошлогоднего дерьма), или разобрать-собрать любой взрыватель с завязанными глазами – для них вовсе не являлось чем-то выдающимся: так – азбука, не более того. Профессиональным шиком считалось, например, успеть рассчитать количество, вес и конфигурацию зарядов, необходимых для подрыва моста, по которому проезжаешь на машине. На спор: с помощью компьютера вы такого результата не достигнете.
А начинается все, как и в любой другой науке, обыденно и скучновато: классификация взрывчатых веществ, меры безопасности при различных способах взрывания, и тому подобная рутина. С одним лишь отличием: знать эту рутину необходимо назубок, никакие вольные толкования той или иной статьи Руководства – Библии подрывника, здесь не проходят. А первые практические подрывные работы запоминаются на всю жизнь – как первый прыжок или поцелуй…
– Приготовиться!
Ледяной ноябрьский ветер уже сковал каменной коркой землю, и теперь принялся за голые пальцы курсантов. Пальцы, сжимающие отрезки огнепроводного шнура с наложенными на них спичками, каменеют быстро. Правая рука со спичечным коробком поднята вверх – сигнал, что к подрыву заряда готов. Зубы стискивают пару запасных спичек – на случай, если основная спичка не воспламенит шнур (что, кстати, случается сплошь и рядом).
– Огонь!
Судорожно чиркаешь коробком по спичечной головке, онемевшие пальцы уже ни черта не чувствуют, и спичка, весело пыхнув, отлетает в сторону. И тут секунды начинают уже не бежать, а лететь с околосветовой скоростью. Скорее, запасную спичку – на шнур! Нервно изжеванная, обслюнявленная спичка никак не ложится головкой на пороховую сердцевину шнура. Блин, у соседей шнуры уже вовсю шипят, как рассерженные гадюки! Воспламенив свои шнуры, соседи уже стоят в ожидании команды «Отходи» (спиной к зарядам, тоже – элемент психологической подготовки), и от всей души поливают тебя, козла безрукого, сердечными приветами. Отходить (а точнее, отбегать) можно только по команде.
Майор – преподаватель МПД – спокойно попыхивает неизменной сигаретой, он щелкнул кнопкой секундомера сразу после воспламенения шнура первым курсантом. Длина шнура – метр. Скорость горения шнура – сантиметр в секунду. Безопасное расстояние при подрыве открыто лежащей на грунте тротиловой шашки – полсотни метров. Скорость, которую развивает молодой подрывник при отходе от заряда, сопоставима с мастерским нормативом на стометровке. Но это ведь он знает, у него этих подрывных работ было – как китайцев в Пекине.
А у тебя уже четвертая спичка гаснет, даже не вспыхнув толком, и боевые товарищи вот-вот сожрут тебя вместе с дерьмом, и совершенно ясно, что всем вам пришел полный звездец, ибо еще мгновение – и тут будет маленькая Хиросима!
– Отходи!
Ух, каким галопом летят парни подальше от этого армагеддонистого места, зияющего дырами воронок и усеянного оплавленными обрывками шнуров! Оказывается, выражение «не чуя под собой ног» – вовсе не иносказание. Майор неторопливо трюхает позади всех, не выпуская сигареты, зажатой золотыми зубами.
– Считать взрывы!
И сразу: БУМ! БУМ! БУМ! И – ничего особенного. Только толчки воздуха, да шелест прилетевших комьев земли в пожухлой траве. Можно было и не пригибаться. А вот твоего взрыва нет. Охватывает жаркий стыд: все люди, как люди, а ты – точно, козел безрукий… Стыд сменяется морозным страхом: надо идти к заряду, а вдруг он – того?! Черт его знает, вдруг все-таки поджег шнур, да и не заметил в мандраже? Только подойдешь, а он: хре-е-нак!
– Чей заряд не сработал? – скучно спрашивает препод.
– Кажется, мой, товарищ майор, – убито признаешься ты и ватными руками начинаешь расстегивать ремень: так в кино всегда делают саперы, подступаясь к неразорвавшейся бомбе.
– Оставьте ремень в покое, товарищ курсант. Пошли…
– Я сам, товарищ майор! – в твоем голосе вдруг появляются героическо-истерические нотки. – По инструкции к отказавшему заряду разрешается подходить только одному человеку!
– Пошли, пошли…
К неразорвавшейся шашке подходишь, словно к спящей кобре. А она, родимая, знай лежит себе на том же месте, где ее оставили – присыпанная мерзлой землей от соседних взрывов, неопрятная, совсем непохожая на ту гладкую оранжевую красавицу, которую извлекли из ящика совсем недавно. Майор бросает презрительный взгляд на измочаленный конец шнура, всовывает капсюль-детонатор поплотнее в запальное гнездо и милосердно протягивает тебе тлеющий окурок, к которому ты с готовностью присасываешься.
– Да не курить! Шнур воспламеняйте, товарищ курсант!
