- Случайность...
- Ну, Песах... - укоризненно сказал Бутлер.
- Не хочешь же ты сказать, - рассердился я, - что Шульман действительно во всех случаях занимался гаданием и во всех случаях гадал правильно? Ведь я должен сделать такой вывод, если ты утверждаешь, что случайность здесь не при чем.
- О, уже теплее! - воскликнул Роман. - Кстати, ты меня невнимательно слушал. Ты помнишь, что сказал Шульман, когда Сара Вайнштейн обратилась к нему вторично?
- Что я, склеротик? Он сказал, что никого не принимает дважды. Ну и что? Хотел избавиться от женщины, только и всего.
- Видишь ли, Песах, ни один из его клиентов действительно не приходил к нему дважды - это легко проверить по компьютеру.
- Ну и что? Конспирация. Он не хотел, чтобы его заподозрили... Ты же говоришь, что его клиенты - сплошь уголовники...
- Не так резко. Подозрительные типы, скажем...
- Какая разница?
- Еще один момент из моего рассказа ты упустил в своей реконструкции. Подскажу, чтобы ты не мучился: Шульман был в России физиком, занимался какими-то слабыми взаимодействиями.
- Помню я это, - пробурчал я. - Мало ли чем он занимался в России? Мой дед до репатриации был директором оборонного завода в Челябинске, а здесь до самой смерти починял старые транзисторы. О чем это говорит? Ни о чем.
- Ты просто не хочешь признать, что неправ. Мозаика должна содержать все элементы.
- Он что, твой Шульман, использовал слабые взаимодействия, чтобы просвечивать мозги клиентов, и таким образом добывал информацию для предсказаний? Ты же понимаешь сам, что это чушь.
- И ты это понимаешь, - спокойно сказал Роман. - Зачем нервничать? Скажи сразу, что сдаешься.
- Нет! Дай мне подумать. До завтрашнего вечера.
- Думай, - разрешил Роман и включил лазерный карандаш.
По-моему, он прекрасно понимал, что утром в воскресенье я отправлюсь к Шульману.
Сначала я, конечно, посмотрел несколько номеров "Маарива". Запустив программу "поиск", я нашел объявление. Оно действительно было таким куцым, что потенциальный клиент просто обязан был не обратить на него внимания. Потом я позвонил гадателю и записался на прием. Шульман дважды переспросил, действительно ли я хочу погадать на кофейной гуще, из чего я сделал логичный вывод о том, что случайный клиент для этого человека явление нежелательное.
- Да, - сказал я по-русски, - мечтаю.
И мы договорились на одиннадцать. Честно говоря, я боялся, что Шульман сбежит из дома перед моим приходом.
Гадатель оказался человеком невзрачным и каким-то напуганным. Принял меня Шульман в салоне, просил подождать, пока закипит вода в кофейнике, а сам, тем временем, смотрел на меня изучающим взглядом. Возможно, думал, что бы мне наплести, чтобы было правдоподобнее.
Я выпил кофе и перевернул чашечку. Кофе показался мне горьковатым и с какими-то добавками. Чашечка была не фарфоровая, а пластмассовая, хотя и не из обычной небьющейся пластмассы.
- Вам когда-нибудь гадали на кофейной гуще? - спросил меня Шульман с ясно видимым опасением.
- Конечно, - соврал я, - много раз.
- Ага, - сказал он с сомнением, - значит, основные фигуры вам, наверно, известны?
- Нет, - опять соврал я.
Шульман бросил на меня недоверчивый взгляд, а потом забрал у меня чашечку и заглянул на дно. Если бы он увидел там живого тигра, реакция не могла бы быть более стремительной. Шульман отбросил чашечку резким инстинктивным движением, и "орудие производства", ударившись о край стола, раскололось на три неравные части. Моя реакция оказалось, надо сказать, не менее быстрой: я успел подхватить самый большой осколок прежде, чем он упал на пол. Это было донышко и на нем - причудливая кофейная клякса. Мне никогда не гадали на кофейной гуще, но черного кофе я за свою жизнь выпил изрядное количество, и на дно чашек заглядывал неисчислимое множество раз - смею вас уверить, что даже самая вязкая жидкость не способна собраться в столь странную каплю или, точнее, кляксу.
- Что же меня ждет? - спокойно спросил я, полагая, что профессионализм возьмет у Шульмана верх над страхом.
У гадателя дрожали руки, когда я передавал ему злополучный осколок.
- Да вы и сами знаете, - пробормотал он. - Завтра - допрос в полиции по делу о российской мафии. В ближайшие дни работа над рассказом... а может, главой в книге... в общем, над неким текстом, в котором некий Шульман будет главным персонажем.
- Если я - вот эта загогулина, то вы, скорее всего, правы, согласился я. - Послушайте, я понимаю, что они вас запугали, но неужели вы не могли прочитать собственную судьбу и выяснить, что добром это все равно не кончится? Или ваш метод действует только на других?
Шульман покачал головой.
- А, понял, - продолжал я. - Вы настолько трусливы, что боялись гадать себе лично, чтобы заранее не расстраиваться. Я прав?
Шульман непроизвольно глотнул, но не произнес ни слова.
- Может, мы вместе пойдем к моему другу Бутлеру? - сказал я. - И чашку захватим, а также и приборчик, который стоит у вас... где? В шкафу, наверно? Впрочем, если я знаю своего друга Бутлера, он сейчас объявится сам. Он, видите ли, очень нетерпелив.
В дверь позвонили.
- Если ты заранее знал результат, - сказал я Роману тем же вечером, то зачем натравил на Шульмана меня?
