С вечера, Ира слышала это от Хадиджи,
а Офра подтвердила, Мухаммад впал в экстаз, бился в конвульсиях, кричал -
верный, по словам старшей жены, признак того, что посетил опять пророка
ангел Джабраил.
- Наверно, он возьмет кого-то из вас, - сказала Хадиджа Ире, Офре и
Фане, собрав их вместе. - Вы новенькие, и он вас любит. Постарайтесь,
чтобы ему было хорошо. Посещая Мухаммада, ангел Джабраил читает ему от
имени Аллаха суры из священной книги Корана. Но любимый муж мой, придя в
себя, не помнит ни одного слова!
- Бедняга, - вздохнула Офра, искренне пожалев Мухаммада. А Ира
подумала: "Если он ни черта не запоминает из того, что болтает этот
Джабраил, то что же тогда он записывает в свой Коран?" Она не задала этого
вопроса вслух, но ответ, тем не менее, получила.
- Любимый муж мой Мухаммад, - продолжала Хадиджа, - после разговора с
ангелом всегда берет женщину. О, величие Аллаха! Только он, единственный и
всемогущий, мог придумать столь утонченный способ - ведь под видом
Джабраила к Мухаммаду мог явиться сам дьявол. Как узнать, как отличить? И
сказал Аллах: возьми женщину, спи с ней, и если потом, отлив семя свое, ты
не вспомнишь слов посланника, то знай - то был дьявол. А если, познав
наслаждение, ты вспомнишь сказанные им слова, немедленно повтори их,
запомни и возвести всем, ибо это истинные слова Аллаха твоего.
- Записал бы сразу, и все дела, - пробормотала Фаня, а Ира прыснула:
она-то знала, что Мухаммад был не силен в грамоте.
Речь Хадиджи открыла Ире глаза. Теперь она знала, что имел в виду
рави, утверждая, что ей, Ирине Лещинской, предстоит спасти Израиль.
Мухаммад был очень плох. Собственно, как мужчина он никуда не
годился. Естественно: человек только что пережил припадок. Что там ему
виделось, Ира не знала, но что может привидеться эпилептику? Как могла,
она постаралась привести Мухаммада в рабочее состояние, она умела
растормошить даже паралитика, и пророк воспрянул телом и духом, и в
результате излил-таки семя, как советовал Аллах, и все время повторял в
полуэкстазе слова, то ли сказанные ангелом Джабраилом, то ли просто
явившиеся в бреду:
- И убей их... потому что... евреи неугодны... нечистые... недостойны
жизни... находи их везде... по всему миру... и убей... убей...
Не хватало, чтобы это стало текстом в Коране! У Иры душа ушла в
пятки: что, если проклятый ангел шепнет Мухаммаду, что и она еврейка, и
вообще чуть ли полгарема у пророка - из публичных домов Тель-Авива? Он
должен забыть этот текст.
Должен - хорошо сказать.
И сделать тоже просто, - решила Ира. Она была профессионалкой. Когда
Мухаммад, выжатый досуха, откинулся на подушках, он не помнил не только
слов Джабраила, но даже имя свое, наверное, мог назвать с третьего захода.
А Ира, лаская пророка, шептала ему на ухо иные слова, не имея ни малейшего
представления о том, есть ли они в каноническом тексте Корана. Плевать ей
было на Коран, одно она знала: Мухаммад не должен говорить о евреях ничего
плохого. Ничего.
- Если придут к тебе иудеи, - шептала Ирина, - то рассуди между
ними... А если отвернешься от них, то они ничем не навредят тебе...
- Не навредят... - пробормотал Мухаммад, переворачиваясь на живот.
- ...А если станешь судить, - шептала Ирина, - то суди по
справедливости: поистине, Аллах любит справедливых...
- ...справедливых, - сказал Мухаммад, открыл глаза и посмотрел на
Ирину.
- О Хаттуба, ты свет очей моих, - сказал Мухаммад. - Ты принесла мне
радость. Я помню! Я помню каждое слово, сказанное ангелом Джабраилом!
И пророк произнес нараспев:
- Если придут к тебе иудеи, то рассуди между ними. А если отвернешься
от них, то они не навредят тебе!
Ира впервые в жизни плакала от радости.
Я пришел к рави Леви на другое утро. Директор Рувинский нашел для
себя более важное, по его словам, занятие: он хотел получить полные
тексты, забытые Мухаммадом навеки и не вошедшие в окончательный текст
Корана. Он хотел знать, насколько плодотворной оказалась миссия
одиннадцати израильтянок. Я мог себе представить, сколько гадостей о
евреях и их Боге мог наговорить пророку ангел Джабраил, и мне вовсе не
хотелось копаться в компьютерных интерпретациях. Куда приятнее поговорить
с достойным человеком.
- Я надеюсь, - сказал рави, ознакомившись с реконструкцией
воспоминаний Ирины Лещинской, - что вы с директором Рувинским не станете
публиковать эти тесты?
