Мы быстро осмотрели машины, выбрали просторный лимузин «эльдорадо»: восемь тонн стальной брони и пуленепробиваемые стекла. На поверхности никакого хрома, машина окрашена в скучный матовый черный цвет. Конечно, вид не столь впечатляющий, как у нашего старины РВ, зато новичок лучше впишется в окружающую среду. Целый месяц можно пользоваться — хочешь стой, хочешь езди.
Когда мы подкатили к гладким стальным воротам гаража (я за рулем), начала вибрировать нанесенная на них краской-распылителем огромная пентаграмма — появились очертания магистрали Эйзенхауэра. Проехав в ворота, мы аккуратно влились в поток машин — не думаю, что кто-нибудь заметил наше появление.
Со скоростью девяносто миль в час мы промчались по городу, миновали пропускной пункт и выскочили на второстепенную улицу, делая дикие развороты и маневрируя среди машин. Конечно, нам бы напрямую телепортироваться к атомной станции, но вокруг нее явно магические барьеры, защищающие от вторжения. Наши чародеи изо всех сил старались снять этот незримый заслон; пока что мы взяли оружие на изготовку и поставили на автоматическое управление ножной рычаг.
Свернув на боковую улочку, наш «эльдорадо» выехал за город. Фермы и поля уступили место зарослям диких трав, кустарникам, лесам. Еще несколько миль — и позади осталось небольшое заграждение из каких-то желтых резиновых конусов; а вот и более впечатляющий кордон — дорогу перегораживает скопление самой разной техники: грузовики, паровые катки, грейдеры, бетономешалки, генераторы, даже вагон с надписью «Кофе».
Я замедлил движение, увидев высокую, дородную женщину в просторных джинсах, мокрой от пота рубахе и желтой каске дорожных рабочих. На правой лодыжке у нее подозрительный бугор, по форме очень напоминает автоматический пистолет «22»: именно такое оружие предпочитают иметь при себе переодетые в штатское полицейские.
— Проезд закрыт, парень! — крикнула она. — Тебе надо развернуться и проехать по Хинкельскому шоссе!
Остановив автомобиль, я обменялся улыбками с Джессикой: отличная ложь! Никакого Хинкельского шоссе не существует, да и развернуться невозможно. Кто попытается — того ждет неудача (я говорю о нормальных людях, а не о газетчиках). И тут я заметил: многие рабочие что-то нервничают, у двоих свежие бинты — на горле и на ногах... Так, «Свист» здесь уже побывал... А что, если за дверцей нашей машины... Осмотрел женщину через темные очки: аура человеческая. В общем-то я уверен, что она из наших, но ведь от ошибок никто не застрахован... Нажал на кнопку, опустил прозрачную броню — наше окошко. Великанша нахмурилась.
— Ну, парень, говорят же тебе...
— "Цербер", — бросил я.
— "Гораций", — раздалось после паузы.
— "Вздор".
Кивнув, постовая коротко свистнула в два пальца. Тут же раздался слаженный хор — рев моторов: в нагромождении тяжелой техники образовался узкий проезд. Медленно я повел лимузин сквозь строй и наконец выбрался на шоссе.
Проезжаем еще несколько миль — дорогу заблокировали полицейские машины, расположившиеся буквой «эн»: около полусотни копов, добрая дюжина в полной боевой форме — бронежилеты, шлемы и все такое; в руках болтаются автоматы М-16. Присутствует даже отдел К-9, у ног хозяев величавой поступью прохаживаются поджарые, мускулистые немецкие овчарки. Довершают эту живописную демонстрацию силы деревянные столбы с мигающими красными фонарями. Рядом грузовик с саперным оборудованием, за ним — санитарная машина. На обочине валяются четыре искореженные полицейские машины — эти гонщики уже выбыли из борьбы... Окошко одной перепачкано чем-то красным... Ну, я решил не присматриваться.
Тут целая тонна мускулатуры в мундире армии штата ступает на середину шоссе и поднимает руку, останавливая нас, — другая рука на бедре, поблизости от девятимиллиметровой пушки. Опускаю стекло, показываю удостоверение, но это его ничуть не впечатляет.
— Спасибо за помощь, но мы уже поймали сбежавших заключенных, — вежливо произносит он.
— "Цербер!" — нетерпеливо выпаливаю я.
Его глаза превращаются в щелочки.
— "Гораций".
— "Вздор".
Следует пауза — и он тянется к пушке.
— "Правильно", — поспешно добавляю я.