- Операция по деморализации противника, - улыбнулся Бутлер. - После тебя мы его взяли тепленьким. Видишь ли, его компьютер был пуст, он все хранил в голове. Я мог арестовать его еще вчера или даже два дня назад, но такие люди от страха либо мгновенно раскалываются, либо врут до последнего, путая следствие и самих себя. Я думал, что после твоего наскока он врать не станет.
- Иезуит проклятый, - с чувством сказал я.
- А ведь этот человек, - задумчиво продолжал Роман, - мог стать великим физиком. Лауреатом каким-нибудь.
- Ты думаешь, сейчас он лауреатом уже не станет? - поинтересовался я. - Наука есть наука. Получили же премии в свое время творцы атомной и водородной бомб.
- Не знаю, - сказал Роман. - Я бы не дал... Что меня в этой истории потрясло, Песах, так это наша израильская ментальность. Приезжает оле хадаш, физик. Хороший физик. Возможная гордость науки. И даже шапировской стипендии получить не может, потому, видишь ли, что никого из наших научных боссов теория фронтальных мировых линий не волнует. Не волнует настолько, что, когда Шульман выступил на семинаре в Технионе и рассказал о возможности полного прогнозирования личности, ему даже вопросов не задали. Вежливо похлопали - и все. Представь его моральное состояние. А на другой день... или через неделю - неважно... приходит к нему некто, напоминает о екатеринбургских дружках и предлагает неплохие деньги, побольше пресловутой стипендии, за то, чтобы Шульман открыл свое дело, занялся гаданием... в том числе для людей, бизнес которых, мягко говоря, далек от поисков справедливости на Земле.
- Я бы пошел в полицию, - сказал я.
- Не уверен. Если бы тебе предложили выбирать между кошельком и жизнью... А Шульман, действительно, храбростью не отличается.
- Но ты хоть понял, что он там открыл, этот Шульман? - спросил я.
- Наши эксперты сейчас разбираются, а Шульман их по возможности путает. Не потому, что действительно того хочет - просто вещи, которые ему лично понятны, он не может внятно объяснить. Есть, знаешь, такая категория ученых... Пока ясно одно: Шульман обнаружил (еще будучи в России, кстати), что Вселенная пронизана бесконечным количеством силовых линий слабого взаимодействия. Но линии эти протянуты не только от точки к точке, но и во времени - из прошлого в будущее. И, по идее, любое будущее можно сделать видимым - если научиться эти силовые линии различать и если расшифровать их очертания. В грубом сравнении это все равно, что сделать видимыми силовые линии магнитного поля. Помнишь школьный опыт? Кладешь железные опилки на лист бумаги, подносишь магнит и опилки мгновенно выстраиваются в причудливые фигуры...
- И для того, чтобы сделать видимыми мировые линии, понадобился кофе? - недоверчиво сказал я.
- Не сам кофе, а добавки. Плюс особый вид пластмассы, из которого сделаны чашки. Плюс усилитель, который, как ты сам догадался, стоял у Шульмана в шкафу...
- И непременно нужно, чтобы чашку переворачивал тот, чью судьбу нужно предсказать, - сказал я.
- Разумеется, ведь это твоя мировая линия должна проявиться на дне чашечки!
- Но ведь кляксы на дне еще ровно ни о чем не говорят! - воскликнул я. - Это как древнеегипетские тексты, их еще нужно расшифровать!
- А чем, по-твоему, Шульман занимался полжизни? Принцип он открыл давно, и первые опыты проделал, будучи еще доцентом в Екатеринбурге. А потом... ну, не борец он, ты же видел. Какие-то местные рэкетиры его вычислили быстрее, чем коллеги-физики. И он вынужден был предсказывать успех или провал ограблений.
- Ты хочешь сказать, что он сбежал в Израиль, спасаясь от российских преступников?
- Он-то? Чушь. Ты читал, как президент Малышев взялся в свое время за российскую преступность? Шефы Шульмана решили вывести его из-под удара и репатриировали в Израиль. А здесь к нему пришли. Мафия, как ты знаешь, международна, как ни банально это звучит.
- Тогда вот тебе другая банальность, - сказал я. - Научные открытия не должны делать люди, слабые духом. Иначе их используют вовсе не на благо человечества.
- Ах, - взмахнул руками Роман, - какие слова! Можно подумать, Сахаров был слаб духом. Или Оппенгеймер.
- Значит, - сказал я, не желая продолжать исторические аналогии, бывшие гадатели на кофейной гуще, действительно, разбирались в мировых линиях?
- Нет, конечно. Без шульмановских добавок кофе почти не дает эффекта предсказания. Кое-что накопили, конечно, за сотни лет - сугубо эмпирически. Моя бабка, например... Я тебе не рассказывал?
И комиссар Роман Бутлер поведал мне историю о своей бабушке по материнской линии, предсказавшей на кофейной гуще, что внук ее будет большим человеком в Израиле. К теме русской мафии эта история отношения не имеет, и пересказывать ее я не стану.
- Кстати, почему мафия русская? - спросил я, когда весь кофе был выпит, а чашки вымыты - переворачивать их мы не собирались. - Почему русская, а не российская? Ты разве не понимаешь, что имидж русской алии от этого...
- Ах, оставь, - поморщился Роман. - Нет на иврите разницы между словами "русский" и "российский". Можно подумать, что ты этого не знаешь. Полагаю, что имидж зависит не от игры слов.
Возможно. И все-таки, я бы предпочел, чтобы в ивритских газетах дело Шульмана называлось как-то иначе. За евреев обидно, не за державу.

1 2