- Нет, - согласился я. - Ты был прав, мар Леви. Если бы не девушки,
этот Мухаммад нагородил бы в Коране гораздо больше гадостей, чем
получилось на самом деле. Подумать только: искать евреев по всему свету и
убивать... Ира молодец. Кстати, то, что она нашептала Мухаммаду взамен,
это ведь действительно вошло в Коран. Пятая сура. Я проверил.
- Да? - сказал рави. - Я не читал Коран, хас вэхалила.
- Послушай, - продолжал я. - Их там было одиннадцать. Они жили с
пророком много лет. Они корректировали ангельские тексты как хотели, и
Мухаммад повторял за ними как на уроке... Почему же в Коране осталось
столько вражды к неверным? Столько нетерпимости?
- Ты хочешь, чтобы я ответил? - опечалился рави. - Сколько женщин
было в гареме? Сорок? Наверняка больше. Разве все они были еврейками и
мечтали спасти Израиль?
- Далеко не все, - согласился я. - Но я хочу сказать...
- Я понимаю, что ты хочешь сказать. Что в Тель-Авиве много массажных
кабинетов и что можно получить новое разрешение на пользование
стратификатором... Если тебе и директору Рувинскому это удастся, я буду
счастлив.
Что ж, приходится сознаться: нам это не удалось. Пока мы с Рувинским
разбирали воспоминания Ирины, Офры, Фани и других девушек, пока мы по
крупицам восстанавливали текст Корана, каким он был бы, если... В общем,
мы опоздали: депутат кнессета Арон Московиц с подачи комиссара Бутлера
провел закон о запрещении участия живых существ, включая человека, в
экспериментах со стратификаторами Лоренсона. Закон был секретным, и никто
не узнал о его существовании.
- Ты понимаешь, что создал интифаду? - спросил я у Романа, когда он
зашел ко мне в шабат поговорить о футболе. - Если бы не этот закон, в
Коране можно было бы записать, что каждый араб должен любить иудея как
брата!
Бутлер покачал головой.
- Песах, - сказал он, - ты сам не веришь в то, что говоришь. Изменить
историю можно в альтернативном мире. А здесь - что сделано, то сделано. И
не более того.
Пришлось согласиться.
Вечерами я ставлю компакт-диск и вхожу в мир, реконструированный
компьютером. Я вижу Иру Лещинскую, как она склоняется над спящим пророком
и шепчет ему слова о том, что справедливость одна для всех, и что
мусульмане с иудеями - братья, ибо ходят под одним Богом, у которого
бесконечное число имен, и Аллах только одно из них...
Бедная Ира. Она могла говорить о любви часами, и эти суры стали
лучшими в Коране. Она так и осталась младшей женой пророка.
Я сказал - бедная? Надеюсь, что я ошибся.
1 2 3 4
а Офра подтвердила, Мухаммад впал в экстаз, бился в конвульсиях, кричал -
верный, по словам старшей жены, признак того, что посетил опять пророка
ангел Джабраил.
- Наверно, он возьмет кого-то из вас, - сказала Хадиджа Ире, Офре и
Фане, собрав их вместе. - Вы новенькие, и он вас любит. Постарайтесь,
чтобы ему было хорошо. Посещая Мухаммада, ангел Джабраил читает ему от
имени Аллаха суры из священной книги Корана. Но любимый муж мой, придя в
себя, не помнит ни одного слова!
- Бедняга, - вздохнула Офра, искренне пожалев Мухаммада. А Ира
подумала: "Если он ни черта не запоминает из того, что болтает этот
Джабраил, то что же тогда он записывает в свой Коран?" Она не задала этого
вопроса вслух, но ответ, тем не менее, получила.
- Любимый муж мой Мухаммад, - продолжала Хадиджа, - после разговора с
ангелом всегда берет женщину. О, величие Аллаха! Только он, единственный и
всемогущий, мог придумать столь утонченный способ - ведь под видом
Джабраила к Мухаммаду мог явиться сам дьявол. Как узнать, как отличить? И
сказал Аллах: возьми женщину, спи с ней, и если потом, отлив семя свое, ты
не вспомнишь слов посланника, то знай - то был дьявол. А если, познав
наслаждение, ты вспомнишь сказанные им слова, немедленно повтори их,
запомни и возвести всем, ибо это истинные слова Аллаха твоего.
- Записал бы сразу, и все дела, - пробормотала Фаня, а Ира прыснула:
она-то знала, что Мухаммад был не силен в грамоте.
Речь Хадиджи открыла Ире глаза. Теперь она знала, что имел в виду
рави, утверждая, что ей, Ирине Лещинской, предстоит спасти Израиль.
Мухаммад был очень плох. Собственно, как мужчина он никуда не
годился. Естественно: человек только что пережил припадок. Что там ему
виделось, Ира не знала, но что может привидеться эпилептику? Как могла,
она постаралась привести Мухаммада в рабочее состояние, она умела
растормошить даже паралитика, и пророк воспрянул телом и духом, и в
результате излил-таки семя, как советовал Аллах, и все время повторял в
полуэкстазе слова, то ли сказанные ангелом Джабраилом, то ли просто
явившиеся в бреду:
- И убей их... потому что... евреи неугодны... нечистые... недостойны
жизни... находи их везде... по всему миру... и убей... убей...