Он сразу расслабляется. Ого, на разных пропускных пунктах разные пароли!
Оставив свою пушку в покое, офицер вытаскивает из-за спины микрофон и несколько секунд говорит в него. Три из четырех машин в букве «эн» разъезжаются по сторонам, освобождая проезд. Мы трогаемся — теперь понятно, почему четвертая машина не сдвинулась с места: ей место только на кладбище автомобилей.
— Кто же обидел этих парней? — хмурится Джордж.
Джессика отвечает неопределенно:
— Их было что-то около сорока — пятидесяти. В пуленепробиваемых меховых костюмах.
— "Пуленепробиваемых"? — поражается отец Донахью. — Ты хочешь сказать... плазменные пули оборотней не берут?
Положив руку на Ожерелье, Джессика вслушивается в поток тайных мыслей.
— Пули еще не доставлены. Слишком много горячих точек, а людей, способных доставить боеприпасы, мало.
— Ну красота! — бормочу я. — Просто прелесть!
Целую милю шоссе вьется серпантином — словно сама природа помогает спрятать атомную станцию от горящих безумным огнем глаз сумасшедших захватчиков, — потом выпрямляется. Впереди — четыре мамонтоподобных танка; их гигантские стодвадцатимиллиметровые стволы направлены на дорогу на уровне ветрового стекла машины. За этими колоссальными боевыми машинами — мобильная артиллерия: ракетные установки, гаубицы (рядом — открытые ящики со снарядами, готовыми к немедленному использованию), автоматы пятидесятого калибра, противотанковые ракетные гранатометы, санитарные машины «брэдли» и дюжина «хаммеров» с небольшими, сорокамиллиметровыми электропушками.
Нажимаю на тормоза, приглядываюсь: да здесь повсюду раненые! Одни, поддерживаемые товарищами, бредут к санитарным машинам, другие на носилках, стонут... Латунным снегом усеивают землю стреляные гильзы; в траве валяются покореженные обломки двух вертолетов «апаш».
Прожектора ярким светом пронзают небо, стволы пушек шарят по всему периметру баррикад. Вот это да! Деревья и кустарники по обеим сторонам шоссе засорены обрывками колючей проволоки... целые мили колючей проволоки... Неподалеку грузовик, наполовину загруженный пластиковыми коробками, а в них упаковки химического вещества для плавки этой самой проволоки. С точки зрения экологии — ужасно, зато действует быстро и надежно.
Джордж выразительно свистит:
— Да у них столько колючки, что всю чертову станцию можно окрутить.
— Причем дважды! — добавляет Тина Бланко, прижавшись лицом к бронированному стеклу.
— Но и это не помогло, — тихо произносит Джессика.
Как раз в эту минуту из кустов выскакивает белка и пускается прыгать по открытому пространству выжженной травы. Часовые кричат, солдаты разворачиваются — и по несчастному зверьку ударяют одновременно все автоматы и гаубицы, а потом для убедительности плюет сталью и свинцом пулемет Атчинсона. Когда дым рассеивается, к месту расправы направляется группа военных в серебристых, пропитанных химическим составом костюмах и огнеметами производит окончательную чистку. Что ж, действуют они правильно, я одобряю. Официальный приказ гласит: ни одну живую душу, ни один посторонний предмет не пропускать ни в ту, ни в другую сторону! На душе спокойнее, когда видишь: приказ выполняется четко и скрупулезно.
Приближаемся к баррикаде; от группы солдат, изучающих устройство М-16 с прикладом, похожим на крендель, отделяется высокий военный средних лет — генерал. Черно-зеленая армейская форма штата Иллинойс ладно сидит на его могучем теле; шлем, покрытый маскировочной сеткой, плотно прилегает к голове; ботиночки как зеркало; на брюках тщательно отутюженная складка; на ремне, в кобуре, не обычный кольт сорок пятого калибра, а гигантский сине-стальной «черный ястреб» — «автомагнум-44»: таким оружием только машины расстреливать, типа «бьюик», да мелкие строения. Двухзвездный генерал пристально глядит на нас, я так же — на него. Хромая, он направляется к нам.
«Джесс?» — мысленно спрашиваю я.
«Перебита нога, — сообщает она. — Этот человек голыми руками схватил оборотня и швырнул под танк».
Джордж Ренолт терпеть не может высших чинов, но тут даже он приходит в восхищение: и вправду настоящий генерал! А я думаю: верит ли храбрец в магию? Бюро могло бы привлечь его к работе.