От майорского бычка шнур мгновенно воспламеняется, выплевывая тонкую струйку сизого дымка, с особенным, военным запахом горелого пороха.
– Отходи…
Изо всех сил сдерживаешь прыть, стараясь держаться рядом с неторопливым майором. Ну же?.. БУМ! – и теплая волна счастья: сделал!
– Товарищ майор, а разрешите еще?!
– Хорошего понемногу. Вон вас еще сколько, если с каждым так возиться – до завтра не управимся.
Елки-палки, даже толком и не распробовал. Но все равно, до чего же здорово, черт побери! Чувствуешь себя самым что ни на есть матерым диверсантом, грозой фашистских эшелонов. И остро ощущается нехватка фотоаппарата.
К слову сказать, многие парни мечтают о том, чтобы любимая увидела их во время занятия чем-то сильно мужественным – например, во время подрывных работ, ведения огня из гранатомета, или укладки парашюта. Интересно, а хотели бы они увидеть любимую за типично женским занятием? Скажем, за приготовлением борща, или за швейной машинкой? Нет-нет, разумеется, любимую мы всегда рады видеть, но… Не особенно впечатляет, если честно, разве нет? Гораздо охотнее мы полюбовались бы на них в другом виде (в каком именно – не скажем, это у каждого своя тайна). Поэтому пусть парней не обескураживает тот факт, что девушку гораздо больше впечатлил бы вид возлюбленного за такими прозаическими занятиями, как ремонт стиральной машины или шитье тапочек сопливым карапузам.
Майор повел к подрывной зоне очередную пятерку курсантов. «Отстрелявшиеся» возбужденно топтались у машины, восторженно делились впечатлениями, травили анекдоты.
– Во, мужики, я свежий анекдот знаю! – вспомнил сибиряк Керсов. – Геологи рассказывали – ух, смешной!.. Короче, сидит Чапаев на рельсах. Подходит к нему Петька и говорит: «Василь Иваныч, подвинься – я сяду!». Не слыхали, да?
Народ повалился, плача не над «свежим» анекдотом, а над довольным Лехой. Серьезным оставался один лишь Ауриньш.
– Леша, – заинтересованно спросил он, наконец, – а дальше что было?
– Как что? – опешил Леха. – Ты что, не понял? Он на рельсах сидел – ты рельсы видел? Знаешь, что это такое?
– Да, я знаю, – закивал Маргус, – по ним поезда ездят. Леша, а зачем он его просил подвинуться? Рельсы же длинные, места много, он бы сел рядом – и все…
– Ну, блин, это ж – анекдот! Во ты козел, не врубаешься, – огорчился Леха.
– Леша, ты ошибаешься, – принялся терпеливо разъяснять ему Маргус. – Козел – это такое животное: с рогами, с копытами… Ты его никогда не видел?
– Да нет, это ты – козел! – в сердцах замычал Керсов. – Все объяснять тебе надо!
– Леша, ты почему так нервничаешь? – обеспокоился Маргус. – Тебя кто-то обидел?
– Да ну тебя в …! Э-э! – махнул рукой Леха и отвернулся. – Чего ржете?!
Какое-то время Маргус сосредоточенно размышлял. Наконец, он задумчиво кивнул:
– Да, да, я понял. Это, наверное, смешно. Леша, расскажи еще что-нибудь смешное, я послушаю…
– … … …! – ответ Керсова был экспрессивен, ярок и цветист, как салют.
– О! – заинтересовался Маргус. – Я не совсем понял, что ты сказал?
– Ща поймешь! – Леха решил положить конец издевательствам этого прилизанного придурка, и деловито поплевал на ладони.
– Э-э, Керзон, кончай нафиг! – забеспокоились парни. – Не видишь: не врубается человек – чего выступаешь?
– Ладно, – остыл Леха. – Ты что – правда таких слов не знаешь?
– Правда не знаю, – кивнул Маргус. – Мне еще многие слова тут не понятны, в моем словаре их нет, или они имеют другое значение. Иногда я понимаю общий смысл – из контекста, но не уверен, что правильно…
– Эх, бедолага, – снисходительно похлопал его Керсов по плечу. – Учить тебя и учить! Как же ты с живыми-то бойцами работать собираешься? Переводчика к тебе приставлять прикажешь? Ладно, слушай сюда…
И, уж как могли, курсанты принялись растолковывать киборгу азы ненормативной лексики. Несмотря на кажущуюся простоту, дело вначале застопорилось – кроме пополнения лексического запаса, потребовались разъяснения соответствующих грамматических правил, морфологии, семантических нюансов и еще многого. Но – все же какие никакие, а лингвисты! – дело сдвинулось. В конце концов, Маргус уловил, что основу данного лингвистического пласта составляют три ключевых слова, два из которых являются существительными, и обозначают органы, а третье – сказуемое, обозначающее взаимодействие первых двух существительных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18