Не хватало, чтобы это стало текстом в Коране! У Иры душа ушла в
пятки: что, если проклятый ангел шепнет Мухаммаду, что и она еврейка, и
вообще чуть ли полгарема у пророка - из публичных домов Тель-Авива? Он
должен забыть этот текст.
Должен - хорошо сказать.
И сделать тоже просто, - решила Ира. Она была профессионалкой. Когда
Мухаммад, выжатый досуха, откинулся на подушках, он не помнил не только
слов Джабраила, но даже имя свое, наверное, мог назвать с третьего захода.
А Ира, лаская пророка, шептала ему на ухо иные слова, не имея ни малейшего
представления о том, есть ли они в каноническом тексте Корана. Плевать ей
было на Коран, одно она знала: Мухаммад не должен говорить о евреях ничего
плохого. Ничего.
- Если придут к тебе иудеи, - шептала Ирина, - то рассуди между
ними... А если отвернешься от них, то они ничем не навредят тебе...
- Не навредят... - пробормотал Мухаммад, переворачиваясь на живот.
- ...А если станешь судить, - шептала Ирина, - то суди по
справедливости: поистине, Аллах любит справедливых...
- ...справедливых, - сказал Мухаммад, открыл глаза и посмотрел на
Ирину.
- О Хаттуба, ты свет очей моих, - сказал Мухаммад. - Ты принесла мне
радость. Я помню! Я помню каждое слово, сказанное ангелом Джабраилом!
И пророк произнес нараспев:
- Если придут к тебе иудеи, то рассуди между ними. А если отвернешься
от них, то они не навредят тебе!
Ира впервые в жизни плакала от радости.
Я пришел к рави Леви на другое утро. Директор Рувинский нашел для
себя более важное, по его словам, занятие: он хотел получить полные
тексты, забытые Мухаммадом навеки и не вошедшие в окончательный текст
Корана. Он хотел знать, насколько плодотворной оказалась миссия
одиннадцати израильтянок. Я мог себе представить, сколько гадостей о
евреях и их Боге мог наговорить пророку ангел Джабраил, и мне вовсе не
хотелось копаться в компьютерных интерпретациях. Куда приятнее поговорить
с достойным человеком.
- Я надеюсь, - сказал рави, ознакомившись с реконструкцией
воспоминаний Ирины Лещинской, - что вы с директором Рувинским не станете
публиковать эти тесты?
- Нет, - согласился я. - Ты был прав, мар Леви. Если бы не девушки,
этот Мухаммад нагородил бы в Коране гораздо больше гадостей, чем
получилось на самом деле. Подумать только: искать евреев по всему свету и
убивать... Ира молодец. Кстати, то, что она нашептала Мухаммаду взамен,
это ведь действительно вошло в Коран. Пятая сура. Я проверил.
- Да? - сказал рави. - Я не читал Коран, хас вэхалила.
- Послушай, - продолжал я. - Их там было одиннадцать. Они жили с
пророком много лет. Они корректировали ангельские тексты как хотели, и
Мухаммад повторял за ними как на уроке... Почему же в Коране осталось
столько вражды к неверным? Столько нетерпимости?
- Ты хочешь, чтобы я ответил? - опечалился рави. - Сколько женщин
было в гареме? Сорок? Наверняка больше. Разве все они были еврейками и
мечтали спасти Израиль?
- Далеко не все, - согласился я. - Но я хочу сказать...
- Я понимаю, что ты хочешь сказать. Что в Тель-Авиве много массажных
кабинетов и что можно получить новое разрешение на пользование
стратификатором... Если тебе и директору Рувинскому это удастся, я буду
счастлив.
Что ж, приходится сознаться: нам это не удалось. Пока мы с Рувинским
разбирали воспоминания Ирины, Офры, Фани и других девушек, пока мы по
крупицам восстанавливали текст Корана, каким он был бы, если... В общем,
мы опоздали: депутат кнессета Арон Московиц с подачи комиссара Бутлера
провел закон о запрещении участия живых существ, включая человека, в
экспериментах со стратификаторами Лоренсона. Закон был секретным, и никто
не узнал о его существовании.
- Ты понимаешь, что создал интифаду? - спросил я у Романа, когда он
зашел ко мне в шабат поговорить о футболе. - Если бы не этот закон, в
Коране можно было бы записать, что каждый араб должен любить иудея как
брата!
Бутлер покачал головой.
- Песах, - сказал он, - ты сам не веришь в то, что говоришь. Изменить
историю можно в альтернативном мире. А здесь - что сделано, то сделано. И
не более того.
Пришлось согласиться.
Вечерами я ставлю компакт-диск и вхожу в мир, реконструированный
компьютером. Я вижу Иру Лещинскую, как она склоняется над спящим пророком
и шепчет ему слова о том, что справедливость одна для всех, и что
мусульмане с иудеями - братья, ибо ходят под одним Богом, у которого
бесконечное число имен, и Аллах только одно из них...
Бедная Ира. Она могла говорить о любви часами, и эти суры стали
лучшими в Коране. Она так и осталась младшей женой пророка.
Я сказал - бедная? Надеюсь, что я ошибся.
1 2 3 4