— Швырнул под танк, ну и?.. — Рауль даже привстает с обитого плюшем сиденья.
— И... ничего ему не сделалось, — информирует Джессика.
— ФБР! — Оставив в кармане визитную карточку коммивояжера, предъявляю удостоверение.
Вся моя команда вовсю старается выглядеть подтянутой, внимательной, сосредоточенной — соответствовать представлению о внешнем виде федеральных оперативных работников.
Позволяю генералу внимательно рассмотреть удостоверение и фотокарточку. Конечно, оно несколько запылилось, но зато подлинное: Эдвардо Альварес, ФБР, юридический отдел, подразделение Бюро-13. Не так часто выставляю я этот факт на публичное обозрение. Пока он держит удостоверение в руках, оно начинает мерцать и поблескивать, подтверждая подлинность и информируя меня: он из наших.
В отдалении я уже вижу атомную станцию имени Эдисона, слышу слабое потрескивание горящего дерева. Вынужденная задержка меня, понятно, раздражает, но без проверки документов эти войска ни за что не пропустят нас в зону. А окажем сопротивление — попросту разорвут на части. Охрана выставлена по всему периметру. Насмотревшись, генерал презрительно фыркает и возвращает мне документ.
— Поверьте, в этой одежде вы не нуждаетесь в удостоверении.
Ах да! Я ведь до сих пор в этом клоунском костюме агента ФБР — таком, чтобы никто не отличил меня или любого нашего от человека из толпы.
— Что здесь произошло? — Засовываю удостоверение в нагрудный карман, так чтобы краешек оставался на виду.
— Нас разделали! — ревет генерал. — Езжайте туда и прикончите этих мерзавцев!
Нажимаю на педаль — лимузин рвется вперед. Вся дорога впереди искромсана: воронок столько, что похожа на кухонный дуршлаг... Да, войска постарались: лишенные возможности оставить свои позиции, изрешетили каждый дюйм шоссе, чтобы осложнить «Свисту» путь к отступлению. Приятно иметь дело с профессионалами...
Наш прочный лимузин скачет, как боевой конь, по бесконечным рытвинам; наконец приближаемся к окружающей станцию проволочной ограде высотой футов в восемь. На самом-то деле ограды три, одна за другой. Две внешние облиты особым пластиком, а та, что посередине, под током. И в этом непроницаемом барьере зияет рваная брешь такой величины, что спокойно можно загнать слона. Проезжаем в нее — стоит огромный грузовик, нагруженный бетонными столбами. Таран, конечно, примитивный, зато действенный. Черт бы побрал эту действенность! Впереди — площадка для цепных собак, там лежит то, что осталось от немецких овчарок. Времени у нас нет, пути — тоже... Увеличиваю скорость и еду прямо по кускам собачьего мяса и костей. Майкл Донахью произносит краткую молитву. У Джессики вид такой, словно она заболела.
Но у ядерного реактора есть еще одна защита, — надеюсь, она уцелела... Прямо перед нами — трехэтажное кирпичное здание. К северу возвышается на двести футов над землей охладительная башня — именно она, четко вырисовываясь на фоне неба, доступна взорам проезжающих мимо атомной станции. Ну, это всего лишь испарения теплой воды, не более опасные и вредные, чем, скажем, пар. Южнее, на открытой площадке, размещены трансформаторы, напрямую соединенные с вереницей опутанных проводами металлических башенок, по ним поступает в город электроэнергия. А в центре этой каменно-стальной конструкции — ядро индустриального пейзажа: гигантский куб из гладкого бетона. Это защитная оболочка на случай аварии; как крышка на кастрюле с кипящим супом, она полностью прикрывает здание с реактором: начнет плавиться — радиоактивное облако не вырвется на волю.
«А Чернобыль?» — Это Джессика, уловив мои мысли, передает мне свои.
«Что ж, русские хотели сэкономить на реакторе и не побеспокоились о строительстве защитного колпака».
«Они были не правы».
«Безусловно! С этим не поспоришь...»
Смотрю — машины со стоянки вывезены и расставлены вокруг здания. Ну, наш лимузин раскинул эти мелочи в стороны с такой же легкостью, с какой оборотни через них перелезли. Еще дальше в кучу свалены поломанные козлы для пилки дров, вряд ли они стали преградой для взбесившихся вервольфов. На территории станции ни одной живой души, даже ни одного трупа...
Мощная дверь центрального входа, когда-то запертая, болтается в раме из легированной стали; толстенный пластиковый корабельный канат — им связаны дверные ручки — разорван словно паутина. Неужели это все оборотни?..
Мы осторожно проникли внутрь через окна с выбитыми стеклами и тихонько пошли по хрустящим осколкам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Когда мы подкатили к гладким стальным воротам гаража (я за рулем), начала вибрировать нанесенная на них краской-распылителем огромная пентаграмма — появились очертания магистрали Эйзенхауэра. Проехав в ворота, мы аккуратно влились в поток машин — не думаю, что кто-нибудь заметил наше появление.
Со скоростью девяносто миль в час мы промчались по городу, миновали пропускной пункт и выскочили на второстепенную улицу, делая дикие развороты и маневрируя среди машин. Конечно, нам бы напрямую телепортироваться к атомной станции, но вокруг нее явно магические барьеры, защищающие от вторжения. Наши чародеи изо всех сил старались снять этот незримый заслон; пока что мы взяли оружие на изготовку и поставили на автоматическое управление ножной рычаг.
Свернув на боковую улочку, наш «эльдорадо» выехал за город. Фермы и поля уступили место зарослям диких трав, кустарникам, лесам. Еще несколько миль — и позади осталось небольшое заграждение из каких-то желтых резиновых конусов; а вот и более впечатляющий кордон — дорогу перегораживает скопление самой разной техники: грузовики, паровые катки, грейдеры, бетономешалки, генераторы, даже вагон с надписью «Кофе».
Я замедлил движение, увидев высокую, дородную женщину в просторных джинсах, мокрой от пота рубахе и желтой каске дорожных рабочих. На правой лодыжке у нее подозрительный бугор, по форме очень напоминает автоматический пистолет «22»: именно такое оружие предпочитают иметь при себе переодетые в штатское полицейские.
— Проезд закрыт, парень! — крикнула она. — Тебе надо развернуться и проехать по Хинкельскому шоссе!
Остановив автомобиль, я обменялся улыбками с Джессикой: отличная ложь! Никакого Хинкельского шоссе не существует, да и развернуться невозможно. Кто попытается — того ждет неудача (я говорю о нормальных людях, а не о газетчиках). И тут я заметил: многие рабочие что-то нервничают, у двоих свежие бинты — на горле и на ногах... Так, «Свист» здесь уже побывал... А что, если за дверцей нашей машины... Осмотрел женщину через темные очки: аура человеческая. В общем-то я уверен, что она из наших, но ведь от ошибок никто не застрахован... Нажал на кнопку, опустил прозрачную броню — наше окошко. Великанша нахмурилась.
— Ну, парень, говорят же тебе...
— "Цербер", — бросил я.
— "Гораций", — раздалось после паузы.
— "Вздор".
Кивнув, постовая коротко свистнула в два пальца. Тут же раздался слаженный хор — рев моторов: в нагромождении тяжелой техники образовался узкий проезд. Медленно я повел лимузин сквозь строй и наконец выбрался на шоссе.
Проезжаем еще несколько миль — дорогу заблокировали полицейские машины, расположившиеся буквой «эн»: около полусотни копов, добрая дюжина в полной боевой форме — бронежилеты, шлемы и все такое; в руках болтаются автоматы М-16. Присутствует даже отдел К-9, у ног хозяев величавой поступью прохаживаются поджарые, мускулистые немецкие овчарки. Довершают эту живописную демонстрацию силы деревянные столбы с мигающими красными фонарями. Рядом грузовик с саперным оборудованием, за ним — санитарная машина. На обочине валяются четыре искореженные полицейские машины — эти гонщики уже выбыли из борьбы... Окошко одной перепачкано чем-то красным... Ну, я решил не присматриваться.
Тут целая тонна мускулатуры в мундире армии штата ступает на середину шоссе и поднимает руку, останавливая нас, — другая рука на бедре, поблизости от девятимиллиметровой пушки. Опускаю стекло, показываю удостоверение, но это его ничуть не впечатляет.
— Спасибо за помощь, но мы уже поймали сбежавших заключенных, — вежливо произносит он.
— "Цербер!" — нетерпеливо выпаливаю я.
Его глаза превращаются в щелочки.
— "Гораций".
— "Вздор".
Следует пауза — и он тянется к пушке.
— "Правильно", — поспешно добавляю я.
Он сразу расслабляется. Ого, на разных пропускных пунктах разные пароли!
Оставив свою пушку в покое, офицер вытаскивает из-за спины микрофон и несколько секунд говорит в него. Три из четырех машин в букве «эн» разъезжаются по сторонам, освобождая проезд. Мы трогаемся — теперь понятно, почему четвертая машина не сдвинулась с места: ей место только на кладбище автомобилей.
— Кто же обидел этих парней? — хмурится Джордж.
Джессика отвечает неопределенно:
— Их было что-то около сорока — пятидесяти. В пуленепробиваемых меховых костюмах.
— "Пуленепробиваемых"? — поражается отец Донахью. — Ты хочешь сказать... плазменные пули оборотней не берут?
Положив руку на Ожерелье, Джессика вслушивается в поток тайных мыслей.
— Пули еще не доставлены. Слишком много горячих точек, а людей, способных доставить боеприпасы, мало.
— Ну красота! — бормочу я. — Просто прелесть!
Целую милю шоссе вьется серпантином — словно сама природа помогает спрятать атомную станцию от горящих безумным огнем глаз сумасшедших захватчиков, — потом выпрямляется. Впереди — четыре мамонтоподобных танка; их гигантские стодвадцатимиллиметровые стволы направлены на дорогу на уровне ветрового стекла машины. За этими колоссальными боевыми машинами — мобильная артиллерия: ракетные установки, гаубицы (рядом — открытые ящики со снарядами, готовыми к немедленному использованию), автоматы пятидесятого калибра, противотанковые ракетные гранатометы, санитарные машины «брэдли» и дюжина «хаммеров» с небольшими, сорокамиллиметровыми электропушками.
Нажимаю на тормоза, приглядываюсь: да здесь повсюду раненые! Одни, поддерживаемые товарищами, бредут к санитарным машинам, другие на носилках, стонут... Латунным снегом усеивают землю стреляные гильзы; в траве валяются покореженные обломки двух вертолетов «апаш».
Прожектора ярким светом пронзают небо, стволы пушек шарят по всему периметру баррикад. Вот это да! Деревья и кустарники по обеим сторонам шоссе засорены обрывками колючей проволоки... целые мили колючей проволоки... Неподалеку грузовик, наполовину загруженный пластиковыми коробками, а в них упаковки химического вещества для плавки этой самой проволоки. С точки зрения экологии — ужасно, зато действует быстро и надежно.
Джордж выразительно свистит:
— Да у них столько колючки, что всю чертову станцию можно окрутить.
— Причем дважды! — добавляет Тина Бланко, прижавшись лицом к бронированному стеклу.
— Но и это не помогло, — тихо произносит Джессика.
Как раз в эту минуту из кустов выскакивает белка и пускается прыгать по открытому пространству выжженной травы. Часовые кричат, солдаты разворачиваются — и по несчастному зверьку ударяют одновременно все автоматы и гаубицы, а потом для убедительности плюет сталью и свинцом пулемет Атчинсона. Когда дым рассеивается, к месту расправы направляется группа военных в серебристых, пропитанных химическим составом костюмах и огнеметами производит окончательную чистку. Что ж, действуют они правильно, я одобряю. Официальный приказ гласит: ни одну живую душу, ни один посторонний предмет не пропускать ни в ту, ни в другую сторону! На душе спокойнее, когда видишь: приказ выполняется четко и скрупулезно.
Приближаемся к баррикаде; от группы солдат, изучающих устройство М-16 с прикладом, похожим на крендель, отделяется высокий военный средних лет — генерал. Черно-зеленая армейская форма штата Иллинойс ладно сидит на его могучем теле; шлем, покрытый маскировочной сеткой, плотно прилегает к голове; ботиночки как зеркало; на брюках тщательно отутюженная складка; на ремне, в кобуре, не обычный кольт сорок пятого калибра, а гигантский сине-стальной «черный ястреб» — «автомагнум-44»: таким оружием только машины расстреливать, типа «бьюик», да мелкие строения. Двухзвездный генерал пристально глядит на нас, я так же — на него. Хромая, он направляется к нам.
«Джесс?» — мысленно спрашиваю я.
«Перебита нога, — сообщает она. — Этот человек голыми руками схватил оборотня и швырнул под танк».
Джордж Ренолт терпеть не может высших чинов, но тут даже он приходит в восхищение: и вправду настоящий генерал! А я думаю: верит ли храбрец в магию? Бюро могло бы привлечь его к работе.
— Швырнул под танк, ну и?.. — Рауль даже привстает с обитого плюшем сиденья.
— И... ничего ему не сделалось, — информирует Джессика.
— ФБР! — Оставив в кармане визитную карточку коммивояжера, предъявляю удостоверение.
Вся моя команда вовсю старается выглядеть подтянутой, внимательной, сосредоточенной — соответствовать представлению о внешнем виде федеральных оперативных работников.
Позволяю генералу внимательно рассмотреть удостоверение и фотокарточку. Конечно, оно несколько запылилось, но зато подлинное: Эдвардо Альварес, ФБР, юридический отдел, подразделение Бюро-13. Не так часто выставляю я этот факт на публичное обозрение. Пока он держит удостоверение в руках, оно начинает мерцать и поблескивать, подтверждая подлинность и информируя меня: он из наших.
В отдалении я уже вижу атомную станцию имени Эдисона, слышу слабое потрескивание горящего дерева. Вынужденная задержка меня, понятно, раздражает, но без проверки документов эти войска ни за что не пропустят нас в зону. А окажем сопротивление — попросту разорвут на части. Охрана выставлена по всему периметру. Насмотревшись, генерал презрительно фыркает и возвращает мне документ.
— Поверьте, в этой одежде вы не нуждаетесь в удостоверении.
Ах да! Я ведь до сих пор в этом клоунском костюме агента ФБР — таком, чтобы никто не отличил меня или любого нашего от человека из толпы.
— Что здесь произошло? — Засовываю удостоверение в нагрудный карман, так чтобы краешек оставался на виду.
— Нас разделали! — ревет генерал. — Езжайте туда и прикончите этих мерзавцев!
Нажимаю на педаль — лимузин рвется вперед. Вся дорога впереди искромсана: воронок столько, что похожа на кухонный дуршлаг... Да, войска постарались: лишенные возможности оставить свои позиции, изрешетили каждый дюйм шоссе, чтобы осложнить «Свисту» путь к отступлению. Приятно иметь дело с профессионалами...
Наш прочный лимузин скачет, как боевой конь, по бесконечным рытвинам; наконец приближаемся к окружающей станцию проволочной ограде высотой футов в восемь. На самом-то деле ограды три, одна за другой. Две внешние облиты особым пластиком, а та, что посередине, под током. И в этом непроницаемом барьере зияет рваная брешь такой величины, что спокойно можно загнать слона. Проезжаем в нее — стоит огромный грузовик, нагруженный бетонными столбами. Таран, конечно, примитивный, зато действенный. Черт бы побрал эту действенность! Впереди — площадка для цепных собак, там лежит то, что осталось от немецких овчарок. Времени у нас нет, пути — тоже... Увеличиваю скорость и еду прямо по кускам собачьего мяса и костей. Майкл Донахью произносит краткую молитву. У Джессики вид такой, словно она заболела.
Но у ядерного реактора есть еще одна защита, — надеюсь, она уцелела... Прямо перед нами — трехэтажное кирпичное здание. К северу возвышается на двести футов над землей охладительная башня — именно она, четко вырисовываясь на фоне неба, доступна взорам проезжающих мимо атомной станции. Ну, это всего лишь испарения теплой воды, не более опасные и вредные, чем, скажем, пар. Южнее, на открытой площадке, размещены трансформаторы, напрямую соединенные с вереницей опутанных проводами металлических башенок, по ним поступает в город электроэнергия. А в центре этой каменно-стальной конструкции — ядро индустриального пейзажа: гигантский куб из гладкого бетона. Это защитная оболочка на случай аварии; как крышка на кастрюле с кипящим супом, она полностью прикрывает здание с реактором: начнет плавиться — радиоактивное облако не вырвется на волю.
«А Чернобыль?» — Это Джессика, уловив мои мысли, передает мне свои.
«Что ж, русские хотели сэкономить на реакторе и не побеспокоились о строительстве защитного колпака».
«Они были не правы».
«Безусловно! С этим не поспоришь...»
Смотрю — машины со стоянки вывезены и расставлены вокруг здания. Ну, наш лимузин раскинул эти мелочи в стороны с такой же легкостью, с какой оборотни через них перелезли. Еще дальше в кучу свалены поломанные козлы для пилки дров, вряд ли они стали преградой для взбесившихся вервольфов. На территории станции ни одной живой души, даже ни одного трупа...
Мощная дверь центрального входа, когда-то запертая, болтается в раме из легированной стали; толстенный пластиковый корабельный канат — им связаны дверные ручки — разорван словно паутина. Неужели это все оборотни?..
Мы осторожно проникли внутрь через окна с выбитыми стеклами и тихонько пошли по хрустящим осколкам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28